Глава 16

Сегодня пятничный вечер, мы с Равартой медленно плетёмся домой. Всю с рабочую неделю мы с Тодом ломали голову над алгоритмами и многое сумели выяснить. Сегодня мне удалось выкачать копию отлаженной программы. Завтра я отдам её Элиасу. Надеюсь, это чем-то поможет. Раварта идёт со мной рядом, с прямой и гордой осанкой. На её лице видна усталость, но она не заостряет на этом внимания. Она не тренируется, во всяком случае при мне, но работы, которой её загружает Нори, более чем достаточно, чтобы свалить с ног слона. Иногда я поражаюсь выдержке и выносливости Раварты.

С того дня, когда мы подрались с Диланом, почти каждую ночь мы остаёмся у меня. Сегодня у меня есть маленький сюрприз для Раварты.

Пока я раздеваюсь в прихожей, мне приходит сообщение от Кристини. Мы теперь не видимся на работе после того инцидента с полицейским, только переписываемся. Иногда она мне звонит. В сообщении она спрашивает, во сколько я уезжаю из центра. Я отвечаю, что поезд в восемь. Раздаётся сигнал и коммуникатор высвечивает: «Жаль, что так рано. Могли бы повидаться перед твоим отъездом».

Мои внутренности скручивает от ненависти к самому себе и сложившейся ситуации. Сколько мне ещё так придётся ей лгать? Я хочу прекратить это немедленно, но есть более важные вещи, чем мой собственный дискомфорт. Я вновь лгу и отвечаю, что мне жаль. Раварта подходит ко мне и крепко обнимает, скользя ладонями по моей спине и плечам. Я забываю обо всём, кроме одного – сюрприза.

– Пойдём, я тебе кое-что покажу, – говорю я ей, стараясь звучать таинственно.

Мы заходим в исследовательский кабинет моей квартиры. Я прошу Раварту закрыть глаза и веду её к одному из зелёных кустов. На одной из веток с мощными листьями крохотным ярким пятном выделяется звёздочка жёлтого цветка. Раварта открывает глаза, и почти минуту я слышу лишь её лёгкое дыхание. Она нежно касается пальцем одного из маленьких лепестков и по её щеке скатывается слеза.

– Я хотел сделать тебе приятно, – полушёпотом произношу я.

– Тебе это удалось, – она обнимает меня и целует.

Мои губы скользят по её щеке, лбу, ушам, потом опять по щеке, шее. Я не могу остановиться.

На следующее утро я подрываюсь за три часа до подъёма. По шее стекает холодный пот, всякий раз, когда кожа вздымается из-за резкого короткого вдоха. Я пытаюсь заглотить как можно больше воздуха, не в состоянии надышаться.

– Кошмар? – спрашивает Раварта, приподнимаясь на локте.

– Навязчивый сон, – отвечаю я, спуская ступни в прохладу нижних потоков воздуха у пола.

– Тебе нужна помощь?

– Нет, спи. Я попью и попробую ещё уснуть, – шепчу я ей и целую её тёплый лоб, утыкаясь нижней губой в спустившуюся сверху тонкую прядь волос.

Раньше, когда я оставался с Равартой на ночь, меня не преследовал этот сон. Раварта стала моим оберегом, сторожем ночного спокойствия, но, похоже, ситуация изменилась. Связано ли это с тем, что меня пытались убить несколько дней назад, или просто случайное совпадение, мне вряд ли удастся узнать. Слишком глубока тайна людских сновидений.

Проходя под высоким белоснежным куполом вокзала, мы с Равартой спешим на третий путь, откуда поезда уходят в юго-восточном направлении. Узкие вытянутые стрельчатые окна вокзала в стиле техномодерна разбивают потоки насыщенного утреннего солнца на несколько световых столбов. Я запрокидываю голову и вижу изнутри белый купол, покрытый узором, похожим на тысячи мелких трещин старинной фрески, нанесённых на молочную полупрозрачную поверхность. Оттенок молочного цвета поверхности похож на мякоть фрукта со смешным названием… какой-то коко… или косок… или что-то в этом духе.

Поток моих мыслей быстро перекручивается в тугую проволоку, когда я осознаю, что впервые иду по вокзалу с кем-то, кроме сестры и мамы. На мне походные светлые кроссовки. Мои темно-коричневые брюки и клетчатая рубашка диссонируют с её, Раварты, светлым платьем и туфлями.

До отправления поезда ещё чуть больше двадцати минут. На перроне толпятся люди, многие с походными рюкзаками и рабочими сумками. Восстановители рассредоточены по платформе, чтобы не привлекать к себе внимания. Поезд подают обычно за десять минут до отправления.

Мы приближаемся к началу платформы, и моя рука тянется к руке Раварты. Наши пальцы переплетаются. Я отпускаю руку, стаскиваю с себя рюкзак и встаю вплотную к Раварте, чтобы можно было коснуться её губ. Звучит мелодия коммуникатора, но я не хочу об этом думать. Мои губы стали единым целым с губами Раварты. Коммуникатор на какое-то время прекращает сигналить, но тут же вновь разрывается громким мелодичным разливом. Я чуть отстраняюсь от Раварты и достаю его из заднего кармана походных брюк – на экране высвечивается имя Кристини.

Носок туфли Раварты бьёт в носок моего кроссовка. Я отрываю взгляд от экрана и, следя за взглядом Раварты, поворачиваю голову направо. Прямо перед нами, в нескольких метрах, стоит… Кристини. Вся в розовом, со шляпкой на голове и небольшим ярким пакетом в руках. Моё сердце пропускает удары, один за другим. Дыхание пропадает. Лицо Кристини перекошено эмоциями, которые я меньше всего сейчас хочу видеть. Зачем она пришла сюда? Она направляется к нам.

– Хотела тебя поздравить, но вижу, уже есть кому, – она плюётся мокрыми волосами в сторону и швыряет мне в руки пакет. Он падает на каучук платформы. Я продолжаю стоять на месте. Раварта отворачивается в сторону. Её густые волосы развеваются по ветру.

– Кристини… – я хочу что-то сказать, но сам не знаю что. Спектакль окончен. Я выдал себя с потрохами.

