Книга: Экзамен на выживание
На главную: Предисловие
На главную: Предисловие

Марина Серова

Экзамен на выживание

Пролог

Звонка, оповещающего об окончании очередного урока, она ждала подобно тому, как приговоренный к смерти ожидает времени своей казни. Наручные часы показывали, что до перемены осталось каких-то полторы минуты. Последний урок – все радуются в предвкушении завершения очередного трудового дня в школе. А для нее этот самый последний урок подобен медленной пытке, избежать которой нет никакой возможности…

Все происходит как во сне – трель звонка, хлопанье закрываемых учебников, громкие переговоры одноклассников и одноклассниц. Она медленно закрывает книгу, кладет в рюкзак толстую общую тетрадку и дневник. Сегодня у нее две пятерки по истории, одна за контрольную работу, а другая за устный ответ. Да, скоро ей с лихвой достанется за отличные отметки, скоро она пожалеет, что в очередной раз «выпендрилась» перед классом…

Впереди нее – две кумушки-подружки, неразлучные Саша и Юля, они взахлеб обсуждают, кто какое платье наденет на выпускной, кто какую прическу себе сделает. Она невольно слушает разговор одноклассниц. Как бы ей хотелось стать похожей на них! Самоуверенные красотки в джинсах-скинни, обтягивающих идеально стройные ноги, в облегающих белых водолазках, с длинными распущенными волосами. Ну и пусть, что учатся на одни трояки, зато у обеих богатенькие родители, которые без проблем устроят своих дочурок в любой вуз. А она – всеобщее посмешище, уродина, одетая в мешковатый светлый свитер и строгие прямые черные штаны, которые хоть немного прикрывают отнюдь не модельные ноги, слишком толстые ляжки и выпирающий живот. И почему природа не наградила ее такой модельной фигурой, как ее сверстниц? Одиннадцатиклассницы, как на подбор, красавицы, словно сошедшие с обложек журналов. Учителя ничего не говорят им по поводу распущенных волос и одежды, далекой от школьной формы, потому что знают – у всех богатые родители со связями. Она одна тут белая ворона, которая хоть и учится на одни пятерки, зато обладает некрасивой внешностью, противными веснушками и жиденькими волосами мышиного цвета, забранными в «крысиный» хвостик. Пусть мама и называет ее «своей красавицей», но она-то прекрасно знает, что никакая она не красавица, а самый настоящий гадкий утенок, из которого вряд ли когда-нибудь получится прекрасный лебедь…

Она бредет по коридору, наполненному школьниками и школьницами самых разных возрастов. Проходит в раздевалку, уже заранее представляя себе, какими насмешками ее будут осыпать другие девушки. Те переодеваются на урок физкультуры – маленькая комнатка наполнена девицами в красивом нижнем белье, без умолку болтающими о диетах перед выпускным и о том, кому и за сколько тысяч долларов родители собираются покупать платье. Мама настаивает, чтобы она тоже шла на выпускной, даже договорилась с сотрудницей по работе, чтобы та дала ей напрокат вечернее платье. По словам матери, это красивое синее платье, и оно достанется ей всего-то за бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет! «Ты моя гордость, – говорит мама дочери. – Будешь самой элегантной на выпускном вечере!» Да, маме не понять, что ее нескладная дочурка окажется настоящим уродом среди своих длинноногих одноклассниц в платьях из новомодных бутиков и дизайнерских туфлях. Да кому нужен этот проклятый аттестат с пятерками и медаль? Если ты выглядишь ужасно, никого не волнует, как ты учишься. Тем более что по физкультуре учитель ставит ей отличные оценки лишь из жалости, чтобы не портить аттестат. Зато одноклассники ее зло высмеивают, дразнят «коровой», «мешком с картошкой», «неуклюжей». Почему, почему она должна ходить на эту физкультуру? Чтобы смотреть, как девчонки, одетые в обтягивающие лосины и маечки на тонких бретельках, сдают нормативы на отлично, тогда как ей от обычной стометровки уже становится плохо? И как же она ненавидит свои спортивные штаны и футболку-балахон, в которых выглядит еще неуклюжее и несуразнее, чем есть на самом деле!

Она отлично помнит, как еще в младших классах никто не хотел брать ее в свою команду на эстафетах или на волейболе; как на гимнастике во второй четверти она не могла взобраться на высокое узкое «бревно», а уж пройтись по нему для нее и вовсе было смерти подобно; как под всеобщий гогот и злые насмешки она сдавала нормативы, как одноклассники хором орали обидный, придуманный каким-то злым гением стишок про нее… Она до сих пор его помнила наизусть: «жирная Зуля, рожа словно дуля». Кто-то на очередной издевательский вопрос: «…а у кого рожа как у красотули?» лихо ответил: «…у Золотовой У… о-ЛИ, короче, у Зули…» – сочинил это прозвище, которое она ненавидела всю свою жизнь. Сейчас ее так не дразнят, ведь у нее можно списать контрольную, она не откажет, потому что знает, иначе ей не поздоровится, но обидное прозвище осталось до сих пор. Она никогда не забудет, как в столовой над ней издевались девчонки, когда она ела обычный пирожок или булочку, самый дешевый обед, который могла себе позволить. Как мальчишки отнимали на перемене бутерброд, заботливо приготовленный ее матерью, и топтали его ногами, как выливали ее сок прямо на учебник… И когда же наконец закончится этот ад? Когда она вырвется из этого десятилетнего кошмара, из этой пыточной камеры?..

Глава 1

Я задумчиво бродила по спортивному магазину, пока Ленка в примерочной натягивала на себя очередные спортивные штаны. Подруга мерила уже пятые по счету тренировочные лосины, и постоянно ей что-то не нравилось. То штаны слишком обтягивающие, да и по возрасту ей в таких показываться на люди не солидно, то чересчур короткие, то, наоборот, длинные, то широкие в бедрах… На Ленку, честно говоря, не угодишь, ходить с ней по магазинам – сущее наказание. Обычная покупка кофточки (юбки, джинсов или туфель, смотри по обстоятельствам) затягивалась на долгие часы, после чего по обыкновению мы шли в какое-нибудь кафе, чтобы «праздновать» обновку. В принципе, сейчас я была абсолютно свободна – неделю назад завершила очередное дело, и пока новых клиентов у меня не было. А у Ленки и вовсе сегодня выходной, как-никак воскресенье. Подруга работает учителем французского в школе нашего города, за что с незапамятных времен к ней прилепилось прозвище Ленка-француженка. Несмотря ни на что, свою работу приятельница любит и менять ее не собирается, хотя я, признаюсь, вряд ли выдержала бы целыми днями обучать нерадивых учеников премудростям французской грамматики да проверять тетрадки. Но каждому свое, что тут говорить. Зато моя профессия меня полностью устраивает, частному детективу в наши дни скучать не приходится. Да и привыкла я к такому образу жизни, без заказов мне скучно и как-то тоскливо. Потому и убиваю время самыми разными способами, про себя надеясь, что в один прекрасный момент мой мобильник оживет: к частному детективу Татьяне Ивановой, то есть ко мне, обратится некто с невероятной запутанной историей.

Но никто, за исключением Ленки, в последнее время мне не звонил, а вот подруга с воодушевлением объявила, что намерена заняться йогой. «Знаешь, при сидячей работе йога – самое то! – заявила мне приятельница. – Я давно хотела, но все возможности не было. А тут лето на дворе, скоро и у меня каникулы, да и фигуру давно хочу в порядок привести! Давай со мной, а? Говорят, занятия ведет опытный мастер, он даже в Индии обучался!»

