Писать о Добре и Зле – огромная смелость и не меньшая ответственность. Главным объектом данного исследования выступает преступность. Но все дело в том, что по-настоящему философский анализ феномена преступности как социального зла невозможен без рассмотрения вопроса о самом Зле и его проявлениях, без обнаружения и уяснения взаимосвязи зла и преступности.
Что такое Зло, а что – Добро? Над этим вопросом не раз задумывался каждый из нас. Только верно определив суть понятия, уяснив, что есть Зло, можно успешно противостоять ему.
В словаре русского языка встречаем следующие определения: «Добро – все положительное, хорошее, полезное»; «Зло – нечто дурное, вредное; беда, несчастье, неприятность». В «Философской энциклопедии» отмечается, что добро и зло – основные категории этики, употребляемые при нравственных оценках отдельных явлений, поступков, побудительных мотивов деятельности людей и т. д. Добро – этическая категория, обозначающая совокупность положительно оцениваемых классом, обществом или отдельными людьми условий жизни, а также нравственных действий, принципов и норм поведения. Зло – этическая категория, обозначающая все отрицательные явления в общественной и личной жизни человека, составляющие предмет нравственного осуждения и порицания.
Главная проблема, на наш взгляд, заключается как раз в том, чтобы научиться правильно отграничивать положительное от дурного, полезное от вредного, хорошее от плохого. По наблюдению А. Сутерланда, сами по себе действия ни хороши, ни дурны – они становятся таковыми только в нашем представлении о их связи с общественными потребностями. Однако в силу потребностей нашей природы мы должны объективировать свои субъективные ощущения и строить из них объективную вселенную. «Добро и зло, – резюмирует А. Сутерланд, – пребывает вне, в вечных небесах, так же как красота пребывает в грациозной женщине, прохлада – в светлом горном ручье, величественные краски – в тропическом солнечном закате <…> они не пребывают в них объективно, но мы не можем мыслить о них иначе в силу свойств, присущих нашей природе».
Людям зачастую не хватает мудрости и смелости задуматься: а так ли на самом деле хороши, добры, справедливы наши помыслы, суждения, поступки? Великий Сократ утверждал, что он сам удивляется своей мудрости и именно поэтому зачастую не доверяет ей: «Видимо, мне еще самому нужно разобраться в том, что я, собственно, говорю. Ибо тяжелее всего быть обманутым самим собой. Ведь тогда обманщик неотступно следует за тобой и всегда находится рядом, разве это не ужасно?».
Попытки решить эту проблему предпринимали ученые-философы прошлых лет; бьются над ее решением и наши современники. Результатом стало появление большого числа теоретических учений (как этических, так и религиозных), нередко прямо противоречащих друг другу.
В древности вопросам добра и зла отводилась важная роль в религиозных учениях, особенно в так называемых дуалистических религиях, рассматривающих Вселенную как непрекращающуюся борьбу доброго начала со злым. Например, древние германцы полагали, что окружающий нас мир как раз и появился в ходе борьбы светлых и темных сил.
В первые века I тысячелетия до н.э. появляется зороастризм — одна из древнейших религий иранских народов, названная по имени пророка Зороастра (Заратуштры). Зороастризм был распространен преимущественно на территории Большого Ирана (где сегодня находятся государства Средней Азии, Иран, Азербайджан, Афганистан и ряд других стран). Он оказал влияние на развитие иудаизма, раннего христианства, на ряд положений древнегреческой философии, гностицизма.
Главный письменный памятник зороастризма – священная книга Авеста, представляющая собой собрание священных текстов. Наиболее важной и почитаемой частью Авесты традиционно считаются Гаты – гимны Заратуштры, посвященные верховному божеству, в которых излагаются основы вероучения, его философский и социальный посыл, описываются награда праведникам и поражение злобных.
В качестве базовых религиозных понятий зороастризма выступают «арта» – праведность, справедливый порядок, воплощение правды и противостоящий арте «друдж» – ложь, воплощение несправедливости, всего неправедного, морально нечистого. Мировой процесс состоит в борьбе двух начал – добра и зла, которая проявляется не только в умственной и духовной деятельности, но и в материальных вещах окружающего мира.