– Теперь я поняла, почему мы так мало виделись, Трэй. Мог бы сразу всё сказать. А я ведь хотела обвенчаться с тобой…

Пожалуйста, только не говори этого. В сердце что-то неприятно колет. Нужно что-то ответить, но я не в состоянии.

Она пытается заглянуть мне в глаза, но я отвожу взгляд.

– Да, я хотел…

– Мерзавец, – ладонь Кристини шлёпает о мою левую щёку.

– Давайте тут без рукоприкладства! Хорошо? Выяснили и довольно! – резко выпаливает Раварта, и её брови грозно сходятся на переносице.

– Вы друг друга стоите! – Кристини разворачивается и нервно семенит в сторону купола вокзала.

– Ну и что мне теперь делать? – спрашивая я, потирая левую щёку. – Я чувствую себя неблагодарной лживой скотиной. Зачем она вообще сегодня пришла? У меня день рождения завтра! Видимо, это оттого, что я так не встретился с ней ни разу за неделю…

– Нет, ты не должен себя винить. Ты делал это ради более важной цели.

– Возможно, – говорю я, поднимая с каучукового покрытия платформы рюкзак.

– Ты ведь не любишь её, верно? – осторожно спрашивает Раварта, глядя на меня сбоку из-под пряди свалившихся ей на лицо волос.

– Нет. И не любил.

Она ничего не отвечает, но мне кажется, будто на её лице проскальзывает лёгкая улыбка победительницы, которая тут же исчезает.

Мы идём вперёд, навстречу подъезжающему поезду. Я не хочу думать о произошедшем, в этом одновременно есть и моя вина, и вина Раварты. Я только что закончил отношения с Кристини и с уверенностью сообщил, что никогда её не любил. А любим ли мы друг друга с Равартой? Мы ведь ни разу не произносили этих заветных слов.

Чтобы отвлечься, я разглядываю лица в толпе и нахожу сперва Арго и Дану, а потом и идущих рука об руку Левию и Хенрика, которые так и норовят убежать вперёд. Я беру Раварту за руку, ничего не стесняясь, и следую за Арго, его голова, покрытая светло-коричневыми кудрявыми волосами, хорошо заметна в толпе.

Мы усаживаемся на втором ряду от входа. Дана и Арго идут к другому концу вагона. Хенрик и Левия остаются в тамбуре между вагонами. Видимо, там им будет спокойнее миловаться. Поезд трогается, звучит объявление о ближайших остановках, и мы покидаем третий периметр.

Сегодня в поезде много людей, некоторым даже приходится стоять. Солнце пробивается сквозь запачканные дорожной пылью стёкла. За окнами мелькает стекло и металл современного центра Мингалоса, города, нещадно сжирающего большую часть ресурсов целой страны. Интересно, города всегда так в себя всё тянули или такая ситуация возникла только после глобальных катастроф? В учебниках по истории вообще мало что написано про историю нашей страны. Я знаю, что она раньше называлась по-другому, но обсуждать это ни в школе, ни в колледже, ни где бы то ни было ещё запрещено.

Мы проходим досмотр быстро, меня даже не просят открыть рюкзак. Раварта мило улыбается, так она похожа на дурочку. Один из буйволов смущённо отводит глаза, заливаясь краской. Видимо, используя своё обаяние, Раварта и протащила банку с брусничным вареньем в центр города. Я с сожалением вспоминаю, что она так и стоит у меня на кухне. Я не рискнул сегодня везти ее Никсе. Мой план и без того слишком сильно вышел из-под контроля, чтобы ещё и подставить всех членов «Плодородия» ради банки с вареньем.

Не успеваем мы отъехать от стены одиннадцатого периметра, как солнце сменяют серые тучи, однообразные, сражающие своей тоской.

– Как тебя полностью зовут? – спрашиваю я Раварту, когда мне надоедает всматриваться в однообразные пейзажи, сплошь состоящие из покосившихся под хмурым небом темнеющих от влаги зданий.

– Раварта Саундерс, – произносит она с неохотой, глядя перед собой.

– Эм… мы просто уже давно вместе, а я про тебя совсем ничего не знаю, – словно оправдываясь, говорю я.

– Давай, спрашивай. Я не против, – она переводит взгляд на меня. Её голова дёргается, когда поезда тормозит перед платформой.

– А почему тебя так назвали?

– В смысле, Равартой? – она недоумевающе улыбается. – Не знаю, вроде какое-то древнее имя, пришло от одного из островных народов. Отец как-то вскользь упоминал об этом. Говорят, они сразу затонули, когда вода только начала пониматься. А я вот теперь живу в память о них.

Она улыбается. И я тоже растягиваю губы в улыбке, не в силах сдержаться. Странно, почти невозможно сдержаться, когда человек нам улыбается. Вот она, сила нервных клеток, зеркалящих других людей.

– Я всё хотел спросить, что это за цветочный аромат твоих духов?

Она улыбается. Поезд полностью останавливается, и большая часть людей выходит.

– Там целый букет. Магнолия, ландыш, пион, фрезия.

– Фрезия… красиво звучит, – подхватываю я.

– Да, и раскрывается очень нежно. У Нори откуда-то целый ящик с этими духами Она говорит, что всё натуральное, по старинным рецептам. Она мне подарила несколько флаконов на день рождения год назад.

Я прижимаюсь носом к её шее, чтобы втянуть в себя как можно больше молекул аромата с поверхности кожи Раварты. Щека всё ещё немного горит после пощёчины Кристини, но я приказываю себе больше об этом не думать. Неужели я был так наивен и полагал, что ложь закончится чем-то хорошим? Я лишь оттягивал неизбежное окончание отношений.

Когда поезд тормозит, и мы с Равартой идём к дверям, мой внутренний голос говорит мне: «Я разрываю отношения с Кристини. Я не понимаю, почему это так легко. Я просто это делаю. Больше мы не видимся. Меня не грызёт совесть. У меня есть Раварта, настоящая и естественная».

