Часть 3
1
— Что это? — спросил я на следующее утро. Я имел в виду предмет, лежащий на подлокотнике моего кресла.
— А на что это похоже?
— На диктофон.
— Это именно он и есть.
— Я хотел спросить: зачем он?
— Чтобы записать для потомства любопытные предания обреченной культуры, которые ты собираешься мне рассказать.
Я рассмеялся и сел.
— Боюсь, что я пока не нашел никаких любопытных преданий, которые мог бы тебе рассказать.
— Значит, можно предположить, что твои поиски мифа о сотворении мира оказались безрезультатными?
— Нет у нас никакого мифа о сотворении мира, — снова сказал я. — Ты же не имеешь в виду тот, о котором говорится в Ветхом Завете.
— Не говори ерунды. Если бы в восьмом классе учитель предложил тебе рассказать, как возникла Вселенная, ты же не стал бы читать главу из Книги Бытия?
— Конечно, нет.
— А что бы ты ему рассказал?
— Я изложил бы научную гипотезу, но это же не миф!
— Ты, естественно, мифом ее не считаешь. Ни одно предание о сотворении мира не является мифом для того, кто его рассказывает. Для него это просто история.
— Хорошо, но та история, которую я изложил бы, мифом точно не является. Насколько я знаю, некоторые ее части еще не установлены точно и дальнейшие исследования могут внести в нее коррективы, так что она — никак не миф.
— Включи диктофон и начинай, а там посмотрим. Я укоризненно посмотрел на Измаила:
— Ты что, действительно хочешь, чтобы я… э-э…
— Пересказал историю, да.
— Я не могу так, с ходу… Мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок.
— Времени у тебя сколько угодно. В диктофоне кассета, рассчитанная на полтора часа.
Я вздохнул, включил диктофон и закрыл глаза.
2
— Все началось давным-давно, десять или пятнадцать миллиардов лет назад, — начал я через несколько минут. — Я не в курсе, какая теория сейчас на первом месте — пульсирующей Вселенной или Большого взрыва, но в любом случае все началось очень давно.
Тут я открыл глаза и насмешливо посмотрел на Измаила. Он ответил мне тем же.
— И что? На этом история заканчивается?
— Нет, я просто проверял, слушаешь ли ты меня. — Я снова закрыл глаза и продолжил: — Не знаю, когда именно… по-моему, шесть или семь миллиардов лет назад, возникла наша Солнечная система. У меня сохранилось воспоминание о картинке в какой-то детской энциклопедии — шарики то ли разлетаются, то ли соединяются… это и были планеты, а потом, за следующие два миллиарда лет, они охладились и затвердели. Так, что дальше? Жизнь возникла в древнем океане — бульоне из разных химических элементов… примерно пять миллиардов лет назад, верно?
— От трех с половиной до четырех миллиардов лет назад.
— О'кей. Бактерии, микроорганизмы развивались в более высокоорганизованные, более сложные формы, а те — в еще более сложные. Жизнь постепенно захватила сушу. Не знаю, как именно… слизь, выброшенная волнами, амфибии… Амфибии проникли в глубь суши, превратились в рептилий. От рептилий в процессе эволюции произошли млекопитающие. Когда это произошло? Миллиард лет назад?
— Нет, всего лишь четверть миллиарда.
— Ну хорошо. Так, значит, млекопитающие… Какие-то мелкие существа, занявшие свободную нишу.
Они жили в кустарнике, на деревьях. От тех, что жили на деревьях, произошли приматы. Потом… не знаю точно, кажется, десять или пятнадцать миллионов лет назад, одна ветвь приматов стала жить на земле и… — Я почувствовал, что совсем выдохся.
— Это не экзамен, — сказал мне Измаил. — Общий контур вполне годится для наших целей. Именно так в целом представляют себе историю все: и водители автобусов, и ковбои на ранчо, и сенаторы.
— О'кей, — сказал я и снова закрыл глаза, — о'кей. Одно следовало за другим. Одни виды сменяли другие, и наконец появился человек. Когда же это было? Три миллиона лет назад?
— Такая оценка вполне надежна.
— Вот и хорошо.
— И это все?
— Как общий обзор — да.
— Такова история возникновения мира, как она излагается в вашей культуре?
— Именно. Насколько позволяет современный уровень знаний.
Измаил кивнул и велел мне выключить диктофон. Потом он откинулся на спинку кресла со вздохом, который донесся до меня сквозь стекло, как рокот далекого вулкана, сложил руки на животе и бросил на меня долгий загадочный взгляд.
