Жил Рагнар Грот, строго говоря, не на вилле, а в доме ленточной застройки — его дом соединялся с соседним навесом для стоянки автомобиля. Сразу было видно, какой из домов на этой улице принадлежал ему. Билли и Урсула оба это инстинктивно почувствовали, как только приблизились к нужному адресу. Его дом выглядел… чище.

До самой границы участка весь гравий, оставленный машинами, которые зимой посыпали дороги песком, был тщательно сметен как с улицы, так и с тротуара. Под навесом для машины все висело, стояло и лежало в идеальном порядке. Направляясь к дому, Билли с Урсулой обратили внимание на то, что ни на дорожке, ни на ухоженном газоне не осталось ни единого прошлогоднего листочка. Возле входной двери Урсула провела пальцем по ближайшему оконному скату и продемонстрировала палец Билли: никакой грязи.

— Вероятно, у него все свободное время уходит на поддержание порядка, — констатировала Урсула, пока Билли вставлял ключ в замок, открывал и заходил внутрь.

Дом был довольно маленьким — девяносто два квадратных метра, разделенные на два этажа. Билли с Урсулой вошли в узкую прихожую, ведущую к лестнице. На пути к ней имелись две двери и два открытых арочных дверных проема. Билли включил лампу в прихожей, и они посмотрели друг на друга. Не произнеся ни слова, оба наклонились и сняли обувь. Обычно они при обыске домов не разувались, но сюда заходить в уличной обуви казалось чуть ли не богохульством. Обувь они оставили прямо на коврике, несмотря на то что на специальной подставке под вешалкой, справа от двери, имелось свободное место. На вешалке висело одно пальто, на полке над ней лежала шляпа, а на подставке стояла одна пара обуви, хорошо начищенная, без малейших следов травы или глины. Пахло чистотой. Не чистящими средствами, а… чистотой. Урсуле вспомнился новый дом, который они с Микаэлем смотрели несколько лет назад. Там пахло так же.

Обезличенно.

Неуютно.

Урсула с Билли прошли дальше и открыли каждый по двери. За правой дверью оказалась гардеробная, за левой — ванная комната первого этажа. Быстрая проверка показала, что оба помещения производят впечатление такой же безупречной чистоты и хорошей организованности, как и все остальное в жизни директора Грота. Оставшаяся часть первого этажа незамедлительно подтвердила это впечатление. Правая арка вела в небольшую, со вкусом обставленную гостиную. Напротив дивана и мягких кресел с прилагающимся к ним журнальным столиком стоял стеллаж, половину полок которого занимали книги, а половину — виниловые пластинки. Джаз и классика. В центре стеллажа располагался начисто лишенный пыли проигрыватель. Телевизор у Рагнара Грота отсутствовал, во всяком случае в гостиной.

Левая арка вывела их в сверкающую чистотой кухню. На стене на магнитной ленте аккуратно висели ножи. Возле мойки стояла кофеварка, на столе имелись солонка и перечница. Остальные поверхности были пустыми. Чистыми.

Поднявшись по лестнице, Урсула и Билли очутились в маленьком квадратном холле с тремя дверьми. Ванная, спальня и кабинет. В кабинете позади темного тяжелого дубового стола в санкционированном сейфе висело оружие Рагнара Грота.

— Верх или низ? — спросил Билли Урсулу.

— Все равно. Ты что хочешь взять?

— Я могу взять низ и оставить оружие тебе.

— Ладно, кто управится первым, займется навесом и машиной.

— Идет. — Билли кивнул и стал спускаться по лестнице. Урсула скрылась в кабинете.

Только заключив отца в объятия, Ванья почувствовала разницу. До и после. Конечно, он похудел, но дело было не только в этом. Объятия последних месяцев содержали трепетный страх перед хрупкостью жизни, отчаянную нежность, ведь каждое прикосновение могло оказаться последним. После положительного известия от врачей объятия вдруг стали означать нечто иное. Медицинская наука продлила им путешествие, спасла их от пропасти, на краю которой в последнее время пребывали их отношения. Теперь объятия обещали продолжение. Вальдемар улыбнулся дочери. Его зеленовато-голубые глаза выглядели бодрее, чем все последнее время, и поблескивали от навернувшихся слез радости.

— Я так по тебе соскучился.

— Я тоже, папа.