Обычно я выхожу на предыдущей остановке, но сегодня мы проехали чуть вперёд. В этой части окраин уже почти нет домов, а лес за последние десятилетия сделался непроходимо густым и неприветливым. Раварта уверенно ведёт меня к лесной тропке по левую сторону от платформы. Вскоре к нам присоединяются Дана и Арго. Тод, Хенрик и Левия подтягиваются чуть позже. За ними ещё целая вереница из двадцати восстановителей. Абиг догоняет нас и старается идти в ногу со мной. Алекса поблизости не видно.

Я так давно не оказывался на природе, что с непривычки приходится часто моргать. Лёгкое пение птиц расслабляет и убаюкивает. Постепенно лес редеет, и справа от нас между веток проглядывает тёмная гладь речной воды. Я начинаю догадываться, куда мы идём. Через двадцать минут быстрым шагом мы выходим на поле, поросшее высокими сорняками. Здесь река делает загиб, на котором расположился бумажный комбинат, вернее то, что от него осталось. Высокие бетонные стены дали трещины, уродливо откусившие верхние части главного корпуса. Между двумя длинными, местами провалившимися, выгнутыми крышами возвышаются остатки почерневшей трубы.

Раварта ведёт нас через поле, мимо обломков некогда мощного каменного забора. Мы огибаем здание комбината по длинной стороне и попадаем на поляну перед центральным входом с огромным двустворчатыми металлическими дверьми. Я подозреваю, что некогда здесь проезжали машины, поставлявшие сырье и увозившие готовую продукцию. На поляне вдоль длинного деревянного наспех сколоченного забора сгрудились несколько десятков человек. Среди них я узнаю Алекса. Он улыбается и, помахав рукой, спешит к нам.

– Рад видеть тебя, – он обнимает меня, заставляя остановиться. Я легонько хлопаю его по лопаткам. Раварта, не останавливаясь, идёт вперёд, увлекая Тода и остальных, нам приходится их догонять.

Пока Алекс здоровается с остальными и шутит о чём-то с Абигом, мы продвигаемся ближе к столу, где нас встречает, широко раскрыв руки, мужчина, немногим моложе Нори. Его тёмно-зелёная рубашка с примесью болотного цвета, заправленная в светлые брюки, делает его похожим на преподавателя колледжа.

– Всем доброго дня, – улыбаясь, он окидывает взглядом наш отряд. – Я Митчел Адкинс, глава базы «Плодородия» агломерации Мингалоса, – он косится на меня. Я не представляюсь, понимая, что об мне тут уже все знают. Некоторые присутствующие не сводят с меня глаз. Две девушки лет семнадцати с противоположной стороны стола перешёптываются и хихикают, глядя на меня.

Я замечаю Нори, лишь когда она уже подходит вплотную и обнимает сперва Раварту, а затем Тода. Митчел отдводит Тода в сторону, и тот торопливо, но с присущей ему горделивой уверенностью здоровяка, принимается что-то рассказывать. Митчел на фоне Тода выглядит совсем хилым, хотя он лишь ненамного ниже меня, и у него даже имеется небольшой живот. Пришедшие с нами восстановители рассредоточиваются вокруг стола со скудным набором еды – в основном растительной.

– Как насчёт экскурсии, Трэй? – спрашивает меня Раварта.

– Конечно!

– Погодите, давайте все вместе! – услышав наш разговор, подключается Митчел Адкинс.

Раварта чуть поджимает губы, она явно недовольна, что придётся идти с Митчелом, и через несколько секунд я понимаю почему. Адкинс перемещается очень медленно. Он слегка прихрамывает и при каждом шаге чуть выворачивает правое плечо назад. Он старается не придавать этому значения и держать спину ровной, но физиология травм всё же оказывается сильнее физиологии мозга.

Когда ворота распахиваются внутрь, я понимаю, что со времён моего школьного детства здание комбината сильно изменилось. И хотя этого не заметно снаружи, внутри всё стало совсем по-другому. Я никогда не ходил через ворота, потому что они были завалены бетонным мусором. В огромном помещении, где мы сейчас находимся, пахло плесенью и по стенам стекали ручьи воды, оставлявшие коричнево-чёрные разводы. Сейчас этого нет. Стены выкрашены в белый цвет. Часть некогда обрушившейся крыши затянута каким-то прозрачным материалом, похожим на плёнку, но явно более прочным. Но самое разительное отличие заключается в том, что на стенах в несколько ярусов растянулись ряды зелёных кустов растений: помидоры, физалис, перец и много других неизвестных мне культур. Мимо нас проносятся две молодые женщины с мокрыми лейками. Когда они бегут, крупные капли падают на бетонный пол, местами испачканный землёй и песком.

– Да, вот здесь у нас крупный цех по производству натуральных овощей, – с гордостью произносит Митчел, чуть запрокинув голову назад, так, что его выдающийся вперед подбородок смотрит вверх.

Мы идём дальше, и меня удивляет ещё больше, насколько преобразились другие помещения заброшенного комбината. Когда-то мне было страшно остаться здесь одному. Мы всегда лазали здесь группами или с кем-то вдвоём. Попутно Митчел рассказывает, как он четыре года назад не без помощи своих людей в «Плазмиде» выкупил земли со старым комбинатом и постепенно развернул здесь хозяйство.

Мы поднимаемся на второй этаж, где с ребятами со школы когда-то прятались друг от друга в небольших подсобных помещениях, и я вижу, что теперь здесь сплошные парники с разбухшими зелёными пальцами огурцов. Мы спускаемся этажом ниже и идём вдоль грядок, заросших густой ботвой с резными листьями. Между стеблями проглядывают редкие красные точки ягод, но я не знаю, что это за растение.

– Дальше там ещё не успели освоиться, – Митчел преграждает нам путь к длинному коридору с разбросанным вдоль стен садовым инвентарём. Мы возвращаемся назад тем же маршрутом.

Выйдя на улицу, я сперва не верю своим глазам. Мне навстречу идёт Патрик Джонсон из параллельного класса. У него всё такие же кучерявые волосы и фирменные тонкие усики. Рядом с ним идёт брюнетка с пухленькими щёчками.

