Утро того дня, на который было назначено отплытие, выдалось ясным и солнечным. Эней отдал последние распоряжения насчет распределения экипажей на корабли, число которых достигло двадцати. Ши и Чалмерса он посадил на корабль, который был шире других и имел большую осадку, чем остальные.

— На этом корабле поплывут запасы вина нашего флота, — пояснил Эней. — Командовать кораблем будет мой друг Ахат. А вот и он сам.

У кормы корабля стоял мужчина более рослый, чем большинство троянцев, но не такой высокий, как Эней. По оценке Ши, его рост составлял шесть футов и пять дюймов, и он мог считаться благородным воином, но не героем, а таких во флоте было немало. Ши шутливо называл их героидами.

— Храбрый Ахат! — окликнул его Эней.

— Я здесь, благородный господин Эней! — отозвался Ахат; его лицо расплылось в подобострастной улыбке, открыв щель между передними зубами. Рядом с ним на кипе шерсти сидела пухлая дама с вязаньем в руках. — Чем могу служить, мой господин?

— Ахат, эти люди поплывут на твоем корабле. Им поручается беречь наше вино от прокисания, а это — очень важная задача, поэтому они должны будут заниматься только этим и ничем иным во время нашего путешествия.

— Слушаюсь, мой господин. Буду заботиться о них так же, как если бы они были моими собственными детьми. Теплая постель и комфорт — этого будет достаточно, мой господин, или нужно что-либо еще?

«Будь у него хвост, — подумал Ши, — он непременно вилял бы им».

— Другого ответа я от тебя и не ожидал. Я полностью доверяю тебе, Ахат. Моральный дух армии и флота наполовину определяется качеством и количеством этого вина.

— Мой господин оказывает мне слишком большую честь. — Он низко поклонился, одновременно раздвинув губы в улыбке.

— Мой корабль поплывет первым, — сказал Эней. — Другие корабли двинутся следом. Итак, счастливого плавания! — Он повернулся и сошел с корабля.

— Я не подведу вас, господин Эней.

Ахат выпрямился во весь рост и уставился на новых членов своей корабельной команды.

— Ооо! Да это как раз то, чего мне не хватало! Мало того, что моим заботам поручен этот проклятый корабль с вином, так я еще должен буду опекать двух бездельников-чужестранцев, все обязанности которых состоят в регулярном питье этого чертова вина! Да, мне бы следовало наконец привыкнуть к подобному отношению к себе и со смирением реагировать на «Ахат, подай дротик», или «Ахат, проследи, чтобы жертвоприношение быков выполнили без нарушения обряда и богохульства», или «Ахат, твоим заботам поручается корабль с вином»! Скажите, разве такого отношения заслуживает прославленный герой? Нет, не такого! — Внезапно его полуистерическая тирада прервалась, потому что он перевел свой взгляд на даму, сидевшую возле него. — Дорогая, разве я не прав?

Она не обратила на его слова никакого внимания, но отложила свое рукоделие в сторону, и на ее лице появилась манящая улыбка.

— Так вы вдвоем поплывете вместе с нами? Отлично, я уверена, мы славно проведем время и понравимся друг другу. Я — госпожа Ахат, но вы можете называть меня просто Гармония.

— Я счастлив, госпожа! — объявил Чалмерс, прильнув к ручке дамы в долгом поцелуе. Ахат же отвернулся и огласил воздух неприличным звуком.

— Где позволите расположить наш багаж? — задал Ши риторический вопрос, поскольку их жалкие пожитки можно было назвать багажом лишь с очень большой натяжкой.

— Пойдемте посмотрим на ваши койки, — предложила Гармония, вставая с копны шерсти. Она все-таки оказалась немного выше, чем Ши и Чалмерс.

— Послушайте, вы, — раздраженно сказал Ахат. — Я командую этим кораблем! — При этом он заложил большой палец за бронзовую пластину панциря, закрывавшего грудь.

