46
- Все началось 11 августа 1904 года. Перед этим мы провели парочку незабываемых недель в Свакопмунде. Там весьма неплохое для Африки пиво, и мы славно провели время, правда, девушки несколько подкачали. Тогда мы только что вернулись из Гамбурга, и капитан Райнер назначил меня своим помощником. Наш корабль в течение нескольких месяцев крейсировал вдоль африканского побережья, наводя ужас на этих проклятых англичан.
- Но ведь проблема была не в англичанах, да?
- Не в них, парень... За несколько месяцев перед этим произошло восстание туземцев. Незадолго до этого командующим войсками в колониях был назначен один генерал. Это был настоящий сукин сын, садист и мерзавец, не побоюсь этого слова. Его звали Лотар фон Тротта. Он начал притеснять чернокожих. У него был приказ из Берлина прийти с ними к соглашению, но его это совершенно не волновало. Он называл чернокожих низшими существами, обезьянами, которые только что слезли с деревьев и научились стрелять из винтовок, повторяя действия белых. Он издевался над ними, как только мог, пока они не дали ему отпор в Ватерберхе. В этом сражении приняли участие и мы все, прибывшие из Свакопмунда и Виндхука с оружием в руках и проклиная злодейку-судьбу.
- И вы победили.
- Их было втрое больше нас, но у них не было настоящей армии, и они не умели воевать. Они потеряли более трех тысяч человек, и мы захватили весь их скот и оружие. А потом...
Прежде чем продолжить, бывший моряк зажег от еще не потухшего окурка новую сигарету. В свете фонаря его лицо казалось совершенно бесстрастным, а голос был лишен всякого выражения.
- Итак, фон Тротта дал приказ наступать, - нетерпеливо подсказал Пауль.
- Не сомневаюсь, что ты слышал эту историю, парень, однако никто из тех, кто там не был, не сможет в полной мере понять, что это такое. Короче говоря, мы загнали их в пустыню. Ни воды, ни пищи там не добудешь. Мы сказали, что не позволим им вернуться. Отравили все колодцы на сотни километров вокруг, безо всякого предупреждения. Те, кто попрятались и те, что вернулись в поисках воды, стали первыми жертвами. Остальные... их было более двадцати пяти тысяч, в основном - женщины, дети и старики, сгинули в Омахеке . Боюсь даже представить, что с ними стало.
- Они все погибли, Кловис. Никто не сможет пересечь Омахеке без воды. Уцелело лишь несколько племен гереро на севере.
- Нам дали отпуск. Мы с твоим отцом мечтали оказаться как можно дальше от Виндхука. Мы украли нескольких лошадей и отправились на юг. Я не помню точно, какой дорогой мы ехали, поскольку в первые дни были настолько пьяны, что едва могли вспомнить, как нас зовут. Помню только, что мы проехали через Кольманскоп, где нас ждала телеграмма от фон Тротта, адресованная твоему отцу, в которой сообщалось, что его отпуск закончился, и ему приказано вернуться в Виндхук. Твой отец порвал телеграмму в клочки и заявил, что никогда туда не вернется. Случившееся слишком сильно на него повлияло.
- Его это действительно настолько потрясло? - спросил Пауль. Кловис услышал волнение в его голосе и понял, что нашел брешь в броне противника.
- Итак, мы вдвоем продолжали путь верхом, напиваясь при любой возможности, стараясь убраться как можно дальше от того ужасного места и даже не представляя, куда едем. И вот однажды утром мы добрались до одинокой фермы на берегу реки Оранжевой. Там жила семья немецких колонистов, и задери меня дьявол, если отец семейства бы не самым большим кретином, которого я когда-либо видел. Там поблизости протекал ручей, и девушки жаловались, что всё его дно усеяно камешками, и им больно купаться. Папаша-фермер набрал целую кучу этих камешков и свалил их позади дома - "чтобы вымостить дорожку", как он сказал. Только это были не просто камни.
- Это были алмазы, - догадался Пауль, который, много лет проработав на рудниках, знал, насколько легко здесь попасть впросак. Необработанные алмазы выглядят настолько невзрачно, что действительно кажутся просто полупрозрачными камешками.