Верховным божеством, по представлению последователей зороастризма, является Ахурамазда, или Ормузда («Мудрый владыка»). Он создал небо, землю, человека, все благое в этом мире. Тот, кто следует праведным путем, получает от Ахурамазды помощь, счастливую жизнь, а после смерти – приобщение к арте. Во главе сил зла стоит враждебное божество, дух-разрушитель Анхра-Майнью, или Ариман («Злой дух»), создавший смерть, болезнь, лютую зиму, иссушающий зной и т. п.
Арена борьбы сил добра и зла – весь окружающий мир. Человек обладает свободой выбора и может встать на любую сторону в этой борьбе. Обязанностью человека по отношению к доброму началу, а также средством достижения индивидуального спасения являются не столько обряды и молитвы, сколько праведный образ жизни, предписанный истинной верой. Основными орудиями в борьбе со злом должны стать «добрая мысль», «доброе слово», «доброе деяние». Считается, что каждый человек способен понять, что есть добро, благодаря своим совести и разуму. Нужно «накапливать» благодеяния, прежде всего связанные с добросовестным исполнением своего долга верующего, семьянина, труженика, гражданина, и избегать греха. К благодеяниям относятся благородство (великодушие), правдивость (честность), благодарность, честный труд, уважение к умению и мастерству каждого, любовь к благим людям, изгнание из мыслей зла и ненависти, воздержание от клеветы и зависти, похотливых желаний, вражды. Грехами считаются, в частности, убийство праведника, извращения, нарушение брака, растрата доверенного, безделье («кто ест, но не работает»), месть, клевета, высокомерие, хождение к чужим женам, неблагодарность, лживость, радость от мучений и страданий благих людей. Благочестивая жизнь – это путь не только к личному спасению, но и к процветанию мира и победе над злом, что связывается непосредственно с усилиями каждого из людей. «Счастье тому, кто желает счастья другим» – вот главный жизненный принцип, закрепленный в Гатах. Зороастризм предвещал скорый приход нового мира, знаменующего собой триумф сил добра.
В практической деятельности последователи зороастризма придают особое значение умножению материального бытия, созданного благим началом для человека. Ведь зороастризм признает не только существование двух миров – духовного и телесного, – но и их взаимообусловленность; оба эти мира сотворены Ахурамаздой и являются благими. Материальное дополняет духовное, делает его целостным и совершенным, материальные блага считаются такими же дарами Ахурамазды, как и духовные, и одни немыслимы без других. Показательно, что, согласно одному из текстов Авесты, возделывание хлеба наносит ущерб злому началу и продвигает вперед дело добра в такой же мере, как прочтение 10 000 молитв. «Ни один из тех, кто не ест, не способен к усердному занятию делами праведности, сельским хозяйством, произведением сыновей. Ведь благодаря пище живет весь телесный мир, от голодания он теряет жизнь» (Вендидад III, 33).
Идеи зороастризма, на наш взгляд, содержат ценные рациональные зерна, которые и сегодня можно использовать во благо. Так, право частной собственности, гарантированное в нашей стране Конституцией, является важным правом каждого человека. Полученная законным путем собственность, возможность, работая честно, обеспечить себе и своей семье достойный уровень жизни – вот те преграды, которые могут удержать человека от злых поступков, от совершения преступлений и которые толкают его на новые добрые дела. В подобных условиях у многих людей появляется «неугомонная трудовая активность, стремление к самоутверждению через созидание и творчество, и тогда все общество обретает динамизм и здоровье». Напротив, возросший в 1990-х годах в России уровень преступности во многом предопределен обнищанием населения, пребыванием значительной части граждан за чертой бедности.
Чрезвычайно важно, чтобы частные материальные блага преумножались исключительно законным, «добрым» способом, но ни в коем случае не «злым» путем, без криминала, без ущерба другим людям. «Деньги любой ценой», «достаток любыми средствами» – лозунги, которые неприемлемы в обществе, построенном на справедливых началах.