На это предложение я ответила отказом – на свою фигуру не жалуюсь, да и работу мою назвать сидячей сложно. Но Ленка не отставала и все же уговорила меня хотя бы помочь ей выбрать спортивные штаны для занятий. Она хотела себе нечто вроде свободных индийских шаровар с этническими узорами, в которых ходят «продвинутые» йоги, но в спортивном магазине таковых не оказалось. Зато обтягивающие лосины и легинсы привели Ленку в полнейший восторг, и она думать забыла о своих шароварах. Сразу набрала несколько понравившихся моделей и постоянно звала меня в примерочную, чтобы я оценила, как на ней сидят очередные штаны.

– Может, вот эти возьмешь? – в очередной раз я рассматривала подругу в спортивном облачении. – Смотри, они неплохо на тебе смотрятся, да и размер что надо.

– Но они черные! – скривилась подружка. – Для йоги нужно что-то… э, более оптимистичное.

– Так розовые возьми, – пожала я плечами. – По-моему, розовый цвет – это оптимистичнее некуда.

– Ты издеваешься, что ли? – обиделась Ленка. – И на кого я буду похожа? На поросенка-переростка?

– Для поросенка тебе еще расти и расти, – хмыкнула я. – Ну а что ты тогда хочешь?

Ленка придирчиво осмотрела огромную кучу штанов, которые уже перемерила. А потом заявила:

– Здесь ничего подходящего для меня нет. Слушай, а давай пойдем в другой магазин? Здесь рядом, правда, он не спортивный, зато шмоток навалом. Может, и ты себе что-нибудь подыщешь!

– Я на йогу идти не собираюсь, – покачала я головой, про себя раздумывая, как бы мне повежливее смотаться от приятельницы.

В мои планы не входило шатание по магазинам одежды до вечера. Мы и так около двух часов торчим в спорттоварах, но Ленку охватил азарт, и так просто сдаваться подруга не собиралась. Я поняла, что она не успокоится до тех пор, пока не купит себе эти треклятые треники, а мне, естественно, придется повсюду составлять ей компанию. Эх, ну зачем я согласилась на это мероприятие? Знала же Ленку и ее любовь к шмоткам, надо было сказать ей, что у меня работа, я не могу ни на что отвлекаться, пока не поймаю преступника…

– Пойдем, у тебя ж сегодня выходной! – точно прочла мои мысли приятельница. – А то одна я точно ничего не выберу!

– Да ты и со мной пока себе штаны не подобрала, – пожала я плечами. – Хотя зря, тебе эти черные очень даже подходят.

– Ну Танюш, пожалуйста! – взмолилась Ленка. – Ты вон как здорово в моде разбираешься, и мне нужно, чтобы кто-то посмотрел со стороны. Давай еще в один магазин – и все! Он большой, там я точно найду себе подходящие штаны!

Про моду Ленка, конечно, преувеличила. Конечно, чувство стиля у меня есть, но я отнюдь не модельер и не консультант, подружке просто нужна компания. Пришлось вешать неподходящие штаны куда положено и отправляться в новый универмаг.

Погода на улице стояла чудесная – тепло, ни ветерка, ни намека на дождь, ливший вчера с утра до вечера. Что скажешь – середина мая, в Тарасов наконец-то пришла настоящая весна, обещающая жаркое лето. По дороге Ленка без умолку трещала о своих грандиозных планах: она станет заниматься три раза в неделю йогой, перейдет на вегетарианскую диету, со временем, быть может, даже займется пробежками и непременно будет находить время на посещение СПА-салонов и массажа.

– А то с этой работой времени ни на что не хватает! – сокрушалась подруга. – Но начинать никогда не поздно, правда? И кстати, Танюш, зря ты так плохо относишься к йоге. Вот у меня сотрудница тоже ходит на занятия и говорит, что уже замечает в себе положительные перемены! Она даже собирается начать рисовать, представляешь? Может, ты все-таки сходишь со мной хотя бы на одно занятие?

– Лен, штаны я выбрать тебе помогу, но на йогу точно не пойду, – категорично заявила я. – Сама знаешь, работа у меня непредсказуемая, поэтому записываться ни в какие секции я не могу.

– Ага, а когда ты завершаешь свое новое дело, то неделями шатаешься без работы! – заметила Ленка. – Вот лучше бы чем полезным занялась, а не…

Неожиданно ее прервал звонок – и, к моей великой радости, мобильный звонил у меня, а не у подруги. Я с торжествующим видом вытащила телефон из сумки, посмотрела на экран. Номер неизвестен, что не могло не вселять надежду. Я поднесла трубку к уху и проговорила:

– Слушаю.

– Мне нужно поговорить с Татьяной Александровной Ивановой, – тихо проговорил на том конце линии усталый, можно сказать, замученный женский голос. – Мне дали этот номер, я правильно позвонила?

– Да, все верно, – подтвердила я. – А вы по какому вопросу и как к вам обращаться?

– Меня зовут Мария Васильевна Золотова, – женщина говорила так же тихо, но мне показалось, что в ее голосе прозвучало нечто похожее на надежду. – У меня очень трудная ситуация, и мне просто необходима ваша помощь… Моя знакомая Арина Словакина порекомендовала вас, она говорила, что вы лучший частный детектив Тарасова. Вы, наверное, помните ее?

– Сложно сказать, – проговорила я. – У меня было много клиентов, но за хвалебные отзывы весьма благодарна.

– Полиции я не верю, – продолжала моя собеседница. – Я обратилась к ним, но толку никакого, и мне кажется, они только время тянут. Ждут, пока… пока мою дочь убьют.

Я услышала сдавленные рыдания.

– Где и когда вам удобно встретиться? – сразу перешла я к делу.

Мария Васильевна шмыгнула носом и виновато пробормотала:

– Простите, я очень переживаю за дочку… Если вы не очень заняты, скажите, когда сможете приехать… Не знаю, где встречаются с частными детективами, я впервые в такой ситуации…

– Где хотите, там и встретимся, – быстро произнесла я. Краем глаза увидела, как Ленка разочарованно смотрит на меня, подруга поняла, что сегодняшний поход по магазинам со мной отменяется. Я же была этому только рада.

– Если вам удобно, могу приехать к вам домой, – заметила я.

– Да, это было бы замечательно… – пробормотала женщина. – Приезжайте поскорее, как только сможете… Я на работе отгул взяла за свой счет, я весь день дома буду, потому что не знаю, что мне делать и как быть…

– Говорите адрес, – я на ходу вытащила блокнот и ручку. – Где вы живете?

– Улица Коломенская, дом тридцать шесть, квартира восемьдесят девять… – продиктовала Мария Васильевна. – Это Ферзенский район города…

Я прикинула в уме, сколько времени займет дорога, потом сказала:

– Хорошо, через полчаса я буду у вас.

Ленка смотрела на меня с видом ребенка, которому на Новый год пообещали дорогую игрушку, а потом подарили дешевую шоколадку. Я скорчила расстроенную мину и виновато развела руками.

– Прости, подруга, придется тебе одной покупать штаны. Что поделаешь – работа…



Ферзенский район города находился где-то на окраине Тарасова, но ехала я быстро, да и пробок в это время дня не было. Мария Васильевна жила в доме на тихой улочке, поблизости от которой находились пара сетевых продуктовых магазинов да маленький детский садик. Скорее всего, моя новая клиентка – женщина небогатая, состоятельные люди предпочитают селиться в более презентабельных районах города. И все-таки она собралась нанимать частного детектива, который берет за свою работу немало. Следовательно, у нее действительно непростая жизненная ситуация, и мне уже не терпелось услышать от нее рассказ о своей беде.

