Глава 14. Значение механической силы

В Армении 10 наших тракторов, ввезенных Комитетом помощи, распахали 1000 акров в 11 дней. Для этой работы потребовалось бы 1000 быков и 500 рабочих, а в местности этой не было ни тех, ни других.

Во французском Марокко берберы до сих пор молотят хлеб, ударяя голыми ногами о мешок, где положен небольшой сноп. При таком способе три человека вымолачивают в час около двух бушелей. Молотилка, приводимая в движение трактором, вымолачивает 90 бушелей в час, т. е. в один час машина вырабатывает столько же, сколько могли бы намолотить ногами 135 человек.

Несмотря на огромные площади пригодной для запашки земли, в России часто бывает голод. Причиной его является то, что сельскохозяйственное население, вследствие примитивности методов работы, не может произвести достаточного излишка, за счет которого кормились бы города и пораженные засухой области. При настоящих условиях страны излишка этого нельзя было бы перевезти, если бы даже он имелся в наличности. Когда советское правительство попросило у нас помощи, мы посоветовали ему покупать сначала не тракторы, а автомобили, для того чтобы усовершенствовать средства транспорта. Уполномоченные Советской России последовали нашему совету. Впоследствии они купили и тракторы, и в настоящее время в СССР имеется в работе от 16 до 20 тысяч тракторов. По русским подсчетам, один трактор выполняет работу 100 волов и 50 людей. Но фактически получаемая экономия еще больше, так как содержание одних только волов поглотило бы значительную часть собранного урожая. Крестьяне легко обучаются управлению механизмом. Русская крестьянская молодежь смотрит на сельскохозяйственные машины почти с романтическим восторгом.

Официальные испытания тракторов в Англии показывают, что, при учете всех решительно факторов, тракторная запашка оказывается в полтора раза дешевле конной запашки.

В Греции для оживления сельского хозяйства также прибегли к трактору. В настоящее время вряд ли имеется страна, где не было хотя бы нескольких тракторов.

Что же все это значит? Во многих частях Европы и Ближнего и Дальнего Востока крестьяне так бедны, что мы не можем себе даже составить об этом представления. Самые горькие наши бедняки – даже бродяги на больших дорогах – располагают большими благами и большим комфортом, чем большинство этих крестьян. Даже те из американских граждан, которые не умеют или не хотят зарабатывать себе на жизнь, не в состоянии дойти до такой бедности, которая характеризует крестьян и кули.

Причина этого заключается в чрезвычайно большом распространении среди американского населения механической силы, под благотворное воздействие которой невольно подпадают даже самые ленивые элементы. При этом мы пользуемся лишь небольшой долей имеющейся у нас механической энергии и во многих случаях пользуемся ею неэкономно. Впрочем, на этом мы более подробно остановимся ниже.

Нужно подчеркнуть один основной факт. Америка употребляет во много раз больше механической энергии на душу населения, чем какая-либо другая страна. На наших заводах мы пользуемся механической энергией еще в большей степени. Факты эти показательны и причины их понятны. Но еще более показательным является то, что мы тратим на транспорт гораздо более энергии, чем на производство. По подсчетам, скорее преувеличенным, чем преуменьшенным, общее потребление механической энергии в промышленности составляет 50 миллионов лошадиных сил, между тем как к 1 декабря 1925 года общая энергия автомобилей и тракторов, произведенных одной только нашей компанией, составила 292 007 030 лошадиных сил. Конечно, не все из этих автомобилей и тракторов продолжают служить, но, по всей вероятности, более 80 % находится в действии; к их энергии следует прибавить энергию, доставленную прочими производителями автомобилей и тракторов, а также энергию, развиваемую железными дорогами.

Дешевый и удобный транспорт приводит к чрезвычайно важным последствиям. Еще недавно человек с небольшими средствами жил и умирал, не уезжая дальше ста миль от места своего рождения. Его образ жизни немногим отличался от образа жизни его отцов и дедов. В большей части мира такое положение продолжает существовать и по сей день. Но не так обстоит дело в Америке. На принадлежащих рабочим автомобилях, стоящих у ворот почти каждого большого завода, можно видеть штампы почти полдюжины штатов. Огромная роль путешествия в интеллектуальном образовании человека неоспорима. Раньше путешествовать могли только зажиточные люди, а теперь путешествовать могут все. Границы наших штатов не имеют никакого значения, и война между отдельными штатами была бы невозможна уже по одному тому, что изолированных штатов со своеобразным укладом жизни и с особыми интересами более не существует. Новой гражданской войны в Америке не может быть. Если бы Европа имела дешевые и легкие средства транспорта, то существующие ныне искусственные барьеры между странами быстро исчезли бы, потому что они оказались бы для каждого невыносимой помехой.