- Среди них попадались камни размером с голубиное яйцо, парень. Другие были совсем маленькими, но зато чистой воды, а некоторые даже с розовым оттенком, вот такой величины, - сказал Кловис, подняв сжатый кулак. В те времена найти алмазы на берегу Оранжевой было не так уж и сложно; правда, если бы государственный инспектор увидел, что ты шатаетесь возле рудника, он запросто мог и пристрелить, а на всех перекрестках сушилось на солнышке немало трупов с табличкой "вор алмазов". Так или иначе, алмазы на Оранжевой тогда попадались во множестве, но такого их количества, как на той ферме, я никогда не встречал. Никогда.
- И что же сказал тот человек, когда узнал, каким сокровищем владеет?
- Как я уже сказал, тот человек был глуповат. Его волновала только библия и растения, он не позволял никому из семьи ни съездить в город, ни принимать гостей издалека. И слава богу, потому что любой хотя бы с одной извилиной в мозгах, приехавший туда до нас, тут же понял бы, что это за камешки. Твой отец увидел кучу алмазов, когда мы изучали ферму, и ткнул меня локтем в бок. И вовремя, потому что я чуть не проговорился, как последний кретин, и будь я проклят, если бы это сделал. Семья приняла нас без возражений, и во время ужина твоей отец находился в дурном настроении. Он сказал, что хочет уйти спать пораньше, что устал, а когда фермер с женой предложили нам комнату, твой отец настоял на том, чтобы спать в гостиной, просто на одеялах.
- Чтобы спокойно встать ночью.
- Так мы и сделали. У камина стоял сундук из дерева и кожи, где семья держала свои пожитки. Мы вывалили из него все на пол, стараясь не шуметь. Вышли через черный ход и нагрузили его алмазами, и уж поверь, камни заполнили его на добрых три четверти, а ведь сундук был немалых размеров. Мы расстелили одеяло, поставили на него сундук, чтобы не грохотал, и подняли его на телегу, с которой папаша ездил в город за покупками. И всё было бы хорошо, кабы не проклятый пес, спавший внизу. Когда мы запрягли в телегу наших лошадей и тронулись, он подсунул свой хвост под колесо, а мы и не заметили. Лопни моя селезенка, как же взвыла эта чертова тварь! Фермер, конечно, тут же выскочил из дома с ружьем в руках. Он, конечно, был глуп, как пробка, но всё же не настолько, чтобы не понять, что тут дело нечисто, и наши объяснения пропали втуне. Твой отец, недолго думая, выхватил пистолет - тот самый, что ты держишь у меня перед носом, и одним выстрелом размозжил ему голову.
- Врешь! - сказал Пауль. Луч света от фонаря слегка задрожал.
- Нет, парень, будь я проклят, но сейчас я не лгу. Твой отец действительно его убил, убил наповал, и нам пришлось вовсю погонять лошадей, потому что из дома выскочили его жена и две дочери и подняли крик. Мы драпали оттуда, словно две грешные души от адских ворот. Однако, не успели мы проехать и десяти миль, как твой отец велел мне остановиться и сойти с телеги. Я ответил, что он сошел с ума и, думаю, был прав. Всё это насилие и алкоголь сделали свое дело. Убийство фермера стало лишь последней каплей. К тому же у него был пистолет, а я свой потерял по пьянке, поэтому я решил: пусть оно всё катится к чертям собачьим! И слез с телеги.
- А как бы ты поступил, Кловис, будь у тебя пистолет?
- Я бы его пристрелил, - ответил бывший моряк, даже не задумавшись. В это мгновение он уже понял, как может изменить положение в свою пользу.
Нужно только дождаться подходящего момента.
- Продолжай, - велел Пауль. Голос его звучал еще менее дружелюбно, чем прежде.
- Не зная, что предпринять, я пошел по той же проселочной дороге, которая привела бы нас обратно в поселок. Твой отец уехал на заре. Когда он вернулся, уже перевалило за полдень, и на сей раз он был без телеги, лишь с лошадьми. Он сказал мне, что закопал сундук в том месте, которое знает только он один, и что мы вернемся и найдем его, когда всё успокоится.
- Он тебе не доверял.