Я быстро отыскала нужный мне дом – обычная девятиэтажка, дверь с домофоном, но подъезд не слишком чистый, а лифт старенький, маленький, удивительно, что он еще работает. Я порадовалась, что он не застрял где-нибудь на середине пути, иначе я попала бы в крайне неловкую ситуацию. Жила Золотова на восьмом этаже, когда двери лифта неспешно раскрылись, я сразу ее увидела. Усталая женщина лет сорока пяти – пятидесяти, явно никогда не бывавшая ни в салонах красоты, ни в дорогих бутиках. Думаю, посещение обычной парикмахерской для нее было едва ли не праздником, а вещи она покупала себе на рынке. От женщины пахло какими-то резкими духами, явно купленными на распродаже. Одета она была в светло-синюю рубашку и темную юбку, что делало ее похожей на учительницу в школе. Поблекшие волосы мышиного цвета, в которых виднелись седые пряди, забраны в строгий пучок, который совершенно не шел к ее лицу, прическа делала мою клиентку еще старше, чем она есть на самом деле. И только глаза казались красивыми – в них были бездонная глубина и нескончаемая грусть.

– Здравствуйте, вы Татьяна Александровна? – прошелестела женщина. Я кивнула и ответила приветствием.

– Проходите… – пригласила Золотова как-то нерешительно, сама прошла в коридор своей квартиры. Ходила она неуверенно, сгорбившись, чем еще больше напоминала старушку.

– Извините за беспорядок в доме… – неуверенно, извиняющимся тоном проговорила она. – Я… у меня даже сил убраться не было с тех пор, как Оленька моя пропала…

– Оля – это ваша дочь? – догадалась я. Мария Васильевна кивнула и всхлипнула как-то по-детски, от чего мне вдруг стало дико жалко эту несчастную женщину.

– Успокойтесь, – проговорила я. – Сейчас вы мне все расскажете. Где вам удобнее разговаривать?

– Пойдемте на кухню…

Я сняла обувь и аккуратно поставила свои ботинки в крошечной прихожей. Беспорядка в квартире я не заметила, однако обстановка дома буквально кричала о бедности его хозяев. Мебель – старая, обои светло-бежевые в ромбик, какие были еще в домах прошлого века, полы хоть и чистые, но покрыты самым дешевым линолеумом… На кухне обстановка тоже была предельно простой и незатейливой, самой дорогой вещью здесь, наверно, был большой холодильник. Думаю, на него Мария Васильевна копила долго, но вещь в быту необходимая, а другой техники на кухне не имелось. Я не увидела ни мультиварки, ни микроволновки, ни даже электрического чайника. Обычная газовая плита, шкаф с посудой, раковина, цветы на подоконнике – вот все составляющие нехитрой кухонной обстановки. Женщина выдвинула табурет и предложила мне сесть, сама поставила на газовую горелку чайник.

– Будете чай? – предложила она. – Или кофе? Извините, у меня к чаю только конфеты и печенье, угощайтесь…

Я поблагодарила Золотову за заботу, потом проговорила:

– Мария Васильевна, расскажите мне, что за история с вами приключилась. Как я поняла, дело касается вашей дочери?

– Да, все верно… – грустно кивнула женщина. – Я очень прошу вас, помогите найти мою Оленьку… Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу!

– Я постараюсь вам помочь, – сказала я. – Но для этого мне необходимо знать все подробности происшествия. Расскажите про вашу дочь, как и когда она пропала, кого вы подозреваете. Сколько вашей дочери лет?

– Весной Оле семнадцать исполнилось, – вздохнула женщина. – Она учится в одиннадцатом классе. Отличница, умница, собирается в университет наш Тарасовский поступать, школу с медалью окончит…

Я внимательно посмотрела на Марию Васильевну. Если ее дочери семнадцать, то во сколько же лет женщина родила Олю? Если я была права и Марии Васильевне около пятидесяти, выходит, Оля поздний ребенок. Ладно, такое тоже бывает…

Вслух я спросила другое.

– А где отец Оли? Вы разведены?

– К сожалению, Семен бросил меня, когда я забеременела, – грустно пояснила моя собеседница. – Такое сплошь и рядом, как говорят – поматросил и бросил. А я дурочка была, в любовь верила. В двадцать пять лет с Семеном познакомилась, он мне голову вскружил. Есенина с Блоком цитировал, на гитаре играл, обещал, что женится на мне… Вот я и поверила. А когда узнала, что беременна, на радостях Семену сообщила. Ну и что вы думаете? Так он и сказал: мне ребенок не нужен, делай аборт. И вообще, я для него была развлечением, позже узнала, что у Семена еще несколько девушек было. Он же красивый был, девчонкам нравился. А я-то все думала, что он меня любит…

– Простите за бестактный вопрос, получается, вам сейчас сорок два года? – Я быстро произвела мысленные расчеты.

– Сорок три, – поправила Мария Васильевна. – Знаю, что плохо выгляжу. Понимаете, чтобы Оленьку содержать, мне пришлось на две работы устроиться. Так вот и живем – я постоянно работаю, Оля в школе учится… Зарплата у меня невысокая, я в музыкальной школе преподаю, а по вечерам еще уборщицей подрабатываю. Приходится из одного конца города в другой мотаться, чтобы никто не узнал, а то представляете, позор какой будет! Преподаватель в музыкальной школе учит детей и взрослых на фортепиано играть, а по вечерам полы моет в магазине…

– Да уж, вам не позавидуешь, – покачала я головой. Золотова продолжала:

– Как ни странно, Оля музыкой не заинтересовалась, хотя у нас пианино в комнате стоит, если хотите, я вам покажу. Мы его давно еще купили, мама моя жива была, царствие ей небесное… А вот Оля никогда играть не хотела, хотя я, когда дочка маленькая была, ей «Лунную сонату» Бетховена играла, Вивальди, Моцарта. Хотела, чтобы ребенок с детства к классике приучался. Зато Оленька очень хорошо рисует, правильно говорят – одним одно, другим другое. Я ее, несмотря на материальные трудности, в двенадцать лет в художественную школу отдала, она ее на отлично закончила. Жаль только, что сейчас Оля ничего не рисует… Хотите, покажу ее картины? В кухне ничего нет, я их в комнатах развесила, пойдемте!

Внезапно женщина оживилась, в глазах ее появились огоньки, и сама она как-то сразу выпрямилась, точно гордость за дочь заставила ее распрямить плечи. Я встала и пошла за Марией Васильевной в комнату – такую же маленькую, как кухня, вся обстановка там состояла из кровати, письменного стола с компьютером (не последней марки, явно недорогим), книжного и платяного шкафов. Я поняла, что это комната Оли, семнадцатилетней дочери хозяйки квартиры. Все стены были увешаны рисунками, в основном пейзажами какой-то сельской местности. Не скажу, что я хорошо разбираюсь в живописи, но, на мой взгляд, некоторые работы Оли были очень даже неплохими, судя по всему, эти картины она рисовала лет в пятнадцать. Были и совсем детские рисунки, но все работы Оли были яркими, сочными и жизнерадостными.

– Вот Оля рисовала в семь лет, – Мария Васильевна показала на маленькую картинку, на которой была изображена речка с островом, поросшим зеленью. – Это мы на дачу ездили, еще когда мама моя жива была. Сейчас, увы, уже не получается туда выбираться – у меня работа, а Оля даже в каникулы дома сидит, книжки читает да иностранный язык учит. Она хочет на переводчика учиться, мечта у нее такая… В одиннадцатом классе у нее нагрузка тяжелая, Оленька четыре раза в неделю к репетиторам ходит заниматься. По иностранному языку два раза в неделю, еще по математике и физике. Оля ведь у меня гуманитарий, а чтобы ей медаль получить, надо ведь по всем предметам отличницей быть! Вот времени у девочки моей совсем нет…

– Да, у вас талантливая дочь, – кивнула я, разглядывая картины. – И вы говорите, что Оля пропала? Когда это случилось?