Вполне естественно, что транспорт совершенно изменил Америку. Железные дороги, облегчив обмен продуктов, создали нашу страну; но уничтожить все барьеры мог только автомобиль, ибо железная дорога связана с рельсовыми линиями, автомобиль может передвигаться всюду. Изолированных округов в Америке теперь не существует. У нас нет штатов или областей, отделенных от остального мира, за исключением разве кое-каких горных местностей, число жителей которых по сравнению со всем населением совершенно ничтожно. В связи с этим растут потребности населения; за последние пятнадцать лет общий уровень жизни в стране возрос, вероятно, больше, чем за все предыдущие годы.

Можно спорить о том, следует ли или не следует называть цивилизацией высокий уровень жизни. Но, по нашему мнению, даваемое цивилизацией материальное благополучие связано с ростом интеллекта, так как без экономической независимости не может быть и независимости ума. Если человеку приходится отдавать 12 часов в день на заработок хлеба насущного, он не сможет уделять много времени мыслительной работе. Вполне естественно, что новая эра, в которую мы вступаем, характеризуется на первых порах употреблением большей части механической энергии на цели транспорта.

Автомобиль есть только способ применения механической энергии. Вся наша цивилизация покоится на удобной и дешевой механической силе.

Американская нация начала с использования водяной силы, но с помощью мельничного колеса можно было утилизировать только очень небольшую ее долю, так как при этом большая часть силы пропадала зря. Поэтому, когда была изобретена паровая машина, доставляемая углем энергия заставила забыть о естественной силе текучей воды. Теперь мы можем дешево и легко превращать ее энергию в форму электричества и с помощью водяной турбины можем использовать любые количества водяной силы и передавать ее в виде электричества на любые расстояния. При этом достигаются все выгоды, связанные с массовым производством.

Мы научились не только сжигать уголь, дабы получать из него тепло, но и извлекать из него ценные химические вещества; таким образом, получаемое от угля тепло оказывается лишь одним из его побочных продуктов. Тепловая энергия создает пар, а из этого последнего с помощью паровой турбины получается в конце концов электрическая энергия. Наконец, изобретен двигатель внутреннего сгорания, который в автомобиле работает на летучих маслах, а в дизелевском аппарате – на тяжелых маслах. В настоящее время мы располагаем бо́льшими источниками энергии, чем когда-либо раньше, и ищем все новых и новых. В будущем мы научимся утилизировать атомную энергию. Мы всюду ищем новой и новой энергии.

Неэкономная маленькая силовая станция уступает место большой центральной силовой станции.

Мы начинаем понимать, что мелочное регулирование электрической силы является антисоциальным. Американские комитеты по надзору за предприятиями общественного значения, при определении платы за пользование электрической энергией, не должны содействовать финансистам, использующим силовую установку только как средство для накопления акций и облигаций и получающим дивиденды не благодаря хорошему обслуживанию публики, а благодаря монопольным правам, пожалованным им каким-либо комитетом.

Если народ платит деньги на содержание этих комитетов, то они должны заботиться о том, чтобы корпорации, обслуживающие общественные нужды, не губили дело дурным управлением. В данном случае мы имеем еще одну иллюстрацию того, каким образом неопытные реформаторы играют на руку хитроумным финансистам. Эти комитеты были учреждены по требованию реформаторов, для того чтобы избавить население от чрезмерной платы, взимаемой частными корпорациями. Но ведь народ не станет платить излишнюю плату. Если корпорация плохо ведет дело, то публика перестанет покупать ее продукты и этим исправит ее; комитеты же, как будто заботящиеся об интересах народа, в действительности лишь спасают такую корпорацию от последствий ее собственного безумия.

Создается положение, при котором корпорации, ведущей предприятие общественного значения, гарантируют существование независимо от целесообразности методов управления. Это противоречит интересам публики, так как корпорация избавляется от альтернативы – или служить публике, или бросить дело. Общественный интерес требует, чтобы корпорациям предоставили тонуть или оставаться на поверхности. Если корпорация чинит притеснения, то об этом нет нужды беспокоиться, ибо плохое обслуживание разрушает предприятие быстрее, чем какой бы то ни было закон. К счастью, люди с каждым днем все более и более убеждаются, что силовые установки могут давать настоящую прибыль только при условии дешевой и удобной доставки энергии и что по сравнению с этими прибылями прибыли от финансового мошенничества оказываются совершенно незначительными.