Не случайно в ряде учений именно в материи, в роскоши видится корень зла. Так, в I—II вв. возник гностицизм — религиозно-философское течение, в основе которого лежит мистическое учение о знании, достигаемом путем откровения и указывающем человеку путь к спасению. Материя же последователям гностицизма представлялась греховной, отягощенной злом, борющейся с божественными проявлениями. Задача человека заключается в освобождении из уз греховного материального мира посредством аскетического образа жизни и философского познания, в результате чего достигается спасение.
Действительно, людям бывает трудно остановиться в гонке за сверхбогатствами, и подчас даже весьма обеспеченный человек, который, как казалось, уже достиг благополучия и процветания, ради еще больших материальных благ может пойти на преступление. Пропаганда не только материальных, но и, главным образом, нравственных, этических ценностей, высокоморальной личности – необходимое условие построения правового, процветающего государства.
Идеи добра и зла не могли не отразиться и в каждой из трех великих мировых религий: буддизме, христианстве и исламе.
Буддизм — религиозно-философское учение, возникшее в Древней Индии в VI-V вв. до н. э. Сами последователи этого учения именовали его «Дхарма» (Закон, Учение), или «Буддхадхарма» (Учение Будды). Основателем буддизма является Сиддхартха из рода Гаутамы, прозванный Буддой (просветленным). Будда утверждал, что его Учение не является божественным откровением, а получено им через медитативное созерцание собственного духа и всех вещей.
Термин «дхарма» используется в буддизме в разных значениях: помимо самого Учения так называют еще универсальный закон бытия, открытый Буддой, а также элементарные частицы, из которых состоит мироздание. Таким образом, дхарма – одна из центральных и наиболее сложных категорий в буддизме.
Будда отвергает мысль о боге как верховной личности и нравственном правителе мира, первоисточнике закона. Дела человеческие, по утверждению Будды, зависят от собственных усилий людей. По представлениям буддистов, все люди равны в страдании (составляющем сущность жизни) и в праве на спасение. Зло коренится в самом существовании человека. Избежать его можно путем отшельничества, устранения от мирских дел, аскетического образа жизни. Тем самым человек следует добродетельной дхарме – управляющей миром природной закономерности, естественному закону образа жизни. Для разумного поведения необходимы познание и применение этого закона. Отступление же от добродетельной дхармы ведет ко злу. Таким образом, восхваление дхармы в буддийском учении означает одновременно и восхваление законности, законного пути в жизни.
Трактовка дхармы (дхаммы) пронизана проповедью гуманизма, доброго отношения к другим людям, непротивления злу злом и насилием, воздержания от лжи, мести, грубости, жадности, гнева, зависти. В Дхаммападе – памятнике раннего буддизма, содержащем приписываемые самому Будде изречения, – прямо подчеркивается, что у таящего обиду ненависть никогда не прекращается, «ибо никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она. Вот извечная дхамма». По утверждению Будды, того, кто живет в созерцании удовольствий, необузданного в своих чувствах, неумеренного в еде, ленивого, нерешительного – вот кого сокрушает Мара (бог смерти). Если даже человек сделал зло, пусть он не делает его снова и снова, пусть не строит на нем свои намерения, поскольку накопление зла горестно. Если же человек сделал добро, пусть он делает его снова и снова, пусть строит на нем свои намерения, поскольку накопление добра – радостно. «Если рука не ранена, – утверждается в Дхаммападе, – можно нести яд в руке. Яд не повредит не имеющему ран. Кто сам не делает зла, не подвержен злу».
В основе буддийского учения о природе вещей также лежит учение о дхармах – «носителях своего признака», или «частицах», «элементах». Эти частицы составляют ткань мирового вещества, проникают во все явления психического и материального мира и находятся в постоянном движении. Существуют сансара – бытие проявленное, и нирвана – бытие непроявленное. Пребывание в круговороте бытия проявленного сопряжено со страданием. Буддисты верят в переселение душ, утверждая, что смерть каждого существа в действительности означает распад данной комбинации дхарм, после чего образуется новая комбинация. Эта новая комбинация дхарм предопределяется кармой – суммой всех добродетелей и грехов в прошлом цикле перевоплощений. Идеалом является достижение нирваны – полного прекращения процесса перевоплощений и избавление таким образом от страданий, освобождение от зла.