– Понимаете, как бы так сказать… – Мария Васильевна замешкалась. – В последнее время с Олей что-то странное творится. Она совсем не такая стала, как раньше. Знаете, Оля ведь всегда росла тихой, скромной девочкой, подруг у нее не было, она только училась и домашние задания делала. В художественную школу ходила, в девятом классе ее окончила. Когда Оля маленькая была, я ее на танцы пыталась отдать, но пришлось секцию бросить – там ведь все дети вертлявые, раскованные, подвижные, а Оля комплексовала очень. Она стеснялась, и я решила, раз ребенку не нравится, то ладно. В бассейн тоже ее отдавала, но дочка заболела и бросила. А вот в художественную школу ходила с удовольствием. Сначала мама моя ее водила, но когда Оле было тринадцать лет, бабушка ее умерла от инфаркта. А меня постоянно дома не было, иногда без выходных приходилось работать, за что я себя сейчас ругаю. Внимания девочке не уделяла, и Оля росла без меня, если можно так выразиться. После смерти бабушки дочка в себе замкнулась и еще старательнее стала учиться, чтобы меня не расстраивать. Готовить сама начала, чтобы я на это время не тратила. Ну и уроков им очень много задают, на всякие глупости у Олечки времени не было. Я нарадоваться на дочку не могла – другие девчонки в ее возрасте о мальчишках да о шмотках думают, по дискотекам бегают, а Оля не такая. Она никогда у меня денег не просила, чтобы по магазинам прошвырнуться, да и не любит Оля наряжаться. Она очень умная, и кризиса подросткового возраста у нее не было. А вот в последние месяцы все как-то изменилось. Оля стала нервная, раздражительная, плакала часто. Я спрашивала почему, может, в школе что-то не получается, но нет – в дневнике одни пятерки, задания все выполнены. А Оля постоянно твердила, что не хочет в школу ходить, даже пыталась врать мне, что у нее температура. Я было подумала, может, в семнадцать лет у Оли этот самый переходный возраст начался? Может, влюбилась она в кого? Спрашивала, но дочка ничего мне не отвечала, только еще неразговорчивее становилась. Бывало, слова из нее не вытянешь, на мои вопросы не реагирует, а в глазах слезы. Я решила, что Оля по бабушке так переживает, скучает. Все-таки, кроме меня и бабушки, у нее родных никаких нет, вот, может, в этом вся причина? А неделю назад и вовсе кошмар случился. Я пришла домой с работы поздно вечером, а Оли дома нет. Это очень странно – дочка после школы всегда домой приходит, она мне по телефону мобильному звонит, сообщает, где она. Я давно ей сотовый подарила, самый простой, конечно. Но сейчас без мобильников никуда, стационарных телефонов давно нет. Конечно, телефон у дочки простой, без интернета, но звонить и писать смс-сообщения можно, а что еще от мобильника требуется? Так у Оли и компьютер есть, им по учебе он необходим. В конце концов, не в каменном веке ведь мы живем! Так вот, я по мобильному Оле позвонила, но номер был недоступен. Хотя в тот день репетиторов у дочери не было, и она мне смс прислала, что дома находится. Я забила тревогу – может, случилось что? Обзвонила все морги, все больницы, но нигде Оли, к счастью, не было. Всю ночь не спала, на работах отгул взяла, думала с утра в полицию идти. И тут Оля возвращается, как ни в чем не бывало! Я ее спрашиваю, ты где всю ночь была? Но дочка нулем на меня, собрала сумку и ушла на занятия!

– Раньше Оля никогда не уходила ночевать к знакомым? К подружкам? – уточнила я.

– Да не было у нее никаких подружек! – воскликнула Мария Васильевна. – Если бы она с кем-то дружила, то обязательно бы познакомила меня со своими друзьями! А так – нет, да и времени у нее не было…

– Это очень странно, – заметила я. – Что, вообще у вашей дочери не было хотя бы знакомых?

– Нет, ну знакомые, конечно, были, – пожала плечами женщина. – Одноклассники и одноклассницы, с ними Оля в школе общается. Но не дружит ни с кем. Она мне рассказывала, что в школе у них никто особо не старается, не учится. Кому-то по блату пятерки и четверки ставят, кто-то списывает… Школа-то у нас самая обычная, та, что поближе к дому. В классе, где учится Оля, девчонки только о всякой ерунде думают, не то что моя дочь. Да сейчас вся молодежь такая, это мне с дочкой повезло несказанно. Как с первого класса она стала на отлично учиться, так и до одиннадцатого старается. Потому что знает – с деньгами у нас туго, оплатить учебу в университете я при всем желании не смогу, надеяться Оле приходится только на свои знания. Дочка все это прекрасно понимает и потому пытается меня не расстраивать. Она же видит, с каким трудом мне деньги достаются!

– Но у вас есть предположения, куда могла уйти ваша дочка? – продолжала расспрашивать я. Мария Васильевна пожала плечами.

– Ума не приложу! – воскликнула она. – Когда мама моя жива была, она дружила со своей одноклассницей, Лорской Анной Степановной. У Анны Степановны есть внучка Лена, ей столько же лет, сколько и Оле. В детстве девочки дружили, хотя и виделись редко, только когда мы их в гости звали или Анна Степановна – нас. Я редко с ними ходила, так – обычное застолье, не больше. Потом мама умерла, и дружба эта сама собой прекратилась. Вот, наверно, единственная подруга Оли – это Лена, и то в детстве.

– Вы звонили Лорским? Когда Оля пропала? – уточнила я. Мария Васильевна кивнула.

– Да, я позвонила им, еще классной руководительнице Оли… Но у Анны Степановны дочки не было, а классная руководительница сказала, что Оля была, как обычно, в школе, на всех уроках, к посещаемости дочери у учителей претензий нет. А больше я не знала, кому звонить.

– Так, ладно, – кивнула я головой. – Что же было дальше?

– А дальше я стала подозревать, что дочка, может быть, попала в дурную компанию, – вздохнула Мария Васильевна. – Вечером того дня, когда Оля вернулась домой, я дождалась, когда дочка ляжет спать, и тихо прошла к ней в комнату. Достала ее школьную сумку и решила проверить – вдруг там наркотики? Или алкоголь? Оля никогда не пила спиртного, это точно, но кто знает – мало ли что могло с ребенком случиться! Но ни спиртного, ни сигарет, ни наркотиков я не нашла. Зато нашла записку, написанную от руки. Ужасную записку.

– Она у вас? – поинтересовалась я. Женщина утвердительно кивнула.

– Сейчас, я Оле ее не отдала, хотя утром спросила ее, что это… Дочка мне опять ничего не ответила, только зарыдала и убежала в комнату. Я записку себе оставила – хотела при случае снова дочь спросить, кто написал эту гадость…

Мария Васильевна вышла из комнаты, спустя пару минут вернулась обратно с клочком бумаги в клетку. Она протянула мне листок со словами:

– Вот, полюбуйтесь…

На тетрадном листе были от руки написаны следующие слова: «Уродка, вали из этой школы, заучка дрянная!». Естественно, без подписи. Я повертела записку в руках, потом спросила у матери девушки:

– Вы позволите забрать записку?

– Да, конечно, делайте с ней что хотите! – воскликнула Мария Васильевна и сокрушенно добавила:

– В жизни бы не подумала, что кто-то напишет такое моей доченьке… Может, это не ей предназначалась записка?

– Тогда что она делала в Олиной сумке? – резонно поинтересовалась я. Золотова пожала плечами.

– А вдруг Оля отняла записку, чтобы она не досталась тому, кому была адресована? Это же очень мерзко, получать такое…

– Сомневаюсь, – протянула я. – Вы же говорите, что ваша дочь не ладила с одноклассниками?

– Ну не то что бы не ладила… Просто у нее не было подруг, вот и все. Но это же нормально, откуда у Оли время на друзей? Она же учится на отлично, а представляете, какая это нагрузка? Старшеклассникам так много задают!