Вальдемар погладил ее по щеке.

— Такое странное впечатление, будто я все открываю для себя заново, как в первый раз.

Ванья подняла на него тихий взгляд:

— Я тебя прекрасно понимаю, прекрасно.

Она отошла на несколько шагов, ей не хотелось плакать посреди вестибюля гостиницы. Она повела рукой в сторону окна и сгущавшихся за ним сумерек:

— Давай прогуляемся. Ты ведь можешь показать мне Вестерос.

— Я? Я не был здесь целую вечность.

— Ты знаешь город лучше меня. Ты же тут какое-то время жил?

Вальдемар засмеялся, взял дочь под руку и повел ее к вращающимся дверям:

— Это было тысячу лет назад, мне был двадцать один год, и я только-только устроился на первую работу.

— Ты все равно знаешь больше меня. Я знаю только гостиницу, отделение полиции и несколько мест преступления.

Они пошли, разговаривая о давних временах, когда Вальдемар был молодым и активным инженером — выпускником гимназии. Оба наслаждались моментом, беззаботной беседой, которая впервые за долгое время являлась именно беззаботной беседой, а не способом уклониться от того, что круглосуточно занимало их мысли.

Город уже стал погружаться в темноту, погода переменилась, потихоньку начинал моросить дождь. Они его почти не замечали, просто брели рядышком вдоль воды. Только через полчаса, когда дождь основательно усилился, Вальдемар почувствовал, что хорошо бы спрятаться под крышу. Ванья предложила вернуться в гостиницу и поесть.

— А у тебя есть на это время?

— Я его себе организую.

— Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.

— Уверяю тебя, еще час расследование вполне может обойтись без меня.

Вальдемар удовлетворился. Снова взял дочь под руку, и они, ускорив шаг, двинулись обратно в гостиницу.

Пока Вальдемар изучал меню бара, Ванья заказала бокал белого вина и колу лайт. Она не отрывала глаз от отца. Как же она его любит! Мать она тоже любит, но с ней всегда сложнее, больше баталий, борьбы за пространство. С отцом спокойнее. Он более гибкий. Конечно, он ее тоже провоцирует, но в областях, где Ванья чувствует себя увереннее.

Не заводит речь об отношениях.

Не ставит под сомнение ее способности.

Он в нее верит. Это придавало ей уверенности. Вообще-то Ванье тоже хотелось бы выпить бокал вина, но она чувствовала, что лучше не стоит. Скорее всего, ей придется еще поработать вечером или по крайней мере ознакомиться с новостями. Поэтому лучше сохранять голову свежей.

Вальдемар оторвался от меню:

— Мама передавала привет. Ей очень хотелось поехать со мной.

— Почему же она не приехала?

— Работа.

Ванья кивнула. Ясное дело. Не в первый раз.

— Поцелуй ее от меня.

Официантка принесла напитки. Они сделали заказ. Ванья выбрала чизбургер-чили, а Вальдемар — рыбный суп с айоли и хлеб с чесноком. Официантка взяла меню и ушла. Они подняли бокалы и молча выпили. Ванья сидела вместе с заново родившимся отцом, полностью отключившись от расследования и разных вызовов будней, но вдруг услышала голос. Голос, который ни при каких обстоятельствах не вписывался в эту интимную атмосферу.

— Ванья?

Она обернулась на голос, надеясь, что обозналась. Но нет. К ним направлялся Себастиан Бергман в мокром от дождя пальто.

— Привет, ты не слышала ничего нового о Гроте?

Ванья посмотрела на него взглядом, который, как она надеялась, явно давал Себастиану понять, что он им мешает.

— Нет. Что ты здесь делаешь? Ведь у тебя, кажется, есть дом?

— Я просто зашел перекусить и собираюсь обратно в отделение. Хотел узнать, нашли ли что-нибудь Билли с Урсулой. Ты не в курсе?

Себастиан бросил взгляд на молчавшего Вальдемара. Ванья сообразила, что надо действовать, пока отцу не взбрело в голову представиться, а в худшем случае еще и пригласить Себастиана составить им компанию.

— Я только поем. Иди вперед, я скоро буду. Увидимся в отделении.

