Кажется, я слышала этой ночью в большом лесу вопли умирающего. Но сейчас не уверена — может, слышала, как труп восставал из мёртвых. Он вопил пронзительно и жалобно, но не просил о пощаде. Он вызывал Смерть на поединок, запрокидывал голову и требовал страданий, будто хотел, чтобы демоны утащили его в ад. Если это был человек, должно быть, он безумец. Если долго смотреть на луну, можно сойти с ума. А сегодня луна кругла, как живот беременной женщины, и люди должны бояться её еще сильнее.

Я никогда не смогу рассказать другим женщинам, что видела, даже Пеге. Как я объясню, что делала там, в лесу, в полночь одна? Я не лунатик, не как тот сумасшедший. Я пошла в лес не для того, чтобы меня там убили, хотя прекрасно осведомлена об опасностях. Один Господь знает, сколько смертоносных тварей копошится в той древней роще. Ядовитые гадюки, дикие кабаны, волки, даже олень во время гона может убить. И будто одних зверей недостаточно, есть еще воры и разбойники, охотящиеся на любого, забредшего в их владения.

Пега, хоть она выше любого мужчины, ни за что не войдет в лес после наступления темноты. И никто из деревенских женщин. Говорят, голодные призраки, как туман скользящие среди деревьев, сожрут тебя, стоит лишь наступить на то место, где кто-нибудь умер. А за прошедшие века сотни людей умерло в этих лесах, не оставив и следа.

Мне пришлось собрать все остатки храбрости, чтобы пойти в этот лес, но что было делать? Аронник надо собирать при полной луне, только так у этой травы будет сила вернуть способность к деторождению. Я не рискнула попросить помощи ни у кого из лечебницы. Мы связаны обетом целибата, таково правило, а зачем женщине, не живущей в браке, пытаться восстановить способность рожать? Но я это делаю, я должна.

Над верхушками деревьев плыла луна, заливая светом листву, превращая ветки в жуткие выбеленные кости. Я вздрагивала в ужасе от каждого скрипа и писка, но заставляла себя идти всё дальше и дальше вглубь леса. Мне нельзя возвращаться с пустыми руками. Аронник всегда нелегко найти, при солнечном свете или под луной. Пега зовёт его дьяволовой колючкой. Эта травка любит темноту, влажные места среди древесных корней, а её пёстрые листья отлично маскируются.

Я поняла, что оказалась недалеко от реки — слышался шум бегущей по камням воды. Я повернула назад, зная, что этот цветок не растёт по берегам, предпочитая глубокую лесную тень. Потом, когда сама луна раздвинула белыми пальцами травы, обнажив бледные черешки, я его увидела. Я опустилась на колени на влажную землю, достала нож, чтобы выкопать корни, и тут услышала новый звук. Не рычание зверя. Это был человеческий голос.

Сердце дико застучало, я вскочила на ноги, стараясь не шуметь, и прислонилась спиной к шершавому стволу дерева для защиты. Моя рука крепко сжала нож, я оглядывалась, пытаясь понять, откуда доносился голос, но ничего не могла разглядеть. Говорят ли голодные призраки прежде, чем напасть?

Осторожно ступая, я попыталась незаметно уйти с того места, где услышала звук. Я прислушивалась, задерживая дыхание, но за мной не было шагов. Может, мне просто почудилось. Я осторожно кралась, молясь, чтобы меня не выдала хрустнувшая под ногами ветка. Я подошла к краю поляны, похожей на озеро ртути, раскинувшееся под ногами. Оно плескалось вокруг огромного зелёного дуба с таким толстым стволом, что его едва смогли бы обхватить шестеро мужчин. В стволе виднелось дупло, глубокое и тёмное, как склеп, и хотя оно было открыто небу, ни единый луч лунного света не проникал внутрь.

Внезапно я снова услышала голос. Он шёл откуда-то прямо передо мной. Вместо того чтобы убежать от опасности, я наткнулась на неё.

— Для Яндила, владыки подземного мира, я проливаю кровь белого оленя. Прими её, как мою кровь. Пей.

Голос звучал не дальше нескольких ярдов от меня, но поляна казалась пустой. Руки стали липкими от пота, несмотря на ночной холод, а сердце колотилось так яростно, будто вот-вот выскочит из груди. Хотелось бежать, но я слишком боялась, что меня заметят, если пошевелюсь.

— Для Тараниса, владыки этого леса, я обнажаю плоть белого оленя. Прими её, как мою плоть. Ешь.

