Пега высыпала известь в чан, и холодная вода яростно зашипела.

— Держитесь подальше, а то попадёт на вас. Османна, прикрой глаза, и ты тоже, Кэтрин. Если попадёт хоть капля извести — будет больно, как будто ткнули раскалённой иголкой. Это опасная штука, можно ослепнуть.

Мы отошли в дальний угол сарая, а Пега, завязав тряпкой рот, чтобы не надышаться испарений, тщательно перемешивала дымящуюся известковую воду. Она заставила нас втереть масло вокруг глаз, намазать руки и ноги — сказала, что брызги на коже не заметишь, пока не начнёт жечь, а тогда уже поздно.

Утром Пастушка Марта притащила в сарай двух мёртвых овец. Она сказала, там остались и другие, утонувшие или запутавшиеся в мусоре потопа, но не стоит рисковать жизнью, чтобы достать их из воды. Кроме того, они уже раздулись и не годятся в пищу. Она не могла сказать, сколько ещё мы потеряли, пока не доберётся на пастбища на холме на другом берегу реки. Но маленький деревянный мостик смыло водой, а вброд перейти сейчас невозможно. Хорошо, что бегинаж стоит на возвышенности, по крайней мере, он цел, но по полям и пастбищам вокруг разлилось много грязной воды.

Пастушка Марта оставила туши в сарае и тут же ушла в сопровождении Леона искать другой выброшенный из воды скот. Беатрис, Пега, Кэтрин и я остались разделывать мёртвую овцу. Мы отнесли мясо на кухню, и скоро от бедного животного не осталось ничего, кроме окровавленной шкуры. Голову, которая долго не хранится, Кухарка Марта решила тут же сварить, обрезки тоже пойдут в котёл. Остальное мясо придётся варить или коптить, поскольку соли осталось совсем мало. Но Кухарка Марта должна как-то сохранить это мясо, нам оно очень нужно.

Если бы мать увидела меня, разделывающую тушу, перемазанную к крови и навозе, то просто упала бы в обморок. Но на этот раз я хотела работать. Я рубила и резала, по лицу катился пот. Мне хотелось разбивать плоть и кости, пока руки не перестанут шевелиться. Я хотела прогнать из памяти лес — уж лучше запах навоза и крови, чем тот дикий лук и прелые листья. После того, как мы вчера вернулись из леса, я не могла избавиться от этой вони. Большую часть ночи я работала в лечебнице — знала, что если попробую уснуть, в мои сны явится демон. Но больничные запахи не стёрли дух леса. Та тварь всё ещё там. Она меня ждёт.

«Ты убила собственного...» — сказала Беатрис. Она не договорила «ребёнка», да и незачем. Я видела дикую ненависть на её лице. Может, и то существо тоже знает, что я убила его потомство?

Если он так зверски напал на Целительницу Марту, что она теперь изуродована до неузнаваемости, лишилась речи и парализована, что же будет со мной, когда он узнает о моем поступке? Я вздрогнула и попыталась выбросить из головы воспоминание о перекошенном лице Целительницы Марты, но оно всё стояло перед моими глазами.

— Ты уже закончила очищать шкуры? — окликнула меня Пега.

Беатрис толкнула меня локтем и показала на крошечные, как нитки, красные ошмётки мяса, прилипшие к скользким шкурам.

— Вот и вон там тоже. И как можно тебе хоть что-нибудь доверить?

Пега подошла осмотреть шкуры. Я думала, она, как и Беатрис, станет упрекать меня, но она этого не сделала.

— Прекрати донимать её, Беатрис. Сделано хорошо. Девочка здесь после почти целой ночи работы в лечебнице, и всё утро пашет как вол, сделала куда больше, чем Кэтрин. Ты собираешься хоть как-то помогать?

Кэтрин будто не слышала. Она с несчастным видом сидела на перевёрнутом ведре, лицо бледное, руки в овечьей крови.

— Бедное дитя, — сказала Беатрис. — Она так расстроена из-за Целительницы Марты, благослови её Бог. Почти ничего и не ела со вчерашнего дня и вся дрожит. Надо ей выйти на воздух.

— Ага, только она бы живо согрелась, если бы подняла свою задницу и что-нибудь сделала. Если сидеть и хныкать — Целительнице Марте не поможешь. Иди сюда, Кэтрин, помоги сложить шкуры в известь. Чем скорее сделаем, тем быстрее сможем уйти и обсохнуть.

Кэтрин встала, не глядя ни на кого из нас. Дождь пробивался через открытую дверь сарая, кровь собиралась в лужи.

Пега подобрала повыше юбки над голыми ногами, пытаясь управиться с липкими мокрыми шкурами.

— Ну, как Целительница Марта? Получше?

Я покачала головой.

— Похоже, она совсем лишилась речи. Повторяет одно и то же непонятное слово, что и в лесу. Я дала ей немного лаванды, чтобы восстановить рассудок, но...