Источником материальной цивилизации является пользование механической силой. Когда эта сила под руками, ей легко можно найти употребление. Один из способов употребления этой силы – это машина. Но подобно тому как мы часто видим в автомобиле не только один из способов применения энергии, а придаем ему какое-то самодовлеющее значение, точно так же мы придаем самодовлеющее значение и машине, вместо того чтобы смотреть на нее как на метод использования энергии. Мы говорим о машинном веке. На самом деле наш век – век энергии. Значение энергии заключается в том, что при правильном ее употреблении и при осуществлении принципа высокой заработной платы она увеличивает и удешевляет производство и предоставляет в наше распоряжение большее количество благ. Путь к свободе и к равенству жизненных шансов, путь от пустых фраз к действительному творчеству лежит через энергию; машина в данном случае имеет лишь второстепенное значение.

Назначение машины заключается в том, чтобы избавить человека от тяжелых работ и освободить его энергию для усовершенствования его интеллектуальных и духовных сил и для завоеваний в области мысли и высшего творчества. Машина – символ власти человека над обстановкой.

Если мы обратимся к прочим странам, мы увидим, что единственный раб, оставшийся на земле, – это человек без машины. Мы видим там мужчин и женщин, таскающих на спине бревна, камни и воду. Мы видим ремесленников, тратящих долгие часы и невероятно упорный труд на изготовление какой-нибудь вещи. Мы видим трагическое несоответствие между тяжким земледельческим трудом и его ничтожными результатами. Мы наблюдаем невероятную узость мысли, низкий уровень жизни, нищету, граничащую с гибелью. Такова жизнь там, где люди не постигли тайны силы и метода, не постигли тайны машины.

Чтобы освободить себя, человек приспособил животное к переноске тяжестей. Запряженный вол и верблюд выражают сочетание человеческого ума и животной силы. Парус освободил человека от рабства перед веслом. Пользуясь быстрой лошадью, человек смутно чувствовал, что время имеет какое-то значение для него и его начинаний.

Увеличил ли человек этим свое рабство или он увеличил свою свободу?

Правда, машина иногда употреблялась ее владельцами не для освобождения людей, а для эксплуатации. Общество никогда не считало это справедливым. С такими злоупотреблениями всегда боролись, и по мере того как машина входила во всеобщее употребление, она устраняла злоупотребления, которые ранее были с нею связаны. Правильное и удобное пользование машиной всегда делает невыгодным, а наконец, и невозможным злоупотребление ею.

Таково наше представление о значении машины. Но за спиной машины стоит энергия, в особенности гидроэлектрическая энергия. Мы имеем уже девять гидроэлектрических установок, из которых две были построены из сооружений, начатых правительством: в этих двух случаях мы взяли у правительства построенные плотины и прибавили к ним гидроэлектрические установки, чтобы сохранить силу, растрачиваемую зря. Мы расширяем нашу фордзоновскую силовую станцию, и скоро она будет производить приблизительно полмиллиона лошадиных сил. Для обеспечения нашего угольного снабжения мы купили угольные шахты, так как, например, в 1922 году нам пришлось на несколько дней остановить производство и лишить работы сотни тысяч людей только из-за того, что лидеры шахтеров и владельцы шахт не могли прийти к соглашению насчет заработной платы и условий труда.

Из двух плотин, арендованных у правительства, одна находится в Сен-Поле, а другая – в Грин-Айленде. Обе эти станции мы уже описывали выше. Мы предложили купить и другую очень крупную силовую станцию, но наше предложение не было принято конгрессом. Это станция Масл-Шоальдс; она может вырабатывать несколько сот тысяч лошадиных сил и была построена правительством во время войны для утилизации атмосферного азота. Она осталась незаконченной, и таким образом большая сумма денег и, что еще более важно, огромное количество потенциальной энергии оказалось истраченным зря, и притом в такой местности, которая чрезвычайно нуждается в энергии. Наши планы относительно Масл-Шоальдс были изложены в книге «Моя жизнь и мои достижения». Впоследствии, однако, мы оставили этот план по соображениям, изложенным мною в одном интервью. В этом интервью я сказал:

– Более двадцати лет назад мы сделали самое выгодное предложение, какое мы только могли сделать. Никакого определенного решения не последовало. Чрезвычайно простое коммерческое дело, которое каждый решил бы в течение недели, превратилось в сложный политический вопрос. Но мы занимаемся не политикой, а делом, и вовсе не хотим впутываться в политику.

