Все мы в глубине души о чем-нибудь сильно тревожимся. Моя мать панически боялась пылесоса, Феликс – пауков. Пифагор – собак и любых конфликтов.

Лично я, как только что сказала, не выношу воду, а также глупость своих соплеменников. И теперь мне приходится страдать от одного и от другого сразу. Каждая капля, проникающая сквозь шерсть, обжигает мне кожу. Мне одинаково противна вода и мои соплеменники, задумавшие выдать меня крысам…

Нас выводят за пределы водонапорной башни, и мы движемся в направлении Версальского дворца, где обосновалась бурая орда Тамерлана. Нас конвоируют двадцать жирных котов, которых могли назначить охранниками разве что для смеха.

В небе постоянно сверкают молнии, от грома дрожит земля. Вся природа в смятении, попрятались и птицы, и насекомые, все живое притихло. При каждой вспышке молнии мои зрачки сужаются.

Надо было послушать мать, которая повторяла: «Думай, прежде чем что-то сделать, Бастет! Без колебания поступай наперекор своей интуиции, часто это – лучший выбор».

Дождь внезапно прекращается. Я останавливаюсь, чтобы отряхнуться, но один из котов-конвоиров заставляет меня пошевеливаться. Испуг, вызванный грозой, прошел, и я опять улавливаю все окрестные вибрации. Вибриссы сообщают мне, что рядом есть кто-то еще.

Я пытаюсь опознать невидимку. В ноздри мне ударяет знакомый запашок. Это запах пота Натали!

Славная девушка дождалась нас под водокачкой и теперь стала красться за нами. Я тихонько обращаюсь к Пифагору:

– Ты поддерживаешь радиосвязь с моей служанкой?

– За кого ты меня принимаешь, Бастет? Я сообщаю ей обо всем, что происходит.

– Она здесь, неподалеку.

– Знаю.

– Почему ты не попросил ее освободить нас?

– Я просил, но она предпочитает дождаться удобного момента, когда ее действия будут наиболее эффективными.

– Как она определит, что пришел именно этот момент?

– Чего она ждет? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Ее пугает мейн-кун.

– Она говорит, врагов слишком много. Вдруг они выпустят когти и нападут на нее? Ей не поздоровится.

– Она ведь жила с нами, на острове, где от кошек проходу не было!

– Она объясняет, что добрые кошечки совсем другое дело, а эти кажутся опасными.

– Скажи, пусть немедленно атакует, пусть посеет хаос в рядах наших конвоиров и освободит нас. ЭТО ПРИКАЗ.

Нас ведут по лесным тропинкам.

– Приготовься, – говорит мне вдруг Пифагор. – Уже скоро. Она решила действовать на свой страх и риск.

Вижу, что прямо на нас бежит моя служанка, размахивая горящим факелом. Эффект неожиданности и инстинктивный страх животных перед огнем играют в нашу пользу. Мы с Пифагором пользуемся ужасом своих соплеменников, чтобы сбежать от них и что есть силы броситься в противоположную сторону.

Представьте себе эту картину: впереди мчится Натали с горящим факелом, за ней мы с Пифагором и наши преследователи – два десятка здоровенных кошаков во главе с толстым норвежцем Нунуром.

Погоня все ближе. Моей служанке приходит мысль, которую лично я не одобряю: увидев впереди речушку, она бросается в нее. Пифагор тоже прыгает в воду и плывет с целью зацепиться за ее спину.

Преследователи уже близко, вот-вот меня сцапают. Как поступили бы на моем месте вы? Вот и я стискиваю зубы и закрываю глаза. Меня совершенно некстати накрывает болезненное воспоминание, о котором я уже рассказывала, худшее, что со мной происходило в молодости, – попытка служанки устроить мне душ.

Предвидя мое отчаянное сопротивление, она тогда натянула кухонные перчатки, до того толстые, что я не могла ни прокусить их зубами, ни порвать когтями. Она окатила всю меня водой, от которой моя шерсть слиплась и отяжелела. Бедняжка, ей было невдомек, что нам, кошкам, водные процедуры ни к чему, мы самостоятельно заботимся о чистоте, постоянно себя вылизывая.

Я лишилась всего своего достоинства. Но ей мало было этого унижения, и она прибегла к пенящемуся мылу. Я утонула в пузырях – хорошенькое положение! В довершение истязаний меня окатили холодной водой.

Не пожелаю вам ничего похожего на эту пытку. Вообще никому ничего подобного не пожелаю, даже худшему врагу.

Потом она вытерла меня теплым полотенцем и высушила своей сушилкой для волос. Я отомстила, надув ей в постель, навалив ей в туфли и разодрав зубами ее перьевую подушку.

Воспоминание об этой психологической травме не позволяет мне прыгнуть в реку.