— Да, милый, — сказала Гармония, не глядя на него. — А теперь, господа, давайте поднимемся на борт. Боюсь, что скоро на корабле будет невообразимо тесно. — Ахат оставил их и, подойдя к группе рабов, занятых последними приготовлениями к отплытию, набросился на них с руганью. Ши и Чалмерс по шатким сходням последовали за дамой на корабль.

— Давайте осмотрим все, — сказала Гармония, обходя корабль. — Его светлость и я будем жить в маленькой хижине на корме, рабы будут спать между кувшинами, но вот на носовой палубе есть свободное место. Вы согласны расположиться там?

— Да это лучше, чем адмиральская каюта, — выказал свою признательность Чалмерс. Большая часть корабля была открытой; две небольшие палубные площадки нависали над трюмом в кормовой и носовой частях судна. На них в основном располагался груз, а трюм, над которым не было палубы, был заполнен кувшинами. В качестве балласта использовался песок, в который своими заостренными донными частями и были воткнуты кувшины с вином, дабы придать им на все время плавания безопасное положение.

— Конечно, таких домашних удобств и комфорта, как в Трое, здесь, боюсь, не будет, но думаю, это не повергнет вас в отчаяние. — Лицо Гармонии озарила лучезарная улыбка, продемонстрировавшая чуть большие, чем у ее супруга, промежутки между зубами.

— Гибель вашего города была, должно быть, сильным ударом для вас? — участливо спросил Чалмерс.

— О, вы знаете, я прожила в этом городе не слишком долго. Мой дорогой Ахат завладел мною, когда захватил и разграбил вместе с друзьями крепость моего отца. Это было великим испытанием, но таковы, как вы знаете, герои, и совершение таких подвигов свойственно им.

— Ему повезло, как никому на свете, — галантно заметил Чалмерс.

— Я тоже так считаю. А теперь, дорогой господин Чалмерс, не согласитесь ли вы приготовить немного этого божественного вина, чтобы попотчевать нас?

— Боюсь, что нет, — отвечал Чалмерс. — Тут, как бы это сказать, существуют причины дипломатического свойства, удерживающие меня от того, чтобы исполнить ваше желание. Но то, что осталось в кувшине после совершенного мною превращения, должно сохранять свой вкус еще долгое время, поскольку его надо будет сильно разбавлять.

— О, так это же прекрасно! Как хорошо все выпили и повеселились, внеся разнообразие в нудную жизнь. А главное — никаких похмельных ощущений после возлияния! Ну ладно, устраивайтесь поудобнее, а мне надо идти, переделывать то, что успел совершить мой супруг.

Корабль Ахата, как, впрочем, и все остальные, был великолепен, однако конструкция его была слишком уж легкой и непрочной: поскольку на ночь суда обычно вытаскивали на берег, они не должны были быть слишком тяжелыми.

— Трудно поверить, что они рассчитывают переплыть на этих посудинах через Средиземное море, — сказал Ши. — Когда Эней говорил о строительстве флота, я представлял себе нечто более внушительное — наподобие галер в фильме «Бен Гур».

— Такие суда, наверное, вообще никогда не существовали, — отвечал Чалмерс, — возможно, подобные корабли использовались лишь для береговой охраны. Древние галеры были парновесельными гоночными лодками. Даже римские триремы показались бы по современным меркам непрочными.

— Да, на сей раз вы также правы.

Звуки труб возвестили, что настало время отплытия. Жертвоприношения были совершены, предзнаменования истолкованы, и оставалось лишь спустить корабли на воду. Вскоре эта процедура, сопровождавшаяся шумными криками, скрипом и треском дерева, была завершена, и все корабли покачивались на воде у берега. Прозвучала команда «Весла на воду!», и, когда корабли оказались в четверти мили от берега, был отдан приказ поднять паруса. Натянули фалы, реи поднялись на мачтах, и предполуденный бриз наполнил паруса. Отплытие сопровождалось горькими рыданиями, поскольку беженцы понимали, что никогда больше не увидят своей родной земли. Медленно и величественно флот вышел в открытое море, держа курс на север.