Христианство — философско-религиозное учение, возникшее в I в. н. э. в Палестине. В 1054 г. в результате разделения церквей (схизмы) христианство раскололось на два вероисповедания: православие и католицизм. Из католицизма в результате Реформации выделился протестантизм, разделившийся, в свою очередь, на три основных направления: евангелическое (лютеранское), реформаторское (кальвинистское) и англиканское.
В христианстве идея высшего Добра воплощена в Боге. Единая Божественная сущность представляется как внутри себя личностное отношение трех ипостасей: Отца, Сына и Святого Духа, которые «неслиянны», но в то же время «нераздельны» и «единосущны». Три ипостаси участвуют в сотворении и бытии космоса по следующей формуле: все от Отца (ибо наделено от Него бытием), через Сына (ибо вошло в бытие через Его смысловую оформленность) и в Духе (ибо удерживается от распада внутри Его жизненно-органической целостности).
Человек изначально есть носитель образа и подобия Бога, однако грехопадение – нарушение Адамом и Евой божьих повелений – разрушило человеческое богоподобие, за что человечество наказано смертностью и страданием. Для спасения в наш мир пришел Иисус Христос – Бог и человек в одном лице, добровольно принявший мучительную смерть на кресте и освободивший тем самым человечество от проклятия первородного греха. Но в силу несовершенства человеческой природы люди постоянно впадают в грех. Грех может быть «вольным», «невольным», а может быть и одним из смертных грехов, к которым относятся гордыня, зависть, гнев, чревоугодие, похоть, уныние и алчность. При этом самым эгоистическим, а следовательно, и самым вредным свойством человеческой души считается гордыня; она именуется матерью всех грехов.
Любовь онтологически осмысляется как сущность божества и в этическом плане предписывается человеку как высшая заповедь. «Учение Евангелия, – отмечал Спиноза, – содержит простую веру, а именно веру в Бога и почитание Его, или, что то же самое, послушание Его закону. Весь же закон Его только в одном: любить ближнего». Христианская любовь не делит людей на своих и чужих, на друзей и врагов, хороших и плохих, так как Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5:45).
Важную роль играет идея церкви, которая выступает не только земной реализацией божественного замысла, но и хранительницей коллективного ортодоксального опыта. Человек может адекватно распознать и воспринять откровение не как обособленный индивидуум, а внутри общения со всеми членами церкви. Н. Кадмин, характеризуя средневековую католическую церковь, заметил по этому поводу: «В противоположность Восточной церкви, в психологии которой есть пассивное созерцательное начало, Западная церковь в высшей степени активна. Она не хочет предоставить верующего его внутреннему постижению истины, его личному религиозному созерцанию и божественному экстазу. Западная церковь хочет объединять и направлять, она догматична и нетерпима, она проводит русло религиозной жизни, обязательное для всех. Она вмешивается в домашнюю и частную жизнь, она регулирует верования и убеждения. Она не терпит личного отношения к священным книгам и запрещает их толковать и читать. Она раз и навсегда предписывает нормы религиозной жизни, и кто смеет руководиться также и собственным разумением, кто вносит в дело религии свой разум и свою душу – тот враг Западной католической церкви».
Попытки объяснить наличие зла в мире, созданном Всемогущим и Всеблагим Богом, привели христианских теологов к утверждению, что зло происходит не от Бога, а от человека, злоупотребляющего свободой воли. Зло не имеет никакого реального существования, являясь просто небытием, «лишенностью добра», подобно тому как тьма является отсутствием света, а холод – отсутствием тепла. Напомним утверждение Фомы Аквинского: «Ничто не может быть в своем существе злом. Доказано, что всякое существо, поскольку оно есть существо, является добром и что зло существует только как часть добра» (Summa theologica, I, В 49, а3).
