12 ИЮНЯ 1913 ГОДА, НЕПОДАЛЕКУ ОТ СИЭТЛА

Дороти замерла у закрытой двери в кабинет, не зная, как лучше поступить. Этот дом она могла бы по праву назвать своим, если бы только не сбежала со свадьбы с Эйвери. Теперь же он безраздельно принадлежал ему.

Может, постучать? Она очень боялась, что помешает тому, кто находится внутри. Дороти плохо себе представляла, как работают гении, но допускала, что именно в эти минуты человек, закрывшийся в кабинете, совершает какое-нибудь великое открытие и его ни в коем случае не стоит отвлекать. Всего один короткий стук вполне мог изменить будущее всего человечества, а она уже и так не раз на него повлияла.

Затаив дыхание, она взялась за ручку и осторожно зашла внутрь.

За вычурным деревянным столом Эйвери сидел человек и что-то сосредоточенно писал. Он даже не поднял взгляда, когда Дороти торопливо приблизилась к узкому столику, на котором поверх измятого и перепачканного носового платка покоился кинжал Романа.

Дороти уставилась на кинжал, и внутри у нее все сжалось. На широком лезвии и белой ткани еще отчетливо виднелась кровь Эша. Прошло уже несколько дней, а она все никак не могла заставить себя смыть ее. И по-прежнему помнила тяжесть кинжала в руке и то, как легко он вонзился Эшу в грудь.

Дрожащими пальцами она взяла нож со стола.

– Солнышко, – позвал ее человек, сидящий за письменным столом. Он так и не поднял головы от своих записей, но вскинул руку, растопырив пальцы. – Ты случайно не знаешь, фабричное производство маленьких брауни уже началось? Шоколадных таких, с орехами?

Дороти торопливо завернула нож в мамин носовой платок.

– Брауни? – рассеянно переспросила она.

– Да, от «Крошки Дебби», – уточнил он, а потом, задумчиво потеребив переносицу, произнес вполголоса, точно разговаривая с самим собой: – Ах да, «Крошка Дебби» ведь появилась только в 1960-х и первое время ничем, кроме отвратительных овсяных пирогов, похвастаться не могла. Как я мог забыть…

– Может, вам кофе принести? – предложила Дороти. Уж что-что, а кофе Эйвери готовил прекрасно – напиток получался у него насыщенным и ароматным. – Или чаю?

– Кофе выпил бы с удовольствием, – признался ее собеседник и повернулся к ней. Теперь он сидел спиной к маленькой настольной лампе, и его черты потонули в полумраке. Дороти видела только нижнюю часть его носа и широкую, ослепительную улыбку.

Но стоило ему заметить кинжал у нее в руках, как улыбка испарилась без следа. Он почесал подбородок.

– Ах да. Пора с этим всем разобраться, я согласен.

Дороти сглотнула.

– Простите, вы, наверное, хотели сами…

– Нет-нет, – перебил он ее. – У тебя прекрасно получается, – он вновь улыбнулся, вот только теперь задумчиво и печально.

Дороти шагнула было к двери.

– Погоди-ка… – сказал человек, и она замерла, борясь с ужасом.

Он прочистил горло, а потом немного помолчал, подбирая слова, и наконец нерешительно произнес:

– Скажи… а моя дочь знает, что я жив?

Дороти закрыла глаза. Ладони у нее вспотели, а в ушах громко отдавался стук сердца. Ей и самой стало неловко, что она так распереживалась. Она ведь ждала этого вопроса с тех самых пор, как привела этого человека сюда, а когда он наконец прозвучал, ее накрыло волной облегчения. Но ответ тем не менее дался ей нелегко.

– Нет, профессор Уолкер, – сказала она, подняв на него взгляд. – Зора думает, что вы погибли в 1980-м на базе Форт Хантер.