– Нет, отсутствие друзей – это ненормально, – возразила я. – Человек – существо социальное, он не может без общения. Если, конечно, не является глухим интровертом, что само по себе считается отклонением от общепринятых норм.

– Но у меня тоже нет подруг! – воскликнула Мария Васильевна. – Я живу для Оли, а Оля – для меня! Это же логично!

Я не стала объяснять женщине неправильность ее позиции – в конце концов, каждый живет так, как считает нужным, и не мне решать, что верно, а что нет. Мое дело – распутывать преступления, но никак не наставлять на путь истинный ошибающихся людей. Я кивнула и спросила:

– Что же произошло дальше? После то- го, как вы обнаружили в сумке дочери записку?

– Я несколько раз пыталась поговорить с дочерью по душам, – проговорила Мария Васильевна. – Спрашивала, не обижают ли ее в школе, как у нее дела… Но Оля на откровенность не шла – просто говорила мне, что все хорошо, показывала дневник с оценками и шла учить уроки. Или спать, если я поздно возвращалась. Я было решила, что и на самом деле все нормально, записка – глупое недоразумение, а ночевка Оли не пойми где – случайность. Вдруг ее позвали на день рождения, празднование затянулось, и автобусы уже не ходили? Вот Оле и пришлось остаться ночевать у подружки или одноклассницы, не знаю у кого. Мало ли, в самом деле!

– А вы не думали, что ваша дочь, возможно, встречается с молодым человеком? – предположила я. Мария Васильевна отрицательно покачала головой.

– Ну что вы, Татьяна Александровна! В Олином возрасте о мальчиках думать рано, ей учиться надо, в университет поступать, готовиться! Вот отучится в высшем учебном заведении, на работу устроится – тогда и о замужестве можно думать! А Оле ведь сейчас всего-навсего семнадцать лет!



М-да, Мария Васильевна прочно застряла веке в восемнадцатом, подумала я про себя. И откуда она такая взялась, с замашками «тургеневской барышни» и абсолютным незнанием жизни?! Да в наше время девчонки лет в четырнадцать, а то и раньше, девственности лишаются, в семнадцать некоторые аборт делают или рожают по «случайному залету»… То, что Мария Васильевна – уникум, вымирающий экземпляр, я уже поняла, но является ли таковой Оля? Вполне возможно, что, пока мать вкалывает на двух работах, девчонка спокойно себе крутит романы направо и налево. Ну и учиться не забывает, вдруг она ко всему прочему действительно умна, обладает прекрасной памятью и легко справляется с нагрузкой в школе? Или все-таки Оля – Мария Васильевна номер два, девица, воспитанная на русской классике и абсолютно не знающая суровых реалий этого жестокого мира?..

– Ладно, рассказывайте дальше, – попросила я.

– А дальше произошло ужасное, – вздохнула Мария Васильевна. – Я пришла домой после работы, это было два дня назад. Оли дома не было. Я удивилась – на часах половина десятого, обычно дочка меня дожидается с работы, ужин мне готовит, и только когда я возвращаюсь домой, спать ложится. В тот день занятия у Оли закончились рано, в первом часу дня, и после школы ей никуда не нужно было идти. Четверг, в этот день у нее не было репетиторов. Они у нее по пятницам, понедельникам, средам и воскресеньям. Днем, как обычно, Оля прислала мне эсэмэску, что она дома, и я была спокойна. Однако вечером дочери дома не было, и, как и в предыдущий раз, на звонки она не отвечала. Я очень волновалась, но подумала: а вдруг она снова придет утром, как ни в чем не бывало? Я даже разозлилась на Олю, ну что она вытворяет? Если она ночует у подруги, почему бы так сразу не сказать? Я же не зверь какой-то, не против, если у дочери друзья будут, главное, чтобы они ее дурному не научили! Вот почему бы не предупредить меня – мама, не жди меня вечером, я у подружки заночевала? Я напилась успокоительного, чтобы поспать хоть немного, а утром собиралась с Олей поговорить, когда она вернется. Сказать ей, что так поступать плохо, она же не собирается меня до инфаркта довести! И попросить ее всегда говорить мне правду, какой бы она ни была!

Мария Васильевна снова вздохнула, потом продолжила:

– Но утром Оля не вернулась. Я тогда забила тревогу – снова стала больницы, морги обзванивать, в полицию заявление подала. Они сейчас меня по приемным и кабинетам мурыжить будут, а Оленька наверняка в опасности… Вдруг ее маньяк какой поймал или еще что?! Я вот сидеть сложа руки не намерена! Потому и вас хочу нанять, мне моя дочь дороже жизни! И если с ней что-то случится…



– Мария Васильевна, успокойтесь, – прервала я женщину. – Вы опрашивали одноклассниц и одноклассников Оли?

– Я классному руководителю позвонила, Марине Павловне Курчаковой, – проговорила моя собеседница. – Сказала, что Оля пропала, и она обещала спросить одноклассников дочери… В школе ведь сейчас пропускная система, знаете? Я пришла туда, с учителями поговорила, но никто не знает, где моя дочь может быть… Все учителя очень удивились, но никто мне ничего толком не сказал. Говорили только, что Оля одна задания делает и на уроках отвечает, но это и так понятно… Видели бы вы ее одноклассниц! Я разговаривала с двумя девочками, Настей и Катей. Кошмарные девицы, я вам скажу! В школе ведь раньше как было, все в школьной форме ходили, и Оля моя надевает белую кофту и черные брюки, так можно… Юбки она не любит, а вот эти девчонки – в джинсах, да в каких! Представляете, в них трусы видно, это же позор! А у одной так вообще пузо голое и в пупке сережка, куда только их родители смотрят! И накрашены, как будто не в школе учатся, а в борделе работают! Я бы за такое вообще в школу не пускала, это же какое неуважение к учителям! В общем, ужас что творится…

– И что же сказали вам Настя с Катей? – прервала я женщину.

– Да что? Ничего они мне не сказали! Одна из них жвачку все жевала, но от нее сразу чувствовался запах сигарет. Они еще и курят, представляете? Я бы выпорола за такое!

– Совсем ничего не сказали? – снова оборвала я возмущенный монолог Марии Васильевны.

– Говорили, что с Олей не общаются, и все, – пожала плечами та. – И не знают, куда она могла подеваться. А потом они сказали, что опаздывают на урок, и ушли. Конечно, на урок они торопятся… Поди, пока перемена, курят себе или еще что… Если бы я знала, что в школе такой бардак творится, перевела бы Олю в лицей или в гимназию, но я-то думала, что дочка хочет доучиться в этой школе, а перевод – это же столько проблем! И посреди учебного года… Да и смысл переводить ребенка, когда учиться полмесяца каких-то осталось!

– Это верно, – согласилась я с Марией Васильевной. – Переводить в другую школу надо было раньше, хотя я сомневаюсь, что в других школах ситуация обстоит лучше. Сейчас время такое, что сделаешь. Никто в школьной форме не ходит, хотя есть учебные заведения, где с этим все строго.

– Не зря моя Оля идти в школу не хотела! – воскликнула женщина. – Мне бы с такими девицами вместе учиться противно было бы! Не ученицы одиннадцатого класса, а, извиняюсь, проститутки какие-то! И о чем они думают? Как экзамены вступительные сдавать, если в голове – ерунда сплошная, а не учеба! Моя Оля никогда такой бы не стала!

– Мария Васильевна, у вас есть фотография вашей дочери? – поинтересовалась я. Женщина кивнула.

– Конечно, как же без этого! – воскликнула она. – Когда дочка была маленькой, я фотоаппарат купила, тогда пленочные были. У нас и фотоальбомов куча, я очень любила фотографировать… Сейчас я вам покажу!

