Книга: Странствующий чародей (дипломированный чародей, или приключения гарольда ши)
Назад: Странствующий чародей
Дальше: Джон Маддокс Робертс Оружие и чародей Перевод Ю. Вейсберга

Холли Лайл

Рыцарь и его враги

Перевод Ю. Вейсберга

Посвящение

Эта повесть посвящается Спрэгу де Кампу и памяти покойного Флетчера Прэтта, чьи рассказы в сборнике «Совершенный чародей» были первым прочитанным мною фэнтези для взрослого читателя, а сам сборник с той поры стал одной из самых любимых моих книг. Не прочти я этой книги, я бы никогда не додумалась до того, чтобы самой писать фэнтези.

Также посвящается Тони Уейскопф, моей очаровательной крестной матери (и редактору), которая предоставила мне шанс написать историю Гарольда Ши.

Гарольд Ши, утомленный нескончаемым переходом по однообразной дороге, взбирался на холм, стараясь как можно основательнее упираться ногами в твердый грунт. Поднявшись на вершину холма, он стал пристально разглядывать унылый пейзаж, открывшийся его взору. С одной стороны до самой линии горизонта расстилались низкие холмы со склонами, покрытыми высохшей травой и низкорослыми деревьями. По другую сторону простиралась плоская равнина, сухая и каменистая; на горизонте виднелись ветряные мельницы, крылья которых под слабым горячим ветром вращались так медленно, словно каждый новый оборот требовал гигантских усилий. Солнце, висевшее низко над горизонтом, видимо, еще только всходило; день обещал быть жарким. Лицо Ши обдувал ветер, но он уже не приносил ничего, кроме духоты и пыли. Пот ручейком тек у него по спине, и тяжелые шерстяные одежды из мира «Энеиды» прилипали к влажной коже.

Рид Чалмерс, стоявший у него за спиной, запыхавшись, произнес, заполняя паузы между словами стонами и невнятным бормотанием:

— Не имею ни малейшего представления о том, где мы можем сейчас находиться. А вы, Гарольд?

— Я намеревался спросить вас о том же, — ответил Ши, вглядываясь в двойную колею дорога, которая поднималась по иссушенному склону ближайшего к ним холма. Среди отдаленных холмов показался столб пыли, в котором время от времени что-то поблескивало, и этот столб приближался к ним. Ши провел рукой по боку, дабы убедиться в том, что сабля при нем, затем положил руку на обвитый проволокой эфес, торчавший из ножен. Это была надежная сабля — более подходящее оружие для путешествий, чем даже épée, который сослужил ему хорошую службу во время прежних скитаний. Когда наконец стало возможным увидеть то, что находится внутри ближайшего облака пыли, он лишь улыбнулся. Ну что, в конце концов, может напугать человека, сражавшегося против великанов плечом к плечу с богом Хеймдаллем и одержавшего верх над четырьмя чародеями Королевы фей?

— Кто-то к нам приближается, — обратился он к своему спутнику.

Чалмерс, наблюдавший сонное вращение мельничных крыльев, повернул голову в направлении, указанном Ши.

— Похоже, что так, — согласился он и предпочел шагнуть за большой валун. — Думаю, что намерения у них не враждебные. Однако не думаете ли вы, что нам лучше не показываться им на глаза, по крайней мере пока мы не выясним, в какой мир попали?

Ши все еще стоял в прежней позе и, прикрыв ладонью глаза от солнца, старался получше рассмотреть приближавшиеся фигуры. Пока он мог сказать лишь, что фигур было две.

— Надеюсь, они скажут нам, где можно раздобыть что-нибудь поесть. Я умираю с голоду.

— Гарольд, вы же знаете, что я считаю вас прекрасным спутником во всех путешествиях, — разгневанно прошипел Чалмерс. — Единственное, чего вам недостает, так это осторожности и благоразумия. Не стойте на виду! Вынужден напомнить вам, что мертвец может вполне обойтись без пищи!

— Лучше бы вы этого не напоминали, — ответил рассеянно Ши, не сводя глаз с приближавшихся фигур. — Спасибо за заботу, но я лучше буду наблюдать за ними с этого места.

— Как можно столь легкомысленно относиться к подобным приключениям, — недовольно бурчал Чалмерс. — Вы совершенно не считаетесь с тем, что я уже, к сожалению, далеко не молод, а потому мое участие в этих событиях должно быть скорее моральным, нежели физическим.

Ши усмехнулся:

— Вы хотите сказать, что вы теоретик, а не боец? — Он посмотрел из-за плеча на своего собеседника и, сощурившись, добавил: — Это мне уже известно, Рид. — Сказав это, Ши вновь устремил взгляд на дорогу. — Ага, вот теперь я наконец понял, кто они: один из них — рыцарь, а другой, вот этот низкорослый крепыш, едущий позади, — его оруженосец.

Чалмерс, по-прежнему прячась за валуном, спросил:

— А вы можете разобрать, что за девиз у него на щите? Не забудьте, что я хорошо разбираюсь в геральдике.

— Отлично это помню, — отвечал Ши, не желая пускаться в дальнейшие словопрения.

— Ну? — обратился Чалмерс к своему коллеге-психологу тоном, в котором сквозило неприкрытое и нетерпеливое раздражение.

— На щите ничего нет.

За валуном надолго воцарилось молчание.

— Поступайте как хотите. Делайте меня посмешищем. Подставляйтесь под шпагу неизвестно какого рыцаря, встретившегося вам неизвестно где. Заверяю вас, что я уж как-нибудь доставлю ваше тело назад к Бельфебе, если мне, конечно, посчастливится вновь оказаться дома без вашей помощи.

Гарольд, стоя на вершине холма, обратился к Чалмерсу:

— Мы выглядим абсолютно безвредными, док. Доблестный рыцарь и преданный ему оруженосец ни на йоту не увеличат свою славу, сразив нас. Эй! — закричал Ши, видя, что пара, о которой они говорили, приблизилась к ним на расстояние крика. Он энергично замахал им с вершины. — Эй! Сюда!

— Зря вы это делаете, — угрюмо пробормотал Чалмерс.

Рыцарь, услышав крик, остановился и стал рассматривать Ши. Тот заметил, как рыцарь, повернувшись к своему оруженосцу, что-то сказал ему, а затем закричал, обращаясь к Ши:

— Незнакомец, признай, что в этом мире нет более прекрасного создания, чем императрица Ламанчи — славная Дульсинея Тобосская. А если не признаешь, тогда готовь свое оружие и выходи на поединок со мной.

Рыцарь, с копьем наперевес, восседал на коне неподвижно, как изваяние.

— Держу пари, твоя дама не стоит и мизинца Бельфебы, — изо всех сил закричал Ши. — Кроме того, парень, я одолел в поединке на мечах сэра Гардимора и целую кучу лозелов в придачу. Я могу вызвать тебя. — С этими словами он положил руку на эфес своей сабли.

— Гарольд, — визгливым голосом закричал из-за валуна Чалмерс. — Он же сказал, в этом мире. А ведь Бельфеба не в этом. Согласитесь с ним.

Ши, выслушав то, в чем визгливо убеждал его спутник, убрал руку с эфеса сабли. Чалмерс был прав. «Не стоит из-за этого создавать себе дополнительные трудности», — подумал он. Драться ему не хотелось. Он хотел лишь раздобыть чего-нибудь съестного, да поскорее.

— Признаю, что… — прокричал он и, повернувшись к своему компаньону, спросил: — Как он назвал ее?

Чалмерс удивленно посмотрел на него:

— Он сказал, что ее имя Дульсинея Тобосская. Императрица Ламанчи.

— Да? Что-то знакомое, не так ли? — сосредоточенно нахмурил брови Ши, а затем, снова обратившись к рыцарю, прокричал: — …что эта госпожа Дульсинея — самая прекрасная дама в этом мире. — Он увидел, что рыцарь передал копье оруженосцу, который поместил его в футляр. — Мне кажется, — вновь обратился Ши к своему компаньону, — что все это слишком уж знакомо.

— Что ж, тогда рад вас видеть, — прокричал рыцарь, и его конь затрусил по дороге к тому месту, где находились Ши с Чалмерсом. — Тот, кто подтверждает красоту моей дамы, может разделить со мной ужин.

— Так вот почему это имя так знакомо, — скривившись, произнес Чалмерс. — Это имя воображаемой дамы сердца Дон Кихота.

— Вы правы, — согласился Ши. — Думаю, это просто совпадение, что Дон Кихот и этот парень прославляют одну и ту же девицу. Интересно, знают ли они о существовании друг друга?

Чалмерс выпрямился и встал во весь рост.

— А вам не приходило в голову, что этот рыцарь и есть сам Дон Кихот?

Ши взглянул на Челмерса, вежливо улыбнулся ему, а затем ответил:

— Нет.

Чалмерс начал что-то возражать. Но когда, выйдя из-за валуна, он увидел приближавшихся рыцаря и оруженосца, единственным звуком, который ему удалось исторгнуть из широко открытого рта, было едва слышное восклицание «Ох!»

Приблизившийся к ним рыцарь выглядел величественно, нет, более подходящим словом было бы — ослепительно, подумал Ши. Его латы сияли, как ртуть, в бледном предутреннем свете. На нем был шлем, по всей вероятности золотой, с выступающими остроконечными сияющими шипами; о таких шлемах говорилось в восточных сказаниях. Рыцарь поднял забрало, и Ши сразу же подумал о том, что никогда прежде не видел столь величественного лица, а это кое-что значило, учитывая, что Ши совсем недавно случилось побывать в одной компании с богами. Все в рыцаре говорило об уме и благородном происхождении: и темные задумчивые глаза, и величественное выражение лица, которому Ши позавидовал. Крупный и мускулистый конь рыцаря был совершенно белым, без каких-либо следов пыли, облаками взлетавшей из-под его копыт. Даже с рыцарем на спине, облаченным в доспехи, конь перебирал ногами так непринужденно и грациозно, что озадачил Ши: как такое под силу столь крупному животному, да еще с подобной ношей на спине?

Снаряжение оруженосца также являлось красноречивым свидетельством достатка и успехов его господина, неизвестного рыцаря. Оруженосец был хорошо упитанным, округлым человеком, одетым в богатые, украшенные шитьем одежды такого же цвета, как и те, что были на его хозяине. Он восседал на кобыле, в которой Ши без труда разглядел скаковую арабскую породу безо всяких посторонних примесей.

Рыцарь молча и довольно долго рассматривал обоих путешественников.

— Я было принял вас за мавров из-за вашего непривычного одеяния, — изрек он наконец, — но ваша манера поведения совсем не такая, как у мавров. Так откуда же прибыли вы, о доблестные и учтивые незнакомцы?

От Ши не ускользнуло, что Чалмерс не сводит с рыцаря зачарованного взгляда.

— Господин рыцарь, — собравшись с духом, произнес он, — я — Рид Чалмерс. Моя дама — прекрасная и непорочная Флоримель была похищена злым волшебником, гнусным Маламброзо. Я со своим слугой Гарольдом Ши скитаюсь от одного мира к другому в надежде освободить ее. Боги страны, далекой и чуждой обитателям этого мира, послали нас сюда на поиски моей дамы — они поведали нам, что Маламброзо занес ее в эти края.

Гарольд с удивлением посмотрел на Чалмерса. Так он его слуга — хорошенькое дельце! Однако новоиспеченный господин не обратил никакого внимания на своего спутника.

— Печальная история! Мое оружие и моя честь взывают к тому, чтобы восстановить справедливость, — сказал рыцарь. Он выпрямился в седле и, прижав к сердцу свой защищенный стальной пластинкой кулак, произнес речитативом: — Слушай меня, о Боже на небесах. — В его голосе звучали набатные нотки, которые, усиливаясь, казалось, заполняли все пространство над голой равниной. — Я клянусь, что окажу помощь и применю для этого свое оружие во славу моей прекраснейшей Дульсинеи, даже если это будет стоить мне жизни, состояния и доброго имени. И да не буду я ни есть, ни спать, ни участвовать в винопитии, в песнопениях или же в других сражениях до тех пор, пока его дама не воссоединится с ним, ибо…

У Ши волосы встали дыбом на затылке от избытка признательности. Магия… Клятва рыцаря была магической — обязательство в форме заклинания.

Тучный оруженосец прервал рыцаря, почтительно обратившись к своему господину:

— Мой добрый рыцарь и господин, мы ведь пригласили этих джентльменов разделить с нами трапезу.

Рыцарь остановился на полуслове и пристально посмотрел на невысокого толстяка.

— Да, ты прав, мой добрый Санчо, — сказал он своим обычным, звучавшим по-земному голосом. — И поэтому ты должен немедленно приготовить пищу, которая была бы достойной путешественников из далеких материальных миров. А я, поскольку уже дал обет, не буду принимать участия в еде. — Сказав это, рыцарь спешился и, как был, в доспехах, преклонил колени, приняв позу молящегося. — Ко мне, Росинант, — приказал он лошади. Оруженосец Санчо расстелил скатерть и начал доставать провизию из переметной сумы, у которой, казалось, не было дна. Чалмерс наклонился к Ши и зашептал ему на ухо:

— Это, должно быть, Дон Кихот! Его даму зовут Дульсинея Тобосская, его оруженосец — Санчо, а его конь — Росинант.

Ши ответил Чалмерсу также шепотом:

— Док, Дон Кихот был жалким, завшивленным, побитым молью старым шизофреником, разъезжавшим на кляче, которую с нетерпением ждали на живодерне; к тому же он был одержим маниакальным величием.

— А этот рыцарь, по-вашему, нет? — Чалмерс пристально и хмуро поглядел на товарища. — Даже я заметил определенные несоответствия в его поведении, Гарольд. Но, видимо, Сервантес воспринял их неправильно. Видимо, он имел что-то против этого рыцаря, поэтому-то и написал роман, в котором выставил его на посмешище, вместо того чтобы изобразить его героем, каковым тот в действительности и был.

Гарольд Ши между тем присел на одну из подушек, принесенных оруженосцем, и ожидал, пока Чалмерс выберет одну из двух оставшихся подушек для себя.

— Ну что, по-вашему, значит воспринять неправильно, док? — обратился он к Риду, когда тот наконец уселся. — Сервантес ведь все это выдумал.

Чалмерс пристально посмотрел на Ши, открыл и снова закрыл рот, после чего просидел несколько минут молча. Лицо его побагровело. Не сказав ни слова, он принялся за еду.

Ши положил себе ломоть белого хлеба и несколько кусков твердого сыра, пригоршню маслин и веточку винограда. Помимо провизии толстый оруженосец притащил еще и несколько бурдюков с вином и, основательно приложившись к одному из них, протянул его Гарольду.

Ши, откусив хлеба и сыра, начал есть, запивая пищу вином. Хлеб слегка горчил, сыр был жирным и острым, зато вино оказалось превосходным, и он вынужден был признать, что вряд ли когда-либо пил нечто подобное.

— Великолепно, благородный оруженосец, — сказал он. — Премного благодарен тебе и твоему господину.

Толстый оруженосец поднял вверх ладони обеих рук и пожал плечами. Прожевав, он ответил:

— Пустяки, Джеральдо де Ши. Все, что у нас есть, — ваше. — Это было произнесено таким будничным тоном, что Ши догадался: это лишь формально — вежливый ответ, который ни в коем случае нельзя понимать буквально. — Сэр Чалмерс, — добавил оруженосец, — не хотите ли еще чего-нибудь?

— Только лишь узнать подробнее о личности нашего благодетеля, дабы я мог поблагодарить его должным образом.