– А я всё думал, что за чёртов Трэй, о котором все столько говорят! – толкает он меня в плечо. – Неужели Коулман! Ты же всегда нормой порядка был! А тут раз и опустил корпоратов на семена! – он смеётся, когда брюнетка толкает его локтем в бок.

– Тише, Патрик, что ты вопишь!

– А, кстати, знакомься, – Патрик, приобнимает девушку, – это моя жена, Сьюзан. Месяц назад поженились. Мы учились в одном классе.

Я киваю, улыбаясь, делая вид, что помню. На самом деле я вообще мало кого запомнил со школы, только тех, с кем общался и ползал по развалинам комбината.

– Поздравляю, – произношу я, стараясь выглядеть добродушным. Но всё ещё не могу поверить, что встретил старину Джонсона здесь, на заброшенном комбинате. Последний раз мы здесь были вместе больше пяти лет назад.

– Ты-то как?

– Да, вроде ничего. Теперь вот с восстановителями.

– Пойдёмте за стол, – громко, но без нажима в голосе говорит Митчел. – Трэй, Раварта и все остальные, давайте после трапезы пообщаетесь.

Раварта встречает Шелену и помогает ей принести зелень. Я удивляюсь, как восстановители так спокойно едят натуральные продукты прямо на открытом пространстве, видимо, у них очень влиятельные покровители в правлении Корпорации.

Митчел сидит во главе стола. Он здесь явно чувствует себя очень важным и незаменимым, хотя и всем видом старается изобразить обратное. Раварта сидит напротив, рядом с Тодом и Шеленой, Алекс слева от меня, а Патрик с женой уместился на длинной скамейке справа. Абиг хлюпает носом, выставив руки из-за плеча Алекса. Видимо, он успел схватить насморк из-за сырости. Марвин, сидящий напротив, по диагонали от меня, рядом с высокой женщиной в серой блузке, тоже сопит и тяжело дышит. Сырость никому не идёт на пользу, но за время моего детства я привык. Сейчас же воздух намного свежее, чем десять лет назад. Похоже, последние упоминания об улучшении климата в сводках новостей не так уж и беспочвенны.

– Как ты здесь оказался? – спрашиваю я Патрика, вылавливая настороженный взгляд Митчела.

– Ну, я закончил школу, не смог поступить в колледж, – произносит он, выковыривая ногтем листок петрушки, застрявший между зубов. Сьюзан бьёт его по руке. – Эй, перестань, дорогая, здесь все свои.

Я смотрю на Патрика и понимаю, что он почти не изменился не только внешне, но и по характеру. Он всегда мог поставить других на место и вести себя так, как ему заблагорассудится. Видимо, он готов даже Митчела отодвинуть, если потребуется. Но я его всегда уважал за прямолинейность и искренность. Такой человек не пойдёт на подлость, в отличие от многих жителей центра Мингалоса.

– Потом я поехал на заработки в один из западных регионов, в Вайо, но там так и не сумел устроиться. Народ там тихо, но верно и вполне себе быстро переезжает на кладбище. Точнее, в океан, но это не принципиально.

– Вымирают? – уточняю я.

– Ага. Именно! Раньше они выживали за счёт морепродуктов. И я туда поехал ловить. А потом и вылов из океана запретили. Сперва все продолжали ловить, и никого не трогали, а потом прибыли отряды экологической полиции и взорвали несколько крупных барж с рыбой. И на воде устроили кровавый замес для мелких нарушителей.

– Скоты… – произношу я, воображение в красках рисует кровавые разводы на воде.

Некоторое время все едят молча, словно поминая погибших.

– Так ты решил нам принести нативные семена из лона природы? И в них чистая ДНК? – хитрыми глазами смотрит на меня Патрик.

– Типа того. В них ДНК природная.

Я замечаю, что с дальнего края стола на меня недобро косится Дилан. Ему явно не по душе, что я опять веду чрезмерно интеллектуальные для его общества беседы. Марвин, напротив, слушает, открыв рот. Митчел сощурил глаза и поглядывает в мою сторону. Ему явно тоже не по душе, что я перетягиваю на себя внимание, да ещё и подрываю уверенность всех членов «Плодородия» в том, что все ГМО-продукты безоговорочно вредны. Я так точно не считаю, поэтому мне приходится объяснять альтернативную точку зрения другим, особенно тем, кто искренен со мной и ждёт от меня того же.

– Трэй сказал, что бывают и хорошие ГМО, – вставляет Абиг, звучно втягивая воздух через ноздри.

– Вот как! – подхватывает Патрик. – И ДНК в них хорошая! И не пухнут животы у детей от их комбикорма!

– Ну неизвестно ещё, от чего больше пухнут, – подключается Тод. – Они используют химические удобрения в огромных количествах. Это может даже сильнее вредить, чем сами ГМО.

Я замечаю, как Тод снова бросает на Митчела недобрый взгляд. В этот момент я догадываюсь, чем именно он недоволен. Они наверняка здесь в местном хозяйстве используют удобрения. Может, и не в таких количествах, но используют. Вряд ли бы они смогли собирать без них большой урожай.

– Но всё-таки насчёт ДНК, – пытаюсь я завершить мысль и высказать свои соображения, ковыряя вилкой овощной салат из помидоров, огурцов, сельдерея и каких-то трав. – Нам нужно знать, что это всего лишь последовательность из химических кирпичиков – нуклотидов. И важно не то, какие они, а как они скомпонованы. Когда мы переносим даже полезный ген в организм, где он раньше никогда не был, мы не знаем до конца, правильно ли он будет там работать. Технология CRISPR в своё время смогла…

– Трэй, давай тут без занудства, – раздражённо перебивает меня Тод. – К тому же там ещё ничего не доказано. И базу рамок считывания мы потеряли.

– Какую ещё базу?! И какие рамки? – недоумевающе выпаливает Абиг.

– Я объясню потом, – глядя на широкий нос Абига, кидаю я быстрый ответ.

– Так что не надо тут заявлять с уверенностью о том, что никому не ясно, – заключает Тод, не сводя с меня глаз.

– Нет уж, пусть он расскажет! – требует Патрик. На мгновение он встречается взглядом с Тодом. Я замечаю, что Патрику удаётся подавить даже его.