Я собиралась взять фотографию Оли для своего расследования – мне сгодился бы как бумажный, так и цифровой снимок, но я никак не подозревала, что Мария Васильевна притащит целую кипу фотоальбомов с намерением продемонстрировать мне всю семейную историю. Женщина с воодушевлением открыла первый фотоальбом, с гордостью заявила:

– Вот я, а это Оленька, ей годик!

С фотографии на меня смотрела Мария Васильевна в возрасте двадцати семи лет, молодая, но совсем не привлекательная женщина, про таких обычно говорят – «серая мышка». В руках у нее скривил рожицу упитанный пупс, стало быть, маленькая Оля. Я посмотрела на это милое фото, а потом проговорила:

– Мария Васильевна, вы меня не поняли. Мне нужна фотография вашей дочери в семнадцатилетнем возрасте, то есть на снимке должна быть Оля, какой она выглядит сейчас!

– А… – протянула женщина. – Но мы давно уже не пользуемся пленочным фотоаппаратом… Я покупала, конечно, самый простой цифровой фотоаппарат и даже распечатывала фотографии, чтобы память осталась, но сейчас Оля не любит фотографироваться… Приходится ее заставлять, честное слово!

– Что, совсем нет снимков вашей дочери? – удивилась я. Мария Васильевна задумчиво взяла в руки маленький фотоальбом и проговорила:

– Вот в этом фотоальбоме Оле тринадцать лет… А нет, постойте, есть фотография, где ей шестнадцать… Так-то их должны фотографировать в школе, но это будет ближе к концу мая. Еще есть снимок ее класса, когда Оля в девятом училась. Все здесь, в этом фотоальбоме…

Я решила просмотреть все снимки, благо альбом был не слишком толстым, и открыла первую страницу. На фотографии на фоне желтых подсолнухов были запечатлены Мария Васильевна с дочерью, Я внимательно посмотрела на девочку.



Лет двенадцать-тринадцать, русые волосы, заплетенные в тоненькую косичку, на лице – россыпь веснушек. Глаза серые, взгляд какой-то затравленный и недовольный, губы изогнуты в подобии улыбки. Было видно, что девочка улыбаться не любит, сделала это только для фотографии. Одежда, сразу скажем, так себе: нелепая кофта (а может, платье) в полоску, которая визуально делала несколько полноватую фигуру девочки еще шире. На месте Оли я бы не стала надевать одежду в горизонтальную полоску, ведь всем известно, что такой узор полнит. Судя по всему, одежду девочке всегда выбирала мать, и у Марии Васильевны налицо проблемы с чувством стиля. И прическа Оле совершенно не шла – на месте девочки я носила бы стрижку, которая скрывает недостатки лица. Веснушки могут показаться милыми, но не в случае Оли. Ей бы не помешал визит к косметологу, конечно, не в тринадцать лет, а позже…

– Это мы с Оленькой на фоне поля с подсолнухами! – прокомментировала Мария Васильевна. – Это у нас на даче…

Я перевернула страницу, на двух фотографиях сразу узнала ту самую девочку с веснушками, но здесь она была запечатлена в полный рост. Все в том же полосатом платье, с ужасными косичками и веснушками. Поза – неуверенная, как будто девочка стесняется своей внешности и совершенно не хочет, чтобы ее фотографировали.

Я пролистала альбом до последних фотографий. Здесь Оля уже была постарше, внешность ее изменилась: теперь на лице у нее были уродливые очки в светлой оправе. В очках лицо становилось еще шире, чем было на самом деле, а вместо косички волосы были забраны в жидкий хвостик. Платье девочка уже не надевала, вместо него на ней красовались растянутая серая футболка и бесформенные черные штаны.

– Это Оле шестнадцать, – пояснила Мария Васильевна. – Фотография у нас дома, на цифровой фотоаппарат.

– Какое-то недовольное у вашей дочери лицо, – заметила я. – Она так не любит фотографироваться?

– Очень не любит, – призналась Мария Васильевна. – Но мне жалко, что фотоаппаратом не пользуемся совсем, не себя же мне фотографировать! Да и поздно мне уже, возраст не тот. Это в семнадцать-двадцать можно щелкаться на память, но никак не в сорок!

– Некоторые постоянно селфи делают, – пожала я плечами. Мария Васильевна презрительно поджала губы.

– Глупость какая-то! – заметила она. – Не понимаю таких людей! Оля в социальной сети зарегистрировалась, когда я ей компьютер купила, но я против была. По-моему, это пустая трата времени. Я боялась, что дочка в интернете будет сидеть часами, но, к счастью, Оля сделала это для школы. Там им иногда задания высылают по интернету, если карантин, к примеру, или болеет ученик. Сейчас ведь без компьютеров вообще жить невозможно.

– Это интересно, – заметила я. – А можно взглянуть на компьютер вашей дочери? И еще, я возьму эту фотографию? – Я кивнула на снимок Оли в штанах и футболке.

– А вы вернете потом? – насторожилась Золотова. Я заверила ее, что фотография мне нужна исключительно для расследования, как только я отыщу пропавшую девушку, верну снимок в целости и сохранности.

– Ладно, тогда берите, – милостиво разрешила Мария Васильевна. – Вы поймите меня правильно, ведь фотография – это память…

– Я все прекрасно понимаю, – проговорила я. – Позволите, я включу компьютер?

– Да-да, делайте то, что считаете нужным…

Я нажала на кнопку на системном блоке, зажглась зеленая лампочка. В принципе, неплохой компьютер, но слишком старый, сейчас все пользуются другими моделями, с плоскими экранами. А с таким монитором только глаза себе портить, неудивительно, что Оле приходится носить очки…

Пароля на компьютере не было, что значительно облегчило мне задачу. Я с интересом осмотрела рабочий стол, залезла в немногочисленные папки. Но, увы, ничего, кроме рефератов и докладов по учебным предметам, мне обнаружить не удалось. Впервые вижу такой набор документов у молодой девушки: ни фотографий, ни каких-то личных папок, ровным счетом ничего не относящегося к учебе! Создавалось впечатление, что Оля – не живая семнадцатилетняя девушка с какими-либо интересами, а машина для выполнения учебной программы! Только в одной папке я обнаружила электронную книгу про творчество Винсента Ван Гога, единственная деталь, говорящая об интересах хозяйки компьютера…

Ладно, посмотрим на социальную сеть – интересно, что из себя представляет страничка Оли? Тоже список необходимых к изучению параграфов да конспекты учебников?

Однако все оказалось совсем не так, как я думала. Зайдя в социальную сеть, которой пользовалась Оля, я обнаружила пустое окно с подписью – «страница удалена пользователем 10 сентября в 14.45». Вот это поворот! Стало быть, Оля не пользовалась социальной сетью с осени нынешнего учебного года? Я с недоумением посмотрела на Марию Васильевну.

– Страница Оли удалена, – кивнула я на экран монитора. – И удалена уже давно. Скажите, ваша дочь пользовалась еще какими-нибудь социальными сетями?

– Я не знаю… – растерянно протянула женщина. – Я во всем этом не разбираюсь…

Я кивнула головой и проверила абсолютно все существующие в природе социальные сети. Но ни одну из них Оля даже не открывала, стало быть, до десятого сентября она пользовалась той, с которой удалила свою страницу. Интересно знать: почему? Десятое сентября было в четверг, что могло случиться в четверг? Я снова обратилась к матери девушки.

– Мария Васильевна, ваша дочь удалила свою страницу в социальной сети, – проговорила я. – Вы можете вспомнить, не произошло ли что-то странное с Олей в четверг десятого сентября? Вообще, хорошенько вспомните тот день.

– Да вы что, издеваетесь? – воскликнула Мария Васильевна. – Это ж осенью было, а сейчас май на дворе! Разве я вспомню? Наверное, все как обычно было, у Оли школа, у меня – работа… У нас вообще жизнь течет всегда одинаково. За исключением последних событий.

