В 1883 году, с 3-го на 4-е число октября, с утра дул сильный восточный ветер, так что и пароходы не могли двигаться по своему пути, а заходили сюда под ветер, чтобы избежать сильной качки. В течение всего этого времени шел маленький дождь, но к ночи полился совершенно, как говорится, из ведра, или тропический дождь, а к семи часам, пред звоном на утреню, до того усилился, что портари, пришедшие взять ключ, сказали, что хата, где живут воловщики, завалилась, а с нею водопой быков — корыто мраморное, по крайней мере, в 15 аршин — повалился в ров.
Когда братия пошла к утрене, то дождь еще более усилился, и сзади монастыря, где находится маленькая портица, вода зашумела водопадом, и залило внизу находящиеся кельи, так что по кельям вещи начали плавать. По случаю ночи никакого исхода не было, чтобы отвести воду. Арсану совершенно залило и забило каменьями и деревьями, так что невозможно было спасти находящиеся там лодки. А дождь постоянно лил и угрожал новой постройке, как заявил эконом, не сообщая этих опасений братии. Видя льющийся дождь и на горе страшную густоту облаков, мы решились после утреннего пения отслужить молебен Спасителю, Божией Матери и великомученику Пантелеимону. Положили в молебном пении о безведрии некоторое изменение в прошениях.
Вся братия собралась к этому молебну. Пред первым часом предстоящий, один из братии, молился всю утреню, дабы Господь избавил обитель от напасти льющегося дождя. Усилившись в молитве, он горько плакал, а когда встал с земли от плача, то взорам его представилось необычайное явление. Он видел себя как бы уже вне храма и от востока, с горы, идущий тифон, мрачно-густой, а также и с другой стороны. От этого видения он пришел в ужас, рассуждая в себе, что если уже бывший дождь наделал столько повреждений в продолжение восьми часов, то что же будет далее, если эта масса воды опустится на монастырь. Тифон же, который находился левее, был простерт к самому небу от земли, а правее был не так мрачен и не такой большой.
Когда он ужасался, то окончился первый час, и начался молебен. Он начал с рыданием просить Господа о помиловании от грядущей напасти. В это время между этими тифонами показалось просветление в воздухе, и, наконец, он видит Пресвятую Владычицу Богородицу, окруженную Ангелами, которые молятся к Ней и припадают, а один молодой юноша впереди усердно молится. Еще видел, что, обратясь лицом к Божией Матери, два старца в блестящих ризах стоят в молитвенном положении, но видевший не мог узнать их, так как они стояли к нему спиной. В это время увидел он, что Матерь Божия левой рукой самым тихим образом как бы отстраняет этот столб, но он почти не уступает. Матерь Божия начала приближаться к обители и начала левой рукой более отстранять столб, он значительно подался, так что и на правую сторону делала слегка ручкой. Она стала совершенно над обителью, в руках Ее показался омофор, и Она сделала им таким образом, как диакон держит орарь, когда на литургии пред Трисвятым в царских вратах возглашает: «И во веки веков…» Повела от левой стороны к правой обеими руками, в это время столб с левой стороны быстро пошел к морю и опустился в него, а с правой, рассеявшись, пошел к северу.
Матерь Божия, видя плачущего и рыдающего монаха, говорит ему: «Видел Мое покровительство?» Он отвечал: «Да, Заступница наша». — «Скажи же обоим духовникам о сем». И Она вознеслась на небо, а великомученик Пантелеимон спустился книзу, в обитель. В то время монах уже стал видеть себя в церкви; святой Пантелеимон спустился до царских врат и стал невидим. По окончании молебна дождь совершенно остановился.
Сначала, когда передал нам это монах, мы не совсем поверили, ибо вдруг опасно доверять, но уверились на деле и по замечанию некоторых из братий, что начал стихать дождь пред окончанием первого часа, а во время молебна постепенно умалился, и густота облаков опустилась на море. Из сего видим заступление обители Царицы Небесной и ходатайство великомученика Пантелеимона. Видевший оное видение говорил, что никогда, ни на одной иконе не видел изображения такой неизреченной красоты, в какой он сподобился видеть Божию Матерь. Когда он пришел сообщить, то едва мог выговорить от сильного плача.