Санчо, сделавшись еще более важным от распиравшей его гордости, повел плечами, величественно поднял голову и, указывая пальцем на коленопреклоненного рыцаря, торжественно провозгласил:

— Это — наиславнейший и наипрекраснейший рыцарь Дон Кихот Ламанчский, наивеличайший рыцарь из всех когда-либо живших на свете.

Чалмерс с торжеством посмотрел на Ши. Он широко улыбнулся, хотя рот его был набит сухим хлебом и сыром; прожевав и запив еду доброй порцией вина, он с торжеством произнес:

— А ведь я говорил вам то же самое.

Доспехи, в которых рыцарь смотрелся так, как будто выглядывал из консервной банки, не вызывали у Ши никакой зависти, однако его поражало то, что человек, облаченный в них, казался абсолютно нечувствительным к внешним воздействиям. Дон Кихот совершенно спокойно воспринимал нещадно палившее солнце, а нескончаемые диатрибы против погоды, произносимые его оруженосцем, вызывали у него лишь беззлобное веселье. Оба славных испанца шествовали впереди верхом, а Ши и Чалмерс пешком тащились следом за ними. Горы, оставаясь у них за спиной, все больше отдалялись, в то время как поля и торчавшие на горизонте ветряные мельницы становились ближе. Рид Чалмерс, весь в поту и пыли, закатал рукава своей долгополой, доходившей ему до самых лодыжек туники, а полы ее поднял насколько было возможно и заткнул за поясной шнурок. Ши, глядя на округлившегося друга, с трудом сдерживал смех. Сам он, несмотря на жару, не стал ничего менять в своей одежде.

Чалмерс все еще продолжал потчевать Ши своими нескончаемыми комментариями по поводу Дон Кихота и мира, в который их занесло. Что же касалось Ши, то он уже на протяжении нескольких миль пропускал эти монологи мимо ушей. Однако вдруг он уловил нечто интересное, прозвучавшее в очередном комментарии, и стал прислушиваться к тому, что говорит его спутник.

— Невероятно, — говорил Чалмерс, — каким образом Сервантесу удалось верно отобразить даже мелкие подробности и в то же самое время оставить вне поле зрения фон, на котором разворачиваются события. — Во время ходьбы он махал полами своей туники, как крыльями, стараясь создать этим хоть какую-нибудь прохладу.

Ши выплюнул очередной сгусток пыли, скопившейся во рту, и попытался проделать с полами своей туники то же самое, что и Чалмерс, в надежде обрести желаемую прохладу. Однако это не помогло.

— И что же, по-вашему, он описал правильно? — спросил он у Чалмерса.

— Дон Кихот строго следовал данному им обету, — ответил Рид, — и имел склонность к красивым жестам. Сегодня нам представился случай в этом убедиться. Мне пришел на память эпизод из повествования Сервантеса, в котором Дон Кихот рассказывает Санчо о том, что среди странствующих рыцарей принято было один раз в месяц отказываться от приема пищи…

Санчо Панса, должно быть, вслушивался в их разговор, потому что вдруг, повернув свою кобылу, подъехал к ним.

— Да, это так, — подтвердил оруженосец. Склонив голову набок, он смотрел на Чалмерса изучающим взглядом. — Его честь говорил мне, что, не считая банкетов и других подобных торжеств с пиршествами, рыцари довольствуются полевыми цветами. И его честь так делает: когда вокруг нет маргариток, как, например, сейчас, он просто старается перекусить чем-либо. Но теперь он дал обет помочь вам найти вашу даму, следовательно, на это время о еде не может быть и речи…

Чалмерс с довольным выражением лица потер руки.

— Да, это именно так. Дон Кихот был убежден в том, что, поскольку в книгах никогда не упоминаются ни спящие рыцари, ни рыцари, принимающие пищу, сон и еда недостойны внимания. Я припоминаю места в романе, где говорится о том, что старый рыцарь не ел ничего и взял себе за правило бодрствовать всю ночь напролет, лежа на земле и предаваясь мыслям о своей госпоже Дульсинее.

Лицо Санчо Пансы стало тревожным, брови сошлись на переносице.

— Все, что вы сказали, — чистая правда, до единого слова, — сказал он. — Но пошлите меня ко всем чертям, если во мне шевелится хоть малейшая догадка о том, как вам все это стало известно, вам, которые до сегодняшнего дня и понятия не имели о том, что мы существуем. Я бы скорее предположил, что вы волшебники, посланные извести моего хозяина, но вы, похоже, не из таких. — Он поглядел на Ши и Чалмерса недобрым взглядом. — Ладно, пока все это выглядит не слишком серьезным. — Он резко пнул кобылу пятками в бока и вскоре поравнялся с рыцарем.

Ши закусил губу, а затем сказал:

— Хорошенькое дельце, док. Сейчас они склонны считать нас злыми волшебниками, а следующее, на что мы, неровен час, можем рассчитывать, — это стать шашлыком, нанизанным на копье доброго рыцаря.

Однако Чалмерс неожиданно просиял. Он покачал головой и с широкой улыбкой поглядел на компаньона.

— Санчо Панса ошибся, — сказал он, игнорируя мрачные пророчества Ши. — Все это выглядит именно серьезным, по крайней мере для нас. Вдумайтесь, Гарольд: когда ваши больные, находящиеся в состоянии бреда, описывают себя вам, что они все-таки говорят?

Ши наблюдал за тем, с какой серьезностью оруженосец беседует со своим господином. Что-то в их поведении вызывало у Гарольда смутное волнение. Когда он наконец решил ответить Чалмерсу, ответ его прозвучал нервно и отрывисто:

— Преимущественно о себе как о богах. И великих героях. То, что им известно из беллетристики. Вас это интересовало?

Чалмерс, казалось, не задумывался о той, по его мнению, незначительной драме, которая ожидала их в будущем. Его круглое румяное лицо светилось от радости.

— Когда Дон Кихот рассказывал о себе, описывал ли он себя как сумасшедшего старика, сидящего верхом на старой кляче, с брюхом, словно стоведерная бочка? Конечно же нет. Он описывал себя как величайшего из рыцарей, когда-либо живших на свете.

Ши не мог понять, к чему клонит Чалмерс, поэтому сказал лишь:

— и?..

Чалмерс воздел руки вверх и помахал ладонями перед самым его носом.

— А что вы видите здесь: помешанного старика или величайшего из когда-либо живших на свете рыцарей?

Всадники, покачиваясь в седлах впереди, закончили беседу и теперь время от времени поглядывали из-за плеч на Ши и Чалмерса, которые плелись за ними. Выражение их лиц показалось Гарольду Ши подозрительным.

— К сожалению, — сказал он, незаметно распуская шнурок, удерживавший саблю в ножнах, — я вижу величайшего из рыцарей, когда-либо живших на свете.

— Точно! — В голосе Чалмерса ясно слышалось неприкрытое злорадство. — Мы ведь находимся сейчас не в Испании времен Сервантеса. Мы существуем в иллюзорном воображении Дон Кихота. Это тот мир, который существует в воображении этого старого испанского психопата.

— А значит ли это, что мы не умрем, если будем здесь убиты? — спросил Ши. Не отрывая взгляда от рыцаря, ехавшего впереди него, он вдруг ощутил в горле комок размером с бейсбольный мяч, а его желудок свели такие судороги и корчи, как будто он и его хозяин только что прокатились по американским горкам.

— Я не знаю, что с нами может быть, — отвечал Рид Чалмерс, все еще не замечая нависшей над ними угрозы.

— Полагаю, что вы правы, — только и успел пробормотать Ши, перед тем как послышался звучавший набатом голос Дон Кихота, который возгласил:

— Я должен знать правду: действительно ли вы — бесчестные злые волшебники, пришедшие лишь для того, чтобы заманить меня в ловушку? Отвечайте, трусы!

— Поразительно. Типичный случай паранойи, — прошептал Чалмерс. — Отлично сочетается с галлюцинациями.

Описание чувств, возникших у Ши в связи с восхищением, которое испытывал Чалмерс, не может быть помещено на этих страницах по соображениям пристойности, да к тому же он не мог поделиться ими со своим самопровозглашенным хозяином. Те слова, с которыми он обратился к собеседнику, слетали с его уст непроизвольно.

— Мы волшебники, — звенел в его ушах собственный голос, который был столь же гулким, громким и загадочным, как и голос рыцаря, — но не бесчестные и не злые. Мы пришли сюда лишь для того, чтобы освободить похищенную даму Рида Чалмерса, и не собираемся причинять вам никакого зла.

Звуковые эффекты, заимствованные у Дон Кихота, пропали, и Ши снова обрел возможность управлять своими голосовыми связками.

— Так вы и вправду волшебники, но не злые? — спросил Дон Кихот. Его глаза округлились, а взгляд стал, озадаченным, как у спаниеля, потерявшего хозяина. — Я ведь полагал, что все волшебники злые, что незлобливость противоречит их природе, если можно так выразиться.

— Господин! — прервал рыцаря Санчо Панса и постучал костяшками пальцев по панцирю. — О, славный рыцарь, нам нельзя задерживаться! — Говоря это, он слегка подпрыгивал в седле, и глаза его нервно бегали из стороны в сторону. Ши доводилось наблюдать подобный язык тела у больных, которые пытались скрыть от окружающих важную информацию. — Нам необходимо вернуться в деревню: мы кое-что забыли, — добавил тучный оруженосец.

«Врет он», — подумал Ши и тут же подметил, что ветряные мельницы вроде бы стали ближе, чем были всего за мгновение до этого. В следующий миг его осенило, что они и выглядят-то совсем не так, как подобает выглядеть ветряным мельницам. И почти сразу он понял, что примерно три дюжины великанов, некоторые о четырех ногах, двигались по равнине в их сторону, размахивая дубинами величиной с телеграфный столб.

— Док, скорее отсюда, — пролепетал Ши, хватая Чалмерса за рукав и таща его назад по дороге, по которой они шли следом за всадниками.

Чалмерс следил за великанами без всякого опасения и сопротивлялся отчаянным попыткам Ши тащить его за собой.

— Гарольд, да что на вас нашло?

— Великаны! Вы что, ослепли, док!

Наконец Дон Кихот тоже заметил великанов.

— Ах, Фрестон! Злобный чародей, не сомневаюсь, что эти чудища — твоя работа! — Он расчехлил копье и взял его наперевес. Забрало со звоном опустилось и закрыло его лицо, он вонзил шпоры в бока Росинанта и с криком: «Не вздумайте спасаться бегством, трусливые, гнусные создания! Против вас всего лишь один рыцарь!» — помчался во весь опор навстречу приближавшимся великанам.

Чалмерс оставался таким же спокойным, как если бы он был деревом, внезапно выросшим посреди дороги.

— Это ведь не великаны, Гарольд. Это — ветряные мельницы, — произнес он и скрестил руки на груди.

Но в глазах Ши они выглядели великанами. Однако некоторое сомнение все-таки зародилось где-то в глубине его сознания. Он остановился, прекратив тащить своего «господина» прочь от опасного места, и внимательно всмотрелся в приближавшихся чудовищ. Великаны размахивали своими смертоносными дубинами, рычали и истерически хохотали.

— Вы видите ветряные мельницы? — спросил он, вдруг засомневавшись.

Чалмерс вздохнул, как вздыхает блистательный лектор, утомленный вопросами студента-тугодума.

— Нет, не вижу, — ответил он тоном человека, терпение которого на исходе. — Я вижу великанов. Но я знаю, что это — ветряные мельницы. И вы тоже это знаете.

Горячий ветер, однако, доносил до них зловоние, исходившее от никогда не мытых тел, смрадное дыхание, запах пота и нечистот. И Гарольд, не сказав больше ни слова, бросился бежать в сторону гор. Санчо Панса на своей арабских кровей кобыле практически сразу обогнал его: галоп у его лошади был превосходный. Воздух сотрясался от воинственных криков и брани Дон Кихота и воплей раненных им великанов. Сквозь весь этот шум Гарольд явственно расслышал крик Чалмерса:

— Гарольд, подождите!

Ши посмотрел через плечо назад. Чалмерс с багрово-красным лицом бежал изо всех сил, только бы не быть изувеченным в схватке, происходившей на равнине. Дон Кихот, сидя верхом на Росинанте, готовился к решительной схватке с великанами. Чудовища, окружив его со всех сторон, нависали над ним, не обращая ни малейшего внимания на более легкую добычу, улепетывавшую от них по дороге. Когда Чалмерс увидел, что Гарольд забежал за скалу и лег на землю, чтобы вести дальнейшие наблюдения из этого относительно безопасного места, он присоединился к нему, с трудом переводя дыхание и обливаясь горячим потом.

Разящее копье Дон Кихота вонзилось в бок одного великана и повергло его наземь. Рыцарь заработал шпагой, которая мелькала в воздухе, а блестящая поверхность ее, казалось, сияла ярче солнца. Сидя верхом на своем огромном жеребце, Дон Кихот метался среди частокола мелькавших дубин, нанося противникам рубящие и колющие удары. На поле брани уже валялось несколько отрубленных рук и громадных, теперь уже безопасных, дубин. Дон Кихот сражался умело, но на стороне великанов было громадное численное превосходство.

Вдруг удивленный Чалмерс широко раскрыл рот.

— Смотрите, Гарольд, руки у великанов уменьшаются!

Приглядевшись, Ши понял, что его коллега прав. Лишь один великан не принимал участия в сражении по причине того, что он был уже насмерть сражен копьем Дон Кихота.

— Мы должны прийти ему на помощь, док, — сказал Ши. Он обнажил свою саблю и приготовился броситься туда, где кипела схватка.

— Постойте! — Чалмерс заломил руки. — Наверняка, если мы вмешаемся в схватку на расстоянии посредством магии…

— Нам неизвестно, каким законам подчиняется магия в этом мире, — возразил Ши.

Чалмерс слегка замялся:

— Закон Мгновенного Распространения и Закон Подобия должны действовать. Ведь везде, где мы были, они действовали.

— Отлично! Тогда надо предпринять что-то полезное. Будьте внимательны, тем не менее, с десятичными знаками. Нам же не нужна сотня пацифистов — истребителей великанов, а нужен один, который сделает все необходимое. — Ши бросил взгляд на то, что происходило на поле битвы, и увидел, что Рыцарь Печального Образа находится в самом центре сражения. — Если мы сейчас же не вмешаемся, он превратится в «бьюик», врезавшийся в кирпичную стену. — Ши бросился назад по дороге на выручку рыцарю; на бегу он уловил, как Чалмерс затянул заклинание, звучавшее несколько подозрительно:

— Число предметов в данном классе, являющемся классом, включающем в себя все классы…

Слушая заунывный речитатив Чалмерса, Ши не мог сдержать улыбки, несмотря на все, что творилось вокруг. Хорошее заклинание немыслимо без рифмы и размера, а те, которые составлял док, не содержали в избытке ни того ни другого. Он был великим магом и при этом совершенно никудышным поэтом.

Улыбка очень быстро сошла с лица Гарольда Ши. По мере приближения к месту схватки отвратительное зловоние, распространяемое великанами, действовало на него все более удушающе, а чудовища, громадные, как ветряные мельницы, которыми они в свое время были, сотрясали землю, по которой он сейчас бежал. Ши вдруг осознал, что сможет достать саблей лишь до середины икры чудовища и поэтому его помощь Дон Кихоту ограничится лишь отвлечением внимания врагов, — он будет рубить саблей их ноги, при условии, конечно, что ею можно будет проколоть их шкуру.

Вдруг Ши увидел Санчо Пансу, который, поравнявшись с ним, спешился и сунул поводья лошади ему в руку.

— Сэр Джеральдо, — обратился к нему оруженосец, — раз уж вы решили помочь моему господину, садитесь на Дапплу. И желаю вам удачи!