— И ты, интеллигентный и сравнительно хорошо образованный человек, желаешь убедить меня, будто это не миф.
— Да что в этом мифического?
— Я не говорил, что в твоем рассказе есть нечто мифическое; я сказал, что изложенная тобой история — миф.
Кажется, я не удержался от нервного смешка.
— Возможно, я не знаю, что ты называешь мифом.
— Я не имею в виду ничего такого, чего не знаешь ты. Я употребляю это слово в самом общепринятом смысле.
— Тогда история, как я ее изложил, не миф.
— Определенно, это миф. Ты послушай. — Он велел мне перемотать пленку и включить запись.
Прослушав все до конца, я несколько минут сидел с глубокомысленным видом, чтобы создать должное впечатление. Потом сказал:
— Это не миф. Ты мог бы включить мой рассказ в учебник для восьмого класса, и не думаю, чтобы нашелся школьный совет, который стал бы возражать, за исключением ортодоксов-церковников конечно.
— Совершенно согласен. Разве я не говорил, что эта сказка пронизывает всю вашу культуру. Дети усваивают ее из многих источников, в том числе и из школьных учебников.
— Тогда что ты пытаешься доказать? Ты хочешь убедить меня, что изложенное не соответствует фактам?
— Твой рассказ, конечно, полон фактов, но их интерпретация носит исключительно мифологический характер.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты явно выключил свой разум, Матушка Культура убаюкала тебя.
Я сурово посмотрел на Измаила:
— Уж не хочешь ли ты сказать, что эволюция — это миф?
— Нет.
— В чем же тогда дело?
Измаил посмотрел на меня с улыбкой… потом пожал плечами… потом поднял брови.
Глядя на него, я подумал: меня дразнит горилла! Только это ничуть мне не помогло.
— Прослушай запись еще раз, — сказал он мне. Когда запись кончилась, я сказал:
— Ну хорошо, одну вещь я заметил: я сказал «появился», «наконец появился человек». Ты это имеешь в виду?
— Нет, ничего подобного. Я не цепляюсь к словам. Из контекста было ясно, что «появился» просто синоним выражения «возник в результате эволюции».
— Черт возьми, так в чем же дело?
— Боюсь, ты все-таки не желаешь думать. Ты пересказал то, что слышал тысячу раз, а сейчас просто слушаешь, как Матушка Культура шепчет тебе в ухо: «Тихо, тихо, малыш, тут не о чем думать, не о чем тревожиться. Не волнуйся, не слушай это мерзкое животное, это не миф, все, что я тебе говорю, не миф, тут не о чем думать, не о чем тревожиться, просто слушай меня и засыпай, засыпай, засыпай…»
Я покусал губу, потом сказал:
— Все равно проку никакого.
— Хорошо, — сказал Измаил. — Я расскажу тебе сказку, — может быть, это поможет. — Он несколько секунд грыз свою ветку, потом закрыл глаза и начал.
— Эта история, — говорил Измаил — произошла полмиллиарда лет назад — так невероятно давно, что ты не узнал бы эту планету, если бы увидел. Ничто не двигалось на суше, кроме клубов пыли, которую гнал ветер. Не росло ни единой травинки, не стрекотал ни единый кузнечик, ни единая птица не взлетала в небо. Все они — и травинка, и кузнечик, и птица — должны были появиться еще только через много миллионов лет. Даже моря были странно безжизненны и молчаливы, потому что позвоночные тоже еще отстояли на десятки миллионов лет в будущем.
Однако тем не менее антрополог там имелся. Какой же это мир без антрополога? Впрочем, антрополог казался очень угнетенным и разочарованным: он обошел уже всю планету в поисках кого-нибудь, у кого можно взять интервью, и все равно пленка диктофона в его рюкзаке оставалась такой же чистой, как безоблачное небо над головой. И вот наконец однажды, когда он, пригорюнившись, сидел на берегу океана, на мелководье он увидел нечто похожее на живое существо. Ничего особенного оно собой не представляло — это был просто комок слизи, — но в нем заключалась единственная надежда антрополога на то, что его путешествия окажутся не безрезультатными, поэтому он побрел туда, где на волнах качался этот комок.
Антрополог вежливо поздоровался и получил такой же вежливый ответ, так что вскоре они с существом подружились. Антрополог как мог объяснил, что изучает стили жизни и обычаи, и попросил у своего нового друга информации на сей счет, которую тот с готовностью и предоставил.
— А теперь, — сказал антрополог, — я хотел бы записать на пленку в твоем собственном изложении некоторые предания, которые вы рассказываете друг другу.