Ни от одного нормального человека не укрылось бы прозвучавшее в ее голосе отмежевание, но, увидев, как Себастиан с осторожной улыбкой протягивает Вальдемару руку, Ванья поняла, что забыла: Себастиан нормальным человеком не является.

— Здравствуйте, меня зовут Себастиан Бергман, я работаю вместе с Ваньей.

Вальдемар вежливо поздоровался с Себастианом, привстав из кресла и пожав тому руку:

— Здравствуйте, я Вальдемар, отец Ваньи.

Ванья еще больше помрачнела: она знала, с каким удовольствием отец проявляет интерес к ее работе, и поняла, что коротким приветствием дело может не ограничиться. И действительно. Вальдемар уселся на место и посмотрел на Себастиана с любопытством:

— Ванья рассказывала о большинстве своих коллег, но, думаю, о вас мне слышать не доводилось.

— Я в их группе временно. В качестве консультанта. Я психолог, не полицейский.

Себастиан заметил, как изменилось выражение лица Вальдемара, когда он сказал, чем занимается. Тот будто копался в памяти.

— Бергман… Уж не тот ли вы Себастиан Бергман, который написал книгу о серийном убийце Хинде…

Себастиан молниеносно кивнул.

— Книги. Ну да, это я.

— Ведь это та книга, которую ты мне подарила сто лет назад, помнишь? — спросил Вальдемар у Ваньи почти с восторгом.

— Да.

— Не хотите ли присесть? — вновь обратился он к Себастиану, указывая рукой на свободное кресло напротив Ваньи.

— Папа, я уверена, что у Себастиана есть другие дела. У нас довольно сложное расследование.

Себастиан встретился с Ваньей взглядом. Уж не мольбу ли он увидел? Во всяком случае, не оставалось сомнений в том, что она отнюдь не мечтает о его присутствии.

— Нет-нет, время у меня найдется.

Себастиан снял мокрое пальто и, прежде чем сесть, бросил его на спинку кресла. Он непрерывно наблюдал за Ваньей — с улыбкой, взглядом, который невозможно было истолковать иначе как вызывающий. Он наслаждался, видя, что это злит ее еще больше, чем то, что он не ушел.

— Я не знал, что ты читала мою книгу, — сказал ей Себастиан, опускаясь в кресло. — Ты мне не говорила.

— Наверное, не успела.

— Книга ей страшно понравилась, — вставил Вальдемар, не замечая, как взгляд дочери мрачнеет с каждым его словом. — Она чуть ли не заставила меня ее прочесть. Думаю, книга стала одной из причин того, что Ванья пошла работать в полицию.

— Ой, неужели? Как приятно слышать. — Себастиан с довольным видом откинулся на спинку кресла. — Подумать только, что мне удалось так на нее повлиять.

Игра окончена. Себастиан улыбнулся Ванье самой широкой улыбкой, на какую был способен. Больше последнее слово никогда, никогда не останется за ней. Об этом только что позаботился ее любимый папа.

Микаэль позвонил Урсуле с вокзала и поинтересовался, собирается ли она с ним встретиться или ему отправляться прямо в гостиницу? Урсула выругалась про себя. Она не забыла о том, что он приезжает, правда, за весь день ни разу об этом не подумала. Урсула бросила взгляд на часы. День получился чертовски длинным и еще не закончился. Она стояла в спальне Грота и как раз намеревалась заняться двустворчатым шкафом с аккуратно сложенными рубашками, пуловерами, нижним бельем, носками и всем прочим, что Рагнар не считал нужным вешать на плечики, расположенные на расстоянии ровно три сантиметра друг от друга. Сперва Урсула хотела попросить мужа часок подождать. У нее было плохое настроение. Ее раздражало отсутствие конкретных находок. Она начала с оружия, но сразу поняла, что толку не будет. Признаки того, что из оружия недавно стреляли, конечно, имелись, но ведь Грот занимается спортивной стрельбой. При отсутствии пули, с которой можно сравнить, такая информация бессмысленна. Оставшаяся часть кабинета ничего не прибавила. В письменном столе, в секретере возле окна, на стеллаже с книгами — нигде ничего нет. Возможно, что-нибудь имеется в компьютере, но им потом займется Билли. Ванная комната тоже принесла разочарование — даже ни единого волоска в канализационных трубах.