– Может, ещё салата? – Тод демонстративно поворачивается к Раварте, приподнимая тарелку и готовясь отсыпать ей ещё. Она отказывается.

– Ну если кратко, то в ДНК человека и многих других организмов, – робко, вполголоса начинаю я объяснять Патрику, – много мусора, молчащих генов. И мы до сих пор не знаем до конца, зачем они. Так вот, последовательность кирпичиков ДНК кодируют белки. Ген – это кусок последовательности ДНК, кодирующий один ген. Ген и белок имеют жёсткую структуру. Если нарушается последовательность ДНК, нарушается структура гена. Добавляя новые гены, мы, по сути, просто добавляем последовательности, которые могут влиять и на соседние гены.

Я расчищаю место на своей тарелке, выкладываю туда кукурузное зерно, кусочек огурца, дольку помидора. Рядом кладу фасоль.

– Представь, – говорю я, обращаясь к Патрику, и при этом замечая, что почти все вокруг замерли и слушают меня, – что фасоль – это фермент, который считывает последовательность для белка. – Я выстраиваю друг за другом в ряд кукурузное зерно и дольку помидора. Фасолину подтаскиваю вилкой сверху, стараясь проделывать это так, чтобы Патрику и остальным было видно. – Так вот, если в гене стоит рядом кукрузинка и помидорка, то мы получим оранжевый цвет белка при их смешении. Если же мы добавим сюда ещё один кусок последовательности, – я пододвигаю огурец к стоящим в ряд кукурузному зерну и дольке помидора, – то мы получим…

– Цвет болотной жижи! – подхватывает Патрик.

– Ну…типа того. В общем, ген может считаться неправильно. И получится изуродованный белок или вообще никакого не получится. Это особенно опасно при генных модификациях людей. Неизвестно, как новые белки будут влиять на работу изначальных генов человека.

– Ага. Да уж. Природа нас везде обскакала, – произносит Патрик, проводя языком по верхнему ряду зубов.

Некоторое время мы все едим молча, Раварта поглядывает на меня и ехидно улыбается. Я показываю ей язык, пока никто не видит. Она делает лицо круглой дуры и сводит глаза к переносице.

– Тод, у вас какие планы на сегодня? – осведомляется Митчел, спокойным, но властным голосом. Я ловлю себя на мысли, что все руководители приобретают похожую манеру говорить.

– Мы пойдём в лес на разведку, покажем Трэю несколько мест. Завтра у нас сбор ягод.

– Хорошо. Давайте так и поступим, -кивает Митчел переводя взгляд с Тода на меня.

Я уже не думаю, зачем я здесь, после того как увидел центнеры настоящих, натуральных растений. Это реальный шанс помочь Никсе. “Она бы могла даже устроиться помогать им здесь за еду”, – рассуждаю про себя я, но тут же отгоняю эту мысль, находя её опасной. Я сам буду доставлять натуральную еду Никсе.

Доев раньше меня, Раварта с Даной куда-то уходят. Когда они возвращаются, я вижу на них походные шорты и почти одинаковые коричневые футболки. Волосы Раварты собраны в тугой пушистый пучок. Когда мы выдвигаемся, Тод вручает мне большой походный рюкзак, набитый чем-то тяжёлым.

– Сегодня мы идём по безопасным тропам, – говорит Раварта, когда мы с Алексом, Абигом, Тодом, Даной, Шеленой и Урией пригибаемся под ветками ясеня. Тучи на небе немного рассосались, и сквозь сероватую дымку то и дело пробиваются куцые солнечные лучи. Лес преображается с каждым их появлением. Раварта в своих шортах выглядит воинственно. Я чувствую исходящую от неё животную жизненную энергию. Эта энергия словно проникает в каждую клетку моего собственного тела. Я вдыхаю запах леса и понимаю, что это запах свободы и раскрепощения.

– Как думаешь, а зачем нужны спящие гены? – поравнявшись со мной на узкой лесной тропке, спрашивает Абиг.

–Думаю, в них записана информация о наших предках, – долго не задумываясь отвечаю я.

В моём сознании, словно прорывая мутную пелену, всплывают лекции по генной инженерии, где нам рассказывали, что спящие последовательности генов помогают наследственному материалу лучше перемешиваться. Корорация во всём ищет лишь свои собственные выгоды. Вряд ли генные инженеры вообще задаются вопросами о том, откуда эти гены, откуда и зачем мы здесь на Земле.

– Трэй, а ещё ты обещал рассказать про рамки? – напоминает мне Абиг.

– Рамки считывания?

– Ну да, наверное.

Я смотрю в его тёмно-ореховые глаза и в лучах пробившегося на секунду солнца замечаю на радужке рисунок из чёрных крапинок – маковых зёрен. Раварта, шедшая впереди, чуть приостанавливается и берёт меня за руку. Наши пальцы сцепляются. Мы идём втроём почти вровень, Алекс сзади.

Я рассказываю о том, что рамка считывания это и есть набор кирпичиков-нуклеотидов, кодирующих ген. Потом я рассказываю про участок начала гена, про СТОП-последовательности и всевозможные мутации. Раварта временами бросает на меня тревожные взгляды. Чем она обеспокоена? Может, она боится, что я слишком восхищаюсь тем, что изучают в лабораториях корпорации? Надеюсь, она так не думает, потому что я всего лишь пересказываю научное знание, которое должно быть доступно для всех.

Когда мы доходим до полянки, Тод командует достать оружие. Внутри рюкзака я нахожу пистолет, рогатку и какой-то вытянутый неизвестный мне плоский предмет. Около часа у меня уходит на то, чтобы научиться попадать из рогатки по обозначенным на стволах деревьев мишеням. Потом мы стреляем из пистолета. Тод доволен моим результатом. И мы движемся дальше.

Птицы вокруг соревнуются в своём стремлении перекричать друг друга, но я замечаю, что Раварта внимательно прислушивается. Она будто узнаёт каждую из звучащих мелодий. Тод, одетый в кофту и длинные тёмно-синие брюки, заправленные в сапоги, ведёт нас вперёд к излучине реки, где берег с ровным пологим спуском.

