29

Прокручивая в голове сегодняшнюю лекцию по психиатрии, дерзко спорю с Фрейдом и Юнгом, пока никто не слышит. Есть у меня что возразить этим мастодонтам. Ведь к теории архетипов Юнга можно подходить как со стороны наблюдателя, так и с позиции субъекта сознания.

«Что тут у нас? Фауна или уже флора?» – «Мну-у-у-у…» – «Оу, Хьюстон! Мы на связи?! Значит все еще фауна! Миша, зови кибитку протрезвителей-гомеопатов».

А вот фиг нам во весь красный крест на капоте! Ревнители правопорядка и по совмещению чудесные целители всех пойманных алкоголиков наотрез отказались забирать у нас добычу. Ага. Типа: «Уйди старушка, я в печали. У мене нонче меланхолия, мигрень и икота. Вам попался, вы и возитесь». Мда… Дрожь, пердеж и зуд в простате вам на завтрак, милые коллеги.

Очередная жертва слабой печени с уровнем интеллекта амбарной плесени вяло шевелила конечностями. Вызвавший скорую благотворитель благоразумно спрятался. Завалив тело на заслуженные носилки, на раз-два запихнули в машину. Водитель не спрашивая направил наш луноход в сторону токсикологии БСМП.

В приемнике «токсы» меня встретили улыбкой влюбленных вампиров два однокашника с лечебного факультета. Потянув воздух длинным хрящеватым носом, один из вампиров противным голосом поинтересовался:

– Чем порадовала нас нынче волшебная продукция строго засекреченного завода по производству туалетных освежителей для трансконтинентальных дирижаблей?

– Я трепещу от вашей осведомленности, о великие лекари! Эмиры желудочных зондов! Падишахи клизменной и ея окрестностей! Я не способен так, как вы, по запаху, ставить диагнозы. Сами мы не местные, стесняемся в носу поковырять. Вот вам и привез на суд, на казнь, на профилактику. Давление держит, на раздражители реагирует, сердечный ритм соответствует, дышит сам. Мочится и какается бодро, без затруднений. Извольте убедиться. А то, что двадцать два клеща на физиономии, так это, видимо, любовь к природе и привычки нездорового образа жизни. На витальные (жизненные) функции не влияет. Настроение грустное. Ибо карма пациента нынче не удалась. Печален как судьба геморроя. Невидим. Нелюбим. Обосран. Разрешите откланяться?

– Сема, предъяви свой драный профиль дяде доктору! Доктор, у меня беда! Мой сын – идиёт! Он захотел стать космонавтом! Представляете?! В наше время – космонавтом! Не зная физики, как дядя Рубинчик, даже математики, как тетя Циля, не имея здоровья дедушки Мойши, это мелкое недоразумение кинулось изучать гравитацию прыжками с гаража. В компании таких же мелких идиётов. Сема закрой рот, когда говорит папа! И не возражай даже лицом. Папа нервничает и ругается почти матом. Доктор, он сумел воткнуться семейным шнобелем в старый забор! Это же скандал! Что скажут родственники?! Они скажут, что Изя не сумел спасти ребенка от старого забора! Что Изя – поц, и ему нельзя доверить ребенка. У него ребенок станет в конце концов космонавтом! Не виолончелистом или адвокатом, не антикваром или профессором урологии, а подумать только! Сема, ты убил в папе килограмм нервов и немножко жизни! Молчи!!! Папе еще придется объяснять маме, почему у ее ребенка лицо, как у босяка. Папе предстоит та-а-акое… Из папы будут делать форшмак по всем правилам кошерной кухни! Доктор, накапайте мне корвалола или какого другого яду. Пусть папа здесь немножко сдохнет, а Семену станет за это стыдно!

Все это я выслушивал, молча тампонируя и бинтуя гордый еврейский клюв будущего космонавта. Тот умудрился сломать переносицу талантливо: есть где разгуляться и лору, и хирургу.

Альтернативный интеллектуал, кряхтя и постанывая, выкапывал из носа метаязык Вселенной. Выкопал безудержное носовое кровотечение. Аж три платка извел. Испугался необратимой кровопотери и остановки храброго сердца. Позвонил в скорую. Кричал много, разное и с экспрессивными деталями. В три часа ночи приехали реаниматологи. Пациент навсегда усвоил литературное выражение «кровь моментально застыла в жилах» от вежливого молчания бригады «шоков». Спасибо, что дверь не выломали, спасая выдумщика.

На Станции было непривычно тихо. Доктор из предыдущей смены после работы сел в свою «восьмерку» цвета «мокрый асфальт». Предмет его гордости и зависти дураков. Куплена была на премиальные за «командировку» от военкомата в Чернобыль. Полгода рядом с адовым блоком. То, что пытался рассказывать в порывах откровенности – в голове не умещалось. Вернулся с подорванным здоровьем. Так гласила официальная версия.

Выехал со Станции и на первом же перекрестке подставил машину бортом к несущейся груженой «Татре». Старший врач с трудом выдавил из себя пару диагнозов, которые узнал от него накануне, – жить ему оставалось очень недолго. И конец был бы страшен. Все это он очень отчетливо себе представлял. В свои неполные тридцать лет…

Фундаментальная женщина заболела головной болью. И давлением. Дело было к вечеру, а голова болела все сильнее. Радости это не добавляло, и в поликлинику обращаться было поздно. Цитрамон, тройчатка и анальгин были употреблены без эффекта. Народные средства не помогали, советы соседок бесили. Хотелось чудесного исцеления. Позвала «исцелятора»…

В Москве бывали? На ВДНХ? Скульптуру «Рабочий и колхозница» видели? Ну, ту, где мужик с молотом, а тетка с серпом? Во-о-от. То самое. Только без серпа. И не в такой героической позе.

Манжетка давленометра на руке не сошлась. Пришлось догадываться о величинах артериального давления. И изучать косвенные симптомы и признаки. Наконец, сложилось представление о диагнозе и тактике неотложного лечения. Женщина тихо страдала и не капризничала. Но вот рука, случайно положенная во время внутривенной инъекции на промежность врачующего, как бы намекала на ожидаемое качество проведения процедуры. Слава Гиппократу, что вены там были с мой палец величиной и сложностей с процедурой не возникло. Тем более, учитывая габариты, с дозой я жадничать не стал. Пациентка «поплыла», боль ушла еще до того, как я заполнил карту вызова. Но некоторая дрожь по моей спине еще пару часов пробегала при воспоминании о расслабленной руке «терминаторши» на своих коленях.

Большая чашка сладкого крепкого чая, бутерброд с маслом и сыром. Под собственное размеренное чавканье и прихлебывание проваливаешься в транс. Между сном и полуявью. Между адреналиновым рывком на этажи и эндорфиновым растворением в минуты отдыха. Сложно сразу ответить, «где ты?» Это твой мир. Ты его создал. Ты в нем живешь. Но почему же в нем так много боли?! Неужели вся эта боль теперь во мне?