— А почему на север? — спросил Ши. Он вместе с Чалмерсом, Ахатом и Гармонией стоял на баке корабля, в трюме которого были амфоры с вином.

— Почему на север? — произнес Ахат назидательным тоном. — Почему на север? Да потому, что туда дует этот проклятый ветер! — Последнее слово он произнес обычным для него визгливым фальцетом. — Может, вы хотите, чтобы мы поплыли на юг, несмотря на то что ветер дует именно оттуда? Может, вы хотите, чтобы мы пошли наперекор воле богов и поплыли против ветра, так, что ли? Ведь именно так, в конце концов, боги и сообщают тебе о том, в каком направлении ты по их воле должен плыть. Ты поднимаешь паруса, а боги посылают ветер того направления, в каком они приказывают тебе плыть! Ой, похоже, что и нам надо будет, подобно этому мерзкому кровопийце Агамемнону, принести в жертву принцессу, а может быть и двух принцесс, для того чтобы ветер подул туда, куда нам надо, но так уж получилось, что принцесс у нас нет. У господина Энея есть только сын, и он не допускает и мысли, чтобы принести его в жертву, а поэтому вы, неизвестно откуда взявшиеся тупицы, должны довольствоваться ветром, дующим с юга! — Казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар: его лицо, не закрытое шлемом, стало багровым, а плюмаж из конского волоса колыхался из стороны в сторону.

— Прошу вас, удержите меня, если мне вздумается спросить его о чем-либо еще, — попросил Ши.

— Прекрасная сегодня погода, не так ли? — обратилась к ним Гармония, чтобы разрядить обстановку.

— Да, дорогая, ты права, — ответил совершенно успокоившийся Ахат.

Нос судна изящно разрезал поверхность воды, подняв по обе стороны прозрачные стены брызг.

Когда они достигли глубокой воды, цвет моря сделался почти черным с необычным фиолетовым оттенком. Ши попытался объяснить это явление.

— Это идет от Гомера, — назидательно поправил его Чалмерс, — то самое «море цвета темного вина». Я точно не помню, но что-то похожее на это есть в его поэме. — Рядом с кораблем резвились дельфины, а однажды им посчастливилось увидеть поднявшихся на поверхность тритонов, морских обитателей с рыбьими хвостами и бородами из водорослей. С одним из них о чем-то совещался Эней, перегнувшись через бортовые перила флагманского корабля. Вероятнее всего, он уточнял у него маршрут плавания.

Ночью они вытащили корабли на берег, развели костры и скромно поужинали перед тем как, завернувшись в одеяла, отойти ко сну. На следующий день они сделали остановку у вдававшейся в море холмистой косы. Эней объявил, что он отправится на берег, для того чтобы по предзнаменованиям выяснить ближайшее будущее. Ему казалось, пояснил он, что это как раз то место, где можно основать город.

— Ой, я надеюсь, что этого не случится, — сказала Гармония. — Это же Трасия. Люди здесь — сущие дикари. — Она осталась на борту, решив заняться рукоделием, а Ши, Чалмерс и другие члены команды сошли на берег.

— Трасия? — в задумчивости произнес Ши. — Мы доплыли сюда довольно быстро.

— Это же эпическая поэма, — назидательным тоном ответил Чалмерс. — Длинные нудные куски повествования просто выпускаются.

Из трюма корабля, перевозившего скот, рабы на руках выволокли упиравшегося быка и потащили его на берег. Эней большим пальцем пробовал остроту лезвия своего кинжала. Подошло время нового жертвоприношения. Мужчины тащили камни для сооружения алтаря.