Мы еще до сих пор весьма заинтересованы в станции Масл-Шоальдс, так как считаем это вопросом общенационального значения. Станция эта должна интересовать каждого из нас, поскольку мы являемся гражданами. По отношению к Масл-Шоальдс я установил два основных принципа: во-первых, это предприятие должно быть организовано как комбинированная промышленная единица; во-вторых, оно должно заниматься фабрикацией азотистых веществ, утилизируемых в мирное время в качестве удобрителя, а в военное время для выделки взрывчатых материалов. Производство азотистых веществ само по себе еще не поглотит всей энергии. Большая часть ее останется неиспользованной и может быть употреблена для других производств. Но прежде всего нация должна была бы смотреть на Масл-Шоальдс как на важнейшее средство национальной защиты и всячески оберегать ее. Превращать ее в повод для политической игры просто постыдно. Лучший способ для сохранения за нею ее значения как средства обороны во время войны – это ее промышленное использование в мирное время. При рациональной утилизации она даст Югу необходимый для него импульс и откроет перед ним производственные возможности.

В Кентукки и Западной Виргинии мы имеем всего 16 шахт. Когда, несколько лет тому назад, мы приобрели первую шахту, мы вполне понимали, что начинаем производство, о котором мы очень мало или почти ничего не знаем, в котором имеются чрезвычайно сильные рабочие организации и в котором никогда не прививались целесообразные производственные методы. Угольная промышленность – одна из наиболее отставших отраслей индустрии. Мы решили платить шахтерам нашу стандартную заработную плату, обеспечить им непрерывную работу в течение года и ввести во всех подразделениях производства принцип индивидуальной оплаты.

Прежде всего мы расчистили все шахты и их окрестности. Дома, которые не стоило красить, мы разрушили и заменили хорошими зданиями с ваннами; мы проложили удобные тротуары и мощеные дороги, осветили улицы, построили рекреационный зал и вообще постарались превратить поселки шахтеров в первоклассные маленькие городки, удобные для жизни. Мы ввели нашу обычную шкалу заработной платы, благодаря чему наши шахтеры теперь зарабатывают почти вдвое больше, чем шахтеры других предприятий. Рабочие оказались прекрасными людьми. Их потребности сразу расширились, и в одном поселке, например, около двухсот человек владеют теперь собственными автомобилями.

В летние месяцы мы перевозим уголь на судах к устью озер, чтобы накопить запас для Северо-Запада. Это дает возможность вести работу в шахтах в течение всего года. Сокращения штата в связи с сезонными условиями очень невелики; мы никогда не вычеркиваем рабочих из наших списков и не понижаем их заработной платы. Для некоторых из рабочих, оказавшихся временно излишними, мы находим работу по очистке шахт и поселков; других мы посылаем на Фордзон и обеспечиваем их работой до тех пор, пока шахты не заработают полным ходом. Часть избыточного угля мы грузим на наши собственные озерные суда и отправляем на северо-запад, где он и передается нашим агентам по продаже. Но излишка остается немного, и в скором времени весь добываемый нами уголь будет потребляться нашими собственными заводами.

Одно из проклятий угольного производства, да и всех производств вообще, заключается в том, что рабочий часто вынужден оставаться без дела, пока не подвернется работа в его профессии. На нашем предприятии никакой рабочий не считает себя прикрепленным к определенному роду труда; как только возникает в этом необходимость, он готов взяться за любую работу, о которой раньше он может быть никогда и не слыхал. С национальной точки зрения совершенно невыгодно, чтобы люди считали себя исключительно рудокопами, механиками или машинистами. Для каждого человека лучше знать несколько ремесел. Мы имеем в виду завести промышленное предприятие неподалеку от шахт, чтобы рабочие могли менять работу, и, по всей вероятности, в конце концов мы будем получать значительное количество энергии в самих шахтах.

Наш уголь стоит нам дешевле, чем уголь, покупаемый на рынке, хотя мы еще изобрели мало способов для усовершенствования шахтного дела; пока мы ограничиваемся лишь тем, что всюду, где возможно, вводим машину и устраняем ремесленный бюрократизм.

Мы часто могли бы покупать уголь по более дешевым ценам, но мы не желаем получать уголь, приносящий убыток производителям, и, с другой стороны, не желаем содействовать спекуляции.