– Доставай свой эйрборд, – подходит ко мне Урия. Я достаю плоский предмет и понимаю, что он чем-то похож на скейт.

– Что это?

–Это аэродинамический дрон. Смотри, он может летать на воздушной тяге за счёт четырёх винтов – он нажимает на переднюю часть платформы, и с каждого бока выдвигается по два тонких колечка с пропеллерами внутри. – А ещё может на силовой геомагнитной подушке.

Вентиляторы убираются внутрь полупрозрачной платформы.

– Держи рулевой штурвал, – он протягивает мне цилиндр с двумя расширениями на концах. – Нажимай на кнопку посередине. Ставь платформу на землю и рули.

Я смотрю, как Раварта эффектно расставила ноги по диагонали и, выпрямив спину, взлетела над уже пожухшей к августу травой.

Я пытаюсь удержать равновесие, но слишком сильно наклоняюсь вправо и сваливаюсь с платформы.

–Попробуй пока так, потом включишь силовое поле. Оно тебя намертво приклеит к платформе, – кричит мне Урия, поднявшись на три метра.

– Как его включить? – кричу я.

– Нажми на две кнопки по бокам штурвала.

Через пол часа мне удаётся научиться правильно смещать свой центр тяжести, и я решаюсь припаять себя к платформе. На ноги словно навешивают пудовые гири. Сперва мне несколько жутко, но Равата летает вокруг меня, Тод рассекает вдоль воды – и их уверенный вид рассеивает все сомнения.

Я отклоняю ручку штурвала, держа её в воздухе и спускаюсь вдоль берега, оставляя после себя пыльный след. Крик восторга разрывает мое горло. Раварта летит слева от меня и смеётся. Оказавшись над поверхностью широкой реки, я буквально ощущаю, как силовое поле рассекает воду. Всё тело вибрирует с ног до макушки.

– Ухуху! – слышу я возгласы Шелены.

– Ухухуууу! – подхватываю я и хохочу. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Ветер зачёсывает мою чёлку на затылок, заполняя уши прохладой. Раварта пересекает мне путь, и мощная струя обрызгивает мне все плечи и живот. Я тяну штурвал и резко догоняю её, пытаясь подрезать и обыграть. Получается у меня лишь с четвёртого раза, но совсем немного. Через час полёта я ощущаю тяжелую усталость в ногах. Тод командует приземляться, но я не хочу.

– Почему так мало?! – спрашиваю я.

– Это опасно много летать на силовом поле. В ногах застаивается кровь, и могут образоваться тромбы, – перекрикивает он ветер.

Мы снижаемся, спрыгиваем с платформ и отправляемся в обратный путь. Небо затянуло серыми, густыми тучами, от чего с каждым шагом становится лишь темнее. Вернувшись на базу, мы обедаем. Я успеваю перекинуться парой фраз с Патриком, и мы с Равартой собираемся уходить в сторону моего дома. Подойдя к воротам, я замечаю запыхавшегося Элиаса. Он словно пробежал несколько километров без единой остановки.

– Трэй, сумел раздобыть алгоритмы? – часто вдыхая воздух, спрашивает он.

– Ага, вот держи, – я протягиваю ему пластину с четырьмя узенькими позолоченными плоскими полосками на ней.

– Отлично! Надеюсь, там всё, что нужно.

– Наверное. Мы с Тодом старались, – я пожимаю плечами и улыбаюсь.

Я жму Элиасу руку, и мы с Равартой покидаем базу Плодородия. Идти около шести километров, но моим ногам это идёт на пользу. Разгоняясь, кровь сперва словно разжижается, а потом вскипает.

– Я думала, что ты будешь один, – с нескрываемым изумлением на уставшем лице в прихожей нас встречает мама.

– Это Раварта. Мы с ней встречаемся.

– Здравствуйте, – здоровается Раварта с моей матерью. Обеим явно немного не по себе. Пока Раварта снимает кроссовки, я озираюсь по сторонам в поисках Никсы.

– А где Никса? – наконец, спрашиваю я, глядя на мать, прислонившуюся к стене и наблюдающую за тем, как Раварта поправляет волосы перед зеркалом в нашей прихожей.

– Я здесь, – из комнаты выплывает не моя сестра, а словно её бледный призрак.

Я обнимаю Никсу, боясь сломать её хрупкие кости, обтянутые почти прозрачной молочно-белой блестящей кожей. Я отстраняюсь, приседаю на корточки и принимаюсь разглядывать её исхудавшее тело с ног до головы. Раварта подходит к Никсе и протягивает ей руку.

– Она приятнее Кристини, – произносит Никса и пожимает Раварте руку. Мы все улыбаемся, мама смеётся, но мне смеяться совсем не хочется. Мы все направляемся на кухню, где нас ждёт скромный праздничный стол в честь моего дня рождения. По пути я кидаю на мать осуждающий взгляд.

– Она почти ничего не ела с того последнего раза, как приезжала доктор, – почти шёпотом говорит мне мама.

– Так нельзя…

– Я знаю, – тяжело вздыхая, произносит мама. И потом резко меняет тему. – Мы решили отпраздновать твой день рождения сегодня, потому что не знали, успеешь ли ты завтра.

Пока Раварта спрашивает у Никсы, где можно сполоснуть руки, мама обнимает меня, едва касаясь, и вручает мне небольшой пакетик. Я раскрываю его и вижу внутри коробку витаминов для мужчин VitaDNAMen. Я знаю, что они стоят безумных денег, возможно даже целых четыре или пять её зарплат, но она не пожалела.

– Я подумала, что ты столько работаешь, питаешься там через раз, всё приносишь сюда. Вот и решила тебе подарить.

– Спасибо, – я целую её в щёку и мой взгляд падает на Раварту, вытирающую руки полотенцем.

Мы садимся за стол с двумя мисками салата, тарелкой печёной индейки и небольшой корзинки с сухофруктами. В первые же минуты общения за столом я понимаю, что Раварта явно пришлась по душе Никсе. Они даже успевают перекинуться несколькими шутками, пока я с ужасом разглядываю ключицы, торчащие из-под зелёного платья Никсы.