— Эй, вы, — обратился Эней к Ши и Чалмерсу. Те подбежали к нему. — Мы должны соорудить навес в виде беседки над алтарем для моей божественной матери и других богов, за то, что они благословили начало нашей работы. Пойдите к этому холмику, — он указал в сторону понравившегося ему возвышения, — и принесите веток кизила и мирта.

— Будет исполнено, господин, — ответил Ши.

Они, задыхаясь от быстрой ходьбы по крутому склону, поднялись на холм и остановились среди тонких молодых деревьев.

— А вы знаете, какое из них кизил, а какое мирт? — спросил Ши.

— Не думаю, что это важно, — ответил Чалмерс. — Давайте просто вытащим несколько этих деревцев и принесем их на косу.

Ши нагнулся и ухватился за ствол деревца, возвышавшегося примерно на фут над землей. Упершись обеими ногами, он с силой потянул за ствол. Деревце поддалось неожиданно легко, а затем вдруг громкий пугающий стон раздался из-под земли.

— Какого черта? Рид, что это было? — В этот момент Чалмерс вытянул другое деревце, и опять раздался стон, еще сильнее первого.

— Я думаю, мы влипли в очень скверную историю, — сказал Чалмерс. — Полагаю, нам надо сообщить об этом руководству. — Они направились назад на косу, где застали Энея, совещавшегося с капитанами.

— Мой господин, — обратился к нему Чалмерс, — у нас возникли трудности при исполнении вашего приказания принести веток для алтарной беседки.

— Трудности? — рявкнул Ахат. — Вы что, не в силах притащить несколько кустиков? Какие тут могут быть трудности? Будь вы оба тощими, как тростинки, я бы еще мог вас понять, но на вас же можно… — Эней подал ему знак замолчать.

— Это же мои виночерпии, мой старый друг. Пусть расскажут.

— Конечно, мой господин. Все понял!

— Когда мы попытались вытащить из почвы деревца, — сказал Ши, — из-под земли раздался громкий стон. Он звучал так, как будто стонал человек.

— Вот оно, истинное предзнаменование, — сказал Эней. — Пойдемте и посмотрим, в чем дело.

Они поднялись на холм, и Эней взялся за первое попавшееся деревце. Он потянул его одной рукой, и деревце поддалось, но не так легко. Стон на этот раз был намного более громким и пугающим. Пучок корней вышел из земли с неприятным пронизывающим резким звуком. Эней поднес деревце к глазам и стал его внимательно изучать. Корни деревца были покрыты чем-то черновато-вязким, и полусвернувшаяся кровь капала с них на землю.

— Какой ужас! — донеслось из толпы.

Эней предпринял еще одну попытку — тот же самый стон, та же кровь. Будучи человеком, который всегда предпочитает троицу, он вытащил еще одно деревце — стон, кровь, но на этот раз еще и рыдания. Наконец снизу раздался голос.

— Это ты, Эней? — замогильным голосом вопросили из-под земли.

— Я узнал этот голос, — объявил Эней. — Это ты, Полидор?

— Да, это я или, по крайней мере, тот, кем я был. Сейчас я мертв. Приам послал меня на север, дав шкатулку с золотом, подкупить короля Трасии, чтобы он пришел на выручку Трое. А тот убил меня и завладел золотом. Его приближенные пригвоздили меня здесь дротиками, и эти дротики со временем пустили корни.

— Каков мерзавец! — взревел Эней.

— Полностью с тобой согласен, — поддержал его Полидор.

— Все ясно и так, — сказал Эней. — Трудно даже вообразить более мрачное предсказание, чем это. Клянусь Юпитером, город здесь мы строить не будем. Полидор, мы совершим над тобой все обряды, чтобы тень твоя упокоилась в мире.

— Искренне благодарен тебе, — ответила тень.