А теперь в трубке звучал голос мужа. Микаэль настаивал на своем, ведь она сама просила его приехать. Время близится к ужину, и ей же все равно надо поесть? Урсула сдалась, спустилась по лестнице и заглянула на кухню, где Билли осматривал шкафы и ящики.

— Я ненадолго отлучусь. Вернусь через час или два.

Билли посмотрел на нее с изумлением:

— О’кей.

— Я возьму машину?

— А куда ты?

— Мне надо поехать… поужинать.

Билли ничего не понимал. Он не мог припомнить, когда Урсуле в последний раз требовалось отлучиться, чтобы поесть. В его глазах она была женщиной, живущей исключительно на бутербродах в пластиковой пленке, покупаемых на бензоколонках и поедаемых на разных местах преступлений.

— Что-нибудь случилось?

— Приехал Микаэль.

Билли кивнул, изо всех сил пытаясь изобразить понимание, хотя ему это казалось все более и более странным. Микаэль — муж, которого Билли видел один раз в течение десяти минут, когда тот забирал Урсулу с ежегодной рождественской вечеринки, — приехал в Вестерос, чтобы с ней поужинать.

Что-то явно произошло.

Урсула вышла из дома и раздраженным шагом направилась к припаркованной машине. Открывая дверцу, она вдруг сообразила, что на мгновение забыла о цели приезда Микаэля в Вестерос.

Злиться-то надо не на Микаэля.

Отнюдь.

Он ни в чем не виноват. Уже достаточно плохо, что она использует его в своих целях. Ведь он воображает, будто она позвонила, потому что соскучилась и хочет его видеть, а не потому, что его присутствие должно послужить уроком Торкелю.

Надо быть с ним поласковее, все время помнить об этом, наказывать ведь следует другого человека.

Урсула села в машину и достала мобильный телефон. По пути в центр она сделала два быстрых звонка. Один в полицию, чтобы убедиться в том, что Торкель никуда не ушел, другой Микаэлю, чтобы договориться о месте встречи. Потом сбавила скорость, чтобы наверняка приехать позже него. Включила радио, немного послушала и дала голове отдохнуть.

Шар запущен.

Наказание определено.

— Привет, Торкель.

Торкель обернулся и сразу узнал высокого темноволосого мужчину, сидевшего на одном из диванов перед комнатой дежурного. Торкель кивнул ему, изо всех сил стараясь улыбнуться:

— Микаэль, рад тебя видеть. Урсула говорила, что ты приедешь.

— Она здесь?

— Насколько я знаю, нет, но я уточню.

— Не беспокойся, она знает о том, что я здесь.

Торкель снова кивнул. Выглядел Микаэль хорошо. В темных волосах у висков угадывались отдельные седые волоски, но это ему только шло. Они с Микаэлем были примерно ровесниками, но Торкель не мог избавиться от ощущения, что выглядит старше и измученнее. Он стареет не столь красиво, а на внешности Микаэля не отразилось даже то, что ему довелось пройти через периоды борьбы с алкогольной зависимостью. Он, напротив, выглядит более спортивно и бодро, чем когда-либо.

«Наверняка, дело в генетике», — подумал Торкель, но все же стал размышлять над тем, не приобрести ли ему абонемент в спортзал. Они немного постояли молча. Торкелю совершенно не хотелось показаться неприветливым, но он никак не мог сообразить, что бы сказать. За неимением лучшего он решил пойти по проторенной дорожке — разыграть надежную карту.

— Кофе? Хочешь кофе?

Микаэль кивнул, и Торкель направился ко входу, провел своей карточкой по кодовому замку и придержал стеклянную дверь, пропуская Микаэля. Они пошли через офисное помещение к столовой.

— Я читал об этом убийстве. Похоже, расследование не из легких.

— Да, так и есть.

Торкель шел впереди молча. За все годы они с Микаэлем встречались считаные разы. В основном в начале, когда Урсула только перешла к нему в отдел. Тогда Торкель приглашал их вдвоем домой к себе и Монике. Раза два или три. В то время они с Урсулой были исключительно коллегами и общались только вместе со своими половинками. Пока у них не возникли гостиничные отношения. Сколько же времени они уже продолжаются? Четыре года? Пять, если считать тот поздний вечер в Копенгагене. Вечер, который по крайней мере Торкель, покрываясь холодным потом от угрызений совести, называл единичным эпизодом, который больше никогда не повторится. Так было тогда.