Потребление угля на Фордзоновской силовой станции выгодно для нас в том отношении, что мы можем подвергать уголь химической переработке, пользоваться его производными в нашем деле, а остатки сжигать. Мы пользуемся при перегонке угля и способом высокой температуры, и способом низкой температуры, впрочем, этот последний мы только еще начинаем пробовать. Процессы эти, как и большинство употребляющихся у нас способов, хорошо известны. Но суть заключается не в них самих, а в их сочетании. В результате удачной комбинации методов уголь, стоящий нам около 5 долларов за тонну (с доставкой на завод), дает нам хорошую прибыль за счет получаемых из него побочных продуктов. Благодаря этому топливо для котлов обходится нам очень дешево. После долгих изысканий мы решили, что турбина является наиболее экономным способом использования пара, и скоро мы поставим на Фордзоне 8 паровых турбин в 62 500 лошадиных сил каждая. Некоторые из них уже действуют; все они строятся нами самими, так как их чертежи сделаны нашими инженерами и так как оказалось, что мы можем изготовлять их скорее, чем всякий другой завод. Турбины эти одинаковы по типу. Их отличительной чертой является особое устройство генератора. Он на одну треть меньше по размеру, чем всякий другой соответствующей производительности, и в нем впервые была применена целиком меканитовая изоляция. В этом генераторе применяется также совершенно иная система вентиляции, чем в прочих типах. Даваемый им ток равен 13 200 вольт.

Каждая из этих установок производит столько же энергии, сколько вся силовая станция Гайленд-Парка.

Оборудование котельной состоит из 8 котлов с двойными топками, отопляемыми измельченным углем и газом из доменной печи. Газ поступает около самого дна топки, а измельченный уголь доставляется сверху с высоты в 25 футов. И то и другое доставляется в таких пропорциях и внутренняя часть котла таким образом устроена, что пламя развивает максимальную температуру еще до того, как оно касается котельных труб. После того как эти газы прошли над котельными трубами, они проходят между перегревателями к верхней части котлов, внутренняя высота которых составляет 70 футов, и оттуда поступают вверх по 8 трехсоттридцатитрехфутовым трубам, дающим естественную тягу.

Из труб выходит очень немного дыма, так как благодаря самой природе топлива оно сжигается почти полностью. Этим процессом достигается не только максимальное нагревание, но и высокая степень использования: та доля тепла, которую можно перевести в воду, составляет 90 %. Другая выгодная сторона такого способа отопления – это отсутствие золы и шлаков; в этом случае в топке остается лишь очень небольшой осадок, между тем как при пользовании углем его оказывается гораздо больше.

При тех высоких температурах, какие вызываются этим способом отопления, стены топки могут легко лопнуть, что, конечно, увеличивает издержки на их поддержание. Чтобы предотвратить это, мы вместо утолщения фундамента, на котором покоятся котлы, поддерживаем котлы с помощью расположенной над ними стальной рамы.

Употребление столь удачной комбинации топлива, а также наполнение котла конденсированным паром, устраняющее возможность осадков на его стенах, делают возможным непрерывное пользование котлами и ночью и днем в течение шести месяцев в году. Таким образом, мы избегаем перерывов, какие обычно делаются через каждые два месяца. Параллельно с этим мы ввели приспособление, позволяющее в случае необходимости заменить комбинацию угля и газа комбинацией смолы и нефти. Эта перемена производится без прекращения топки, без понижения температуры и вообще без всякой операции, мешающей успешной работе аппарата.

Единственными инструментами котельной является лом, кочерга и лопата. Эти инструменты никелированы и хранятся в стеклянном ящике, на показ посетителям. Все внутреннее помещение котельной выкрашено темно-серой краской и покрыто эмалью, и служащие одеты в белые костюмы и белые колпаки. Один служащий наблюдает за четырьмя топками; его обязанность заключается в том, чтобы, после того как урегулировано нормальное поступление газа, регулировать быстроту подачи угля и таким образом поддерживать в котлах одинаковое давление.