- Ясное дело. И правильно. Мы сошли с дороги, потому что боялись, что жена и дочери погибшего фермера кого-нибудь оповестят, и не стали входить в город. Мы направились на север, спали урывками, а твой отец разговаривал и кричал во сне. Он не мог выкинуть из головы ту ферму. И это продолжилось, когда мы вернулись в Свакопмунд и обнаружили, что нас обоих разыскивают за дезертирство, а твоего отца лишили командования кораблем. Если бы не заварушка с алмазами, твой отец, вероятно, объявил о своем возвращении, но мы боялись, что нас свяжут с событиями на Оранжевой, так что просто уехали. Мы едва бежали от военной полиции, безбилетниками поднявшись на борт судна, отплывающего в Германию, и с грехом пополам смогли добраться до нее живыми.
- И тогда вы пошли к барону?
- Хансом, да и мной тоже, овладела навязчивая идея - вернуться на Оранжевую за тем сундуком. Мы тайно провели несколько дней в особняке. Твой отец всё рассказал барону, и тот прямо обезумел, как и твой отец, да как и все мы. Барон требовал открыть ему точное местонахождение, но Ханс отказался. Барон был банкротом и не располагал необходимыми деньгами, так что Ханс подписал бумаги, в которых переводил на его имя дом, где ты жил с матерью, и свой небольшой магазин. Предполагалось, что барон продаст их, чтобы финансировать расходы на поиски сундука. Ни один из нас двоих не мог этим заняться, поскольку к тому времени нас объявили в розыск и в Германии.
- Что произошло в ночь его смерти?
- Мы сильно поспорили. Много денег на кону, четверо мужчин, в ярости кричащих друг на друга. Твой отец получил пулю в живот.
- Как это случилось?
Кловис осторожно достал пачку сигарет и коробок спичек. Он чиркнул последней и осмотрительно подождал, пока она разгорится, а потом прикурил и выпустил дым в направлении фонаря.
- Зачем тебе это знать, Пауль? Почему тебя так интересует жизнь этого убийцы?
- Не смей так говорить о моем отце!
Ну вот... мы уже близко.
- Ах вот как? А как ты назовешь то, что мы делали в Ватерберхе, парень? Как ты назовешь то, что он сделал на ферме? Он прострелил ему башку, прямо вот тут! - сказал он, притронувшись ко лбу.
- Я сказал, заткнись!
Яростно крикнув, Пауль приблизился и поднял правую руку, чтобы ударить Кловиса. Дуло револьвера на секунду опустилось, больше не целясь в бывшего моряка, а Пауль подошел достаточно близко, чтобы Кловис мог разглядеть его лицо. Ловким движением он ткнул зажженной сигаретой ему в глаза. Молодой человек отпрянул, машинально сделав шаг назад. Сигарета не причинила ему вреда, но предоставила Кловису достаточно времени, чтобы повернуться и броситься бежать, в отчаянии разыграв свою последнюю карту.
Он не выстрелит мне в спину.
- Стой, сволочь!
Тем более, не выяснив, кто это сделал.
Пауль помчался за ним. Спина Кловиса то появлялась, то исчезала в луче фонаря, пока бывший моряк бежал в глубину склада, пытаясь выскочить с той же стороны, откуда вошел преследователь. В конце он различил дверь и окно с закрашенными черной краской стеклами. Он еще прибавил ходу, и был уже у спасительной двери, когда поскользнулся на каком-то мусоре, который оставили после себя былые обитатели помещения.
Он завалился ничком и как раз пытался подняться, когда Пауль добрался до него и схватил за куртку. Бывший моряк хотел встать на ноги и одновременно с этим ударить Пауля, но не сумел и, потеряв равновесие, качнулся в сторону окна.
- Нет! - крикнул Пауль, пытаясь его схватить.
Кловис боролся за то, чтобы сохранить равновесие, и протянул к Паулю руки. Он дотронулся до Пауля кончиками пальцев за мгновение до того, как окончательно потерял вертикальное положение и рухнул в окно. Старые стекла подались, словно бумажные, и тело бывшего моряка вывалилось в дыру и исчезло в темноте.
Раздался короткий крик и гулкий удар.
Пауль высунулся из окна и направил фонарь на мостовую. Тело Кловиса лежало в десяти метрах внизу, в центре расплывающегося кровавого пятна, пропитавшего валявшийся в переулке мусор.
