После кухонного жара я с наслаждением вдохнула холодный ночной воздух. Ветер ещё нёс сырость, но, по крайней мере, дождь перестал. Бледные облачка скользили на фоне луны, небо уже очищалось. Скоро зазвонит колокол к полуночным молитвам, но еда для деревенских наконец-то готова. Горшки до утра будут томиться на медленном огне. Ветер жадно поглощал густой аромат баранины и пряностей и разносил по ночному воздуху. Я думала — если он доносит этот запах до самой деревни и они, сидя там, в холоде и сырости, с урчащими животами, чувствуют его — наверняка нас проклинают.

Я осторожно закрыла за собой дверь и, подняв фонарь, стала пробираться в темноте к своей кровати. Гудрун свернулась в уголке, положив голову на пучок соломы. В волосах у неё дремали два голубя. Я подумала, что ей наверняка холодно в таком тоненьком платье, и нагнувшись над ней, укрыла одеялом. Её руки покрывали синяки и царапины, на шее лиловый кровоподтёк. Как это случилось? Гудрун как будто не замечала боли. Удар, от которого любой взвыл бы, она сносила, даже не моргнув. Однако если кто-то дружески пожимал ей руку, она выдёргивала её, как от ожога калёным железом. Ребёнок не двигался, только тихо поднимались рёбра, но птицы проснулись и разглядывали меня блестящими чёрными глазками. Я присела рядом на кучу соломы. Я любила смотреть, как она спит, но этой ночью я очень устала.

Мы почти не спали две ночи и работали целыми днями. Мне хотелось свернуться на соломе рядом с моей Гудрун, уткнуться лицом в её длинные мягкие волосы, как эти голуби, и спать, обнимая её, мою малышку, в тепле и безопасности. Но о сне не стоило даже думать — скоро прозвонит колокол, созывая нас в часовню.

Слышит ли колокол Целительница Марта? Может, слышит и пытается встать, не понимая, что делает, как собака, бегущая на свисток пастуха? Молитвы продолжатся без неё. Всё теперь будет продолжаться без неё. Это кажется немыслимым, неправильным, но жизнь назад не повернёшь. Целительница Марта лежит в лечебнице, теперь она не лекарь, а просто бессловесное тело, о котором придётся заботиться. И кто же ее заменит? Это должен быть кто-то, обученный искусству врачевания. Я не владею и десятой долей знаний Целительницы, но у кого из нас они есть?

Возможно, моя маленькая Гудрун знала о травах и зельях больше любой из нас, но люди не доверят ей лечить даже висельника, а о себе и говорить нечего, они скорее умрут, чем возьмут лекарство из её рук. Пега помогала Целительнице Марте с тяжёлой работой и, должно быть, нахваталась каких-нибудь знаний, но что в них толку, когда она не может прочесть этикетку на склянке или рецепт в книге?

О лечении самых распространённых болезней я знаю не меньше других. Во Фландрии я вела домашнее хозяйство, лечила слуг, служанок и мужа — если у них случалась лихорадка или простуда. В бегинаже я могла бы научиться большему, но мою работу в лечебнице никогда не поощряли. Мне поручали тяжёлую и грязную работу в поле или на кухне и не давали учиться. Нужно стирать или молотить зерно? Пошлём добрую старую Беатрис, она всё сделает.

Но я быстро усваиваю знания, хотя времени на обучение у меня было совсем мало. Всё изменится, когда я стану Мартой. У меня будет время изучать травы. Мне не придётся тратить жизнь на молотьбу и стирку. Лечебница перейдёт под моё начало, и я стану работать день и ночь, чтобы сделать её эффективнее. Конечно, мне никогда не стать таким умелым врачом, как Целительница Марта, я не училась, как она, у меня нет опыта. Но я стану хорошим лекарем, стану равной остальным Мартам, здесь или во Фландрии. Я хотела этого, я этого заслужила, и Кэтрин права — кого же еще может выбрать Совет?