16
Отравленное яблоко

Руби Валентайн была близка к нервному срыву. Джунипер это видела, хотя не отрывала глаз от Гэвина. Он лежал на черном бархатном диване, как четырехлетний мальчик после празднования своего дня рождения: руки и ноги разбросаны в стороны, темные волосы закрывают лицо, грудь ритмично поднимается и опускается.

Он выглядел безмятежно спокойным.

Руби, наоборот, казалось, была в ужасе. Пошатываясь, она подошла к окну и раздвинула шторы, словно готовилась к побегу. K сожалению, она не могла сбежать. Стальные решетки на окнах держали их в доме.

– Он запер нас в ловушке.

– Кто, Паркер? – спросила Джунипер, ее сердце глухо забилось при виде этих решеток.

Руби покачала головой. Она смотрела на окно, будто ожидала, что сейчас сквозь решетку проскользнет призрак. Призрак с темными волосами и потрясающе синими глазами. С длинными, бледными пальцами. С обманчивой улыбкой.

– Шейна Феррика здесь нет, – сказала ей Джунипер. – Не может быть.

Руби резко обернулась, и ее волосы рассыпались по плечам подобно струйкам в красном море. Она покрасила их несколько месяцев назад, но Джунипер так и не смогла до конца к ним привыкнуть. Девочки росли вместе, и она привыкла к рыжим косам Руби. Однажды она заплела волосы Руби в сотню крошечных косичек, а когда их расплели, Руби стала похожа на русалку.

Сейчас она была похожа на привидение, а ее волосы напоминали кровь на кончике пальца. Пятно на платье цвета слоновой кости. «Как пряжа из рубинов», – заявила Руби три месяца назад в школьном женском туалете. Джунипер как раз выходила из кабинки, когда увидела Руби, стоящую перед зеркалом.

Затем молчание. Всегда молчание с Руби, с тех пор как все рухнуло и они уже не могли смотреть друг другу в глаза. Однако в тот день что-то изменилось. Руби прыгала с ноги на ногу и широко улыбалась своему отражению.

– Этот цвет мне идет, как ты считаешь? Волосы похожи на пряжу из рубинов.

Джунипер лишь пристально смотрела на нее. Ей совсем не хотелось начинать ссору, но ей ужасно не нравилось то, как выглядит бледная Руби с кроваво-красными волосами. Как мерзко. И чтобы не промолчать, она сказала самое приятное, что сумела придумать:

– Ты с ними выглядишь не такой невинной.

Руби рассмеялась. Почти всю жизнь у нее были розовые щеки и россыпь веснушек на переносице. Она была вкусненькой, как яблочный пирог, так шептались мальчики, а потом изображали, как будут пробовать ее на вкус. Они просовывали языки между пальцами, когда Руби проходила мимо по коридору.

Но после похорон Шейна Руби проводила так много времени в доме, что ее веснушки побледнели. С лица сбежали все краски. С этими ярко-красными волосами она выглядела не столько вкусненькой, а сколько отравленной.

Теперь Джунипер гадала, не в этом ли все дело. «Вкусная, как яблочный пай», Руби всегда была любимым лакомством для мальчиков, но что-то всегда, всегда, шло не так. Но если бы этот яблочный пай выглядел отравленным, им больше не захотелось бы его попробовать. Они бы оставили ее в покое, и никто бы не пострадал.

Никто бы не погиб.

– Мы ходили на его похороны, – сказала Джунипер, отрывая взгляд от решеток на окне. – Мы смотрели, как его опускают в землю, и бросали лепестки роз…

– На закрытый гроб, – пробормотала Руби, опускаясь на диван напротив Гэвина. Казалось, она с трудом держится на ногах, как новорожденный с трудом держит собственную головку. И Джунипер подумала – и на нее накатила новая волна ненависти к себе самой, – что будет поддерживать голову Руби, если до этого дойдет.

Она была готова отдать Руби свою кровь. Свое дыхание. А пока она встала на колени перед диваном и взяла затянутые в перчатки руки Руби.

– Это не Шейн делает. Подумай об этом, Руби. Если он не умер, зачем запирать нас в доме и мучить?

– Мы не заперты в доме.

– Ты права. Дверь черного хода открыта. – Она старалась поймать взгляд Руби, но глаза Руби напоминали беспокойных бабочек, они ни на чем не могли остановиться. – Мы не должны сидеть в этой комнате и ждать, пока за нами кто-то придет. Мы должны выйти отсюда и уехать.