– Ничего осенью за дочерью странного не замечали? – продолжала расспрашивать я. – Может, тогда она говорила, что не хочет в школу ходить? Или настроение у нее было плохое?

– Да откуда же мне знать! – воскликнула Мария Васильевна. – Я вечером домой прихожу всегда, а у Оли в четверг занятия в школе…

– То есть точно вы ничего не можете вспомнить? – уточнила я. Моя собеседница растерянно кивнула.

Я еще раз оглядела рабочий стол компьютера, на всякий случай скопировала его содержимое на свою флешку, чтобы посмотреть более внимательно, вдруг при беглом осмотре я что-то упустила из виду? А после выключила машину.

– Мне нужно осмотреть личные вещи Оли, – заявила я.

Мария Васильевна кивнула.

– Да, вот шкаф с книгами, которые дочка читала, там же ее учебники и тетрадки. Шкаф с одеждой, но там я все смотрела, никаких наркотиков нет. Если хотите, можете проверить. В ящиках – ее краски, но ими она давно не пользуется.

– У Оли совсем нет свободного времени? – поинтересовалась я. – Что-то ведь она любит делать для души?

– Ну… не знаю… – замешкалась Мария Васильевна. – Рисовать она точно сейчас не рисует, не хочет тратить на это время. Оля если что и читает, то учебную литературу и книжки на английском языке, это ведь нужное дело. Так… Но когда ей для души что-то делать? Она же и готовит, а пока уроки сделает, пока задания для репетиторов, пока обед-ужин приготовит, уже и спать пора. Оле ведь к восьми на уроки, рано вставать надо, поэтому ложится она всегда не позже одиннадцати.

Прямо не жизнь, а каторга какая-то, подумала я про себя. Неудивительно, что девчонка сбежала из дома, сомневаюсь, что другая бы на ее месте поступила иначе. Постоянно одни задания делать, это же свихнуться можно! Даже отличники должны как-то отдыхать, человек – не машина, беспрерывно он не может работать. А вдруг эта самая Оля – мазохистка? Или, что больше похоже на правду, перфекционист до мозга костей. Как с детства заложили ей в голову программу, так она по ней и живет. Уверена, мать девушки хочет, чтобы та после школы еще пять лет просидела за учебниками в университете, потом – за бумажками на работе, ну в перерывах (если таковые случатся) вышла замуж за такого же «ботаника», родила ему в период отпуска «ботанических» детишек и примерно так жила до пенсии. Гм, возможно, я ошибаюсь и чересчур сгущаю краски, но смысл понятен. Не знаю, может, кому-то и нравится подобная жизнь, но у меня подобный сценарий отчего-то не вызывает радостных ассоциаций.

Первым я открыла книжный шкаф. Высокий, с шестью полками, на которых аккуратными рядами стояли книги, рассортированные едва ли не в алфавитном порядке. М-да, подобный порядок свидетельствует едва ли не о педантичности владельца шкафа. Первые две полки занимала художественная литература, представленная русской и зарубежной классикой. Творения русских мастеров стояли на первой полке в два ряда, зарубежных – на второй. Я быстро осмотрела подборку литературы: Куприн, Бунин, Достоевский, Толстой, Диккенс и подобные им писатели. На третьей и четвертой полках стояли учебники и пособия, литература на английском языке. Интересно, Оля прочла все книги на иностранном? Едва ли не полное собрание сочинений Конан Дойла, Агаты Кристи, даже несколько книг из жанра фэнтези… Глядя на мое лицо, Мария Васильевна с гордостью проговорила:

– Оля хочет собрать еще и все книги Рэя Брэдбери, естественно, в оригинале. Пока у нее только один сборник рассказов, дороговато эти книжки на иностранном стоят.

– Ваша дочь действительно очень умная девочка, – похвалила я. – Надо же, сколько читает.

– Это точно! – подтвердила моя собеседница. – Я уверена, что Оля должна поступить в университет! Если, конечно, там не по блату все.

– Ну умных людей всегда берут, – успокоила я женщину. – Скажите, на нижней полке – учебные тетради Оли? – я кивнула на стопки общих тетрадок.

– Да, это еще с прошлых лет тетради, – кивнула головой Мария Васильевна. – На всякий случай, вдруг что понадобится.

Я присела на корточки, вытащила тетрадки и принялась их осматривать. Конспекты и задания, все написано красивым, ровным почерком, оценки – одни пятерки. И подписаны тетради каллиграфически – я прочла название класса, в котором училась девушка. Мария Васильевна никогда не переводила дочь, та все школьные годы училась в классе под буквой «Б». Только раз я заметила «четверку» за какую-то грамматическую ошибку по русскому языку, но что говорить – Оля и правда училась на отлично. Даже странно, что такая умная девушка ходит к репетиторам – по алгебре и геометрии у нее тоже пятерки, зачем ей еще заниматься?

– Мария Васильевна, вы говорили, что по математике и физике ваша дочь не успевает, поэтому вы наняли репетиторов, – произнесла я. – Но в тетрадках одни отлично, зачем Оле заниматься дополнительно? Насколько я знаю, на факультете иностранных языков математику с физикой не сдают…

– Это да, но выпускные экзамены? – заметила Мария Васильевна. – Оля очень боится всех этих ЕГЭ, ГИА и что еще там напридумывали. По физике за устные ответы у нее всегда пятерки, но вот письменные она частенько заваливает.

– Заваливает? – переспросила я.

– Ну да, – вздохнула женщина. – Четверки приносит…

Да, если Мария Васильевна считает четверку «завалом», то, конечно, без репетитора не обойтись… Но, на мой взгляд, столь жесткие требования к успеваемости школьницы – явный перебор. Ну не может человек быть одинаково успешен абсолютно во всем! Кому-то ближе гуманитарные предметы, кому-то – точные и естественные науки, это только гении могут совершать открытия в самых разных сферах! Может, Мария Васильевна считает, что ее дочь обязана быть вундеркиндом? Или же женщина понимает, что внешностью природа Олю не одарила, следовательно, девчонка обязательно должна быть очень умной и сделать блестящую карьеру?..

– Наверное, все одноклассницы Оли сейчас только о выпускном вечере думают, – предположила я, открывая тетрадку по химии. – А никак не об учебе.

– Вот-вот! – с жаром подхватила Мария Васильевна. – А моя Оля даже идти туда не хочет, представляете? Говорит, что не хочет зря тратить время!

– Ну, с одной стороны, выпускной – это не зубрежка программы и не чтение на английском языке классической литературы, – заметила я. – А с другой – для старшеклассниц выпускной вечер это все равно что первый бал для Наташи Ростовой, все хотят выглядеть потрясающе, платья всякие покупают…

– Моя Оля не такая, – твердо заявила Мария Васильевна. – Она этого всего не понимает. И платья никакого не хочет, хотя у меня и денег нет дорогие шмотки покупать. Я вон лучше возьму у своей коллеги из музыкальной школы платье напрокат – у нее есть вечернее, как раз Оленьке подойдет. Длинное, в пол, однотонное, строгое. Пускай другие покупают дорогущие наряды, а моя Оля все равно самой красивой будет!

– Неужели ваша дочка не хочет новое платье для вечера? – удивилась я. – Может, вы просто ее не спрашивали? Она же молодая девушка, а не робот!