— Предания? — переспросило существо.
— Ну да, что-нибудь вроде мифа о создании мира, если у вас таковой имеется.
— А что такое миф о создании мира? — спросило существо.
— О, знаешь, — стал объяснять антрополог, — такие фантастические истории, которые вы рассказываете своим детям, о том, как возник мир.
При этих словах существо с возмущением выпрямилось — насколько, конечно, мог выпрямиться комок слизи — и ответило, что никакие фантастические истории его народу неизвестны.
— Как, вы не имеете представления о том, как возник мир?
— Имеем, конечно, — гордо ответило существо, — но это, безусловно, не миф.
— О, несомненно, — сказал антрополог, вспомнив наконец, чему его учили. — Я буду ужасно благодарен, если ты поделишься со мной своими знаниями.
— Хорошо, — согласилось существо, — но я хочу, чтобы ты понял: мы, как и ты сам, мыслим строго рационально и не приемлем ничего, что не основано на наблюдении, логике и научном методе.
— Конечно-конечно, — согласился антрополог. Тут наконец существо начало свой рассказ.
— Вселенная, — говорило оно, — родилась очень-очень давно, десять или пятнадцать миллиардов лет назад. Два или три миллиарда лет назад возникла наша собственная Солнечная система — звезда, планеты и все прочее. Долгое время на планете ничего живого не существовало, потом, примерно миллиард лет назад, возникла жизнь.
— Извини меня, — перебил существо антрополог, — вот ты говоришь — возникла жизнь. А где, согласно вашему мифу… я хочу сказать, вашим научным взглядам, она возникла?
Вопрос, казалось, поверг существо в растерянность, так что оно даже приобрело нежно-зеленый оттенок.
— Ты имеешь в виду, в какой конкретно точке?
— Нет. Меня интересует вот что: случилось это на суше или в море?
— На суше? — удивилось существо. — А что такое суша?
— Ну как же, — сказал антрополог, махнув рукой в сторону берега, — вон то обширное пространство, покрытое землей и камнями.
Существо позеленело еще сильнее и сказало:
— Понятия не имею, о чем ты болтаешь. Земля и камни просто край чаши, в которой плещется море.
— Ах да, — сказал антрополог, — я уловил твою мысль. Да-да, конечно. Продолжай, пожалуйста.
— Хорошо, — сказало существо. — В течение многих миллионов лет жизнь в нашем мире была представлена всего лишь беспомощно плавающими в химическом бульоне микроорганизмами, однако постепенно начали возникать более сложные формы: одноклеточные, водоросли, полипы и так далее. Но наконец, — закончило существо, порозовев от гордости, — наконец появились медузы!
4
Минуты полторы я только и мог, что испытывать разочарование и гнев. Потом наконец выдавил:
— Это несправедливо!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я сам точно не знаю, что хочу сказать. Ты что-то доказал, но я не знаю что!
— Ты этого не понял?
— Нет.
— Что имела в виду медуза, когда сказала: «Но наконец появились медузы»?
— Что… что к этому все вело. Все десять или пятнадцать миллиардов лет развития Вселенной завершились появлением медузы.
— Согласен. А почему твой рассказ о создании Вселенной не закончился появлением медузы?
Тут я не выдержал и захихикал.
— Потому что за медузой последовали другие живые существа.
— Правильно. На медузе эволюция не остановилась. Еще должны были возникнуть позвоночные, амфибии, рептилии, млекопитающие и, наконец, конечно, человек.
— Верно.
— Значит, твое описание возникновения мира заканчивается так: «И наконец появился человек»?
— Да.
— И что же это значит?
— Что дальше ничего не было. Эволюция дошла до конца.
— Так вот к чему все вело!
— Да.
— Ну конечно. Это знает любой представитель вашей культуры. Вершина творения была достигнута, когда возник человек. Человек — завершение всей космической драмы сотворения мира.
— Да.
— Когда человек наконец появился, творение завершилось, поскольку его цель была достигнута. Больше нечего уже стало создавать.
— Таков подразумевается вывод.
— Далеко не всегда он лишь подразумевается. Религии представителей вашей культуры совсем не безмолвствуют на этот счет. Человек — венец творения. Человек — то существо, ради которого вес было сотворено: этот мир, Солнечная система, Галактика, сама Вселенная.
— Верно.
— Любой человек, принадлежащий к вашей культуре, знает, что мир не был создан ради медузы, лосося или гориллы. Он был создан ради человека.
— Правильно.
Измаил устремил на меня сардонический взгляд:
— И это все не мифология?