Ши кивнул ему головой, вскочил на кобылу и легким галопом, с саблей наголо, поскакал к месту сражения. Великаны, стоявшие ближе других, понюхали воздух, а затем, отвернувшись от Дон Кихота, уставились прямо на него. Чудовища рассматривали его своими молочно-белыми, с узкими зрачками, глазами и ревели, вовсю разевая огромные пасти, утыканные позеленевшими кинжаловидными и загнутыми назад зубами — наподобие тех, какими природа наградила акул. Ши ловил воздух широко раскрытым ртом.

— О Господи… — прошептал он…

И шепот его прозвучал в той же тональности и отозвался таким же эхом, как и голос Дон Кихота при произнесении им обета.

Магия. Дон Кихот воспользовался магией, когда вынудил Ши сказать правду, дав обет Богу и прославив даму сердца старого рыцаря. А может, и Гарольд Ши способен воспользоваться этим же приемом?

— Боже, — произнес он, но уже громче, и сразу же это обращение прозвучало многократно усиленным эхом. — Обращаюсь к тебе и прошу: дозволь мне… эээ… покарать… этих великанов саблей своей, которая… хм, сияет во славу моей дамы Бельфебы из Огайо. По клинку его сабли пробежала струя голубых искр, погасших на самом острие. «Ну что ж, уже неплохо, — подумал Ши. — Если клинок сверкает, он и рубить будет так, как надо». Он галопом доскакал до одного из великанов, объехал вокруг него и нанес чудовищу удар сзади под колено. Из раны пошел дым, потом из нее со свистом вырвалось пламя, и великан рухнул на землю, как сейсмонеустойчивый небоскреб в момент землетрясения.

Ши, стараясь не попасть великанам под ноги, закричал: «Во имя Бельфебы!», и галопом поскакал к другому великану, стоявшему спиной к нему. Его клинок сверкал еще ярче. Дубины мелькали возле его ушей, кобыла арабских кровей в испуге вставала на дыбы, но Ши избегал боя, намереваясь нанести удар сзади под колено следующему великану, и ему снова это удалось.

После этого великаны восприняли его всерьез, и уворачиваться от их мощных дубин стало значительно труднее. Он старался изо всех сил, но у него не получалось наносить удары ни быстрее, ни чаще; однако, к своей чести, он насчитал на поле битвы шесть сраженных им великанов.

Дон Кихот атаковал в лоб, неуклюже работая руками; Ши поражал вонючих, размахивавших дубинами титанов с тыла. Единственной проблемой было то, что взамен отрубленных рук вырастали новые, раны на коленях затягивались и великаны, быстро восстановив силы, опять вступали в сражение.

Время тянулось мучительно долго; сражение превратилось в неестественный и нескончаемый кошмар. Даппла была вся в пене, ее ноздри раздувались, бока тяжело вздымались и почти мгновенно опадали. Росинант с закованным в броню рыцарем на спине был в таком же состоянии. Удары, наносимые шпагой Дон Кихота, были по-прежнему разящими, однако Ши заметил, без особого удивления, что они стали менее целенаправленными. Он и сам, увертываясь от ударов и делая выпады, ощущал боль во всех суставах и во всех мышцах своего тела. По мере того как рыцарем и психологом овладевала усталость, дубинки великанов стали мелькать все ближе и ближе. Ши почувствовал приближение смерти, которая была уже совсем рядом.

С чем там Чалмерс так долго возится? Старший из магов должен, в конце концов, что-то предпринять: если он не поспеет со своим заклинанием немедленно, то может и вовсе не утруждаться.

— Бог все видит, — пробормотал Ши, увертываясь от бешеного восьмирукого чудища, которое вразвалку топало за ним, — но я хочу, чтобы эти троглодиты вновь превратились в ветряные мельницы.

Внезапно все именно так и произошло.

Ши сразу обмяк в седле, жадно вдохнул полные легкие свежего воздуха и огляделся. Вокруг него стояли ветряные мельницы, а рядом на земле лежали их искореженные обломки. У многих мельниц на крыльях не хватало по одной, а то и по две или три лопасти; некоторые мельницы продолжали гореть и тлеть. В каждой из них Ши находил элементы, функционально сходные с частями тел великанов. Он, казалось, антропоморфизировал эти строения, но в действительности его мысли были совсем о другом.

Ему пришло в голову, что его желание, когда он выразил его, громким эхом прозвучало у него в ушах. Каким-то образом его заявление согласовалось с канонами магии, присущими миру Дон Кихота. Либо сработало это, либо Чалмерс случайно нашел решение как раз в тот момент, когда Ши высказал свое желание. Ши решил, что выяснит это позже. Дон Кихот, удивленно осмотрев разбросанные повсюду обломки, пришпорил коня и легкой рысью поскакал через поле сражения к стоявшему в задумчивости психологу.

— Неплохая работа, сэр рыцарь, — сказал Ши, еще не успевший отдышаться. — Я и не думал, что нам посчастливится выйти живыми из такой переделки.

— Это точно, — отвечал Дон Кихот, внимательно оглядывая Ши, — а ведь мы уже почти погибали. Позволю себе сказать вам, дон Джеральдо, что такие удары, которые вы наносили под коленки этим негодяем, не предусмотрены рыцарским кодексом чести и недостойны джентльмена. Тем не менее я благодарю вас за то, что вы проявили смелость, оказывая мне помощь, хотя это и было сделано не по-рыцарски.

Вконец измученный, Ши из последних сил сдерживал улыбку.

— Это приключение не для рыцаря и не для джентльмена. Поэтому тут уж не до правил.

Дон Кихот, стиравший кровь с клинка своей шпаги, с улыбкой посмотрел на Ши:

— В ваших словах истинная правда, добрый человек, — согласился он. — А теперь надо выяснить, как и каким образом эти демоны превратились в ветряные мельницы. Я подозреваю, что этот трус Фрестон изначально приложил здесь свою подлую руку. Он только и думает, как бы навредить мне. — Рыцарь тронул поводья, и Росинант, развернувшись, поскакал, подозрительно водя головой из стороны в сторону, туда, откуда он только что доставил своего седока — рыцаря.

Гарольд Ши счел за лучшее промолчать.

Четверо путешественников лежали на земле. Дон Кихот и его оруженосец расположились по одну сторону костра, разожженного для предстоявшего ужина, а Чалмерс и Ши по другую. Санчо Панса храпел, выводя носом такие звуки, что казалось, будто над костром вьется рой потревоженных пчел; Дон Кихот, по-прежнему одетый в доспехи, растянулся во весь рост на земле, молча и неотрывно глядя на звезды, совершавшие свой путь по небосводу.

Гарольд Ши, хотя и закаленный бродячей жизнью, находил усеянную камнями равнину весьма неудобным местом для сна. Он перекатывался с боку на бок, пытаясь улечься так, чтобы камни впивались в его бока и спину не столь сильно. В конце концов он тяжело вздохнул и прекратил эти безуспешные попытки. Посмотрев на своего коллегу-психолога, он обнаружил, что Чалмерс также занят бессмысленными поисками удобной позы для сна.

— Док? — тихонько, чтобы не потревожить своих спутников, позвал Ши.

Чалмерс повернул лицо в его сторону и промычал:

— Хммм?

— Почему сегодня не сработала магия? Я ждал, что вы утихомирите великанов, но этого не произошло.

На лице Чалмерса появилось выражение растерянности и смущения.

— Закон Мгновенного Распространения и Закон Подобия не действуют в этом мире, — ответил старший психолог.

Ши повернулся на бок и положил голову на руку, локтем которой оперся о землю.

— Они не действуют? Мне казалось, что это — магические законы универсального применения и действия, подобные физическим, — возразил он более громко.

Чалмерс взмахнул рукой, призывая собеседника говорить тише.

— Позвольте напомнить вам, что и законы физики здесь действуют не всегда. Я делал все, что только могло прийти мне в голову: от надувания маленьких самодельных матерчатых парусов до рисования грязью изображений ветряных мельниц поверх изображений великанов, — ничего не помогало. А когда великаны снова превратились в ветряные мельницы, это произошло без моего участия.

— Тогда, как мне кажется, — ответил Ши, — я совершил это. Я заставил свою саблю слегка засверкать, и это помогло справиться с великанами…

Коллега-психолог перевернулся на живот и, подняв голову, подпер ее обеими руками, опершись при этом на локти.

— Так это сделали вы? Я был так поглощен составлением заклинаний, которые остановили бы великанов, что не мог даже взглянуть в вашу сторону.

— Да, это сделал я. К тому же то, что великаны вновь превратились в ветряные мельницы, получилось совершенно случайно, — помявшись, произнес Ши.

— А как?

Ши внимательно посмотрел на товарищей, распростершихся на земле по другую сторону костра. Дон Кихот лежал неподвижно, его глаза все еще были открыты, и он смотрел в какую-то точку на бескрайнем небе. Санчо лежал на боку и уже не храпел так громко, но, по-видимому все-таки спал. Ши потихоньку подполз вплотную к Чалмерсу и доверительным тоном начал шептать ему в самое ухо:

— Я не вполне уверен, но думаю, что на основании принципов составления заклинаний, которые я, кстати, успешно использовал, можно сформулировать закон, применимый в определенных условиях. Исходя из результатов эксперимента, я подумываю о том, чтобы назвать его Законом Сброса Героических Имен.

Чалмерс посмотрел на коллегу взглядом, в котором сквозило явное недоумение, смешанное с досадой.

— Ну и название, трудно придумать что-либо более нелепое.

Ши усмехнулся: он обрадовался возможности хоть как-то поднять настроение пребывавшему в унынии психологу.

— Да нет, правда, — настаивал он. — Это название подходит. Это заклинание звучит как клятвенный обет, обращенный к Богу и даме сердца. Я полагаю, что с чем более важными персонами вы связываете ваш обет, тем более действенным может быть ваше заклинание. Как мне представляется, искреннее намерение выполнять условия обета — также немаловажный фактор.

Чалмерс внезапно прошипел что-то невнятное и начал рыться в земле под походной постелью.

— Ага! Вот ты где! — пробормотал он наконец и сунул к самому носу Ши большой осколок валуна. — Вот на этом камне я должен был промаяться всю ночь до самого утра. — Он отшвырнул камень в темноту и снова сосредоточился на Гарольде Ши.

— Ну хорошо, если все, что вы сказали, правда, тогда почему у Дон Кихота не получилось превратить великанов снова в ветряные мельницы?

Младший психолог покачал головой.

— А он и не пытался, док. Он был всецело поглощен сражением с ними во славу своей дамы и не думал ни о каких превращениях.

— Но вы-то говорите, что он мог бы это сделать, а это значит, что в своем мире он — истинный волшебник?

— Именно это я и говорю, но говорю это не во всеуслышание.

Гарольд Ши начинал чувствовать, что прошедший день был действительно трудным. Он поудобнее расположился на своем ложе, поражаясь, насколько мягче и ровнее стала земля.

— Вы помните, как он выпытывал у меня, что мы собираемся делать в этом мире. И все же я не думаю, что Дон Кихот придет в восторг, представив себя в той же роли, что и его злейший враг Фрестон, — добавил он.

— С вашей теорией не все так гладко, Гарольд, — хмыкнул Чалмерс.

В ответ на эту реплику Ши лишь зевнул.

— Что вы говорите? — притворно удивившись, спросил он. — И что же в ней не так?

Голос Чалмерса звучал в ушах Ши монотонно и педантично, но как будто издалека.

— Злобные волшебники, — говорил он, — конечно же, не используют имя Бога в обетах, произносимых при составлении заклинаний. А это чревато неожиданными и неприятными последствиями. И Маламброзо, будь он здесь, не преминул бы прибегнуть к силам черной магии, действующим в этом мире. Я совершенно уверен в том, что нам необходимо определить, как влияют галлюцинации Дон Кихота на действенность магии. Очевидно также и то, что, избавив его от галлюцинаций, мы сможем изменить законы магии и таким образом лишить Маламброзо силы, а кроме того…

Однако Ши так и не довелось в этот раз дослушать до конца научные рассуждения Чалмерса. С легким храпом, свойственным людям умственного труда, он, уже пребывая в состоянии сна, перевернулся на спину.

«В обычаях рыцарей было вставать рано и сразу же начинать заниматься делами», печально отметил про себя Ши. Он лежал на своей походной постели, прислушиваясь к тому, что происходило вокруг.

Еще только светало, но Дон Кихот уже накормил и теперь расчесывал Росинанта. Чалмерс, стоя рядом с рыцарем, подавал ему и принимал обратно различные предметы и при этом все время что-то говорил убеждающим тоном. Санчо Панса продолжал храпеть, не обращая никакого внимания на то, что его господин уже вовсю занят делами.

Ши сделал попытку снова заснуть, но понял, что это ему не удастся. Земля, на которой он лежал, еще больше затвердела за прошедшую ночь. Он с беспокойством подумал о том, осталось ли что-нибудь от запаса зубной пасты, взятого ими в дорогу. Это, конечно, мелочь, однако после того, как накануне за ужином было выпито столько вина, невозможность найти в этом мире хоть каплю зубной пасты могла испортить настроение на весь наступающий день.

Он закрыл глаза и, притворившись спящим, пролежал так до тех пор, пока не почувствовал, что камни, на которых он лежал, пустили корни и начали расти. Тогда он с тяжелым вздохом приподнялся и огляделся вокруг, стараясь определить, что будет на завтрак.

Первое, что он увидел, были Чалмерс и Дон Кихот, ожесточенно спорившие друг с другом.

Чалмерс со скрещенными на груди руками смотрел на рыцаря.

— Сэр, ваше имя не Дон Кихот. Вас зовут сеньор Кихана, а возможно, сеньор Кесада — источники, предоставившие мне эту информацию, не сочли нужным выяснить, как точно произносится ваше имя. А к тому же вы еще и не рыцарь. Вы происходите из состоятельной семьи сельских жителей и страдаете галлюцинациями.

— Ваша милость, но ведь это не я настаиваю на том, что мой шлем — всего лишь тазик для бритья, когда люди принимают его — ни больше ни меньше за заколдованный шлем Мамбрина, который достался мне в качестве трофея после честного поединка с другим рыцарем. — Дон Кихот опустил на землю последнее обихоженное копыто Росинанта и выпрямился, нависая над дородным психологом. — И не я, рассматривая своего коня, вижу колченогого, неустойчивого, жидкохвостого одра. А разве я внушаю своему собственному слуге, что великаны, с которыми я сражался вчера, были ветряными мельницами и никогда не были не чем иным, а лишь ветряными мельницами? — Он обтер скребницу и нож для правки копыт о переметную суму и в сердцах запихал в нее слегка дрожавшими руками оба инструмента. — Сеньор Чалмерс, прежде чем начинать исследование галлюцинаций, загляните в себя.

Чалмерс не нашел ничего лучшего, как пробормотать:

— Ни один сумасшедший еще не признал себя таковым.

Дон Кихот величественно кивнул головой.

— На этом, ваша милость, мы и закончим. А теперь прошу великодушно меня простить. Я должен совершить утреннюю молитву и просить Господа помочь в поисках вашей дамы. — Обойдя Чалмерса, он пошел к краю поляны, которую путешественники выбрали для привала. Там он остановился, вынул из ножен шпагу, положил ее на землю, опустился рядом с ней на колени и застыл в этой позе.

— В данный момент его случай имеет более сильную симптоматику, чем ваш, — сказал Ши, приблизившись к Чалмерсу сзади.

Эти слова подействовали на Чалмерса подобно выстрелу в упор.