— Кто позволил тебе лечить Целительницу Марту? — рявкнула Беатрис. — Ты знаешь не больше любой из нас, а пожалуй, и намного меньше. Только Целительница Марта умела врачевать людей, а теперь она не в себе и не может сказать, как ей помочь.

Кэтрин коротко пискнула, как щенок. Она смотрел в сторону лечебницы, в глазах стояли слёзы, руки беспомощно повисли.

Беатрис обняла её.

— Ребёнок не в состоянии работать, руки холодные, как лёд. Я отведу её погреться, не то заболеет. А мы ведь не хотим обременять Османну новыми пациентами? — она зло взглянула на меня.

Беатрис ласково повела Кэтрин из сарая, потом через двор. Под дождём засохшая кровь на руках Кэтрин размокла и начала стекать с пальцев и капать в лужи по пути.

— Ну вот, детка, — вздохнула Пега. — Похоже, остались только ты да я. Давай, берись за шкуру.

Мы подтащили тяжёлую шкуру к чану и опустили её в известь, стараясь, чтобы на нас не попадали брызги.

— Ты видела Настоятельницу Марту после ночной бури? — спросила Пега, не отводя глаз от нелёгкого дела — подвинуть шкуру в чане, не касаясь бурлящей извести.

— Кажется, больше она не выходила из своей комнаты. Позволила мне перевязать её руку, но молча. Просто сидела, глядя на стену, и лицо такое странное, как будто видела...

— Демона? — закончила Пега.

Я взглянула на Пегу — не шутит ли она — но на этот раз она говорила серьёзно.

Я молча кивнула.

— Оулмэн, — серьёзно сказала Пега. Раньше Настоятельница Марта не верила в него, но думаю, теперь верит. Она самая сильная из всех, кого я видела, но когда она, шатаясь, появилась перед нами на дороге в грозу, вид был — как будто её пытали.

— А ты, Пега... ты когда-нибудь видела Оулмэна?

Пега неистово замотала головой.

— Нет, и не хочу. Моя бабушка говорила, что последний раз его видели за годы до её рождения. Он прилетел ночью, поймал человека из деревни и утащил в когтях на верхушку церковной башни. Ещё живым. Когда Оулмэн летел над крышами домов, человек кричал, просил о помощи, но никто не посмел выйти, чтобы помочь ему. Потом наступила ночь, и крики прекратились, а утром наверху церковной башни лежала куча костей, начисто обглоданных, но в крови. Говорят...

— Пастушка Марта сказала мне про овец, — послышался голос от двери. Мы умолкли в изумлении. Перед нами, чуть прихрамывая, появилась Настоятельница Марта, почти такая же промокшая, как в ту штормовую ночь. Она откинула мокрый капюшон и заглянула в чан. Лицо её всё ещё оставалось смертельно бледным, вокруг глаз тёмные круги, она осторожно придерживала больную руку.

— Настоятельница Марта! Я не ожидала... Вам уже лучше? — спросила я.

Старуха холодно посмотрела на меня.

— Ты хорошо позаботилась о моей руке, Османна. Без сомнения, она полностью восстановится. — Голос звучал резко. — А где остальные? Я так поняла, что Беатрис и Кэтрин помогали вам с этой работой?

— Беатрис повела Кэтрин на воздух, — ответила Пега. — Малютка в таком состоянии, что от неё ни людям, ни животным никакого толку. Происшествие с Целительницей Мартой напугало её до полусмерти. Да и остальных тоже.

— Я могу понять, как расстраивает всех случившееся с Целительницей Мартой, Пега. Я не слепая и не глухая. Должна признать, я виновата, что немедленно не поговорила обо всём с бегинками. Но мне нужно было время, чтобы... помолиться. — Настоятельница Марта умолкла, стараясь подавить эмоции и не желая выдавать своих чувств. — Это было так... трудно.

Пега сжала плечо Настоятельницы Марты.

— Ты можешь рассказать о том, что видела в лесу, чем бы это ни было. Не бойся, люди тебе поверят.

— Я и сама не знаю, что видела... молния... ворон... Я не могу... — Настоятельница Марта плотно зажмурилась. Похоже, она отчаянно пыталась выбросить что-то из памяти. Потом выпрямилась и глубоко вздохнула.

— У нас так много работы. Наводнение нанесло деревне большой ущерб, но думаю, тебе, Пега, об этом рассказывать не нужно. Мы должны оказать всевозможную помощь.

Она коротко кивнула Пеге, потом мне, и направилась к двери, чуть медленнее и тяжелее, чем вошла. Натянув на голову капюшон, Настоятельница Марта обернулась.

— В час испытаний, Османна, все бегинки должны сплотиться и поддерживать друг друга. Сила нашей общины возрастает, когда мы все вместе причащаемся. Нужно отложить свои личные духовные искания и стремиться к единению. На воскресной мессе мы станем благодарить Бога за спасение Целительницы Марты и молиться о её выздоровлении. Я знаю, как сильно ты хочешь, чтобы она поправилась, Османна, и надеюсь, в воскресенье ты докажешь это, присоединившись к нам на мессе.