Итак, жертвоприношение быка было посвящено тени Полидора, а не Венере, над местом погребения был насыпай курган, и на берег перевезли женщин, чтобы они исполнили над усыпальницей громкие причитания. Когда последняя порция возлияний была вылита на землю, они подняли паруса и отплыли.

— Хороший плач как ничто другое улучшает самочувствие, — сказала Гармония. — Конечно, троянские женщины практически ничего не делали последние десять лет, а только плакали, но именно поэтому мы, как мне кажется, должны быть самыми счастливыми женщинами на свете. Однако ввиду некоторых обстоятельств мы таковыми не являемся.

Ветер пригнал корабли к острову Тимбрей, где царь принял их с гостеприимством, но объяснил, что остров перенаселен и на нем нет уже места для строительства нового города. Эней отправился к местной гробнице и попросил ниспослать ему предзнаменование. Земля слегка содрогнулась, и божественный голос сообщил, что остров Крит, возможно, следует посетить в первую очередь: после недавно закончившейся междуусобицы значительная часть земли на острове оказалась свободной.

И они снова пустились в плавание, и бриз, наполняя паруса, нес их туда, куда было угодно богам. Они проплывали мимо островов, возникавших, словно призраки, из черных глубин моря. Невиданные существа выходили на берег и смотрели на проплывавшие мимо корабли. Немало странных созданий глядели на них из морских глубин, проплывая под самыми днищами кораблей.

Оказалось, что на Крите разразилась чума. Однажды ночью Энею явились во сне боги-хранители домашнего очага и поведали ему, что местом, которое он ищет, должна стать Италия. После этого путники быстро собрались в путь, совершили жертвоприношения и поплыли в Италию.

— Италия! — возгласил Ахат, стараясь перекричать скрип мачты, на которой пузырился наполненный ветром парус. — Италия! Где же, скажите во имя святого Меркурия, находится эта распроклятая Италия? Я никогда не слыхал ничего °б этом месте, и вот теперь нам суждено туда плыть! Не понимаю, почему боги не могут просто появиться перед нами и сказать, куда они повелевают нам идти, вместо того чтобы гонять нас по всему этому треклятому черно-красному морю, как кучу жалких презренных щепок? — Он начал биться головой о мачту, что совершенно не повлияло на ситуацию, а лишь добавило его шлему несколько новых вмятин.

— Хоть однажды он высказал дельную мысль, — заметил Ши. — Почему бы им и вправду не сказать, чего они хотят?

— Будь все так просто, это не было бы эпическим повествованием, — ответил Чалмерс тоном, не допускавшим возражений.

Через несколько дней после отплытия с Крита они достигли какого-то острова, где стада коров и отары овец бродили без присмотра неподалеку от побережья. Запасы мяса на кораблях подходили к концу, поэтому мужчины быстро добрались до берега, изготовили луки и дротики и с радостными возгласами устремились за добычей. К наступлению темноты освежеванные туши уже поворачивались на вертелах, и все было готово для пиршества.

— Все получается слишком уж хорошо, — сказал Ши. Правдивее этих слов ничего и никогда сказано не было. Но едва лишь эти слова сорвались с его губ, как что-то отвратительное спикировало на них с потемневшего неба с визгом, подобным тому, что исторгают грешники в чистилище.

— Что это, черт возьми… — закричал насмерть перепуганный Ши, в голову которого впились чьи-то чудовищные когти.

Целая стая крылатых чудовищ устремилась на жареное мясо. Тела их были такими же, как у грифонов, а лица — женскими. Длинные раздвоенные языки с заостренными концами виднелись в их раскрытых пастях, когда они отрывали куски от зажаренных туш. Весь воздух, казалось, наполнился отвратительным запахом разложения.

Ахат сорвал с головы шлем и швырнул его на песок.

В Гарпии! — завопил он. — Мы на острове этих проклятых гарпий! Я сдаюсь! Я сдаюсь, черт вас подери, сдаюсь, и все!