— Я попросил бы вас воздержаться от шуток, особенно в такие моменты. — Старший психолог нервно проводил руками по бокам, стараясь засунуть их в несуществующие карманы, и в конце концов крестообразно сложил их на груди. — Почему бы вам не поговорить с ним, Гарольд? Опишите ему то, что реально существует вокруг, но не разрушайте его иллюзий.

— Ах… — с улыбкой протянул Ши. — Благодарю за совет, но только не сейчас. — Он указал пальцем на коленопреклоненного рыцаря и добавил: — По правде говоря, мне бы не хотелось говорить ему, что он — не рыцарь, когда его шпага обнажена. И к тому же, кто поручится за то, что вчерашние великаны так и останутся навсегда ветряными мельницами… — Он посмотрел на своего коллегу и вздохнул. — А ведь дрались-то они совсем не как ветряные мельницы.

Как только взошло солнце, Ши, к своему великому сожалению, понял, что погода наступившего дня будет повторением вчерашней. Однако когда оба испанца в сопровождении двух спутников в странном одеянии проходили через небольшую деревушку, окружающий пейзаж сделался несколько более интересным: после нудного и безмолвного однообразия дороги деревня порадовала путников доносившимся отовсюду куриным кудахтаньем, криками сновавших вокруг чумазых босоногих мальчишек, обветшалыми домами с побеленными стенами и крышами из красной, местами прохудившейся черепицы. В воздухе висела пыль, пахло навозом, откуда-то тянуло плохо ухоженным нужником. Но люди — мужчины в черных рубашках и широкополых шляпах и женщины, с широкими бедрами, в окружении многочисленных детей — были совсем не те, которых ожидал увидеть здесь Гарольд Ши. Как только рыцарь показался на деревенской улице, жители повыскакивали из домов с криками: «Дон Кихот! Сеньор рыцарь!» Они стояли рядами вдоль улицы, встречая одетого в доспехи рыцаря широкими радостными улыбками и, подталкивая друг друга локтями, говорили: «Взгляни-ка, Роза, а ведь и вправду на всем свете не сыскать более красивого рыцаря?!» Или: «А что, Мигель, ты согласен, что нам и вправду несказанно повезло, что нашим защитником является именно Дон Кихот?» И мужчины и женщины наперебой предлагали рыцарю и его оруженосцу еду и разные подарки, а когда Дон Кихот и Санчо Панса уже были не в силах принять от них что-либо, крестьяне начали совать свои дары Чалмерсу и Ши.

Гарольд стал обладателем огромного каравая теплого, только что вынутого из печи хлеба и живого цыпленка со связанными ножками, который подозрительно рассматривал Ши и на своем курином языке безостановочно осыпал его бранью. Чалмерса нагрузили громадным куском копченого окорока, несколькими гроздьями винограда и корзиной, которая, как оказалось, была доверху наполнена свежими лепешками.

— В действительности это совсем не то, что кажется сначала, — сказал Чалмерс, как только они миновали деревню. — В действительности крестьяне потешаются над Дон Кихотом, относясь к нему с насмешкой и презрением. Подозреваю, что еда, которую они нам пихали, вообще несъедобна. Не сомневаюсь, что это просто объедки, оставшиеся от свиней. — Лицо его стало еще мрачнее. — А может, и кое-что похуже.

— А по мне так еда нормальная и пахнет вкусно, — ответил Ши, любуясь подаренным караваем хлеба, все еще горячим и ароматным, с плотной золотистой корочкой, сохранившей вмятины от пшеничного снопа, на котором хлеб остывал. Однако к цыпленку он испытывал совсем другие, отнюдь не добрые чувства.

— Вы тоже попали под влияние галлюцинаций этого сумасшедшего рыцаря, — отвечал Чалмерс, напряженно, с брезгливой миной изучая провизию, которую нес в руках. — Все это несъедобно.

Ши вздохнул:

— А чем же нам в таком случае питаться, док? Лично я уверен: практически все, что Дон Кихот везет с собой, получено от деревенских жителей подобным образом.

Упитанный психолог погрузился в размышления.

— Я составлю заклинание, которое обратит все съестные припасы, подаренные нам, в то, чем они являются на самом деле. А тогда уж мы и узнаем, насколько безопасно то, что мы употребляем в пищу.

Дон Кихот, ехавший впереди, свернул с дороги и начал подниматься по узкой тропе, ведшей к холмам, над которыми вились тучи пыли. Чалмерс сделал Ши знак остановиться и стал наблюдать за рыцарем и его оруженосцем, удалявшимися от них.

— Меня совсем не радует перспектива таскаться по этим холмам, — сказал Рид Чалмерс, переведя дыхание. Он посмотрел на Ши и приподнял одну из своих кустистых седеющих бровей. — Уверен, что в этот период времени с разбойниками в Испании можно повстречаться столь же часто, как и с пастухами.

— Я полагаю, что путешествие в компании величайшего рыцаря на свете уже само по себе гарантирует определенную безопасность, — заметил Ши.

Оглянувшись, Санчо Панса обнаружил, что Чалмерс и Ши остановились. Ши увидел, как толстый оруженосец стал стучать кнутовищем по панцирю Дон Кихота и продолжал делать это до тех пор, пока рыцарь не осадил Росинанта и не повернул его назад. Рыцарь и оруженосец посовещались о чем-то, после чего кобыла Санчо потрусила с хозяином на спине назад к большой дороге.

— Добрые господа, вы не должны отставать от нас, — сказал оруженосец. Он держался в седле прямо, лицо его блестело от пота, толстые ладони сжимали поводья. Сидя в седле, он посмотрел на двух людей, стоявших на пыльной дороге, а затем перевел тревожный взгляд в сторону холмов. — Мой господин говорит, что ваша дама находится там, впереди; ее насильно удерживает ваш враг, злой волшебник. Он говорит также, что мы должны поторопиться, чтобы застать злодея врасплох.

Ши кивнул и перешел с большой дороги на боковую тропу, но Чалмерс остановил его:

— Чушь все это, Гарольд. Ну откуда Дон Кихоту знать, где находится Флоримель? Я лично не намерен следовать за этим стариком, находящимся в плену собственных галлюцинаций, туда, где за каждым холмом прячутся бандитские шайки. Неужто вы сами не понимаете, что это совершенно безрассудное предприятие?

Ши стиснул зубы. Чалмерс мог бы более удачно выбрать время для того, чтобы проявить свое упрямство. Рыцарь ожидал их, стоя на тропе, как изваяние, молча, бесстрастно… и неподвижно. Санчо Панса тревожно оглядывался назад и, волнуясь, сжимал и разжимал кулаки. Тени, распростертые на сухой выжженной земле, становились все длиннее.

Длиннее становилась и пауза в разговоре, пока Ши не нарушил ее вопросом:

— А откуда твой господин узнал, что Маламброзо удерживает Флоримель здесь?

Санчо смешался:

— Откуда… да конечно же, из обета, данного им! — Он посмотрел на Гарольда, и взгляд его был полон сочувствия к молодому психологу, повредившемуся в уме.

Гарольд в ответ лишь пожал плечами, подошел вплотную к Санчо и, глядя в его глаза, воздел руки кверху.

— Из обета, — повторил Санчо и, ничего не слыша в ответ от своих собеседников, вздохнул и добавил: — Он же поклялся, что поможет вам найти вашу даму, сеньор Чалмерс. А поступить иначе он и не может. Ведь он же дал обет.

Чалмерс раскрыл рот, чтобы возразить Санчо, но Ши опередил его.

— Док, — торопливо зашептал он, — считайте, что вам представился удобный случай доказать ему, что он ошибается. Если мы не найдем здесь Флоримель, то вы получите прекрасную возможность показать ему границу между его галлюцинациями и реальностью.

Рот Чалмерса закрылся, а глаза, полные сомнений, уставились на коллегу.

— Я полагаю, Гарольд, что в ваших рассуждениях есть рациональное зерно, — наконец вымолвил он. — Но я также вижу и то, что вы попали под очарование галлюцинаций Дон Кихота и говорите все это лишь для того, чтобы повлиять на меня в своих собственных интересах. Однако… — Он сделал глубокий вздох и снова уставился на Ши выпученными, как у рыбы, глазами, — ваше предложение не лишено смысла. Поэтому мы идем туда, куда ведет нас рыцарь. — Он двинулся вперед широким и быстрым шагом, а Ши и Санчо еще некоторое время стояли на прежнем месте, с удивлением глядя ему вслед.

Оруженосец повернулся к Гарольду Ши и медленно покачал головой.

— Сеньор Джеральдо де Ши, — произнес он, — пожалуйста, не сочтите это оскорблением, но ваш господин сильно не в себе.

Губы Ши растянулись в улыбке, которую он не смог подавить.

— Профессиональное заболевание психологов, — кивнул он, соглашаясь. — Лучшие из них рано или поздно начинают страдать от этого недуга.

* * *

Переход в этот день был долгим; уже стемнело, а они все шли и шли. Для привала была выбрана каменистая поляна. Костер было решено не разводить, поскольку Дон Кихот посчитал, что этим они привлекут внимание Маламброзо, находившегося поблизости в своем логове, а уж он-то не преминет обрушить на них град бед и напастей. Ши удовлетворил голод несколькими ломтями хлеба, отрезанными от великолепного каравая, и копченым мясом, которое весь день тащил Чалмерс, нимало не смущаясь брезгливым выражением лица своего спутника и его комментариями насчет происхождения этой пищи. Он с радостью передал цыпленка своему компаньону, когда тот внезапно проявил интерес к птице. После этого Ши отошел ко сну.

Внезапно ослепительно яркая вспышка света, за которой сразу же последовали раскатистый удар грома, тысячетрубное «кудахтанье» и пронзительный вой ветра нарушили и без того неспокойный сон Ши. Пыль, поднявшаяся с земли, забила ему и рот, и нос, и глаза. Следующая вспышка молнии на мгновение выхватила из темноты два человеческих силуэта: один тощий, второй — тучный, и извилистые очертания какого-то ужасного, покрытого перьями существа, ясно различимые на зубчатом фоне близлежащих холмов. Затем вспышка исчезла, и наступила густая непроницаемая тьма, какая, по всей вероятности бывает лишь у кита в утробе. Прогремел еще один удар грома, столь же сильный, как и первый, но и он не мог полностью перекрыть звук чудовищного «кудахтанья». Земная поверхность затряслась, как спина пришпоренной лошади; Ши слетел прочь со своего походного ложа и покатился вниз по крутому склону холма.

— Внемли мне, о Господи! — возопил Чалмерс. — И ради милости к госпоже Флоримель, и ради всех святых сделай так, чтобы этот цыпленок снова стал тем, кем был прежде!

«Цыпленок? — мелькнуло в голове Ши. — Так вот что он сотворил с цыпленком. Ведь я же предупреждал его, что нужно быть внимательнее с десятичными разрядами!»

При вспышках молний Ши смог рассмотреть цыпленка, который превосходил размерами матерого слона-самца и гонялся за Санчо Пансой с явным намерением употребить его на обед. Дон Кихот в полном снаряжении и доспехах встал на пути голодной птицы со словами:

— О, достопочтенная птица, стань тем, кем ты в действительности являешься. — Тихо, но четко произнесенные слова отозвались за холмами громким, раскатистым эхом.

Ши вновь услышал шум, хотя и не столь сильный, как вначале. Карабкаясь на холм, он следил за тем, чтобы не сбиться с пути и попасть в то же место, откуда упал. Молнии мелькали реже, раскаты грома звучали тише, ветер стих, и в пространстве между холмами вновь воцарилось спокойствие. Ши пришло на ум, что и цыпленок также обрел прежние — нормальные — размеры, хотя убедиться в этом не было никакой возможности, поскольку вокруг была непроницаемая темень, а молнии уже не сверкали.

В лагере путешественников царила суматоха.

— Что все это значит? — сурово спросил Чалмерса Дон Кихот. — Чего ради я поручился своей честью и оружием, обещая оказать помощь чародею, который желает уничтожить нас во время сна?

Санчо между тем молотил руками по воздуху как одержимый и вопил:

— Вы видели это? Этот гигантский цыпленок хотел проглотить меня, как жука. Вы видели это, господин мой рыцарь?

Чалмерс, не жалея легких, кричал в свое оправдание:

— Я демонстрировал истинный вид этого цыпленка, или, вернее, того чудовища, которое вы в силу своих галлюцинаций упорно называете цыпленком. Я хочу заставить вас увидеть мир таким, каков он на самом деле, а также увидеть и самого себя таким, каков вы на самом деле.

«Это совсем не в характере Чалмерса, — подумал Ши. — Док к тому же и не помышляет о том, чтобы признать ошибки своего магического действа». Он подметил, что Санчо с усердием, присущим умалишенным, пытается связать лапки цыпленка, которые обрели нормальные размеры. Он сдержал себя, чтобы не рассмеяться. «Необходимо сказать что-то, что могло бы разрядить ситуацию», — подумал он. К несчастью, трое его спутников подняли такой гвалт, что нечего было и помышлять о том, чтобы его услышали, а перекричать их, вопивших одновременно и на пределе своих голосовых возможностей, он, конечно же, не мог.

И вдруг Ши явственно услышал, как кто-то позади него громко произнес: «Стоп!» Неожиданно запах серы и горелых спичек забил его носоглотку, и он почувствовал себя как бы в центре густого облака сернистого газа. Он дернулся в сторону и вдруг увидел Маламброзо, выходившего из сплошной стены красного адского пламени. Велюровый наряд чародея с буфами на рукавах и штанинах был расшит золотыми нитями, которые сверкали от всполохов адского пламени. Волосы были разметаны по плечам в таком беспорядке, как будто на их хозяина только что налетел смерч.

— Доктор Чалмерс, — Маламброзо помахал рукой, что должно было означать вежливое приветствие, и стена огня исчезла. Буфы на его костюме опали, а волосы улеглись в аккуратную прическу. Однако воздух все еще был пропитан отвратительным запахом тухлых яиц. — Искренне благодарю вас за то, что известили меня о своем присутствии. — Чародей поклонился и щелкнул пальцами.

— Верните мне мою жену, — взмолился Чалмерс.

Маламброзо улыбнулся:

— Это невозможно, сэр. Я решил, что она нужна мне самому. И в связи с этим… — Его улыбка сделалась еще шире. — Я здесь и сейчас вызываю вас на поединок. Оружием будет магия. Я подметил, вы потерпели небольшое фиаско с цыпленком, поэтому не думаю, что вы будете для меня серьезным соперником. В конце концов, ведь я изучил, как можно использовать магию этого мира.

Запах серы, все еще висевший в воздухе, навел Ши на мысль о том, как действует та часть магического мира, в которой властвует Маламброзо. «Религиозные установки, очевидно, действуют двояко, — подумал он, — с добром обращаются к Богу, со злом — к сатане». Несмотря на то что Чалмерс постоянно попадал в неприятные ситуации с магией, он был, в сущности, хорошим человеком. Ши пытался понять, только ли поистине благочестивые и откровенно злонамеренные могут быть великими чародеями в мире Дон Кихота. Конечно же, в этой теории много искусственного. Ши был не благочестивее Чалмерса, но в магии был более искусным, а следовательно, и более удачливым.

Неужели в мире Дон Кихота магические системы строятся не на основах ритмики или причинах, обусловленных здравым смыслом? Если это так, то дело обстоит плохо, причем не только в данную минуту, но и в том, что касается возвращения домой.

Чалмерс принял важный вид и вызывающе посмотрел на чародея.

— Я принимаю вызов… — произнес он, но его ответную речь неожиданно прервал трубный глас Дон Кихота, усиленный волей Господа.