Мама усиленно не замечает мой укоряющий взгляд. Я после прогулки нагулял аппетит и с удовольствием уплетаю мясной салат. Раварта ковыряет вилкой кусочки огурцов. Никса не притрагивается ни к чему. Просто сидит и смотрит то на меня, то на Раварту.

– Давай может немного сухофруктов? – спрашиваю я у сестры, протягивая ей корзинку.

– Нет, я только хлебцы ем, ещё сыр немного, – её голос звучит болезненно тускло, она едва шевелит бледными губами.

– Чёрт! Надо было что-то захватить сегодня! – не выдерживаю я, обращаясь к Раварте.

– Трэй, не употребляй таких слов, – мама делает вид, что сердится. – Господь не разрешает произносить этого в доме.

– А не кормить детей он тебе разрешает?! – выкрикиваю я.

– Трэй, тише, не надо, – Раварта, сидящая слева, гладит меня по плечу.

– Хоть бы у Нори взяли еды с собой! – с досадой говорю я.

– Но не факт, что она пришлась бы по вкусу твоей сестре.

– Он натуральная, без генных модификаций. Никса бы её съела несмотря на вкус. Ведь правда Никса ты бы съела настоящих фруктов ил овощей?

– Ага, – глядя на меня круглыми от удивления глазами, отвечает сестра.

По лицу Раварты я замечаю, что произнёс что-то не то. Мама, сидящая напротив, раскрыла рот, в ее глазах – ужас.

– Извини, я погорячился, – говорю я, обращаюсь к Раварте. – Я просто хочу, чтобы Никса была здорова.

– А как зовут Нори полностью? – всё ещё пребывая в состоянии истукана, спрашивает мама.

– Нори Гловер-Парсон, – с осторожностью отвечает Раварта. – А что?

–Тебе что-то известно о ней? – спрашиваю я у мамы, видя как изменилось её лицо.

– Мы были немного знакомы. Не думала…– она обрывает фразу.

–Что ты не думала?! – спрашиваю я, вытаращив на неё глаза.

– Не думала, что она осмелится торговать запрещёнными продуктами.

– А она и не торгует, – спокойно произносит Раварта. – Мы их сами выращиваем и раздаём тем, кто нуждается.

– И ты тоже с ними? – спрашивает сухим, сдавленным голосом мама.

– Да…Мне пришлось, – я кидаю взгляд на Раварту. – И я не жалею.

Мы сцепляем наши руки. Какое-то время мы все сидим молча, пока мама не задаёт следующий вопрос.

– Ты уже успел что-нибудь вырастить сам?

– Нет. Пока только кусты.

Глядя в её тёмные глаза, полные страха, отчаяния и растерянности, я кратко рассказываю о том, как проник в НИВПР и выкрал семена. Сперва мне кажется, будто мама не верит мне, но затем к рассказу подключается Раварта. Она подбрасывает дополнительные детали, и история становится похожей на правду. Когда я заканчиваю, мама всё ещё неподвижна, но в её взгляде словно что-то меняется.

– Сколько ты сможешь раздобыть еды для Никсы? – спрашивает она резко, почти сердито. Я давно не слышал у нее такого голоса.

– Сколько потребуется, -подхватывает Раварта. – Новый урожай соберут буквально на следующей неделе.

– Это хорошо, – мама кивает.

– Я рад, что ты поняла ситуация, – говорю я ей.

– Ты сильно рискуешь, -говорит она, но потом переводит взгляд на бледное тело Никсы и добавляет. – Но, видимо, оно того стоит.

Я замечаю, что мама словно немного посветлела и взбодрилась, но я боюсь об этом думать много, чтобы не обмануться. Пусть лучше пока она побудет в моём сознании безвольной и неэмоциональной. Никса достаёт из холодильника торт с белым сметанным кремом. Я знаю, они его испекли сами. Он оказывается на удивление вкусным, хоть и сделан из ГМО. Никса почти не притрагивается. Я слизываю с указательного пальца кремовую массу и запиваю горячим чаем. Он обжигает язык так, что тот становится шершавым и нечувствительным. Вечер затемняет улицу за окном.

– Уже начало десятого. Никсе пора спать, – говорит мама.

– Мы тогда пойдём прогуляемся, – говорю я маме.

– Хорошо. Ты сегодня вернёшься ещё?

– Пока не знаю.

– Я рада была с вами познакомиться, миссис Коулман и с тобой, Никса.

Никса подходит к Раварте и обнимает её.

– Ты хорошая. Береги моего брата.

– Обязательно.

– Трэй, ещё раз с днём рождения. Хотела бы видеть тебя почаще – Никса обнимает меня и направляется в свою комнату. Её хилое тело, которое вот-вот воспарит в воздух и улетучится, вызывает во мне ощущение жалости и досады на собственное бессилие. Неужели маме всё равно, что происходит с её дочерью?

– Я подожду тебя на улице, Трэй, – Раварта кивает и выходит за дверь, давая нам с мамой возможность поговорить.

Я смотрю на свою мать. На её безвольно опущенные книзу плечи, на выбившиеся из-под металлического волнистого обруча волосы, и мне хочется обнять её крепко-крепко.

– Мама, – выдавливаю я, бросаюсь к ней и стискиваю ее спину..

Сперва она почти не двигается, а потом я ощущаю, как её руки ложатся на мои лопатки. Я утыкаюсь носом в её старую серо-фиолетовую кофту и не могу сдержать слёзы. Она прижимает меня к себе всё крепче. Как же мне не хватало её такой простой, материнской поддержки все эти годы. Иногда одни объятия могут сделать гораздо больше, чем тысячи самых эмоциональных слов.

Я выхожу на улицу. И вижу у фонарного столба силуэт Раварты, которая, вытянув ногу, как балерина, очерчивает кружок вокруг себя.

– Как ты? – она спрашивает, когда я подхожу ближе.

– Паршиво.

– Понимаю. Надо срочно вытаскивать твою сестру из этой голодовки, – её синие глаза заглядывают в мои.

– Да. Я думаю, завтра попросить еды у Митчела.

Мы сворачиваем на дорогу, в сторону леса и идём так, словно гуляем там каждый вечер.