Другие мужчины, в головах которых также произошло подобное помутнение, оказались все-таки более организованными: они обнажили оружие и, без промедления пустив его в ход, стали молотить отвратительных чудовищ, однако не смогли нанести ни одному из них даже легкой раны. На вид гарпии были такими же грузными и неуклюжими, как крупные индейки, но уворачивались от ударов разящей бронзы с ловкостью, которой позавидовали бы и летучие мыши. Далее могучие молниеносные удары Энея рассекали всего лишь воздух. Чудовища лавировали между острыми лезвиями, не теряя ни единого перышка, причем делали это с такой легкостью, как будто развлекались забавной игрой. Затем они все вдруг улетели прочь, все, кроме одной. Оставшаяся гарпия села на утес и злобным взглядом уставилась на окруживших ее людей. Ши подумал, что никакими словами невозможно выразить ту злобу, которую излучал ее взгляд. Сидевшее на утесе чудовище с волосами и физиономией старой ведьмы было еще более отвратительным, чем его улетевшие сородичи.

— Вам известно, смертные, кто я? — прокаркало чудовище.

— Я знаю тебя, Келайно, — отвечал Эней. — Молва о тебе идет повсюду.

— Если ты знаешь, кто я, то зачем вторгаешься на нашу землю, забиваешь наш скот, да еще и причиняешь беспокойство тем, кого бессовестно ограбил? За все это ты заслужил мое проклятие:

— Говори дальше, Келайно, — сказал Эней. Как Ши и ожидал, он не собирался извиняться: это не было свойственно героям.

— Вы стремитесь в Италию? Вы доберетесь до этой земли, но в наказание за то, что вы забили наш скот, вы не воздвигнете стены своего города до тех пор, пока не настрадаетесь сполна от ужасного голода, от которого вы будете зубами грызть столешницы столов для трапез! Прощай, Эней! — Прокаркав эти слова, Келайно, хлопая крыльями, скрылась в могильном мраке.

— Ну как, здорово она нас приласкала? — сказал Ахат, когда последнее мерзкое перо, кружась, коснулось земли. — Вы только посмотрите! Посмотрите! — Он вытянул руку ладонью вверх, привлекая этим знаком всеобщее внимание к зажаренному мясу, как будто исходившего от него теперь жуткого зловония было недостаточно. — Чувствуете?! Все гниет и разлагается от одного лишь прикосновения этих ужасных чудовищ!

Цвет бычьих туш стал мертвенно-бледным с фиолетовым оттенком, а вонь, исходившая от них, вызывала тошноту.

— Спокойно, храбрый Ахат! — сказал Эней, и Ши впервые почувствовал в его голосе некоторую усталость. — У нас есть более важные дела и заботы, чем до срока протухшее мясо.

— Простите меня, мой господин, — обратился к нему Чалмерс. — Но ведь, возможно, не все потеряно.

— А ты сам-то веришь в то, что говоришь, друг Чалмерс? — спросил Эней, насмешливо подняв брови. — Твой господин был бы намного больше благодарен тебе, если бы ты смог предотвратить или хотя бы умерить бедствие, обрушившееся на нас этим злосчастным вечером.

— Вы еще не забыли, как я вернул вкус тому прокисшему вину? — спросил Чалмерс.

— Кто может это позабыть?

— Возможно, мне удастся проделать то же самое и с этим испорченным мясом.

— Правда? — нахмурив брови, спросил Эней. — Но тление — это же часть назначенной богами последовательности, свершающейся после смерти. Разве можешь ты сделать это, не вызывая неудовольствия богов? Никакой пир не стоит такого наказания, как только что сказала Келайно.