Ши до этого момента, казалось, позабыл о существовании Дон Кихота. Так же, впрочем, как и Чалмерс с Маламброзо. И вот теперь без всякого предупреждения рыцарь в доспехах и при оружии, сидя верхом на своем громадном боевом коне, внезапно встал между Чалмерсом и Маламброзо.

— Дон Чалмерс не принимает вашего вызова! — возвестил Дон Кихот трубным голосом. — Я — его защитник, и я дал клятвенное обещание Господу и моей даме покончить с тобой, гнусный демон, вонючий колдун, и во имя Господа и моей дамы Дульсинеи Тобосской, и во имя всего хорошего и праведного ты должен адресовать свой вызов мне.

Речь эта подействовала на Маламброзо подобно удару электрического тока. Он словно окаменел и невидящими глазами уставился на рыцаря; рот его скривился, а губы задергались. Глаза его широко раскрылись, и Ши понял, что он борется с заклинанием Дон Кихота, но… безуспешно. Растерявшийся чародей выглядел так, как будто невидимый кукловод с усилием выдавливает из его рта одно слово за другим:

— Я… вызываю… вас, г-г-осподин… рыцарь, защитник… моего… врага… Рида Чалмерса на… п-п-оединок. — Лицо чародея покрылось крупными каплями пота, который ручьями заструился по лбу и длинному крючковатому носу.

Но тут Чалмерс опомнился и закричал пронзительным голосом:

— Я не нуждаюсь в помощи этого старого ненормального для того, чтобы вздуть Маламброзо! Я уж как-нибудь сам справлюсь с этим захудалым шарлатаном!

Ши зашикал, услышав такое, и, подбежав к Чалмерсу, зашептал:

— Замолчите, док! Предоставьте это рыцарю. Маламброзо был прав, сказав, что вы не знаете, как пользоваться этой системой.

Санчо Панса, стоя по другую сторону от Чалмерса, сказал, наклонясь к его второму уху:

— Не оскорбляйте моего господина, сеньор Чалмерс. Он ведь собирается сражаться за вас.

Дон Кихот между тем не обращал на Чалмерса абсолютно никакого внимания: оно было приковано к Маламброзо. Голосом, который Гарольд Ши называл про себя «мегафон Господа», рыцарь возгласил:

— По воле Господа и благодаря моей силе ты своей магией не сможешь причинить мне вреда, немощный шарлатан. — Вдруг сам Дон Кихот и его оружие начали светиться каким-то ясным бледно-голубым светом. Ши застыл в изумлении.

Маламброзо с шипением отступил на шаг назад.

— Во имя Дьявола и Ада и всех архангелов твоя шпага изойдет на ржавчину меж твоих пальцев, а копье твое рассыплется в прах, господин рыцарь.

Рыцарь взял на изготовку свою непорочную шпагу, излучавшую голубое свечение, и смотрел, как мелкие сгустки красного света ударялись о лезвие, не причиняя ему никакого вреда. Он раскатисто засмеялся и двинулся на Маламброзо.

— Ты сражаешься с величайшим из рыцарей мира, презренный чародей. А признайся, у тебя ведь и в мыслях не было победить меня в поединке!

Маламброзо поднял руку и, растопырив пальцы, отвел ее за спину, как будто намереваясь метнуть мяч в баскетбольное кольцо, и сразу же меж пальцев чародея появился яркий огненный шар. Чародей метнул его прямо в Дон Кихота; шар зашипел, засвистел наподобие шутихи для фейерверка, рассыпая вокруг снопы искр, которые прочерчивали в воздухе огненные линии. Летя по направлению к Дон Кихоту, огненный шар набирал скорость, увеличивался в размере и, когда поравнялся с рыцарем, был практически неотличим от кометы.

Дон Кихот легко взмахнул шпагой и поразил шар. Тот с негромким хлопком исчез, как будто его никогда и не было.

— Ну все, шарлатан, — произнес рыцарь. — Ты надоел мне своими дешевыми магическими трюками, теперь я покончу с тобой силой своего оружия.

Дон Кихот опустил забрало и пришпорил Росинанта.

— Во имя Дульсинеи! — закричал он и нанес чародею рубящий удар шпагой.

Маламброзо успел уклониться. Но тем не менее шпага Дон Кихота располосовала его камзол, и Ши увидел, как из глубокой раны в плече чародея полилась кровь. Маламброзо пронзительно закричал от боли, а потом угрожающе замахал здоровой рукой, выкрикивая непристойные слова. Багровое пламя окутало его, отчего Росинант остановился, а затем с тихим ржанием попятился.

— Вперед! — закричал Дон Кихот, заставляя животное повиноваться. Рыцарь и конь прошли сквозь завесу пламени. Маламброзо весь съежился, длиннолицый рыцарь вновь взмахнул шпагой. Чародей, отскочив назад, закричал от боли, причиненной новой раной.

Чалмерс, стоя рядом с Ши, раздраженно пыхтел:

— Пошло все к черту, Гарольд. — Его голос отдавался в ушах Ши наподобие колокольного звона. — Дон Кихот, не может биться с Маламброзо: ведь он же просто немощный старец верхом на кляче, которая только и годится, что на собачьи корма.

Снова запах горящей серы одурманил Гарольда Ши. Сверкнула молния, прогремел гром, и рыцарь с конем вдруг преобразились. Там, где только что два величественных создания сражались со злобным Маламброзо, сейчас оказался человек, более похожий на огородное пугало, с тазиком для бритья, привязанным к голове. Он сидел на одре с Х-образными ногами и настолько сбитыми копытами, что его трудно было представить даже идущим шагом. Всадник направил свое оружие на стоявшего против него чародея. Конь споткнулся на неровной, каменистой земле и сбросил с себя преображенного Дон Кихота, который, перелетев через голову коня, грохнулся к ногам раненого чародея.

Маламброзо, истекающий кровью и ослабевший, заковылял прочь от рыцаря. Ободренный преображением Дон Кихота и освободившись от заклинания, обязывавшего сражаться, он зарычал:

— Ну подожди, Чалмерс, мы еще встретимся в другом месте и в другое время. Берегись! — После этого он пропал из виду, и только струйка желтого вонючего дымка потянулась за невидимым чародеем.

Санчо Панса закричал:

— Мой господин! — Затем, подхватив с земли короткую суковатую палку, бросился на Чалмерса. — Ты всегда был таким же, как они, настоящим чудовищем!

Чалмерс торжествующе завопил:

— Он исцелен! Смотрите, Гарольд! Теперь вы видите истинного Дон Кихота! — С этими словами он спрятался за спину Ши.

Санчо Панса, подскочив, крепко огрел его палкой.

— Верните мне моего господина, — потребовал он.

— Вот он и случился, этот срыв, которого мы ждали, Гарольд, — выпалил Чалмерс, снова стараясь укрыться за спиной Гарольда Ши от Санчо и его палки. — Поскольку Дон Кихот пребывает в нормальном состоянии, его галлюцинации больше не повлияют на м-м-математическую основу магии. Да остановите же этого ненормального, заберите его от меня, и я составлю заклинание, которое унесет нас отсюда.

Санчо изловчился и вновь крепко приложился своей палкой к ребрам Чалмерса.

Ши бросился вперед и ухватил оруженосца за запястья. Он выворачивал их до тех пор, пока палка не выпала из рук коротышки-оруженосца.

— Ну хватит, господин оруженосец, — сказал он. — Дайте-ка мне вашу палку. — Он посмотрел на Чалмерса, который, тяжело дыша, сидел на корточках. — Продолжайте, док.

Чалмерс извлек из небольшого кожаного мешочка, висевшего у него на поясе, носовой платочек Флоримель, а вместе с ним и перо, которое, по мысли Ши, принадлежало злополучному цыпленку. По обе стороны от себя он начертил на земле два пересекавшихся круга наподобие диаграммы множества и подмножества, которую рисуют и разбирают дети в начальной школе.

Старший психолог аккуратно разместил платочек своей супруги, перо и прядь собственных волос в зоне пересечения двух кругов, после чего попросил Ши дать ему прядь волос с его головы. Ши повиновался, и Чалмерс положил полученную прядь туда же, к остальным предметам. Затем он затянул протяжным речитативом:

Мы стоим в центре круга, очерчивающего

Все места, где мы были когда-то.

О, моя Флоримель, ты стоишь в центре круга,

Опоясывающего

Все места,

где она побывала когда-то.

Я взываю к архангелам

и всем святым,

И к тебе, о Владыка Небес, — моей просьбе внемлите.

Со скоростью птицы перенесете

Троих нас в то место, что общим

является у этих двух кругов.

Ничего не произошло. Чалмерс ждал. Ши тоже ждал. Даже Санчо Данса прекратил нападать на Чалмерса и с интересом смотрел на круги, начерченные на земле.

Когда молчание затянулось настолько, что всем стало немного неловко, Чалмерс пробормотал:

— Оно должно было сработать. — Он повернулся лицом к своему коллеге и к Санчо Пансе, в котором все еще не утих боевой пыл, счистил грязь, прилипшую к коленям, а затем смерил обоих мужчин испепеляющим взглядом. — Оно должно было сработать. Черт подери, — пробормотал он. — Повторяется история с цыпленком.

Ши заметил небольшой сгусток сернистого дыма, поднимавшегося за спиной его коллеги, и маленький шарик из перьев, который, судя по исходившему от него неистовому клекоту, находился в состоянии материализации. Должно быть, это был цыпленок, похожий на подаренного Ши накануне одним из деревенских жителей; тот цыпленок, ноги которого были все еще крепко связаны, копался в траве, отыскивая насекомых, не далее чем в двадцати футах от места, где Чалмерс демонстрировал свои способности в магии.

Чалмерс лихорадочно огляделся вокруг и уставился на цыпленка, которого перед этим материализовал. Цыпленок кудахтал теперь много громче, чем прежде.

Ши покачал головой и освободил руки Санчо Пансы. У маленького оруженосца напрочь пропала охота приукрашивать возможности Чалмерса. Он бросил последний взгляд на таинственного цыпленка, растерянный и смущенный, и поспешил к своему господину. Ши смотрел ему вслед.

Санчо похлопал Дон Кихота по плечу, заговорил с ним, легонько толкнул его в бок и, наконец, заломив в отчаянии руки, уставился на древнего тощего старика, бывшего когда-то рыцарем.

Дон Кихот, казалось, и не замечал присутствия Санчо. Бывший рыцарь, застыв в молчании, углубился в себя. «У него наступил шок», — подумал Гарольд Ши. Изможденный старец медленным движением потянулся и, сняв с головы погнутый тазик для бритья, стал внимательно рассматривать его. В первых слабых лучах восходящего солнца Ши смог разглядеть блеснувшие в глазах старика слезы, которые оставили влажные бороздки на заросших щетиной щеках. Он наблюдал за тем, как Дон Кихот осматривал своего изможденного одра Росинанта, а затем разглядывал свои костлявые руки и искривленные ревматизмом пальцы. Он видел, как старик, повесив голову и ссутулившись, взобрался на коня, стараясь не вызывать боли в пораженных артритом членах, и затем поехал прочь в глубь холмов, не оглядываясь ни на своего оруженосца, ни на двух специалистов в области психологии.

Гарольда Ши охватило такое чувство, как будто только что на его глазах случился акт вандализма, в результате которого перестал существовать величественный собор, а на его месте выросло бетонное здание станции технического обслуживания. Его сердце щемило от жалости.

— Бог свидетель, — тихим голосом произнес он, — я хотел бы видеть вас не кем иным, как только самым великим в мире рыцарем на самом великолепном в мире коне, независимо от того, прав Чалмерс или нет.

Вновь сверкнула молния и прогремел гром. Старика, сидевшего на лошади, накрыло световое покрывало, так что и всадник, и конь оказались под ним, а когда они вышли из-под него, то на мощном Ьосвом коне вновь восседал великий рыцарь Дон Кихот.

Рыцарь осадил коня и поднял руку в металлической перчатке. Он выглядел большим и величественным на коне в красиво убранной сбруе. Затем, он без предупреждения направил копье на Чалмерса и встал в боевую позу.

— Лукавый чародей! — выкрикнул он. — Двуличный злодей, ты заколдовал меня даже тогда, когда я сражался, приняв вызов вместо тебя! Сейчас ты пожнешь то, что сам и посеял! — Он опустил копье ниже, нацелив его в грудь Чалмерса.

Санчо Панса застыл, как статуя, широко раскрыв от изумления глаза. Рид Чалмерс замер на месте, лицо его стало мертвенно-бледным. Ши не успел сказать и слова, чтобы остудить пыл рыцаря, как Дон Кихот пустил коня вскачь по неровному полю. Острие рыцарского копья приблизилось вплотную к цели, на которую было направлено, с оглушительным громом врезалось в живот Чалмерса… и разлетелось, как будто было сделано из стекла, на тысячи осколков, просвистевших над холмами шрапнельным дождем. Росинант от удара копья осел на задние ноги, а рыцарь Дон Кихот уже во второй раз в это утро свалился на землю.

Рид Чалмерс, наклонившись, посмотрел на свой живот, ощупал его пальцами и прошептал:

— Оно меня даже не коснулось. — И лишился чувств.

«Теперь я в шоке, — подумал пораженный Гарольд Ши, а все вокруг него сливалось и заволакивалось каким-то туманом, оттого что кружилось, описывая вытянутые маленькие круги. — Что все-таки произошло?»

Дон Кихот встал на ноги, поднял кулак вверх и, обращаясь к небесам, произнес:

— После всего того, что сделал мне этот негодяй, о Боже, ты не можешь требовать, чтобы я следовал данному обету!

— НЕТ, МОГУ, — прозвучало в ответ; звук голоса напоминал гром литавр. — Я ЛИЧНО ЗАИНТЕРЕСОВАН В ИСХОДЕ ЭТОГО ДЕЛА.

«Ну и ну, — подумал Ши, — божественное вмешательство в дела земные. И весьма некстати». Ему пришло в голову, что божество, имеющее личный интерес, может ослабить желание вернуться домой. Если это так, то тут уж не до Агностицизма.

Ши поспешил к Чалмерсу и опустился на колени перед психологом, все еще пребывавшим без сознания. Он проверил у него пульс. Пульс был слегка учащенным, но отчетливым и равномерным. Ши облегченно вздохнул, и вдруг в поле его зрения появилась пара ног, защищенных доспехами. Щи поднял голову… и уперся взглядом в нахмуренное лицо рыцаря.

— Бог не позволил мне нарушить данный мной обет убийством этого человека, — сказал Дон Кихот, — но я больше не собираюсь ему помогать. Мой оруженосец пакует наши вещи, и, как только он закончит, мы тронемся в путь.

Гарольд Ши закусил губу и кивнул в знак согласия. Без Дон Кихота поиски Флоримель становились крайне затруднительными. Однако он не вправе был упрекать рыцаря, который принял все произошедшее столь близко к сердцу.

— Я понимаю, — ответил Ши, — и искренне сожалею.

— Как, конечно же, и я. Вы, подобно мне, по своей природе мужчина-воин, склонный к действиям, Джеральдо де Ши; я слышал, как вы взывали к Богу, и видел ответ Господа. — Дон Кихот сложил вместе руки, защищенные стальными перчатками. — По правде говоря, только благодаря вашей молитве я снова стал самим собой. Примите за это мою глубокую благодарность.

Ши, не поднимая на него глаз, тихо сказал:

— Пустяки, не вспоминайте об этом.

Рыцарь кивнул головой.

— Больше не буду. Но если вы когда-нибудь расстанетесь с этой мерзкой змеей, я с удовольствием приму помощь вашего оружия в каком-либо великом приключении.

Санчо Панса закончил собирать вещи.