– Обязательно. Не думаю, что он пожалеет что-то для твоей сестры.

– Надеюсь.

– Тебе он не понравился? Так ведь?

– Ну… скорее –нет, чем да. – в этот момент я думаю, стоит ли говорить Раварте о своих мыслях по поводу. Плодородия или нет. В конце концов, сегодня после окончательного расставания с Кристини, мы должны стать ближе. – Я до сих пор не понимаю, откуда у восстановителей деньги, откуда у Митчела деньги. Насколько высокие у него покровители, – я рассуждаю вслух, когда мы уходим на достаточное расстояние от дома.

Теперь несколько огоньков нашего дома кажутся размазанными желтоватыми пятнышками. На фоне непроглядной августовской черноты.

– Я и сама мало что знаю об этом. Говорят, когда-то Митчел сам занимал высокий пост в Плазмиде, а потом что-то произошло, и он ушёл от корпоратов. Ты им не веришь?

–Кому?

– Восстановителям.

– Нет, – я пытаюсь разглядеть в темноте её глаза, но вижу лишь две неяркие блёстки.

Она молча тянется к моей руке, кончики наших пальцев соприкасаются. Тепло разливается по моей руке и струится выше к голове.

– Я тоже перестала им верить с тех пор, как встретила тебя, – произносит она спустя минуту.

Я не знаю, что на это сказать – хорошо это или плохо. Нори и другие члены Плодородия стали для неё семьёй. Подарили ей новый дом и, возможно, веру в светлое будущее. Смею ли я так вот запросто отнять всё это у неё?

– А побежали на холмы? – предалагаю я.

– На исполинские? – спрашивает она.

– Ага! Откуда ты их знаешь?

– Да их все тут знают, с них же вид открывается вид весь город.

И мы сворачиваем вправо и бежим по дороге, огибающей лесную чащу, которая, как мне кажется, за последние несколько лет стала гуще. Когда мы почти добегаем до места, через двадцать минут, Раварта хватает меня за рубашку и тянет назад. Я слышу её смех и, подбегая к её силуэту, принимаюсь щекотать её под рёбрами. Она визжит, и смех, перемешанный с возгласами, заполняет пространство тёмного, влажного и ещё тёплого вакуума вокруг нас. Мы зовём холмами высокие уступы с резким обрывом вниз, у подножья которых земля принимает форму плоской платформы.

Поднявшись на один из холмов, мы отыскиваем место посуше и плюхаемся прямо на траву, свесив ноги вниз. Раварта кладёт голову мне на левое плечо, заставляя мои губы незамедлительно поцеловать её волосы.

Сине-зелёные огни выстраивают силуэты небоскрёбов Мингалоса. Окраинные районы почти полностью погрузились во тьму. Люди в них серьёзно экономят на электричестве. Над всем городом величественно возвышается спираль ДНК. Белые полоски волнистых тяжей словно мелком на старой школьной доске вырисовывают контуры башни в чёрном небе, заполненном звёздами. Сегодня крапинки небесных светил проглядываются над всей территорией города, но обычно безоблачное небо бывает только над центром. Облака там специально разгоняют цилиндрическим силовым полем.

– Знаешь, я до встречи с тобой думала, что проживу всю жизнь в Плодородии, помогая им выращивать урожай, – заговаривает Раварта.

Здесь, на холме я могу видеть её глаза отчётливее. Я замечаю, что её нос немного треугольный сбоку имеет малюсенькую горбинку, но от этого он не становится менее аккуратным.

– А теперь? – спрашиваю я, беря её за правую руку и целуя пальцы.

– Я думала, что это хорошая жизнь, – она словно не расслышала моего вопроса. – Но сейчас я понимаю, что не представляю её без тебя. Но я также знаю, что ты не захочешь быть с Плодородием всегда.

Я и не думал, что Раварта может так тонко чувствовать меня. А ведь она права. Я и правда не хочу так провести всю жизнь. Мне интересны тренировки с Тодом, но однажды они наскучат. Выращивать овощи – явно не мой конёк, но я готов это делать ради Никсы. Видимо, только ради неё одной или кого-то ещё из близких. Неужели она боится, что я уйду?

Нет, это скорее я переношу свой страх на неё. Такая красивая девушка, как Раварта, обратила внимание на простого, лопоухого парня без денег. Она ведь может найти богатого парня из центра. Я боюсь её потерять. И этот страх меня гложет с нашего первого поцелуя.

– Мы не должны быть с Плодородием всегда, -наконец я нахожу что сказать, пока она молчит, явно ожидая моей реакции. – В конце концов, если будет война и восстановители победят, то нам не придётся больше вести такую скрытную жизнь. Мы станем свободны и сможем сами выбирать что нам делать.

– Я бы хотела в это верить…

Я замечаю, что пока мы говорим, ДНК сдвинулась вправо и как будто немного убавилась в размерах.

– Башня поехала, – говорю я, указывая на белые спиральные нити.

– Ага. Интересно зачем? Неужели в северные регионы?

– Не знаю. Может Тод или Митчел знают.

Начинает холодать, и мы прижимаемся ближе друг к другу. Раварта немного рассказывает о том, как в детстве она думала пойти учиться играть на скрипке, увидев её в одном из антикварных магазинов их города, но поняла, что её мечте не суждено будет сбыться и отдала предпочтение борьбе. Я представляю её со скрипкой в руках. Как она дёргает смыком, отбрасывая своим пышные волосы назад, а ей аплодирует весь зал, наполненный возгласами воодушевлённой публики.

– Уже полночь, – она смотрит время на своём коммуникаторе.

– Ага, наверное, пора идти спать.

Её рука проникает в карман шорт и возвращается оттуда с небольшим прямоугольным конвертом.

– С днём рождения, Трэй. – она протягивает его мне и целует.

Я и забыл, что день моего рождения только что наступил. Из конверта мне на руку падает серебристый браслет, собранный из вытянутых подогнанных вплотную друг к другу листьев. Металл холодит пальцы.

– Тебе нравится?

– Очень.

– Я купила его…, – я не даю ей договорить, прикасаясь своими губами к её.