Дрожа от страха, я вцепилась в ствол дерева, чувствуя, что если отпущу его, мне не устоять на ногах. Потом я увидела какое-то движение. Через серебристую поляну ко мне ползла чёрная тень, и это был не человек. Над его грудью возвышалась длинная узкая морда с парой ветвистых рогов, а позади болтались четыре или пять длинных хвостов. Казалось, оно ползло прямо к тому месту, где стояла я. Оно извивалось, тянулось ко мне. Я зажмурилась, стараясь не закричать.

— Дух белого оленя я приношу в дар Рантиполу, владыке воздуха. Прими его, как мой дух. Поглоти его.

Я открыла глаза, слишком испуганная, чтобы бежать. Существо стояло перед зияющим дуплом дуба, спиной ко мне. Теперь, когда его осветила луна, я поняла смысл увиденного кошмара. Нет, это был не монстр. Это мужчина, высокий и крепко сложенный. С его плеч свисала шкура оленя с рогатой головой. Зверя забили совсем недавно, в холодном ночном воздухе от шкуры ещё шёл пар. Кровь влажно сверкала в лунном свете. Я чувствовала её запах.

— Я пришёл к двери трёх миров. Позволь мне войти. Ка!

Человек отбросил с головы капюшон. Потом поднял голову оленя и водрузил поверх своей головы. По его коже и волосам стекала кровь. Схватив дымящуюся шкуру обеими руками, он завернулся в неё, как в плащ. Когда человек поднял голову, оленьи рога вскинулись вверх, словно бросая вызов луне.

— Услышь меня, Таранис, владыка погибели, великая несправедливость совершена с тобой и с нами, твоими слугами. Когда-то твоё создание, порождение отчаяния и темноты, правило этим местом. И эта долина носила его имя. Твой демон нёс всем, кто не повиновался тебе, смерть в этом мире и мучения в мире ином. Каждый человек понимал, как он страшен, и в страхе обращался к тебе и к нам, твоим слугам. Но сто лет назад, в канун Самайна, к этому порогу пришли женщины. Они не сумели убить твоего демона, но изгнали его в сумеречное время, в место теней, где протекают бесчисленные дни и безымянные годы. Сегодня ночью я открываю эту дверь, чтобы найти знание, которое снова вызовет демона. Другие до меня пытались укрыться под шкурой оленя, но гибли прежде, чем прокричит петух, ибо не были достаточно сильны, чтобы выдержать твоё испытание, и за эту слабость ты уничтожил их. Этой ночью умирает старая ведьма Кэйлич. Этой ночью рождается Цернуннос, бог плодородия. Я охотился. Я убил. Я принял его облик и его силу. Он перерождается в эту ночь, и я перерождаюсь вместе с ним.

Человек поднял вверх огромные руки с крепко сжатыми кулаками и закричал, обращаясь вверх, к звёздам.

— Таранис, владыка ночи, даруй мне знания, чтобы вызвать твоё создание к жизни, дай власть вернуть его и силу, чтобы справиться с тем, что поднимается из темноты! Ка!

Он наклонил голову и одним стремительным движением нырнул в чёрное дупло огромного дуба.

Я в оцепенении смотрела туда, где исчез этот человек, напуганная услышанным, не в силах пошевелиться. Поляна застыла в тишине. Деревья трепетали, затаив дыхание. Внезапно меня охватила паника, и ноги снова смогли двигаться. Они слишком сильно дрожали, чтобы бежать, и мне удалось сделать только несколько шагов, когда позади я услышала громкое шуршание. Как будто налетевший ветер закружил сухие листья, вот только ветра не было. Я ничего не могла с собой поделать и обернулась. Я должна была посмотреть.

Поляну всё ещё заливал призрачный свет, но она не была больше безмолвной и тихой. Земля повсюду вздымалась. Листья, корни и трава поднимались, будто тысяча кротов прокладывала под землёй путь наверх. Земляные холмы вырастали всё выше и выше, пока вдруг все они не лопнули, и из них наружу хлынул поток насекомых — жуков, червей, сороконожек, налитых кровью пауков и огромных белых личинок — все твари, что питаются мертвечиной, потянулись из грязи вверх, к лунному свету.

На землю невозможно было смотреть — каждый дюйм кишел жирными насекомыми, и все они сползались к огромному дубу. Крылья жуков щёлкали и шуршали, насекомые роились вокруг ствола, стремясь к чёрной утробе дуба. Они скользили в дупло, где исчез человек, и я услышала, как он задыхается. Потом, когда огромный поток насекомых проник под кору и заполз в дупло, стоны сменились диким криком боли и вызова.

— Я отдаю тебе свою кровь, Яндил, я отдаю тебе свою... кровь!

Голос, идущий из глубины дупла, перешёл в крик, в вопль агонии, как будто все эти могильные твари жрали его, срывая с костей живую плоть.