— Мы можем идти, ваша милость, — закричал он и взял обеих лошадей под уздцы.

Дон Кихот посмотрел через плечо на своего оруженосца, затем, заслонив ладонью глаза от солнца, перевел взгляд на тропинку, по которой все четверо пришли сюда прошлой ночью.

— Ну что ж, самое время трогаться в путь. Сеньор Джеральдо, пусть Бог всегда заботится о вас, и пусть взгляд вашей дамы всегда радуется, когда она смотрит на вас. — Не дождавшись ответа, он, звеня доспехами, зашагал широким шагом к тому месту, где стоял его конь.

Он вскочил на коня так грациозно, что Ши с трудом поверил своим глазам. Гарольду неоднократно в течение последнего периода, связанного с основной деятельностью, приходилось облачаться в металлические кольчуги. По опыту он знал, что такое снаряжение имеет громадный вес, и нередко, садясь в седло, с удовольствием воспользовался бы чьей-либо помощью, вместо того чтобы залезать на лошадь, карабкаясь по доске. Сейчас же Дон Кихот прыгнул в седло так изящно и грациозно, что любой бы позавидовал, причем прыжок этот был совершен вопреки всем физическим законам, что, по мысли Ши, и составляло загадку этого мира.

Рыцарь помахал рукой. Санчо Панса развернул свою кобылу арабских кровей. Дон Кихот пришпорил Росинанта, и они оба, и рыцарь и оруженосец, пустили лошадей легким галопом. Но неожиданно произошло столкновение: Дон Кихот налетел на невидимую стену, причем это сопровождалось таким звуком, словно дюжина мусорных баков свалилась с крыши десятиэтажного дома.

— Господи! — возопил Дон Кихот. — Я же не убил его! Ну что еще Ты требуешь от меня?

Громоподобно прозвучал глас Господа:

— ТОЛЬКО ТО, ЧТОБЫ ТЫ ИСПОЛНИЛ УСЛОВИЯ СВОЕГО ОБЕТА, РЫЦАРЬ.

«Напрасно Бог продолжает настаивать на этом, да еще таким образом», — подумал Ши. От звуков этого неизвестно откуда исходившего голоса у Ши по телу бежали мурашки. Хорошо еще, что он догадался не высказывать своего мнения вслух.

Дон Кихот стоял, скрестив руки на груди и, очевидно, обдумывая затруднительное положение, в котором он на этот раз оказался.

— Какие же это условия? — требовательным тоном спросил он. Гарольд Ши отметил с восхищением, что рыцарь, обращаясь к Господу, не выказывал страха. Ши готов был признать, что его собственные страхи были глупыми.

— СЛУШАЙ, МОЖЕТ, ЭТО ПОКАЖЕТСЯ ТЕБЕ ЗНАКОМЫМ: «СЛУШАЙ МЕНЯ, О БОЖЕ НА НЕБЕСАХ. — Бог очень хорошо имитировал голос Дон Кихота. — Я КЛЯНУСЬ, ЧТО ОКАЖУ ПОМОЩЬ И ПРИМЕНЮ ДЛЯ ЭТОГО СВОЕ ОРУЖИЕ ВО СЛАВУ МОЕЙ ПРЕКРАСНЕЙШЕЙ ДУЛЬСИНЕИ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ СТОИТЬ МНЕ ЖИЗНИ, СОСТОЯНИЯ И ДОБРОГО ИМЕНИ. И ДА НЕ БУДУ Я НИ ЕСТЬ, НИ СПАТЬ, НИ УЧАСТВОВАТЬ В ВИНОПИТИИ, В ПЕСНОПЕНИЯХ, ИЛИ ЖЕ В ДРУГИХ СРАЖЕНИЯХ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ЕГО ДАМА НЕ ВОССОЕДИНИТСЯ С НИМ». ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ТЫ ГОВОРИЛ ТАКОЕ, КИХОТ? — Бог замолчал, ожидая ответа.

Дон Кихот не проронил ни слова.

— КОГДА ТЫ ПРОСИЛ МЕНЯ ВЫСЛУШАТЬ ТЕБЯ, Я ТЕБЯ СЛУШАЛ, — напомнил Бог. — А ЕСЛИ ХОЧЕШЬ, ТО Я МОГУ С ЭТОЙ МИНУТЫ ВООБЩЕ ПРЕКРАТИТЬ СЛУШАТЬ ТЕХ, КТО ОБРАЩАЕТСЯ КО МНЕ.

— Так что же, ты требуешь, о Боже небесный, чтобы я продолжал служить своей силой и своею честью этому чародею? — Дон Кихот сделал опереточный жест рукой в сторону Чалмерса, который ни раньше ни позже, а именно в этот момент открыл глаза. — Даже несмотря на то что он подлый еретик и к тому же еще и вероломный мерзавец?!

— ТЫ ВСЕ СХВАТЫВАЕШЬ НА ЛЕТУ, — громогласно возвестил Бог.

— Кто это был? — дрожащим шепотом спросил Чалмерс у Ши.

— Это был Бог, — ответил Ши.

Услышав такое, Чалмерс на мгновение задумался, а затем с ним снова случился обморок.

Дон Кихот между тем и не думал сдаваться.

— Таково твое повеление, о Господи, что я должен не оказывать помощь в более достойных делах, например даме в бедственном положении или притесняемому слуге, а оставаться ради этого злодея, который служит дьяволу?

— МОИ ПУТИ НЕИСПОВЕДИМЫ, — резко ответил Бог, — И НЕ ПОДЛЕЖАТ ОБСУЖДЕНИЮ СМЕРТНЫМИ. А КРОМЕ ТОГО, — добавил он, — ДОГОВОР НАДО ВЫПОЛНЯТЬ.

Когда эхо громоподобного гласа Божьего замерло за холмами, Санчо Панса, обращаясь к Дон Кихоту, сказал во всеуслышание:

— Если ваша милость сумеет удержать его, то я его убыо. Я ведь ничего Богу не обещал.

Ши, вглядываясь в выражение лица Дон Кихота, на мгновение задумался о том, какая реакция последует на предложение Санчо Пансы. Но Рыцарь Печального Образа лишь вздохнул: — Как сказал Бог: «Договор надо выполнять». Я, как и подобает рыцарю, выполню все свои обязательства, невзирая на несправедливость, которую Бог проявил ко мне, и на бремя, которое он на меня возложил. — Он долгим и тяжелым взглядом уставился на неподвижное тело Чалмерса и добавил, смягчившись: — Ну ничего, мой славный оруженосец, если он снова превратит меня в того немощного старика, ты можешь поступать так, как повелит тебе твое сердце.

Атмосфера, царившая за утренним завтраком, более соответствовала взаимоотношениям популяции обезьян-ленивцев. Чалмерс и Санчо Панса обменивались убийственными взглядами, Дон Кихот многозначительно и с почтением взирал на Чалмерса, а у Гарольда Ши во рту был такой вкус, как будто у него начинались язвенные колики.

Трапеза проходила в гробовом молчании, нарушаемом лишь кудахтаньем двух цыплят, служивших печальным напоминанием о том, что произошло накануне. Гарольд потратил массу времени, отчаянно пытаясь вспомнить, что именно он обещал Богу. Он подумал, что это не совсем справедливо, если Бог обладает абсолютной памятью, а его собственная память так несовершенна. Несправедливым Ши счел также и то, что Бог не просто слушает, но слушает внимательно. Он искренне надеялся на то, что в пылу сражения он не дал слишком уж серьезного обета.

С другой стороны, он еще не настолько собрался с духом, чтобы задать вопрос Богу и получить такой же краткий ответ, какой Всевышний дал Дон Кихоту. В глубине души Ши чувствовал, что если он и найдет в себе силы обратиться к Богу, то ответ Всевышнего его не обрадует.

После завтрака, пока Рид Чалмерс засовывал свои немудреные пожитки в сумку, Ши обдумывал проблему передвижения. Дон Кихот не предлагал им лошадей, а после утренних неприятностей Гарольд и не рассчитывал на дальнейшее путешествие верхом. Вместе с тем мысль о том, что надо будет прошагать пол-Испании пешком, глотая пыль из-под копыт лошадей Дон Кихота и Санчо Пансы, казалась ему отвратительной. Ни у Чалмерса, ни у Ши совершенно не было местных денег, зато были большие сомнения в том, что крестьяне и церковники католической Испании придут в восторг при виде двух мужчин, путешествующих на волшебных метлах.

Его взгляд остановился на двух цыплятах. Он и подумать не мог о том, чтобы употребить их в пищу. Возможно — если, конечно, на это хватит его магических способностей, — он мог бы превратить их в столь нужные сейчас средства передвижения.

Он незаметно выдрал несколько волосков из хвоста кобылы Санчо. Затем быстро схватил обоих цыплят (невелика доблесть, если учесть, что ноги их были связаны) и поспешил с ними за холм, подальше от глаз своих спутников.

Перво-наперво ему следовало обдумать заклинание. Он решил, что католические святые должны положительно воспринять условия Закона Сброса Героических Имен. Он задумался над тем, к кому из святых лучше обратиться. Георгий — это святой, покровительствующий бойскаутам, а возможно, предположил Ши, и рыцарям, сражающимся с драконами. Конечно же, он не очень полезен в нынешней ситуации, но этот святой был первым, о ком он вспомнил. Ши поразмышлял еще и вспомнил Франциска Ассизского. Имя его, кажется, связано с животными, вроде бы так? Или это был Антоний, святой покровитель животных? Христофор был странником, а может быть, изгнанником? Возможно, но не во времена Дон Кихота, решил наконец Ши.

— Ну, со святыми разобрались. — Он составил магическую формулу, решив согласовать текст заклинания с Законом Мгновенного Распространения и Законом Подобия, а также с Законом Сброса Героических Имен. Теоретически любая мелочь могла быть существенной. После этого он поставил стреноженных цыплят на землю и уложил на спинке каждого из них по конскому волосу. Вокруг каждого цыпленка он нарисовал на земле силуэт лошади. С содроганием он посмотрел на шедевры живописи, только что созданные им, и горько пожалел о том, что даже в малой степени не преуспел в искусстве. Но ничего не поделаешь! Он лишь повел плечами, горестно вздохнул, а затем затянул речитативом:

Во имя Франциска Ассизского,

Во имя Георгия и Антония,

Во имя Христофора — странника

Заклинаю вас преобразиться, но стать

Не птицами, а животными вьючными,

Быстроногими конями благородных кровей.

Во имя Господа и дражайшей Бельфебы моей,

Принимайте тот образ, что я начертал, поскорей.

От того места, где стояли цыплята, как будто подул сильный ветер, который запорошил глаза Ши пылью. Когда же Гарольд смог их открыть и увидел результаты своего труда, он лишь простонал что-то невнятное. Судя по переменам, произошедшим с парой цыплят, его способности материализовать уникальных монстров не уменьшились ни на йоту. Он оглядел оба преображенных существа сверху донизу, пытаясь определить, кем они стали и что в его заклинании было не так. Он решил, что, по всей вероятности, напрасно включил в текст заклинания команду «Принимайте тот образ, что я начертал». Ему было необходимо научиться рисовать как следует.

Неудавшиеся лошади имели оперение и небольшие неуклюжие крылышки. Он подумал, что следовало бы обратить внимание на то место рисунка, где палочка, которой он рисовал, дрогнула, породив некое подобие крыльев. Морды лошадей были удлиненными и походили на морды муравьедов. Ноги их были почти такими, какими и должны быть лошадиные ноги, однако покрыты они были почти до самых копыт гладкими мелкими перьями. Хвосты также были вполне конскими. Оба создания были безгривыми: вместо грив перья на их головах были уложены наподобие гребней, которые при ближайшем рассмотрении обнаруживали почти полное сходство с конструкциями, изображенными на его рисунках.

На рисунках существа, которым, по его замыслу, полагалось стать лошадьми, были изображены в уздечках. У цыплят-коней также были уздечки. А вот седла он нарисовать позабыл, поэтому они были без седел.

— Это, конечно же, не то, о чем я думал, — пробормотал Ши.

— ЕСЛИ ТЕБЕ ТРЕБОВАЛИСЬ ЛОШАДИ, ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ НЕ УПОМЯНУЛ ЛОШАДЕЙ? — спросил Бог.

Если бы Гарольд Ши умел выпрыгивать из своей телесной оболочки, сейчас он непременно воспользовался бы этим.

— Не делай этого! — приказал он себе. А они, эти создания — как их ни называть, — мирно смотрели по сторонам, оставаясь столь безучастными как к трубному гласу Господа, так и к своему внезапному появлению на свет в центре жаркого испанского предгорья.

Гарольд Ши сделал глубокий и долгий вдох, после чего промолвил:

— Ну хорошо, Господи, а могу я получить лошадей?

— НЕ СЕЙЧАС. СЕЙЧАС НЕ МОЖЕШЬ. — В голосе Бога Гарольду послышалось раздражение. — ТЫ ВЕДЬ ПРОСИЛ МЕНЯ НЕ ОБ ЭТОМ. А Я ДАЛ ТЕБЕ ТО, ЧТО ТЫ ПРОСИЛ.

— Все правильно, — подтвердил Ши. Он не собирался больше надоедать Богу просьбами. Цыплята-лошади — все-таки лучше, чем ничего. Поэтому он взял поводья обоих существ и, огибая холм, повел их к людям.

К тому времени, когда Гарольд вернулся к месту привала с двумя существами в поводу, Чалмерс уже собрал не только свои пожитки, но также и пожитки Гарольда. Санчо Панса торопливо перекрестился, увидев двух чудовищ, Дон Кихот же притворился, что не замечает их вовсе.

Брови Чалмерса медленно поползли вверх.

— Что, черт возьми, произошло, Гарольд? — спросил старший психолог.

— Это результат того, что может дать торопливость без соблюдения необходимой точности, — раздраженно ответил Ши и сунул повод одного из существ в ладонь Чалмерса. — Берите, он ваш. Думаю, это все-таки лучше, чем пылить пешком.

Чалмерс раздраженно хмыкнул.

— Я тоже думаю, что лучше. А что же это все-таки такое?

— Это санезнач.

— Санезнач?

— Точно. Потому что я и сам не знаю что, — резко ответил Ши. Он подхватил свой мешок, забросил его за плечи и вскочил на середину спины своего так называемого коня, усевшись как раз между крылышками. И сразу же его пронзила боль в паху, соприкоснувшемся с конской спиной. У Гарольда остановилось дыхание, и он стал медленно клониться вперед, стараясь нащупать хотя бы относительно мягкое место. Он молча припал к спине животного, ощущая дискомфорт и физический, и душевный. Так почему же он ни разу не упомянул слова «лошадь» в своем заклинании? Ему обязательно надо было включить это двухсложное слово в стихи, составляющие текст заклинания. Ведь он был куда лучшим поэтом, чем Чалмерс, — и, несмотря на это, результат оказался столь нелепым.

Чалмерс в это время боролся со своим животным, стараясь сесть на него верхом. По выражению лица своего коллеги Ши понял, что не только его санезнач обладает обилием костей в тех местах, где они были крайне нежелательны.

— Они послужат нам до тех пор, пока мы не доберемся до какого-нибудь монастыря ордена доминиканцев, — заметил Чалмерс. — Должен напомнить вам, что испанская инквизиция сейчас свирепствует вовсю. Не сомневаюсь, что они придут в неистовый восторг от ереси, включающей в себя езду верхом на санезначах.

Ши запустил пальцы в мягкие перья на загривке своего существа и вздохнул. Ну как можно было позабыть об испанской инквизиции? Он легонько сжал пятками бока существа. Оно с ходу перешло на рысь, от которой у Ши застучали зубы. Боль, которая было успокоилась, снова пронзила, как иглами, все его тело. Он подумал лишь, что испанская инквизиция, по всей вероятности, не намного страшнее.