Турбины работают при давлении пара в 230 англ. фунтов на кв. дюйм и при температуре более чем 600° по Фаренгейту. В турбинах пар попадает на стальные лопатки, расположенные на большом колесе. В то самое время как поток воздуха имеет направление, обратное пару, пар поворачивает первое колесо турбинного ротора. Когда пар оставляет колесо, выходя с другой стороны, его собственное направление изменено и он совершает круговой путь, противоположный направлению движения турбинного колеса. Если бы позволить пару непосредственно давить на лопатки следующего колеса, то пар вращал бы второе колесо в обратном направлении, и поэтому направляющие лопатки прикреплены к неподвижной части турбины так, что пар вращает второе колесо в нужном направлении. Таким образом пар совершает зигзагообразный путь через 18 колес, проходя 15 ступеней прогрессивного расширения и, следовательно, теряет давление. Чтобы способствовать отрабатываемому пару, лопатки сделаны в каждой следующей ступени больше, чем в предыдущей, – последние имеют 26 дюймов в длину, в то время как в первой ступени они всего длиною в 3¹/₂ дюйма. Пар заставляет ротор турбины делать 1200 оборотов в минуту, отдавая свое давление лопаткам. Полное описание турбины и котлов представляет много интересного, но характерные признаки слишком специальны и им здесь не место.

Так как этот метод утилизации угля оказался гораздо более пригодным, чем все прежние, то мы ломаем теперь нашу силовую станцию в Гайленд-Парке, бывшую когда-то нашей гордостью, и вводим немало изменений в нашу фордзоновскую силовую установку, которую мы некоторое время считали не поддающейся дальнейшим улучшениям. Через 10 лет и наша новая силовая станция, может быть, окажется устаревшей. Тогда мы сломаем и ее.

В настоящее время мы еще не можем использовать полмиллиона лошадиных сил на наших предприятиях в Фордзоне и в Гайленд-Парке, но вскоре мы используем полностью всю эту энергию на наших заводах, на электрифицируемой нами железной дороге и в электрических печах, ибо энергия эта обходится нам очень дешево.

Дешевизна энергии, получаемой, в сущности, в качестве побочного продукта, указывает, что промышленное предприятие может быть поставлено в непосредственную связь с жизнью всего округа. Уголь, потребляемый в крупном промышленном центре, может в то же время утилизироваться для отопления домов окружающего населения. Другими словами, каждую частицу угля можно утилизировать дважды, – сначала для промышленных, а затем для домашних целей. Вагон угля, доставленный на завод, можно было бы утилизировать для всех операций, выполняемых на заводе; химические вещества, газы, смолы и другие ингредиенты можно было бы полностью извлечь из него, а остающийся кокс, как чистое топливо, отправлять в частные дома.

Мы уже делали это с большим успехом и достигли этим дальнейшей экономии. В настоящее время наши опыты вышли из стадии эксперимента. В течение нескольких зим мы ставили крупные опыты и пришли к заключению, что не только уголь может дважды утилизироваться, но и что кокс можно с выгодой продавать нашим служащим по значительно более низким ценам, чем на рынке. Когда все крупные заводы станут сами коксовать свой уголь и таким образом будут его использовать вдвойне, получится экономия и в других отношениях. Драгоценное сырье не будет зря растрачиваться. Когда представишь себе, какое огромное количество ценных веществ в течение целых десятилетий пропадало в топках и совершенно терялось для человечества, становится очевидным, что новый метод пришел как раз вовремя. На современных заводах будут сберегаться составные части угля и доставлять таким образом материал для других отраслей промышленности. Кроме того, благодаря этому наши заводы смогут обслуживать общественные нужды. При современных условиях производства угля добывается газ, а газ есть общественная полезность. Та часть газа, которая не потребляется непосредственно в производственном процессе, может быть предоставлена обществу. Удобрительные вещества, извлеченные из угля, могут быть утилизированы на фермах.

Все это должно сказаться и на проблеме транспорта. По мере того как наши крупные заводы будут более полно использовать свои основные материалы, они все более и более будут утилизировать электрическую энергию. Помимо своего производственного назначения, электричество употребляется в больших городах для освещения и транспорта. Население наших городов перевозится на работу и с работы на электрических трамваях. Когда рабочие находятся уже в мастерских, то наибольшая нагрузка переходит на те линии, которые снабжают заводы энергией. Когда люди идут на работу или возвращаются с нее, наибольшая нагрузка переносится на те линии, которые обслуживают транспорт. До начала работы и после ее окончания заводы чрезвычайно легко могут использовать получаемую ими энергию для транспорта.

Это только намеки мимоходом. Все они могут быть осуществлены на деле, и большинство из них уже начинает осуществляться. С помощью таких методов национальная промышленность будет оказывать еще бо́льшие услуги обществу. Наши крупные заводы могут стать предприятиями общественного значения в гораздо более широком смысле, чем когда-либо раньше.

Когда энергия будет использоваться полностью, она станет дешевле, а дешевизна и планомерное пользование энергией обозначают улучшение обслуживания и повышение благосостояния. При этом все это можно получить из того, что ныне считается отбросами.