Некоторый всплеск контактов в конце 2015 года между руководством России и США, заявление госсекретаря Джона Керри в Москве, что соединенные Штаты не проводят политику изоляции России, вызваны тем, что администрация Обамы оказалась перед необходимостью взаимодействовать с Москвой по Сирии. Для Соединенных Штатов это во многом вынужденная активизация на российском направлении, связанная, прежде всего, с тем, что они утратили лидерство в решении сирийского кризиса. Это «лидерство», хотя и было провозглашено президентом страны Бараком Обамой, не было поддержано серьезными военными действиями США против ИГИЛ. Американская «коалиция», которая формально насчитывает 64 страны, в течение года с лишним не предприняла ничего существенного против «Исламского государства» в Сирии. Тем временем, на Ближнем Востоке появился новый политический — точнее, военно-политический лидер в лице России. И это стало неожиданностью для Соединенных Штатов. Обама убеждал себя и других, что российская экономика «порвана в клочья», а Россия — всего лишь региональная держава, которая неспособна «проецировать силу» за пределы своего региона.

В этой ситуации США оказались перед выбором: пытаться и дальше проводить свою политику «изоляции» России, которая со всей очевидностью провалилась, или активизировать участие во всех процессах вокруг Сирии, в том числе, и на переговорном треке с РФ. Иначе США рисковали выпасть из основного потока событий и полностью отдать инициативу Москве. Но активизация контактов носит ограниченный характер: Соединенные Штаты дали понять, что готовы к взаимодействию с Россией лишь в одном — сирийском сегменте. На европейском направлении их политика не меняется — они настаивают на своей санкционной политике, продолжая оказывать давление на европейских союзников.

Политика «изоляции» и сдерживания России была провозглашена президентом Обамой весной 2014 года. И с тех пор как официальная доктрина нынешней администрации она не отменена. В силу этого ограниченный диалог между Москвой и Вашингтоном не привел к переходу российско-американских отношений в новое качество. Позиции сторон по большинству вопросов по-прежнему не совпадают.

Расширение санкций против России со стороны администрации Обамы накануне нового года стало еще одним признаком того, что США свою политику не изменили. Сколько бы Джон Керри ни гулял по Арбату и ни покупал матрешек, иллюзий быть не должно: США применяют санкции только к тем, кого считают своими противниками.

По Сирии камнем преткновения осталась политическая судьба Башара Асада и тесно связанный с этим другой вопрос: кого США намерены привести к власти в Дамаске. Согласия здесь нет. Стороны лишь согласились еще полтора года не соглашаться по вопросу о будущем Асада — как бы вывели его за скобки переговоров, но позиции — совершенно разные. США считают, что могут определять, кому возглавлять Сирию, а мы считаем, что это должны решить сами сирийцы, включая тех, кто поддерживает Асада, а их немало. Хотя в конце декабря 2015 года в Совбезе ООН в Нью-Йорке была единогласно принята резолюция по Сирии, это лишь общая «дорожная карта», скрывающая серьезные разногласия. Турция, Саудовская Аравия, Великобритания жестко стоят на прежних позициях. Не происходит крупных изменений и в линии США. Есть только прагматически-конъюнктурные сдвиги, связанные именно с тем, что США боятся оказаться в стороне от важнейших процессов, происходящих в Сирии.

Наши действия стали откровением и для США, и для ЕС. На Западе долго убеждали себя в том, что Россия — это лишь большой осколок Советского Союза. Но это не так. Не будем сравнивать себя с СССР, который был признанной сверхдержавой. Но при этом наша страна, безусловно, входит в число ведущих мировых держав по совокупности факторов силы. А по способности к самостоятельным действиям она входит в тройку ведущих мировых держав. На Генеральной Ассамблее ООН эта тройка обозначилась со всей ясностью: США, Россия и Китай. Это три мировых центра принятия самостоятельных решений. Например, Соединенным Штатам чтобы что-то решить, не надо звонить в Париж, Берлин или Лондон. Они могут сами принять решение, а потом если французы, немцы, или англичане захотят присоединиться, они могут это сделать. США могут, конечно, обратиться к тем или иным странам за поддержкой, но способны действовать и без оглядки на союзников. Точно также Путину не надо было никуда звонить для того, чтобы начать операцию в Сирии. Не меньшим потенциалом обладает и Китай, но он делает основную ставку на свое экономическое развитие. И в сирийском вопросе, как и во многих других, не выпячивает свою роль. Таким образом, операция в Сирии лишь подтвердила эту новую многополярность. Сейчас принято говорить, что в мире возникают все новые «полюса»: не только США и ЕС, но и Китай, Россия, Индия, Бразилия, Иран… Да, это во многом так, но когда мы смотрим на горную цепь, то обращаем внимание, что 2–3 вершины выше остальных. То же самое и в мировой политике.