Дон Кихот и Санчо Панса ехали впереди; у Дон Кихота было новое копье, которое он держал в руках так, как будто собирался насадить на него Чалмерса, а Санчо был навьючен тем, что осталось от их припасов. Чалмерс и Ши держались несколько позади. Между двумя парами всадников не было никакого общения. Их путь пролегал в некотором отдалении от высоких гор; дорога то поднималась, то спускалась, петляя среди холмов, проходя вблизи ферм и деревушек.

Чалмерс пребывал в дурном расположении духа. Он так пристально и неотрывно смотрел на пятно между плечами Дон Кихота, что Ши стал удивляться тому, что броня, прикрывавшая спину рыцаря, до сих пор не размягчилась и не расплавилась.

— И за что этот старый лунатик имеет на меня зуб! — брюзжал Чалмерс. — Я же ничего против него не имею и не понимаю, почему ему так не терпится насадить меня на копье.

— Вы превратили его в немощного старика, док, — отвечал Ши. — Вы не дали ему разделаться с Маламброзо и унизили его. И, несмотря на это, Бог не освободил его от данного им обета разыскать вам вашу Флоримель. — Ши, извиваясь всем телом, который уже в раз поменял положение, пытаясь расположиться так, чтобы как можно меньше тереться о твердые выступы на спине санезнача. — И вы еще хотите, чтобы за все это он вас и любил?

Чалмерс обиженно засопел.

— Я до сих пор не убежден в том, что изменения, происходившие с Дон Кихотом, — моя работа. Мне кажется, что в пылу сражения он, возможно, внезапно вышел из галлюцинаторного состояния. Мне, однако, кажется, что он не сможет воспринять это именно так. — Чалмерс достал из мешка ломоть хлеба, оставшийся у него от утренней трапезы, и с безразличным видом начал жевать. — А с другой стороны, я должен быть очень зол на вас.

— На меня?

Чалмерс надолго приложился губами к винному бурдюку, который он предусмотрительно и заблаговременно позаимствовал у Санчо, не предложив, однако, Ши последовать своему примеру.

— Конечно, а вы и не догадываетесь почему? Дон Кихот исцелился. Если моя теория справедлива, его мир преобразился, вернувшись к своему нормальному состоянию, когда произошло это исцеление. Будь у меня достаточно времени, я наверняка составил бы действенное заклинание для того, чтобы победить Маламброзо и освободить Флоримель. По крайней мере, мы смогли бы создать силлогизмобиль, который доставил бы нас в более привычные места. А вы вернули Дон Кихота в прежнее галлюцинаторное состояние до того, как я смог установить точные правила эффективного взаимодействия магии и математики. И теперь мы снова оказались в том же самом лабиринте магических несуразностей, которыми наполнена голова этого ненормального, столь дорогого вашему сердцу.

Гарольд Ши нахмурился и помрачнел.

— Все это было бы так, будь ваша теория верной, в чем я, Рид, откровенно говоря, не убежден. — После того как старший психолог окинул его ледяным взглядом, а потом перевел этот взгляд в пространство, Ши сглотнул слюну и продолжил: — Я думаю, мы можем поработать над тем, чтобы полностью отделить мир Дон Кихота от мира, изображенного Сервантесом. А мы, очевидно, пребываем в том мире, к которому сумел приспособиться Дон Кихот Сервантеса, то есть безумец Кихана.

В сопении Чалмерса зазвучали саркастические нотки.

— Мир, Гарольд, — это не китайская головоломка с коробочками. Миры фантазий внутри фантазий могут быть прямо-таки смехотворными и…

— Чудовищные исчадия ада! — вдруг возопил Дон Кихот. — Освободите немедленно благородную принцессу, которую вы насильно удерживаете в этой карете, либо приготовьтесь принять мгновенную смерть в отместку за ваши гнусные деяния.

Чалмерс прервал свою лекцию, а Ши посмотрел вниз на дорогу, ища взглядом причину столь бурного возмущения Дон Кихота. Двое мужчин в черных одеждах, широкополых шляпах и с масками на лицах ехали верхом впереди черного экипажа несуразного вида и огромных размеров.

— Я помню этот случай, — зашептал Чалмерс. — Они бенедиктинцы, мирные монахи. В романе сказано, что они всего лишь ехали верхом впереди экипажа и ничего общего не имели…

Один из мужчин, лицо которого по-прежнему было скрыто под маской, сказал:

— Господин рыцарь, мы, бедные мирные монахи ордена святого Бенедикта, едем по своим делам. Мы ничего не знаем ни о каких принцессах.

— Видите? Он готовится к нападению, а они готовятся к бегству, — предсказывал Чалмерс дальнейшее развитие событий.

Как и следовало ожидать, Дон Кихот закричал:

— Не морочьте мне голову, я же знаю вас, гнусные мерзавцы! — После этого он взял копье наперевес и приготовился к бою.

Однако монахи-бенедиктинцы не бросились наутек, как предсказывал Чалмерс. Вместо этого один из них стал делать руками в воздухе какие-то пассы, а второй запел что-то и метнул пригоршню порошка в принявшего боевую позу рыцаря. Внезапно густые заросли высокого кустарника с ветвями, усыпанными острыми, поблескивавшими на солнце шипами, выросли поперек дороги. Дон Кихот взмахнул копьем и гулким воинственным голосом воззвал к своей даме Дульсинее, после чего кустарник задымился, затем вспыхнул ярким пламенем и пропал с дороги, как будто его там никогда и не было.

За кустарником открылось море. Переодетые волшебники и громадный экипаж исчезли.

— Ага! — проревел Дон Кихот и коснулся копьем воды. Вода, зашипев, расступилась, и Росинант поскакал легким галопом между двумя возвышавшимися стенами воды. По мере продвижения рыцаря по этому водяному коридору море постепенно уменьшалось, а когда рыцарь и его конь достигли противоположного берега, от водной глади осталась лишь небольшая лужа, которая быстро испарилась под горячим полуденным солнцем.

Волшебники были погружены в работу, готовя очередное заклинание. Дон Кихот, пустив коня галопом, подъехал к ним.

— Фрестон, мерзкая падаль, я знаю, это твоих рук дело! Я сниму с тебя голову во имя Господа и всего святого! — Рыцарь погрозил копьем.

Санчо Панса держался позади, не переходя за черту, где прежде волшебный кустарник перегораживал дорогу; при этом он размашисто и истово крестился и громко молился за избавление от злых волшебников.

Ши соскочил со своего санезнача, благодаря судьбу за передышку от сидения на чрезвычайно неудобной спине животного. Он видел магические атаки и манипуляции, которые предпринимали рыцарь и двое волшебников, и, как всегда в таких случаях, его начала преследовать раздражавшая и не дававшая покоя мысль о том, что он пропустил нечто очень важное.

— Послушайте, док, — сказал он, — а ведь Дон Кихоту в его соглашении с Богом было поставлено условие не участвовать ни в каких сражениях, причиной которых не является освобождение Флоримель?

Чалмерс, не сводя глаз с Дон Кихота, ответил:

— Хммм… похоже, что так.

Ши, сделав над собой усилие, снова вскочил на санезнача.

— Значит, если сражение не ради Флоримель, ему не выйти из него победителем.

— Он сражается с Фрестоном, одним из персонажей его галлюцинаций, — сказал Чалмерс. Выражение зависти промелькнуло на его лице, когда Дон Кихот превратил одного из волшебников в маленькую зеленую птичку. — Почему же я не могу сделать этого? — пробормотал Чалмерс.

Преображенный чародей вновь превратил себя в человека и вытянул руки с растопыренными когтистыми пальцами в сторону Дон Кихота. Что-то, даже на взгляд — отвратительно скользкое и липкое, брызнуло с концов его пальцев и облепило Дон Кихота.

— Здесь ведь два чародея, док. Что, если Фрестон и Маламброзо объединили усилия? И не могла ли Флоримель находиться в том экипаже?

Санчо прервал на мгновение свое молебствие и посмотрел на обоих психологов негодующим взглядом.

— Конечно, госпожа Флоримель в этом экипаже. А для чего же еще мы пошли по этой дороге? А для того, чтобы повстречать здесь этих волшебников. И ради чего великий рыцарь Дон Кихот вступил с ними в бой?

Ши с Чалмерсом переглянулись. Лицо Чалмерса исказилось в гримасе.

— Гарольд, я должен заявить свой протест против вашего участия в этом бою. Если бы вы не вернули Дон Кихота в галлюцинаторное состояние, в котором он пребывал прежде, Флоримель была бы с нами и мы все уже были бы дома. — Психолог теребил поводья своего санезнача. — Если вы не будете вмешиваться, к Дон Кихоту снова сможет вернуться здравый рассудок. Однако, если вы будете стимулировать его галлюцинации своим участием в них, мы наверняка потеряем все шансы повлиять на происходящее, а я могу навсегда лишиться Флоримель.

Гарольд Ши удивленно поднял брови, а затем медленно покачал головой:

— Дон Кихот не выйдет из состояния галлюцинаций. Вы преобразили его в сеньора Кихану. Подумайте об этом, Рид. Я логически допускаю, что эта ситуация является прекрасной иллюстрацией к вашей теории галлюцинаторных состояний, за исключением того, что мы находимся в мире, к которому Кихана подключился, а не в мире, где он на самом деле существовал.

Лицо Чалмерса побагровело, и он спросил:

— Но если мы пребываем в мире, основанном исключительно на принципах магии, то почему моя магия здесь не работает?

Внимание Ши переключилось на сражение между Дон Кихотом и чародеями. Невероятные вещи творились на поле битвы. Воздух содрогался от громоподобных обетов и контробетов. Пламя то вспыхивало, то угасало; грозовые фронты появлялись и исчезали. Один из чародеев материализовал тучу громадных летучих мышей, мгновенно превращенных Дон Кихотом в розы, которые упали на землю и устлали собой всю равнину, как будто кто-то сделал галантное подношение невидимым девам. Дон Кихот наслал на чародеев гигантскую ящерицу, а они ее превратили в крохотную, забавно тявкавшую комнатную собачку.

— В некоторых случаях ваша магия все-таки срабатывает, — сказал Гарольд Ши. — Припомните точно, что вы делали, когда она действовала. — Он выхватил из ножен саблю и, пнув в бока своего санезнача, направил его на поле сражения. Пока он, изнемогая от боли, причиняемой тряской, приближался к месту схватки, его вдруг осенила мысль.

— Во имя Господа и моей дамы, — воскликнул он, — поскольку у меня нет лошади, я хочу получить седло для этого создания! — Великолепно подогнанное и исключительно удобное седло появилось между Ши и костлявой спиной санезнача. Он вздохнул с облегчением и перевел своего цыпленка-лошадь в галоп.

Гарольд Ши всегда испытывал страх в начале битвы, но страх этот быстро проходил, поскольку практическая необходимость выжить и уцелеть вытесняла его из сознания. По мере того как он оценивал обстановку на поле сражения, к нему возвращалось спокойствие.

Второе копье Дон Кихота было уже сломано, и он сражался верхом в ближнем бою, размахивая тяжелым обоюдоострым мечом. Росинант, отметил про себя Ши, был в этой схватке таким же оружием, как и меч его седока. Этот необыкновенный конь удивительно точно выбирал место, а удары, наносимые копытом, всегда попадали прямо в цель; отработанные на тренировках движения выполнялись этим конем не хуже, чем знаменитыми липпецанскими жеребцами, которыми Ши, бывало, любовался в своем мире.

Дон Кихот заметил приближавшегося Гарольда и закричал ему:

— Я должен победить Маламброзо согласно данному обету. Это дело моей чести. А вас прошу заняться этим мошенником Фрестоном!

Гарольд Ши, вооруженный саблей, верхом на несуразном санезначе не был уверен в своей полезности.

«Все-таки, — подумал он, — перелом в сражении с великанами обеспечил я».

— Хорошо, господин рыцарь! — ответил он. Подняв саблю, он внимательно следил за Фрестоном, который все время старался очутиться за спиной Дон Кихота, чтобы заколдовать его.

— Во имя Бельфебы и Господа Бога, я вобью тебя в землю, Фрестон! — клятвенно пообещал Ши. Он ударил пятками в бока санезнача, направляя его вперед. Санезнач, чувствуя опасность, упирался. Ши вновь ударил его, затем ласково попросил, а потом стукнул его по крупу плашмя саблей; наконец он обратился за помощью к небесам:

— Во имя Господа, всех святых и Бельфебы, а также во имя Торговой палаты Кливленда мне нужен хороший боевой конь, и нужен он мне СЕЙЧАС!

Сквозь световую завесу, которая опустилась на него, он рассмотрел звезды и почувствовал запах озона… Затем под ним оказалась лошадь, такая же огромная, как Росинант, и понеслась она прямо на Фрестона, хотя Ши лишь легонько коснулся пятками ее боков.

Фрестон почуял беду. Он замахал рукой над головой своего мула, делая какие-то пассы.

— Клянусь всей сатанинской силой, я верхом на тигре приеду и решу твою судьбу, жалкий бродяга. — Мул Фрестона превратился в громадного оранжевого бенгальского тигра, который ревел страшным рыком и драл когтями землю под собой.

— Аааххх! — что было мочи закричал Ши, а затем произнес пронзительным шепотом: — Именем Господа, заклинаю тебя, сгори в пламени! — Тигр нацелился на горло лошади Ши; лошадь по всем правилам дрессуры сделала небольшой маневр в сторону от тигра, и Ши, хотя и считавшийся неплохим наездником, но не являвшийся мастером джигитовки, вдруг осознал себя уже не на лошади, а просто в воздухе, правда с саблей в руке. Тигр бросился прямиком к нему.

Ши с болезненным ударом припечатался к земле задом, однако не переставал размахивать саблей, а тигр, прижав уши, угрожающе рычал. Фрестон, сидя верхом на тигре, не переставая проклинал Ши. А громадная кошка с чародеем на спине припала к земле и, яростно колотя по ней хвостом, приблизилась к Ши настолько, что он почувствовал запах, исходивший из пасти животного. Глаза тигра, казалось, застыли на горле Ши. Когда Гарольд заметил, что тигр поводит задом из стороны в сторону подобно домашним кошкам, готовясь к прыжку, он запаниковал.

— Йяя! — закричал он и сделал выпад, выбросив вперед руку со шпагой. Обжигающее лезвие уткнулось острием в нос тигра и подпалило его шерсть; громадная кошка отпрыгнула назад и одновременно в сторону, причем настолько стремительно, что Фрестон оказался на земле. Тигр повернул голову в сторону Ши, угрожающе рыкнул на него, как бы посылая прощальную угрозу, а затем потрусил в сторону холмов.

Между тем Дон Кихот, которому не надо было держать в поле зрения одновременно двух чародеев, начал одолевать Маламброзо. Рыцарь сидел верхом на коне, а злобный чародей уже спешился. Маламброзо непрерывно насылал на Дон Кихота заколдованных зверей, но рыцарь отбивался от них с помощью пугающих огненных вспышек и звуков, так что все их атаки оказывались безрезультатными.

Было видно, что Маламброзо устал. Материализованные им чудовища становились все мельче и уже были не столь устрашающими. Он, теряя под собой почву, начал отступать.

Ши тем временем вновь и вновь нападал на Фрестона. Испанский чародей рыскал глазами, переводя их с Маламброзо на Ши. Он безостановочно пятился назад и между шумными вдохами продолжал насылать потоки проклятий на голову Ши.