– Да, Оля – юная девушка, но это не значит, что у всех девушек должны быть на уме только шмотки! И платью она любому будет рада, я даже с ней пойду на выпускной… Если Оля найдется…

Женщина снова всхлипнула. Я перетрясла все тетрадки – собственно, осматривала я их не для того, чтоб проверить, как учится юное дарование, а только затем, чтобы найти еще одну записку с оскорблениями. Как ни крути, Мария Васильевна обнаружила в сумке дочери свидетельство, что ту травят одноклассники. Может, конечно, и не травят, но не любят, это точно. Наверняка все девчонки в классе Оли смеются над ее внешностью и презирают за отличные оценки. Дети во все времена были жестокими, и сомневаюсь, что сейчас что-то изменилось. Достается, как правило, тому, кто отличается от остальных, не важно – оценками, внешностью, привычками… Однако никаких записок в тетрадях я не нашла, аккуратно сложила их стопкой и положила на место.

Следующим на очереди был платяной шкаф девушки. Здесь тоже царил идеальный порядок, но поддерживать таковой было легко. Вещей у Оли было немного, и все приблизительно одного фасона – бесформенные, мешковатые, серо-коричневых цветов. Исключение составляли разве что белые блузки, но я бы не назвала их модными или красивыми – самые обычные рубашки, которые носили в школах раньше. Юбки Оля не любила, я нашла всего одну-единственную прямую юбку черного цвета, зато брюк было несколько. И что самое странное – ни одних джинсов в шкафу не было! Девушка не надевала их даже в повседневной жизни, неужели ей не надоедало всегда ходить в одном и том же?..

– А это что такое? – полюбопытствовала я, вытаскивая с нижней полки широкие серые штаны явно не классического кроя.

– Так это же Олина форма для физкультуры! – воскликнула Мария Васильевна. – У нее еще такие же штаны есть, для сменки.

– Ясно, – кивнула я и положила штаны на место. Неожиданно вспомнился наш с Ленкой поход по спортивному магазину – подружка, которой лет было побольше, чем Оле, в два раза, и то выбирала стильные, обтягивающие спортивные штаны, а уж никак не такое бесформенное, уродливое тряпье… Бедная Оля, представляю, каково ей было ходить в подобной одежде! Неудивительно, что она не хотела идти на выпускной бал – если платье будет из того же разряда, что и остальная одежда девушки, понятное дело, Оля не хотела выглядеть всеобщим посмешищем…

Но Мария Васильевна, похоже, искренне считала, что ее дочь вполне довольна и своим гардеробом, и жизнью в целом. Что ж, не мне судить, в конце концов, я не могу знать, какие приоритеты у Оли, вполне возможно, девушка и в самом деле не обращает внимания на свой внешний вид, ее главный интерес – учеба и собственная успеваемость. В конце концов, все люди разные, что совершенно неприемлемо для одного, составляет ценность для другого. Единственный вывод, сделанный мною после осмотра платяного шкафа девушки, заключался в том, что никакого компромата там не было. Если Оля и баловалась наркотиками (что при такой успеваемости в школе весьма сомнительно), то прятала она запрещенные вещества вне дома. Но опять-таки, я сама не верила в то, что дочь Марии Васильевны способна связаться с плохой компанией. Насколько я могла судить из рассказа матери пропавшей девушки, у той просто не было времени на развлечения. Тогда куда она могла подеваться? И где в первый раз ночевала Оля?..

Я закрыла шкаф, осмотрела комнату. Ничего примечательного не обнаружила, помещение больше напоминало рабочий кабинет, нежели спальню или место для отдыха. Само собой, ни косметики, ни ювелирных украшений я не нашла, чему совсем не удивилась.

– Могу я осмотреть вашу комнату? – спросила я у Марии Васильевны. Та пожала плечами.

– Если хотите, конечно… Но Олиных вещей у меня нет, все дочкины принадлежности здесь…

Я все же вошла в комнату Марии Васильевны, большую часть которой занимало черное фортепиано. Я всегда думала, что сейчас музыканты пользуются электронными синтезаторами – по крайней мере, места они занимают гораздо меньше, да и в случае чего их можно куда-то перевозить.

– Надо же, – проговорила я, показывая на музыкальный инструмент. – Я полагала, что фортепиано в наши дни можно встретить разве что в музыкальной школе.

– Да нам его почти за так отдали! – воскликнула Мария Васильевна. – Потому что громоздкое слишком. А мне в самый раз – я его настроила, инструментом можно пользоваться еще лет десять, а то и больше.

– Но столько места в квартире занимает! – заметила я. Золотова пожала плечами.

– Ну и что? Кровать помещается, телевизор тоже. Что еще для жизни нужно?

– Ясно, – кивнула я головой. Видимо, хозяйка квартиры привыкла на всем экономить, вот и фортепиано приобрела по той простой причине, что синтезатор стоит гораздо больше, а Оля все равно музыкой не занимается.

Смотреть в комнате и правда было нечего – всю обстановку, помимо музыкального инструмента, составляли узенькая кровать, шкаф с вещами да книжный стеллаж. Ну и видавшее виды кресло, которое Мария Васильевна использует либо для чтения, либо для просмотра телевизора. В платяном шкафу вещей было еще меньше, чем у Оли – женщина носила преимущественно юбки, все унылые и старомодные, да блузки с пиджаками. Спортивных вещей у Золотовой и вовсе не имелось, брюки присутствовали в единственном экземпляре. Я быстро оглядела шкаф и закрыла дверцу.

Что касается литературы, то Мария Васильевна, как и ее дочь, отдавала предпочтение классике. Впрочем, сентиментальные романы тоже имелись, я увидела даже пару женских детективов, но на этом современная литература заканчивалась. Я сделала вывод, что люди, обитающие в этом доме, застряли эдак в прошлом, а то и в позапрошлом веке.



– Вы поможете найти Олю? – тихо спросила Мария Васильевна, когда я осмотрела ее комнату. – Не подумайте ничего плохого, я знаю, сколько вы берете за работу, я заплачу вам, сколько потребуется! Если понадобится – кредит возьму, но у меня есть накопления!

– Успокойтесь, я сделаю все возможное, чтобы разыскать вашу дочь, – проговорила я. – В какой школе учится Оля? И как зовут ее классного руководителя?

– Школа номер сто два, она недалеко от нашего дома, – произнесла Мария Васильевна. – Если вы пройдете один квартал по Коломенской, дойдете до улицы Крайней, а потом повернете наверх. Там сразу ее увидите – она четырехэтажная, красная. Только там вход по пропускам, как в университетах. Посторонних людей не впускают.

– Хорошо, – кивнула я головой. – А фамилия, имя и отчество классного руководителя? Вы, кажется, говорили, Марина Павловна Курчакова?

– Да, все верно, – подтвердила женщина. – Еще я знаю учителей Оли по алгебре-геометрии и по физике. Математику ведет Анна Федоровна Скворцова, а физику – Ольга Васильевна Михайлова.



Я записала все сведения в свой потрепанный блокнот для заметок, потом задала новый вопрос:

– Вы еще говорили, что ваша дочь ходит к репетиторам. Мне нужны их фамилии, имена и отчества, а также контактные данные.

Мария Васильевна продиктовала мне имена преподавателей Оли, а также их телефоны и адреса. Я поблагодарила женщину, пообещала, что сделаю все возможное, чтобы отыскать пропавшую девушку, и попросила сообщать мне, если вдруг случится что-то странное или непонятное.

– Вы о чем? – не поняла меня Золотова.

– Я имею в виду, если вам вдруг будут звонить незнакомые люди, или вы обнаружите что-то необычное, или с вами произойдет что-нибудь. Обо всем этом говорите мне, – пояснила я. – Любые случайности могут привести к разгадке вашего дела. Даже если вам покажется, что к Оле они не имеют никакого отношения.

– Хорошо, – кивнула головой моя собеседница. – Только со мной ничего не происходит – все как обычно, две работы, дом… Без дочери…

– И все же, будьте предельно внимательны и осторожны, – попросила я.

Золотова пообещала держать меня в курсе событий, и на этом мы распрощались.

На главную: Предисловие