— Ну… факты есть факты.
— Безусловно. Факты есть факты, даже когда они содержатся в мифологии. Но как насчет остального? Неужели весь процесс космического развития закончился три миллиона лет назад, вот здесь, на этой маленькой планете, когда появился человек?
— Нет.
— Может быть, хотя бы в масштабах планеты процесс творения завершился три миллиона лет назад с появлением человека? Не остановилась ли со скрипом тормозов эволюция, когда в мир явился человек?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты именно так рассказал о возникновении мира?
— Ну… пожалуй, потому, что так принято рассказывать.
— Так принято рассказывать среди Согласных. Но это, бесспорно, не единственный возможный способ.
— О'кей, понятно. А как бы рассказал ты?
Измаил кивнул на расстилавшиеся за окном окрестности:
— Ты разве видишь где-нибудь хоть малейший признак того, что сотворение мира закончилось с появлением человека? Разве есть хоть малейшие доказательства того, что человек — та вершина, к которой Вселенная стремилась с самого начала?
— Нет. Я не могу даже представить себе, как такие свидетельства могли бы выглядеть.
— Это, по-моему, очевидно. Если бы астрофизики могли сообщить, что глобальные космические процессы завершились пять миллиардов лет назад, когда возникла наша Солнечная система, это дало бы хоть какое-то основание подобным предположениям.
— Да, я понимаю, что ты хочешь сказать.
— Или если бы биологи и палеонтологи могли сказать, что возникновение видов прекратилось три миллиона лет назад, это тоже было бы убедительно.
— Да.
— Однако тебе известно, что ничего подобного не произошло. Совсем наоборот: и Вселенная, и планета развивались, как и прежде. Появление человека внесло не больше изменений, чем появление медузы.
— Совершенно верно.
Измаил показал на диктофон:
— Так какой вывод можем мы сделать из того, что ты рассказал?
Я печально улыбнулся:
— Это миф. Невероятно, но миф.
5
— Я говорил тебе вчера, что суть сказки, которую разыгрывают люди твоей культуры, заключается в смысле существования мира, божественных намерениях и предназначении человека.
— Да.
— И каков же — если судить по первой части твоего рассказа — смысл существования мира?
Несколько секунд я обдумывал вопрос.
— Не могу сказать, чтобы я видел тут какое-либо объяснение.
— Примерно в середине твоего вчерашнего рассказа ты переключился со Вселенной в целом на одну свою планету. Почему?
— Потому что именно этой планете было суждено стать колыбелью человека.
— Конечно. Послушать тебя — так рождение человека — центральное событие в истории космоса. С появлением человека Вселенная перестает представлять какой-нибудь интерес, перестает участвовать в разыгрывающейся драме. Для нее достаточно одной Земли: она колыбель и обитель человека — таково ее назначение. Согласные смотрят на мир как на что-то вроде системы жизнеобеспечения, как на машину, предназначенную для того, чтобы породить и поддерживать человеческую жизнь.
— Да, именно так.
— В своем рассказе ты, естественно, опустил всякие ссылки на богов, поскольку не хотел, чтобы история Вселенной походила на миф. Теперь же, когда мы выяснили, что все-таки она миф, можно больше об этом не беспокоиться. Если предположить, что в сотворении Вселенной божественная сила участвовала, что можешь ты сказать о намерениях богов?
— Ну, в основном только то, что их целью с самого начала было создание человека. Они создали Вселенную так, чтобы в ней оказалась наша Галактика; они создали Галактику так, чтобы в ней оказалась наша Солнечная система; они создали нашу Солнечную систему так, чтобы в ней оказалась наша планета, И они создали нашу планету так, чтобы на ней появился человек. Все в целом имело одну цель: чтобы человеку было где жить.
— В таком виде историю Вселенной представляют себе все люди, принадлежащие к вашей культуре, — по крайней мере те, кто считает Вселенную выражением божественной воли.
— Да.
— Поскольку целая Вселенная была создана только для того, чтобы стало возможным появление человека, человек, несомненно, должен быть чрезвычайно важен для богов. Однако первая часть твоего рассказа не содержит никаких намеков на их намерения в отношении человека. Боги должны предназначать человеку особую судьбу, но она остается скрытой.
— Верно.
6
— Каждый сюжет имеет завязку, каждое повествование — это развертывание завязки. Как писатель, ты, я уверен, это знаешь.
— Конечно.
— Ты, несомненно, узнаешь цитату: «Из чресл враждебных, под звездой злосчастной Любовников чета произошла…»
— Еще бы! «Ромео и Джульетта».