Праведная жизнь, по представлению христиан, требует соблюдения десяти заповедей: 1) верь в Единого Бога; 2) не сотвори себе кумира; 3) не произноси имени Господа напрасно; 4) шесть дней работай, а седьмой – Богу; 5) почитай отца и мать свою; 6) не убивай; 7) не прелюбодействуй; 8) не кради; 9) не обманывай; 10) не завидуй. Суть всех десяти заповедей Иисус Христос изложил в одной: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же, подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф 22:37-39).
Эти заповеди, представляя собой свод божественных или нравственных предписаний, с течением времени в том или ином виде были закреплены в человеческих (государственных) законах, действующих и сегодня. Например, в нашей стране и за рубежом под угрозой уголовного наказания запрещены убийство, кража, мошенничество. Другая часть запретов касается тех сфер жизни человека, в которые право обычно не вторгается. Перечисленные заповеди – это не только религиозные предписания, но и, можно сказать, элементарные правила поведения человека. Если бы не убивали, не крали – не было бы нынешнего криминального разгула. Это самый древний из дошедших до нас краткий свод законов жизни человека.
Ислам, или мусульманство, – религиозное учение, возникшее в начале VII столетия в Аравии. Само слово «ислам» имеет несколько значений, а буквально переводится с арабского как «покорность» законам Единого Бога – Аллаха.
С точки зрения ислама, последователи древних пророков отошли от первоначального пути, который был указан им Богом, что постепенно привело к искажению священных текстов древних книг. Каждый раз для обновления истинной веры (ислама) Господь отправлял к разным народам своих посланников – среди них Авраам, Моисей, Иисус. Последним таким пророком стал Мухаммед, принесший человечеству ислам в очищенном и первозданном виде.
Главным памятником начального ислама является Коран – священная книга мусульман, которые признают ее божественным откровением, переданным людям через пророка Мухаммеда. Мусульмане считают Коран прямым, вечным и несотворенным словом Божьим. Коран состоит из 114 сур (глав) и около 6600 аятов (стихов). Хронологически выделяют мекканские и мединские суры. В ранних мекканских сурах ключевое место занимают вопросы загробного воздаяния, доктрины пророчества, эсхатологии, духовности, а также разрешение этических проблем. В мединских сурах особое внимание уделено социальным, экономическим вопросам, проблемам права, семейным отношениям, повествуется о древних пророках и т. д.
В дополнение к Корану появилась сунна (мусульманское священное предание), состоящая из хадисов, т. е. рассказов о поступках и суждениях пророка Мухаммеда. На основании интерпретации Корана и сунны, с применением кыяса (суждения по аналогии) и признанием иджма (согласного мнения религиозных авторитетов), разрабатывалось мусульманское правоведение – фикх и проводилась кодификация мусульманского права – шариата. Нормы шариата содержат требования, которые все правоверные мусульмане должны строго исполнять.
Почитание Аллаха выражается в молитве, посте, паломничестве. Мусульмане верят в то, что Аллах предопределил судьбы всего сущего и все события происходят по его замыслу. Аллах знает обо всех событиях и процессах, которые произойдут в мироздании; более того, все события происходят с одобрения Аллаха, в соответствии с его знанием. Человек же обладает свободной волей, способен выбирать между добром и злом и потому несет ответственность за свои поступки. Человек может ошибиться, посчитав какой-то свой поступок добрым, в действительности же сотворив зло. Это происходит от того, что только Аллаху дано точно определить добро и зло, а наши представления могут быть заблуждением: «Вполне возможно, что вам не нравится то, что вам приносит добро, и вы любите то, что несет вам зло. Бог знает, а вы нет» (сура аль-Бакара, 2:216).
Среди нравственных качеств, добродетелей, предписываемых мусульманину, – правдивость, надежность и верность, искренность, изгнание злобы, ненависти, зависти и других пороков из сердца, терпимость и умение прощать, скромность, самоуважение, поиск мудрости и знаний, стремление к самообразованию и интеллектуальному самосовершенствованию, желание посвятить все свое время и свою жизнь добрым делам, щедрость, общительность, доброе отношение к окружающим, отвращение к злу и греху.