Продемонстрированные Россией военные и оперативные возможности стали шоком для США. Там считали, что способностью вести такую массированную ракетно-бомбовую войну обладают только Соединенные Штаты и НАТО. Обратите внимание на реакцию самых малозначительных кандидатов в президенты США. Они кричат: «надо дать России по носу», «надо разместить наши базы прямо у них под боком», «надо показать, кто в доме хозяин»… Это реакция уязвленных людей, она показывает растерянность части американской политической элиты перед действиями нашей страны. И действительно — Россия перемешала абсолютно весь «сирийский пасьянс». И то, что президент Турции Тайип Эрдоган не выдержал и принял решение сбить российский самолет — это реакция на то, что Россия спутала игру также и Турции, которая явно рассчитывала использовать ИГИЛ как инструмент расширения своего влияния на Ближнем Востоке. Доходы от нефти — главный механизм финансирования ИГИЛ. Когда наши ВКС занялись этим механизмом, у Эрдогана начался нервный кризис, вследствие которого он принял абсолютно неадекватное, непродуманное, чисто рефлекторное решение.

Это была попытка провести акцию устрашения, чтобы ограничить нашу решимость проводить военную операцию, но она привела к противоположному результату. Во-первых, мы удвоили удары по тем территориям, которые находятся на границе с Турцией. Во-вторых, мы продемонстрировали Анкаре, что эта акция устрашения не имела никаких последствий кроме того, что Турции придется заплатить за свой удар по Су-24 несколько десятков миллиардов долларов. Мы, конечно, спутали карты и другим региональным игрокам. Но эти игроки вели исключительно эгоистические, разрушительные, безответственные игры, в результате которых вооруженная оппозиция Асаду преобразовалась в самое жестокое и опасное радикальное исламистское движение, которое когда-либо знал современный мир.

В декабре 2015 г. стало известно, что Саудовская Аравия создает мусульманскую коалицию против ИГИЛ и хочет выступить лидером этой коалиции, так сказать, в своем мусульманском регионе. Тем самым она увеличивает свой вес, как бы делает заявку, что именно она будет представителем мусульманского мира в той политической борьбе, которая неизбежно начнется — и уже ведется — вокруг будущего характера власти в Сирии. Саудовская Аравия становится главным государством среди всех суннитских стран за исключением Турции и Египта и, видимо, рассчитывает говорить от их имени. И не секрет, каким образом Саудовская Аравия добилась такого главенствующего положения: у нее есть большие финансовые ресурсы, позволяющие оказывать прямую и косвенную финансовую помощь, а очень многие арабские государства — бедны. Но это чисто декларативная коалиция. Подавляющее большинство из вошедших в нее 35 государств не способны вести военные действия вдалеке от своих границ и не имеют таких намерений. Есть информация, что государства Персидского залива и Саудовская Аравия формируют некую военную сухопутную силу, которую они намерены направить в Сирию воевать против ДАИШ. Посмотрим, сколь велика и боеспособна будет эта сила. Но главное — в том, каковы задачи Саудовской Аравии: поражение ИГИЛ или же присутствие на месте для того, чтобы пытаться диктовать условия будущего урегулирования в Сирии. Сейчас многие державы, которые считают, что они должны иметь возможность влиять на будущее Сирии, под влиянием военной операции России решили официально вступить в борьбу с ИГИЛ. То есть, почувствовав, что этот регион может пойти по пути, который им не выгоден, крупные мировые игроки, за исключением Китая, делают ставки.