– Мы не можем. Машина – это последнее место, куда мы должны…

– Никто не заставлял Шейна садиться в ту машину! Никто не может винить нас в том, что с ним случилось. Он решил сесть за руль…

– Ты видела, как он уходил с вечеринки? Видела, как он взял ключи из кармана Паркера? – Руби, наконец, смотрела ей в глаза, но ее взгляд внушал тревогу. Такого напряженного взгляда Джунипер никогда у нее не видела. Руби отчаянно стремилась понять, что произошло в ночь той вечеринки.

Но Джунипер не знала ответов на ее вопросы.

– Я ушла раньше Шейна, – призналась она, посмотрев на слова, написанные на коже Гэвина. – Я не видела, что делал Гэвин, я только слышала о том, что сделал потом Брет.

– А как насчет тебя? – спросила Руби. Она произнесла это так мягко, что Джунипер почти решила, что можно сказать правду. Признаться. Стереть все с грифельной доски. Но она все еще цеплялась за иллюзию, что они могут заново разжечь огонь прежней дружбы, а эта капля правды окончательно погасит тот огонь.

Навсегда.

И поэтому она сказала полуправду. То, что говорила себе снова и снова после вечеринки.

– Я никогда не пыталась ему навредить, – ответила она, продолжая смотреть в глаза Руби. Продолжая держать ее за руки, как ни удивительно. – Он подошел и сел рядом со мной, и мы вместе выпили пива.

– Шейн сидел с тобой? – спросила Руби. Она произнесла это тихо, будто ласкала его имя своими губами. Джунипер не понимала. Насколько она знала, Шейн поступил с Руби ужасно, но если бы это было правдой, она не произносила бы так его имя.

Она бы плевала на его могилу.

– Ладно, скажи мне честно, – попросила Джунипер, бросая взгляд на ревущий огонь в камине. – Ты остаешься здесь… Ты прячешься в этой комнате не потому, что хочешь его увидеть. Правильно?

Руби опустила глаза.

– Если бы я могла попросить прощения…

– Ты серьезно? – Жар разлился в груди Джунипер. – После того, что он с тобой сделал?

– А что он сделал, по-твоему?

– Я не знаю, честно. Знаю только то, что видела в школе. Только что ты кормила его во дворе школы, а в следующую минуту на мой почтовый ящик прислали это видео, где ты… Ну, мне не нужно напоминать тебе, что там было.

– Нет. Не нужно, – ответила Руби, теперь ее голос стал холодным. Джунипер так и представила себе свисающие с ее сердца сосульки. Наверное, так и бывает, когда все, кого ты любила, ополчились против тебя, или бросили тебя, или еще хуже. Наверное, приходится покрыть все теплые, кровоточащие части самой себя инеем.

Чтобы выжить.

Руби умела выживать. Это всегда было правдой. Отчасти именно это и привлекло к ней Джунипер прежде всего. Когда Руби падала на детской площадке, она не плакала. Когда ее отец кричал на нее, она даже не вздрагивала. А когда Шейн Феррик унизил ее перед всей школой, она не захотела отомстить.

Конечно, ей не пришлось мстить. Другие сделали это за нее. Паркер вместе со своим верным приспешником, Бретом. Гэвин, очевидно. И Джунипер тоже. Теперь они здесь. Пять маленьких участников опасной игры, пытающиеся спасти свои жизни. А Руби хотела остаться, чтобы извиниться перед мальчиком, который ее унизил?

– Ты должна его ненавидеть, – резко бросила Джунипер, вскакивая. Ей стало холодно, когда она отпустила руки Руби. – Он пробрался в твою комнату. Он забрался в твою постель, а потом…

– Он не забирался.

Сердце Джунипер отправилось на каникулы. Всю ночь оно колотилось внутри нее, а теперь… замолчало. Всегда молчало при Руби. Всегда было страдание и сожаление, потому что Руби не простила бы, и она бы не забыла. Но она смогла простить Шейна и могла его защищать.

Руби медленно встала. При свете мерцающего пламени ее волосы вспыхивали ярче маков, потом становились темнее, чем кровь.

– Он не пробирался ко мне в комнату и не забирался в мою постель. Это я забралась в его постель.