Книга: Не служил бы я на флоте… II
Назад: Театрал
Дальше: Ежик в тумане

Еще раз немного о любви

Служил в милиции один старлей. Однажды вечером после трудового дня зашел он в местный бар, где случайно познакомился с одной девицей. Та пригласила его к себе на ужин, намекнув, что она отлично готовит завтраки.
Старлей еще тот ходок и, не вдаваясь в глубокие разговоры, с энтузиазмом принял предложение. Как прошла ночь, история умалчивает, но наутро, часов так в 7, с диким испуганным воплем дамочка будит старлея и сообщает, что в полуметре от входной двери стоит ее муж и нервно жмет на кнопочку звонка. Штаны, рубашка, ботинки и куртка живо и неаккуратно были натянуты по пути от кровати до окна. Дело нехитрое, уже отработанное. Стояла зима, снега в тот день намело по уши.
Бабулька с утра вышла выгулять свою собачку. К ней стал приставать местный хмырь – алкаш, но не хилых габаритов… Вцепившись в рукав её зипуна, нахраписто канючил малую толику денег на опохмел. Бабка, понимая, что не отмотаться и не вырваться голосит:

 

 

«Милиция, мать твою, помогите!».
Вдруг из окна 3-го этажа, сверкая кокардой и матерясь матом, прям в сугроб ныряет мент. Бабка в ауте, стоит рот проветривает. Старлей, вылезая из снега, быстро врубается в ситуацию и тут же вбивает бича башкой в обледенелый асфальт, попутно спрашивая у старушки: «Мать, не сильно долго-то ждала милицию?». В это время муж той девицы, войдя в квартиру, смекает, что что-то тут не так. Видя у дивана мужской, явно не свой, валяющийся носок и незакрытую балконную дверь, пулей шныряет на балкон и видит, как внизу мент укладывает оземь какого-то орущего матом кренделя. С мыслями, что мент, приняв прыгуна за крадуна, потому его и пакует, муж бежит по лестнице вниз, возликовав, что есть маза впервые осуществить возмездие. Так как такая ситуация в этой семье оказывается не в новинку, но за отсутствием тела супруга всегда выкручивалась. А тут фарт припер. Тело в наличии и зафиксировано.
Вылетая из подъезда, он с разбегу пытается засадить ботинком скрученного тела по башке, но, поскользнувшись, со всей дури пинает по черепу мента. Мент с мыслью: «Блядь! Не проканало, он просек и все видел» – делает кульбит из положения «стоя раком» в позу «лёжа раком на спине» и попутно погружается в звенящую темноту. Внезапно обретший свободу бич, вскакивая с земли размазывая сопли с кровью из разбитого носа, видит, как ему думается, своего обидчика – какого-то фраера в криво напяленной шляпе и очках, с вылупленными глазами и придурошно – счастливой кривой улыбкой на лице, со словами: «Ах ты падла, защитник х*ев!» рубит того не пропитым, оставшимся со спортивной молодости хуком, в глухой нокаут.
Не успев решить, пнуть или два раза пнуть, для контроля, поверженного врага, слышит откуда-то сверху бабий вопль, поднимает свою расквашенную морду к источнику звука. Так и не успев понять, что за черная точка, отделившаяся от балкона, так разрослась в размере, что заслонила небо, потерял сознание. Бабка, не успевшая офонареть от мобильности милиции, но офонаревшая от калейдоскопа появляющихся непонятно откуда мужиков и падающих бездыханно, грохнулась в глубокий обморок, причем, падая, своей головой практически убила своего уже давно и жутко обосравшегося от всей этой чехарды и мата мопса.
Пропаленная супружница, уделавшись от вида своего разъяренного ботаника, и глядя, как он с криком: «Урою пидара!» вылетел из квартиры, метнулась на балкон. Сверху она видит лишь раком стоящего мента и бабку с выпученными глазами с истерично срущим мопсом на поводке. Тут из подъезда вылетает со сбитой набок шляпой её домашний пинчер муж, который с разгона пинком по башке тушит лейтенанта. Охринев от этакой невиданной его прыти она врубается, что муж сейчас, в эйфории, если продолжит карательную акцию, раскрутится на срок и осознавая, что хоть как то его надо остановить, хватает стоящую на балконе эмалированную кастрюлю с квашеной капустой и булыжником внутри для гнёта, не успев всмотреться, что там сейчас внизу, дико вопя, швыряет кастрюлю в сторону стоящего внизу мужика, конечно, не успев понять, что стоит уже не тот. Приехавшая милиция и скорая так и не разобралась в последовательности и мотивах происшедшего.

 

 

Бабка и девица молчали, как индейцы в плену у конкистадоров. Девица с умыслом, бабка от навалившейся амнезии. Остальные искренне ни хрена толком не могли вспомнить.
Назад: Театрал
Дальше: Ежик в тумане