Украине как стране и нации, конечно, было бы выгодно выполнить Минские соглашения и продвигаться в сторону прекращения напряженности. Но то, что объективно выгодно Украине, совершенно невыгодно киевскому режиму. Киевскому режиму выгодно сохранение конфликта, потому что он абсолютно не самостоятелен и заниматься созидательной деятельностью не способен. На Украину по понятным причинам уже не идут инвестиции, экономика давно находится на грани дефолта — технический дефолт, собственно, уже налицо. Украина сегодня выживает только благодаря вливаниям Международного валютного фонда, который подстраивает под нее свою политику и свои правила, тем самым, демонстрируя, какое стратегическое значение придают этой стране Соединенные Штаты. А сам по себе киевский режим, в случае снижения напряженности, окажется в крайне сложном положении. Прежде всего, Киев не сможет более аппелировать к Западу как «жертва Москвы». А значит — к Украине будет утрачен интерес. Барак Обама, очевидно, не желая лично заниматься Украиной и избегая Порошенко, направил на этот участок вице-президента Джо Байдена. Байден играет роль куратора, а точнее — прокуратора Украины, показывая, что это далекая провинция в большой американской империи, которой они готовы уделять определенное внимание, поскольку ее можно использовать против России. Вне этой задачи Украина для США не представляет какого-либо интереса. Кстати, из поля зрения большей части европейцев эта страна, которая постоянно требует финансовой помощи и погрязла в скандалах, уже практически исчезла. Если бы европейцы еще имели уверенность, что их деньги идут на что-то хорошее! Но ведь они уверены в обратном, что сильно снижает их желание финансово помогать Украине. «Мы не намерены вкладывать деньги в полностью коррумпированную страну», — вот слова одного из видных западноевропейских парламентариев.

В этих условиях конфликт на востоке страны — это, с одной стороны, единственный способ удержать интерес Запада, а значит, и финансовые вливания и возможность использовать их в коррупционных целях. А, с другой стороны, возможность постоянно говорить народу Украины, что их страна находится в состоянии войны. В условиях войны — какие уж тут серьезные митинги, требования, демонстрации? Киевскому режиму, таким образом, выгоден вяло текущий кризис. Современная международная ситуация очень динамична: ни одна проблема не остается долго в фокусе внимания, поскольку появляются новые темы, новые вызовы, причем очень серьезные. Появляется ИГИЛ. Что после терактов в Париже могут думать о нем французы? Что это главный враг. А об Украине? Что это страна, у которой есть какие-то проблемы со своей восточной частью и с Россией. Но, в конце концов, французов, итальянцев и более половины Европы это вообще не касается. А для киевского режима утрата интереса со стороны Запада смерти подобна.

С середины 90-х годов осуществляется долгосрочная стратегия НАТО с целью продвижения альянса на восток Европы и размещения его военной инфраструктуры около наших границ. Мне довелось быть одним из активных участников международных дискуссий о расширении НАТО во второй половине 1990-ых годов. Мне была ясна и условность Основополагающего Акта, хотя не уверен, что мы могли тогда что-то серьезное этому противопоставить. Примаков тогда вел упорные переговоры, но в какой-то момент получил указания от Ельцина: подписывать. Ельцин считал, что это было единственное, что он мог получить от Запада. В Акте был зафиксирован некий механизм взаимодействия, но никаких юридических гарантий не предполагалось. Там было несколько положений, которые исключают размещение ядерного оружия на наших границах, крупных воинских контингентов, и какое-то время они действовали.

Но при оценке военно-политических альянсов надо смотреть не только на их практические действия, но и на потенциал альянса. А с этой точки зрения, НАТО создало все для того, чтобы можно было в предельно краткие сроки разместить в непосредственной близости от российских границ и воинские контингенты, и ядерное оружие, и системы противоракетной обороны. Вот что означает прием все новых и новых государств в НАТО и его приближение к нашим границам. В его стратегических планах — Украина и Грузия. В 2008 году Виктор Ющенко и Джордж Буш уехали с саммита НАТО в Бухаресте ни с чем только потому, что Франция и ФРГ заблокировали начало процедуры приема Украины в НАТО. Да, сейчас эти планы отложены в дальний ящик, но это не означает, что они отброшены. И в США, и некоторые силы в Европе считают, что Украину следует превратить в стратегический противовес России. И они воспользовались украинским кризисом для того, чтобы нарастить антироссийский потенциал НАТО, договориться о создании в Польше баз быстрого реагирования, ускоренном размещении новейших систем ПРО на территории ряда стран Восточной Европы.

НАТО строит всю свою стратегию на мифе о «российской угрозе». Но на деле никакой угрозы для Европы от России не исходит. Подлинная, а не вымышленная угроза ей идет с Ближнего Востока — от ИГИЛ. И в ЕС это начинают понимать. Находясь в середине декабря 2015 г. в Париже, где у меня была встреча с Комиссией по международным делам парламента Франции, я обратил внимание, что все газетные киоски были обклеены плакатами с портретом Путина с обложки последнего выпуска известного журнала «Ле Пуэн». И подпись под фото гласила: «Владимир Путин — наш новый друг».