— Во имя всех владений адовых прекрати махать саблей, и пусть рука твоя сжимает с сей минуты змею, — произнес он.

Сабля Ши мгновенно размягчилась под пальцами и стала извиваться и скручиваться. Посмотрев на руку, Ши увидел, что вместо сабли она сжимает кобру.

— Йяххх! — взревел он, глаза его сузились в щелки, лицо исказила страшная гримаса. — Во имя чести моей дамы, змеи, забирайтесь Фрестону под плащ, змеи, забирайтесь Фрестону под шлем, змеи, забирайтесь Фрестону в рукава и в штанины, и в башмаки, и в исподнее, если оно у него есть…

Вмиг одежда Фрестона зловеще вспучилась и зашевелилась на его теле, чародей побледнел и пронзительным голосом закричал:

— Ааааа! Дьявол, забери меня, но только не в одежде! Не в одежде! — Клубы красного дыма повалили из-под его одеяния, и вдруг пустое монашеское облачение упало на землю.

Почти пустое, как сразу же понял Ши, заметив, что лежащая на земле одежда шевелится и извивается.

— Довольно змей, о Господь небесный, — произнес он. Кобра в его руке вновь преобразилась в саблю, и он изящным отточенным движением послал ее в ножны. Гарольд свистнул, и его боевой жеребец тут же подбежал к нему. Ши вскочил в седло и стал высматривать Дон Кихота.

Дон Кихот и Маламброзо находились по разные стороны экипажа. Кучер, сидевший наверху, сжался в комок, чтобы не стать жертвой столкновения рыцаря с чародеем, если таковое произойдет.

— Сдавайся! — закричал Дон Кихот. — С тобой покончено, мерзавец!

— Перед лицом легионов ада заявляю, что никогда не сдаюсь, разве только сейчас, и я, и все мое сейчас скроемся, а что не мое, то я спрячу в аду. Найди его, если сможешь! — Маламброзо взмахнул рукой и исчез. А на том месте, где он только что стоял, вились лишь струйки багрового дыма; такие же струйки поднимались над экипажем, там, где совсем недавно, скорчившись, сидел кучер; такие же струйки змеились и из-за полуоткрытой двери экипажа.

Когда Ши бросился вскачь по дороге на помощь Дон Кихоту, Чалмерс, сидя верхом на своем санезначе, наблюдал за ходом боя и чувствовал себя премерзостно. Он ежился под подозрительным взглядом Санчо Пансы, а между тем страстно желал схватиться с Маламброзо и Фрестоном, обрушив на них несколько хорошо продуманных и мудрых заклинаний. Он готов был держать пари, что они никогда не видели ничего похожего на бесплотные протянутые руки, при помощи которых он в свое время одолел чародеев Сказочной страны. Теперь же он оказался неспособным заколдовать даже какого-то цыпленка. Чалмерс осознавал собственную никчемность и, что еще хуже, чувствовал себя абсолютно беспомощным, причем именно там, где его талант проявлялся прежде с особым блеском, — в магии. Его раздражало, что Гарольд Ши, который не утратил ни умения владеть саблей, ни физической крепости, казалось, приобрел здесь, в мире Дон Кихота, такие способности к магическим искусствам, которые по праву должны были бы принадлежать лишь ему, Чалмерсу.

Для человека, привыкшего осуществлять великие дела, это было горькой пилюлей, которую, однако, следовало проглотить. Чалмерс следил, как Ши сражается рядом с Дон Кихотом, сочетая искусство магии с силой оружия, и чувствовал, как зависть сжигает его изнутри. Его магические неудачи были унизительны.

— О, ад… — слабым голосом начал он свое заклинание.

Постепенно к нему приходило осознание того, что вот-вот должно произойти нечто давно ожидаемое. Световое пространство вокруг него вдруг сгустилось и стало мерцающим; воздух был настолько наэлектризован, что он ощущал покалывание и легкие судороги. Он повернул голову, стараясь увидеть, что произошло, и опасаясь, что все происходящее является лишь световой прелюдией к физическому воздействию — удару или чему-либо подобному. Однако он не смог увидеть ничего такого, от чего по его коже побежали бы мурашки, а волосы встали бы дыбом.

Молчание затягивалось, становясь настолько невыносимым и тревожным, что нервы Чалмерса напряглись, тело начала колотить дрожь, ладони стали мокрыми и пот стекал с них ручьями.

Глубокий, пульсирующий голос прервал наконец молчание.

— ДА?.. — Вопрос прозвучал как бы из воздуха. — ЭТО ТЫ ЗВАЛ?

Санезнач встал на дыбы, а сердце Чалмерса, казалось, выскочило из грудной клетки и застряло в гортани.

— БББ-Бог? — с трудом прохрипел Рид. Он огляделся вокруг, надеясь найти источник голоса.

Его взгляд не обнаружил ничего необычного, лишь кто-то невидимый негодующе сопел.

— НЕ БУДЬ НЕВЕЖЛИВЫМ.

Чалмерс спиной ощутил вибрации этого голоса.

— А ты — тогда кто? — спросил он. Рид заметил, что Санчо Панса опять стал креститься и бормотать молитвы. Оруженосец все это время не сводил глаз с несчастного психолога, который беседовал с пустотой.

— ФЕНВИК, ТРЕТИЙ ДЕМОН, КОМАНДУЮЩИЙ ЛЕГИОНАМИ АДА, К ВАШИМ УСЛУГАМ. ВЫ ВЕДЬ ВЗЫВАЛИ К АДУ…

Чалмерс почувствовал, что все вокруг начало вращаться: поле его периферического зрения заполнили белые крутящиеся точки, все окружавшие его предметы стали темнеть и расплываться. В ушах его звучал гул, похожий на» рев океана, в то время как слабевшее сознание еще сумело распознать симптомы приближавшегося обморока. Он наклонил голову к спине санезнача и глубоко вдохнул воздух, в котором висел запах непроветренного курятника.

«Фенвик, — подумал он. — Один из дьяволов — к моим услугам».

Вращение предметов вокруг прекратилось, и Чалмерс снова выпрямился на спине санезнача. Он потер подбородок, расправил плечи и попытался унять спазмы в пересохшем горле и дрожь в голосе.

— Я всего лишь воззвал к Богу, — сказал он, стараясь говорить спокойно и бесстрастно. — Любые упоминания ада — это просто случайно сорвавшееся с языка богохульство.

Фенвик, третий демон, командовавший легионами ада, долго молчал, осмысливая это заявление. Затем громоподобным голосом спросил:

— ТАК ТЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ВОЗЗВАЛ К НЕБЕСАМ? А ЗАЧЕМ?

В тоне, каким это было сказано, сквозила искренность, но Чалмерс почему-то воспринял это как дурной знак.

— Потому, — отвечал он, надеясь, что этот разговор освободит его от становившегося все более неудобным положения, — что система магии в этом мире, как оказалось, основывается на заклинаниях, содержащих обеты, данные Богу, и обещания, данные различным святым, а также и возлюбленным…

Его объяснение было беспардонно прервано грубым гоготаньем.

— ТЫ ИДИОТ, — произнес прежний голос, давясь смехом. — ЧТО ЗНАЧИТ ДЛЯ ТЕБЯ СИСТЕМА, ЕСЛИ ТЫ — РЫЦАРЬ? НО ТЫ-ТО ВЕДЬ НЕ РЫЦАРЬ. ТЫ ЧАРОДЕЙ. ВСЕ ЧАРОДЕИ ЧЕРПАЮТ СВОЮ СИЛУ ИЗ АДА.

— Я не злобный чародей, я добрый волшебник, — возразил Чалмерс.

— ХИ-ХИ-ХИ! — заржал Фенвик. — ТОГДА Я — СВЯТОЙ. ХИ-ХИ-ХИ! ДОБРЫЙ ВОЛШЕБНИК! ПОСТОЙ, МАЛЬЧИК, ПОДОЖДИ, Я СЕЙЧАС РАССКАЖУ ОБ ЭТОМ ПАРНЯМ ИЗ ТОРГОВОГО ОТРЯДА: ИТАК, ГОСПОДИН ДОБРЫЙ ВОЛШЕБНИК, ТЕБЕ ЧТО-ЛИБО НУЖНО ИЛИ ТЫ ПРОСТО ТАК ОБРАТИЛСЯ К АДУ? ХИ-ХИ-ХИ!

Рид Чалмерс чувствовал, что его терпение на исходе.

— Нужно ли мне что-нибудь? Позволь, я скажу тебе, что мне нужно. Мне нужна лошадь вместо этого чудовища, у которого спинной хребет острый, как лезвие сабли. Я хочу, чтобы магия помогла мне в осуществлении желаемого. Я хочу снова обрести свою жену, и я хочу отправиться домой.

— ХМ-М-М-М, — призадумался Фенвик, а затем продолжил: — НУ ЧТО Ж, НАИБОЛЕЕ ПРИЕМЛЕМАЯ ФОРМА ДЛЯ ЭТОГО БУДЕТ: «ИМЕНЕМ САТАНЫ И ЕГО ПРИСПЕШНИКОВ…»

— Послушай, черт тебя возьми… — прервал его Чалмерс.

— ДА-А-А, ПОЖАЛУЙ, ХВАТИТ ОБ ЭТОМ, — согласился Фенвик, — НО ЧТО КАСАЕТСЯ ФОРМЫ ИЗЛОЖЕНИЯ, ТО ОНА НЕСКОЛЬКО ГРУБОВАТА.

Без какого бы то ни было предупреждения со стороны собеседника Чалмерс вдруг обнаружил себя сидящим в великолепном седле на прекрасной лошади в нарядной срубе. Внезапно он осознал, что отлично понимает систему магии мира Дон Кихота. Но Флоримель по-прежнему отсутствовала, и сам он, совершенно очевидно, был не дома.

— А как насчет Флоримель? — спросил он. Ему стало немного легче. Он чувствовал, что при взгляде на живой мир его переполняет какое-то теплое, трепетное ощущение счастья. Магия снова служила ему, притом безупречно. Он понял, почему это произошло, и это пробуждало в нем чувство успокоенности, так как теперь он все контролировал. С каждой прошедшей секундой Рид все лучше осознавал, что уже не сидит верхом на жалком санезначе и не испытывает кошмарных ощущений, вызываемых острым хребтом несуразного животного; чувство счастья стало еще более сильным.

— Я НЕ МОГУ ОТДАТЬ ТЕБЕ ФЛОРИМЕЛЬ, — сказал Фенвик. Сейчас в его голосе слышались нотки раскаяния. — ВОЛШЕБНИК БОЛЕЕ ВЫСОКОГО РАНГА УЖЕ ОБРАТИЛСЯ С ПРОСЬБОЙ О ПОМОЩИ КО ВТОРОМУ ДЕМОНУ, КОМАНДУЮЩЕМУ ЛЕГИОНАМИ АДА, И ТЕПЕРЬ ОНИ ОБА, К СОЖАЛЕНИЮ, ИМЕЮТ ЗАКОННЫЕ ПРАВА НА НЕЕ. — Он как-то неуверенно кашлянул. — А ТЫ ГОТОВЬСЯ К ТОМУ, ЧТО ТЕБЯ ДОСТАВЯТ ДОМОЙ. ЭТО НЕ НА МОЕЙ ТЕРРИТОРИИ.

— Снова Маламброзо! — Чалмерс, сжав кулаки, стал наблюдать за сражением, происходившим возле экипажа. — Будь он проклят!

Голос Фенвика показался Чалмерсу наигранным и надоедливым, когда он услышал его слова:

— НУ, ЭТО УЖЕ ЛИШНЕЕ, РИД ЧАЛМЕРС, ВЕДЬ ОН — ТОЖЕ ЧАРОДЕЙ.

Осознав полностью смысл этого заявления, а также то, какой удар ему нанесен, Чалмерс, несмотря на жару, задрожал в холодном ознобе. Небеса и Ад в мире Дон Кихота не только реально существовали, но и имели собственные группы Профессионалов: по крайней мере, здесь его профессия вызывала интерес. Он задумался о том, чем обогатились его знания, что добавил Фенвик к его пониманию магии. Рыцарь с ущербным сознанием сражался под знаменем Господним, в то время как наиболее умный и одаренный волшебник, к примеру он сам, мог бы быть автоматически причислен к профессионалам Ада. Ну а Гарольд Ши, который с оружием в руках чувствовал себя в этом забытом мире как рыба в воде, оказался способным открыть некий магический счет у Бога, выражаясь метафорически, в то время как он, Чалмерс, непревзойденный теоретик и маг высшей пробы, вынужден был вести взаиморасчеты с дьяволом.

То, что он получил от дьявола, ему предстояло возвратить назад. Благодаря Фенвику он внезапно обрел способность выразить это строго математически. Напрягая воображение, Рид своим внутреннем зрением мог видеть на сверкающем экране собственного сознания дела, совершенные при участии дьявола: он приобрел одного гигантского цыпленка, а также одного обычного цыпленка; кроме того, он превратил рыцаря в лунатика. Как оказалось, Дон Кихот в своем мире был поистине могучим героем. Раздосадованный Чалмерс изучал эту строку своего счета и пытался определить, какое оправдание можно найти этому. Последним, но отнюдь не самым маловажным делом была замена санезнача хорошим конем. Когда он узнал цену этому, то горько застонал. Он и не подозревал, насколько полезна была его душе боль, которую он терпел до этого.

На дороге Дон Кихот и Ши перегруппировывались перед завершающей атакой, а оба чародея и кучер тем временем исчезли в клубе ярко-красного дыма. Ши, глядя на Чалмерса, победно взмахнул рукой. Затем они с Дон Кихотом подъехали к брошенному экипажу и распахнули дверцы.

«Хорошо, что Ши показал себя настоящим знатоком магии в этом мире, — размышлял Чалмерс, — потому что сейчас, когда мне известно, какую цену я должен заплатить за использование магии, не думаю, что решусь хоть на какие-то действия». Он пришпорил коня и поскакал по дороге, направляясь к экипажу.

Гарольд Ши, дотянувшись до ручки дверцы экипажа, открыл ее и остановился. Экипаж возвышался над ним, громадный и угрожающий: казалось, изо всех его щелей струится опасность, и все в Ши трепетало от одной только мысли, что надо заглянуть внутрь. Это казалось странным, но стоявший перед ним громадный черный экипаж, запряженный четверкой храпевших и бивших копытами черных коней, наводило на него еще больший ужас, чем тигр.

— Что-то мне это не нравится, — неожиданно донесся до него голос Дон Кихота. Он стоял чуть позади Ши, глядя на дверцу, которая все еще оставалась полуоткрытой. — Этот гнусный кучер воняет так же, как и волшебники.

Для Ши было бы намного лучше, если б нервное напряжение чувствовал только он.

— Флоримель, — позвал он. — Вы здесь? — Он отметил про себя, что его голос стал слишком уж высоким, отчего нервы напряглись еще сильнее. Напряглись, как рояльные струны.

В ответ на его вопрос из экипажа не прозвучало ни звука.

— Что делать, надо входить внутрь, — сказал Дон Кихот. — Я войду первым. — Он обнажил шпагу и, подцепив острым концом ее дверную ручку, распахнул дверцу. Смрад, в котором ощущался запах серы, резко ударил в нос.

Ши старался рассмотреть что-либо внутри экипажа, но не мог: глаза его еще не привыкли к темноте. Внутри была непроницаемая тьма. Машинально он тоже обнажил саблю.

Ши услышал, как подъехал Чалмерс, как он остановил коня, а затем спешился.

Назад: Странствующий чародей
Дальше: Джон Маддокс Робертс Оружие и чародей Перевод Ю. Вейсберга