— Вы правы, — ответил Чалмерс. Он поднял вверх палец, желая подчеркнуть назидательный характер того, что собирался сказать. — Естественное тление, как только что с величайшей проницательностью указал мой господин, является частью процесса умирания. Эти животные расстались с жизнью для нашей пользы всего несколько часов назад. Должны ли они были к этому моменту сгнить? Конечно же нет! — Из толпы послышалось одобрительное бормотание, означавшее согласие с его словами. — Нет, они пшют с неестественной быстротой из-за соприкосновения с нечистыми чудовищами. Мне кажется, я смогу восстановить их естественное состояние, не нарушая этим ни одного из предписаний богов.

— Ну что ж, твори тогда свои чудеса, — сказал Эней, — и ты заслужишь очередную благодарность своего господина.

— Ой, док, — обратился Ши к Чалмерсу, который спешно занялся подготовкой к свершению чуда. — Вы вправду надеетесь на то, что сможете это сделать? Ведь здесь произошел необратимый биологический процесс.

— Нет, Гарольд. Вы все время забываете о том, что мы находимся не на нашей Земле, где процесс тления вызывается воздействием бактерий. То, что эти самые гарпии сделали с мясом, имеет совершенно неестественный характер. В этом мире известны два вида тления, а может быть и больше чем два. Данный, ускоренный, чтобы не сказать мгновенный, процесс имеет магическую природу, которая очень легко поддается изменению.

— Легко? — переспросил Ши, удивленно подняв брови.

— Да, я уверен в этом. Прежде всего нам потребуется девственница.

— Док! Я в шоке! Они все тут одержимы беспрерывным угождением различным богам, но даже они пока еще не дошли до человеческих жертвоприношений. Уж не собираетесь ли вы предложить им принести в жертву девственницу только для того, чтобы намеченное ранее пиршество смогло состояться?

— Гарольд, я иногда сомневаюсь в вашем здравомыслии. Поймите, это всего лишь ответная магия. Вы ведь наверняка помните принцип, на котором она основывается?

— Шаманские куклы, верно?

— Это наиболее известный прием. Предметы, которые имеют в своей природе нечто общее, к примеру пропорции или внешний вид, характеризуются также и сходным воздействием магии. Поверьте мне, Гарольд, юная особа, услугами которой я собираюсь воспользоваться, ничуть не пострадает. Кроме того, нам потребуется местный заменитель оливкового масла однократного прессования и немного вина первого отжима.

И масло, и вино были найдены практически без проблем, а вот с девственницей дело оказалось сложнее. И не из-за малого их количества, а из-за того, что каждая мать, казалось, была убеждена в том, что именно ее дочь и должна быть той самой девственницей, на долю которой выпало свершить чудесное превращение. Ши сразу же исключил детей и недостигших половой зрелости девочек, поскольку это, как ему казалось, могло нарушить чистоту эксперимента. Девушка должна была быть в брачном возрасте. Выбор пал на милую четырнадцатилетнюю девушку с неописуемо прелестными глазами и черными, доходившими до талии волосами.

— Она должна была уже быть замужем, — с тоской в голосе сказала ее мать, — но злодей Диомед в куски изрубил юношу, с которым они были помолвлены.

Все собравшиеся посмотреть на чудо стояли, не проронив ни слова, а Чалмерс, взяв девушку за руку, подвел ее к одной из туш, которая все еще с шипением жарилась на вертеле, однако имела отталкивающий вид и издавала тошнотворный запах. Ши следовал за ними, держа наготове масло и вино. Чалмерс поднял лицо к небесам и затянул свое заклинание:

— О божественная Гигиея, дочь несравненного Эскулапа, также называемая Салюс, олицетворяющая здоровье! Посредством этих символов чистоты и непорочности я взываю к тебе с просьбой восстановить это, неестественным образом испорченное, мясо, сделав его годным к употреблению в пищу, а за это мы соорудим на этом месте жертвенник в твою честь и наш господин, благородный Эней, воссоздаст твой культ в далекой и полудикой Италии.