Настоятельница Марта проскользнула под водопадом, льющимся с крыши сарая, и исчезла под дождём.

Я чувствовала, что, несмотря на холод, щёки у меня горят. Я отвернулась, и чтобы спрятать лицо, принялась счищать обрывки плоти с оставшейся шкуры.

— Эта женщина никогда не ограничится одним словом, если можно наказать десятью, — пробормотала Пега. — Почему бы просто не сказать — она хочет, чтобы ты причастилась?

Я чувствовала, что она разглядывает меня, прямо как Настоятельница Марта.

— Некоторые, как и ты, отказываются принимать Святые Дары. Но вряд ли для тебя, Османна, причина в том, что мессу служит женщина. Вот Беатрис — да, она другая, между ней и Настоятельницей всегда были трения. А ты, я уверена, в душе надеешься, что когда-нибудь станешь служить мессу сама.

— Ты так думаешь? — вспыхнула я. — Думаешь, я отказываюсь от Даров потому, что церковь запрещает?

— Разве не так?

Я изумлённо смотрела на неё.

— Ты же знаешь, что нет. Никто из нас так не думает.

— Откуда мне знать, почему ты отказываешься, — пожала плечами Пега. — Ты говорила про это с другими, а мне никогда не объясняла.

— Я думала, тебе не интересно то, что я могу сказать. Не забывай, я дочь д'Акастера. Ты наверняка ненавидишь всю нашу семью.

— Ты точно из д'Акастеров. — Она подняла руки с перепончатыми пальцами. — Думаешь, если я такая, значит, я тупая и грубая свинья, не умеющая ни читать, ни думать?

— Ты не тупая, Пега, вовсе нет. Ты так умна, что любого можешь поймать на слове. Хочешь знать, почему я тебе не сказала? Потому, что для меня это слишком важно, я не хотела, чтобы ты посмеялась над этим, как над всем остальным.

Пега вздрогнула. Впервые за всё время я увидела в её глазах боль. Она бросила край шкуры и провела рукой по лицу, вытирая со лба блестящие капли крови и грязи.

— Да, может и так, — тихо сказала она. — Пришлось научиться. Иногда слова — твоя единственная защита. Да, я сильная, но мне не сравниться с крепким мужчиной. Думаешь, меня бы уже сотню раз не прибили насмерть, если бы я не научилась справляться с пьяными и обращать всё в шутку? Со временем это стало привычкой, но это не значит, что я... Она отвернулась.

Я потрогала пальцами мокрую липкую шкуру. Я ненавидела себя за то, что только что сказала, за боль на её лице. Мне хотелось, чтобы сейчас она вернулась к своим колючим шуткам, но я понимала — этого не произойдет.

— Ральф дал мне книгу «Зеркало простых душ», — сказала я. До сих пор я никому не говорила. — Её написала бегинка из Франции. Кое-что в книге я не понимаю, но о том, что там написано, Настоятельница Марта никогда нам не рассказывала. Что душе, по-настоящему любящей Бога, не нужно искать Его в таинствах. Пега, я знаю, Настоятельница Марта права, когда утверждает, что нам не нужен священник или церковь. Мы сами можем проводить таинства. Но книга спрашивает — а зачем нам вообще таинства? Настоятельница Марта просто строит новую церковь. Она в десять раз лучше, чем у отца Ульфрида, но почему каждый из нас не может сам говорить с Богом?

Я говорила, не глядя на Пегу, и лишь теперь отважилась поднять глаза. Я не увидела насмешливой ухмылки на её лице, только напряжённое внимание. Пега медленно кивнула.

— Твои слова, девочка, имеют смысл. Но как ты поступишь, ведь Настоятельница Марта наверняка хочет, чтобы в воскресный день все пребывали в мире? И, как ты сказала, месса о здоровье Целительницы Марты. Многие поймут твой отказ неправильно.

Я закусила губу. Что же я делаю? Я совсем не хотела причинить боль Настоятельнице Марте, не хотела, чтобы кто-то решил, будто я не беспокоюсь о Целительнице Марте. Но я больше не верю в этот хлеб. Я всем это говорила. Я больше не могу его принимать. Она не может меня заставить.

— Я не могу, Пега. И не хочу!

Пега улыбнулась, впервые за этот день.

— Ты храбрая, как боевой петух, этого не отнять. Но тебе стоит подумать над этим, девочка. Настоятельница Марта — не из тех, с кем легко справиться, если дойдёт до драки. Если пойдёшь против неё — думаю, вам обеим достанется.

Она взяла мое лицо в свои теплые, покрытые жиром ладони и приподняла.

— Судьба щедро раздает удары, и думаю, тебе еще достанется парочка вдобавок к тем, что ты уже пережила. Но ни к чему самой подставляться под них. Побереги себя, девочка.

Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.

Я словно застыла от мягкого прикосновения её губ — меня охватило отвращение. Я снова, как в детстве, чувствовала губы отца на своём лице. С минуту я не могла пошевелиться, а потом вырвалась из её объятий и бросилась прочь из сарая.