Ислам учит, что творить добро и держаться в стороне от зла есть путь достижения близости к Аллаху. Стремление к добру и неприятие зла свойственны каждому человеку. Добро есть красота личности и красота добродетелей личности, в то время как зло есть то, что заставляет страдать сердце человека, делает его несчастным; это та сторона человека, которую он старается скрыть от других. Ислам также учит, что люди равны во всех отношениях (с точки зрения расы, пола, положения, рода занятий, внешности и т. д.), кроме степени близости к Богу. Каждое доброе дело приближает и каждое совершенное зло отдаляет человека от Бога. Таким образом, предоставленный человеку выбор между добром и злом дает ему возможность духовного подъема с одной степени на другую.
Конечная цель жизни человека, по представлениям мусульман, – достижение духовного совершенства. Поэтому все то, что приближает человека к Богу и идет ему на благо в другом мире, есть добро, а все то, что отдаляет человека от Бога, вызывая тем самым Его гнев, есть зло. Так, болезнь может рассматриваться как зло, однако человек, который терпеливо проходит испытание этой болезнью, вырастает до высокого духовного уровня и становится ближе к Богу. Напротив, благосостояние и здоровье могут считаться добром, но если они толкают человека на порочный путь мирских соблазнов и отдаляют его от Бога, то становятся для этого человека злом.
Ислам – единая религия всех мусульман, однако в нем существуют различные течения. Расхождения касаются вопросов о сущности Аллаха и его атрибутах, о происхождении Корана, об относительном значении веры и дел, о предопределении и свободной воле. Отмечаются значительные несовпадения в принципах юридических решений, характере праздников, в отношении к иноверцам. Борьбу против ортодоксального направления ислама, именуемого обычно суннизмом, вели как участники массовых сектантских движений (особенно карматы), так и приверженцы другого основного направления – шиизма. Шииты признают Коран словом Божьим, однако по-своему толкуют его, а вместо сунны имеют свое священное предание.
Одно из направлений ислама – салафия, объединяющее мусульманских религиозных деятелей, которые в разные периоды истории ислама выступали с призывами ориентироваться на образ жизни и веру ранней мусульманской общины, на праведных предков, квалифицируя как бида (ересь) все позднейшие нововведения в вопросах религии. К салафитам причисляются, в частности, ибн Ханбаль, аш-Шафии, ибн Таймийа, ваххабиты, идеологии ассоциации «ал-Ихван ал-муслимун» («Братья-мусульмане»). В западной литературе для характеристики идеологии салафитов используются термины «традиционализм», «фундаментализм», «возрожденчество».
Ваххабизм – слово, увы, теперь хорошо знакомое россиянам. Такое название носит религиозно-политическое движение в исламе, оформившееся еще в XVIII в. (причем сами сторонники этого движения обычно называют себя не ваххабитами, а салафитами). Ваххабизм назван по имени Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба ат-Тамими (1703-1792), который был последователем ибн Таймийа (1263-1328). В нашей стране идеи ваххабизма и шире – исламского фундаментализма стали активно распространяться со второй половины 1980-х годов. По оценкам исследователей, в разных мусульманских регионах бывшего СССР эволюция ваххабизма протекала по-разному, в зависимости от местных религиозно-культурных, социальных и политических условий. Но в любом случае эта эволюция сопровождалась конфронтацией между фундаменталистами, с одной стороны, и носителями традиционной религиозности, «официальным» духовенством, а также светскими властями – с другой. В 1990-е годы Северный Кавказ стал тем регионом России, где эта конфронтация приняла наиболее острый характер. Увеличение на Северном Кавказе и особенно в Дагестане числа сторонников «чистого ислама» в тот период во многом было выражением социального протеста против тяжелой экономической ситуации, массовой безработицы, коррупции, распространения наркомании и преступности. К этому добавилась и начавшаяся в конце 1994 г. Чеченская война. Дальнейшие события, в особенности беспрецедентные по жестокости террористические акты в Москве и других российских городах, сделали ваххабизм в глазах подавляющего большинства россиян синонимом воинствующего религиозного экстремизма, бороться с которым можно исключительно силовыми методами (причем в России ваххабитами стали называть не только воинствующих исламских фундаменталистов, но и националистов – поборников «освобождения Кавказа», использующих исламскую символику и риторику). Однако, по наблюдению А. Кудрявцева, агрессивность фундаменталистов зачастую провоцируется нетерпимостью верующих-традиционалистов и их духовных лидеров, неразборчивыми репрессиями со стороны властей. На его взгляд, на Северном Кавказе, как и в других уголках мусульманского мира, агрессивный фундаментализм – естественная реакция определенной части общества на экономическую деградацию, рост коррупции и преступности, идеологический вакуум. Оппонируя этой точке зрения, другие авторы отмечают, что высокий уровень безработицы и обнищание населения имеются и в других регионах страны, однако эти социальные беды не выливаются там в разгул терроризма.