Он кивнул Ши, и тот в свою очередь церемонным жестом вылил немного масла на тушу, а затем проделал то же самое и с вином. Чалмерс, держа руку девушки в своей, протянул ее к туше.

— Теперь, радость моя, ты должна дотронуться до нее.

Девушка сморщила носик.

— Ооооохххх! Как это ужасно!

— Тем не менее это необходимо, и ты должна это сделать.

Через силу и с огромным напряжением воли девушка вытянула вперед руку и, быстро проведя пальцами по туше, отскочила назад. Маленькие коричневые отпечатки появились в тех местах, которых коснулись кончики ее пальцев; здоровый коричневатый цвет быстро распространился по всей поверхности туши, и менее чем за минуту все признаки разложения исчезли. Даже места, выеденные гарпиями, вновь предстали нетронутыми.

— Ааааааххххх! — пронеслось по толпе.

Повторяя этот ритуал, они переходили от туши к туше. Девушка поборола первоначальное отвращение и теперь с удовольствием принимала восторженное внимание, с которым толпа встречала ее действия. Ее мать буквально распирало от гордости. В течение нескольких минут все туши были приведены в надлежащее состояние, и смрад улетучился, как будто никакого разложения не было и в помине.

Кругом царило необычайное веселье, все поздравляли друг друга, и, казалось, никто не упустил случая дружески похлопать Ши и Чалмерса по спинам. Однако когда тебя по спине хлопают герои, это пробуждает в твоей душе не только гордость. Прерванное пиршество возобновилось.

Ощущая приятную тяжесть в желудке, Гарольд отправился на прогулку вдоль берега. Ночное небо украшала полная луна. Несколько нереид плескались на мелководье и, приложив к губам раковины, выводили необычные мелодии. Вдруг Ши заметил чью-то грузную фигуру, сидевшую на камне, и замер на месте, удивленно ухватив себя за подбородок. Встреченным им человеком был Эней. Герой, казалось, впал в непривычное для него состояние глубокой меланхолии.

— Все ли в порядке, мой господин? — обратился к Энею Ши.

Эней, оглянувшись на голос, узнал его.

— О, это ты, друг Ши. Не знаю, как отблагодарить тебя за это ночное пиршество. Да и лично меня, предводителя всего нашего предприятия, ты также поддержал.

— Я уверен, что доверие к вам тех, кто следует за вами, непоколебимо, мой господин!

— Хотелось бы, чтобы это было именно так, — с глубоким вздохом отвечал Эней. — Но ведь жизнь героев протекала неспокойно и в более хорошие времена. Любой может заставить уважать себя, пока к нему благосклонны боги, но если фортуна переменится и смертные это заметят, среди них сразу возникают сомнения. Даже сейчас они постоянно брюзжат от недовольства, и каждый считает, что он более достойный предводитель, чем я. Почему боги отвернулись от меня, Гарольд Ши? Почему они ведут меня этим изнурительным путем, вместо того чтобы ясно и просто сказать обо всем?

Тревожно было видеть предводителя и выдающегося героя сомневающимся в себе. Уж это явно было не по Гомеру. Ши стал подыскивать слова, которыми можно было бы утешить Энея. Но что могло воодушевить такого человека в минуту душевной смуты? Вдруг совершенно случайно Ши пришло в голову единственно правильное решение. Он положил руку на плечо героя, защищенное бронзовым панцирем.

— Господин Эней, — сказал Ши, — мужчина должен делать то, что следует делать мужчине.

Эней медленно повернул голову и посмотрел Ши прямо в глаза. Даже сидя он вынужден был смотреть слегка вниз.

— Мужчина должен делать… да, мне это нравится. Самому Приаму никогда не доводилось выразиться мудрее. — Он поднялся с камня. — Ты оказал мне еще одну важную услугу, Гарольд Ши, и я об этом не забуду. — Он зашагал назад к лагерю, шепча про себя: — Мужчина должен делать то, что следует делать мужчине. Мужчина должен…