Теперь же все переменилось. Угрызения совести и обещание ограничиться одним эпизодом уступили место нескольким неписаным правилам.

Исключительно в командировках.

Дома — никогда.

Никаких планов на будущее.

Последний пункт поначалу давался Торкелю с особым трудом. Когда они лежали рядом, голые и удовлетворенные, было трудно, чтобы не сказать невозможно, не мечтать о большем. О продолжении за пределами безликого гостиничного номера. Однако в те немногие разы, когда он переходил грань и нарушал соглашение, ее глаза ожесточались, и его на несколько недель лишали свиданий. Поэтому Торкель усвоил.

Никаких планов на будущее.

Они обходятся слишком дорого.

И вот теперь он стоял в невзрачной столовой, глядя, как чашка наполняется коричневым кофе. Микаэль сидел за ближайшим столиком и потягивал капучино.

Торкель уже рассказал про расследование то, что считал возможным, значит, пришло время пустых разговоров.

Погода и ветер. (Весна уже чувствуется всерьез.)

Как дела у Микаэля на работе? (Примерно как всегда, сплошное мучение.)

Как поживает Белла? (Спасибо, хорошо, она в этом году заканчивает юридическую гимназию.)

По-прежнему ли Микаэль играет в футбол? (Нет колено не выдерживает. Мениск.)

Торкель никак не мог отделаться от мысли что накануне утром спал с женой Микаэля. Чувствовал себя лицемером.

Законченным лицемером.

Какого черта Урсула назначила мужу встречу здесь? Торкель догадывался о причине и, как ему показалось, получил подтверждение секундой позже, когда за их спинами возникла сама Урсула.

— Привет, дорогой. Извини, что опоздала.

Урсула проскользнула мимо Торкеля, не обращая на него ни малейшего внимания, и нежно поцеловала Микаэля. Потом она обернулась к Торкелю.

— У тебя есть время распивать кофе? — сухо спросила она.

Торкель уже собрался ответить, но Микаэль бросился ему на выручку:

— Я сидел и ждал у дежурного, и Торкель просто хотел проявить любезность.

— Вообще-то у нас много дел, настолько много, что приходится привлекать дополнительный персонал. Не так ли, Торкель?

Подтвердилось. Присутствие Микаэля вызвано желанием наказать Торкеля. Наказание, возможно, и не самое утонченное, но эффективно поставившее его на место. Торкель не ответил. Принимать этот вызов не было смысла. Во всяком случае, в присутствии Микаэля. Да и вообще. Когда Урсула в таком настроении, она непобедима.

Торкель извинился, но перед уходом старательно пожал Микаэлю руку. Немного гордости он все-таки способен продемонстрировать. Он терпеть не мог убегать поджав хвост.

Урсула взяла Микаэля под руку, и они вышли из столовой.

— Я плохо разбираюсь в здешних ресторанах, но Билли говорит, что тут поблизости есть отличный грек.

— Звучит прекрасно.

Они сделали несколько шагов молча, потом Микаэль остановился:

— Почему я здесь?

— Что ты имеешь в виду? — удивленно спросила Урсула.

— Только то, что сказал. Почему я здесь? Что тебе надо?

— Ничего. Я просто подумала, что раз я всего в часе езды от Стокгольма, то мы могли бы воспользоваться случаем…

Микаэль посмотрел на нее испытующе, явно не удовлетворившись объяснением:

— Ты работала и ближе к Стокгольму, чем сейчас, но никогда не звонила.

Урсула вздохнула про себя, но не допустила, чтобы это проявилось внешне:

— Именно поэтому. Мы слишком редко видимся. Мне захотелось это изменить. Пошли.

Она взяла его под руку и мягко повела дальше. Прижимаясь к мужу, она проклинала идею, показавшуюся ей накануне правильной и естественной. Чего она, собственно, хочет? Заставить Торкеля ревновать?

Унизить его?

Продемонстрировать свою независимость?

Что бы это ни было, присутствие Микаэля уже, похоже, выполнило свою функцию. Торкель явно чувствовал себя неловко, и она давно не видела его со столь низко опущенными плечами, как тогда, когда он, не произнеся ни слова, поплелся прочь.

Теперь перед Урсулой встал следующий вопрос.

Что ей делать с мужем?