– Скорее! – мяукает издалека Пифагор.

Мейн-кун и норвежец все ближе. Мне приходится совершить немыслимое: я зажмуриваюсь, набираю в легкие побольше воздуху и бросаюсь в реку.

Бывают в жизни моменты, которые лучше забыть. Этот принадлежит к их числу. Сначала я плюхаюсь в холодную воду. Все у меня мокрое: лапы, живот, подбородок. Вот ужас так ужас! Я отчаянно барахтаюсь, растопыриваю лапы, чтобы не пойти ко дну.

Рефлекс помог: я всплываю на поверхность. Правда, широко разинув рот, – я нахлебалась воды, но при помощи чихания я от нее избавляюсь и вдыхаю немного живительного теплого воздуха.

До чего же холод и влага отвратительны и недостойны меня! Ледяная влага сжимает меня со всех сторон. Но, молотя лапами воду, я обнаруживаю, что, непрерывно двигаясь, можно и не утонуть.

Я силюсь добраться до моей служанки, но тут позади меня раздается громкое плюх! Это мейн-кун, он тоже прыгнул в воду и приближается ко мне. В отличие от меня, он, похоже, совершенно естественно чувствует себя в жидкой среде. Его примеру следуют другие толстые коты, но они остаются далеко позади. Только этот отличный пловец сокращает расстояние между ним и мной. Но он слишком мохнат, его движение замедляет мокрая отяжелевшая шерсть.

Течение тащит нас всех. Натали с притулившимся у нее на плече Пифагором плывет мерным брассом, совсем как лягушка, из тех, которыми мы лакомились накануне. Я, стараясь их нагнать, изобретаю свой стиль плавания.

Выясняется, что, когда я гребу одновременно передними и задними лапами, моя скорость возрастает. Хвост, который я прежде задирала над водой, теперь служит мне рулем.

После облаков, в которых мы вязли, взлетев на монгольфьере, я открываю для себя новую стихию – водную. Сказал бы мне кто-нибудь раньше, что я окажусь в небесах, а потом в воде, я бы подняла болтуна на смех.

В конечном счете плыть оказалось не так страшно и не так сложно, как я опасалась.

Если вам никогда не доводилось плавать, я поделюсь с вами подсказкой: пережив первое мгновение безумной паники, надо дышать, высовывая голову из воды и делая вдохи и выдохи в одном ритме с движениями лап.

Освоившись с новым ощущением, я уже радуюсь, что преодолела свою врожденную фобию, но радость моя длится недолго: кто-то бьет меня лапой по хвосту. Меня настиг Нунур. Не менее опасны и два приближающихся кота.

Я слишком сосредоточена на том, чтобы держаться на плаву, и не отвечаю на удар, а просто пытаюсь ослепить Нунура, поднимая хвостом брызги. В результате я теряю скорость, а Натали с Пифагором уплывают все дальше.

Мейн-кун, наоборот, все ближе.

И тут происходит нечто неожиданное: перед нами закручивается водоворот, темная водяная воронка вращается, набирая обороты.

Сначала мне нет до нее дела, но чем я к ней ближе, тем сильнее меня в нее затягивает. Я сопротивляюсь, но водоворот всасывает меня, затаскивая под воду.

Именно в самые опасные мгновения до нас доходит: страх перед чем-то вызван ожиданием чего-то очень плохого.

Я не любила воду, и не без оснований. Напрасно я вообразила, что могу хорошо себя чувствовать в этой стихии. Холодная жидкость заливается мне в легкие. Я барахтаюсь, хотя знаю, что обречена.

Река входит в меня так же неуклонно, как я в нее.

Не знаю, приходилось ли вам умирать и представляете ли вы, до чего тяжело описать это переживание.

Я воображаю свое прозрачное тело, поднимающееся к тоннелю света в небесной выси. Там меня поджидают родители.

– Здравствуй, мама (папаша всегда мало значил в моей жизни).

– Чего тебе больше хочется: остаться с нами или вернуться на землю? – спрашивает меня он.

– А у меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Просто спроси себя, закончена эта жизнь или у тебя еще остались дела.

– Вообще-то, в этой жизни еще есть кое-что, имеющее для меня значение: друзья на острове Сите, Пифагор, Анжело, моя служанка.

– Это хорошо, что ты думаешь о тех, кого любишь, – одобрительно урчит моя мать. – Но насколько они для тебя важны?

– Этого я не знаю.

– Подумай: ты готова вернуться туда, к ним?

– Да.

– Речь идет о судьбе твоей души. Хорошенько взвесь свой ответ. Каков он: «да, наверное» или «да, разумеется»?

– Я устала, мама. Может, решишь за меня? Ты же всегда знаешь, как поступать.

– Решение о жизни и смерти приходится принимать самостоятельно. Выбирай. Только потом не жалуйся.