— Сказка, которую разыгрывают в мире Согласные, тоже имеет завязку. Она содержится в той истории Вселенной, которую ты мне сегодня рассказал. Посмотрим, сумеешь ли ты определить, в чем она заключается.
Я закрыл глаза и притворился, что усиленно размышляю; на самом деле я прекрасно понимал, что никакого шанса найти ответ у меня нет.
— Боюсь, я не знаю, в чем завязка.
— Тот сюжет, который разыгрывают Несогласные, имеет совсем иную завязку, и пока еще ты не сможешь ее назвать. Однако обнаружить завязку своего собственного повествования ты способен. Это очень простое, но очень влиятельное понятие для всей истории человечества… не обязательно благодетельное, но, несомненно, очень влиятельное. Вся ваша история с ее чудесами и катастрофами — развертывание этой завязки.
— По правде сказать, мне совершенно невдомек, к чему ты клонишь.
— А ты подумай. Вот смотри: мир не был создан ради медузы, верно?
— Да.
— И для лягушек, ящериц или кроликов он тоже не был создан?
— Нет.
— Ну конечно, ведь мир был создан для человека.
— Совершенно верно.
— Это известно всем представителям вашей культуры. Даже атеисты, которые клянутся, что бога нет, знают, что мир был создан для человека.
— Согласен. Вот и прекрасно.
— Значит, завязка такова: «Мир был создан для человека».
— Не понял… Я хочу сказать, что не понимаю, почему ты считаешь это завязкой.
— Люди вашей культуры сами сделали это завязкой своей истории — таков был их выбор. Они сказали: «А что, если мир был создан для нас?»
— О'кей. Продолжай.
— Подумай, какие следствия вытекают из такой завязки: если мир был создан для вас, то что?
— Ага, я понял, что ты имеешь в виду. Если мир был создан для нас, значит, он принадлежит нам и мы можем делать с ним, что пожелаем.
— Именно. Это и происходит на протяжении последних десяти тысяч лет: вы делаете с миром, что пожелаете. И конечно, вы собираетесь и дальше делать с ним, что пожелаете, потому что, в конце концов, мир же принадлежит вам.
— Да, — сказал я и на секунду задумался. — Вообще-то это просто поразительно. Я вот что хочу сказать: подобные вещи слышишь по пятьдесят раз на день. Люди говорят о нашей окружающей среде, о наших морях, нашей Солнечной системе. Я слышал даже, как говорят о нашей дикой природе.
— И еще вчера ты с полной уверенностью утверждал, что ваша культура не содержит ничего даже отдаленно напоминающего мифологию!
— Верно. Говорил. — Измаил продолжал угрюмо смотреть на меня. — Я ошибался. Чего еще ты от меня хочешь?
— Изумления.
Я кивнул:
— Ясное дело, я изумлен. Я просто этого не показываю.
— Попал бы ты ко мне в ученики, когда тебе было семнадцать!
Я только пожал плечами, молча соглашаясь с тем, что это было бы хорошо.
7
— Вчера я говорил тебе, что твоя сказка содержит объяснение того, как случилось, что все сложилось именно так.
— Верно.
— Что добавляет к этому объяснению первая часть твоего рассказа?
— Ты спрашиваешь, что она добавляет к объяснению того, как случилось, что все сложилось именно так?
— Да.
— На первый взгляд она не добавляет ничего.
— Подумай как следует. Сложилось бы все именно так, если бы мир был создан для медузы?
— Нет, конечно.
— Вот именно. Будь мир создан для медузы — все пошло бы совсем иначе.
— Это, конечно, правда, но ведь мир не был создан для медузы: он был создан для человека.
— И это обстоятельство отчасти объясняет, как случилось, что все сложилось именно так.
— Ну да. Таков довольно трусливый способ свалить все на богов: создай они мир для медузы — ничего этого не случилось бы.
— Именно, — сказал Измаил. — Ты начинаешь улавливать общую идею.
8
— Как ты думаешь, где ты найдешь остальные части своего рассказа — его середину и конец?
Я задумался.
— Пожалуй, стоит просмотреть какой-то женский журнал, наподобие «Новы».
— Зачем?
— Я сказал бы, что, возьмись «Нова» за изложение истории создания Вселенной — то, что я рассказал тебе сегодня, было бы там общей схемой. Все, что теперь мне остается, — узнать, как они ее завершили бы.
— Что ж, тогда это и будет твоим заданием: завтра я хочу услышать от тебя среднюю часть рассказа.