Можно констатировать определенный раскол среди ученых, изучающих подоплеку глобального терроризма. Одни авторы категорически отказываются от соотнесения того современного терроризма, который именуется глобальным, с определенными конфессиями или идеологическими группами. Для этих исследователей глобальный терроризм лишен любого конкретного системного субъекта, приверженного тем или иным идеологиям и догмам, как светским, так и религиозным. Другие ученые, напротив, связывают глобальный террор (и суицидальный террор как его особую разновидность) именно с исламом; более того, наиболее радикально настроенные авторы утверждают, что сама конфессия содержит в себе своеобразный террористический «социокультурный геном». Впрочем, как отметили В. Суд и С. Кургинян, большинство представителей второй группы, разумно утверждая, что ислам является такой же уважаемой гуманистической конфессией, как и все другие мировые религии, ищет внутри ислама некую патологию. Последнюю именуют по-разному – «исламизм», «радикальный исламизм», «исламский экстремизм», «ваххабизм», «салафизм» и т. д. Рассматривая оба упомянутых подхода, В. Суд и С. Кургинян констатируют: «Категорически невозможно, сохраняя научную добросовестность, свести, например, такое чудовищное явление, как суицидальный терроризм (в том числе терроризм с использованием женщин и детей), к любой, сколь угодно радикальной и экстремистской, модификации ислама». Одновременно авторы предлагают собственный – третий – подход, подчеркивая, что недопустимы ни демонизация ислама – великой мировой религии, ни игнорирование сложнейших явлений, превращающих прекрасные человеческие стремления, направленные на поиск духовных истин, в средства борьбы с такими подлинно общечеловеческими ценностями, как прогресс и гуманизм.
Действительно, совершенно очевидно, что любая демонизация ислама, любая попытка представить эту мировую религию в качестве «религии зла» является, по сути, провокацией, которая способна вызвать глобальный конфликт между миллионами людей. Ведь реакция мусульман в подобных условиях вполне предсказуема: недоверие всегда порождает ответное недоверие, агрессия – агрессию, а зло – еще большее зло. В свете сказанного показательно утверждение панисламистов, согласно которому христианский Запад ведет наступление на мусульманский мир в целях его уничтожения. Для противодействия этому предлагается объединить все мусульманские народы под властью халифа. Подчас звучат призывы к бескомпромиссной войне с «неверными», а радикальные исламисты делят мир на две составляющие: «мир войны» и «мир ислама». Их цель – всемирная террористическая война против тех, кто не исповедует их ценности, т. е. глобальный джихад.
Что же, история повторяется?! Ранее, в эпоху Средневековья, насильственным путем в мире утверждалось христианство. Н. Кадмин дал следующую характеристику этому процессу: «Идею религиозной нетерпимости представителям учения любви и милосердия привили гонения на них же самих. Укрепленное страданиями, душевной стойкостью, высшим экстазом духа, христианство воздвигло тот же меч внешней власти против инаковерующих во времена своего мирового владычества. Христианство общин, отверженных, гонимых, страдающих за веру, чающих только царствия небесного знало лишь внутренний меч убеждения и религиозных идей. Христианство могущественных государств соблазнилось мечом телесным, мечом внешней власти и принялось утверждать свое могущество, свою пышную власть, свой внешний блеск огнем и мечом, кровью и муками гонимых». «Страницы истории инквизиции являются сплошными пятнами крови в истории человечества. И по иронии судьбы именно учение о любви, о всеобъемлющем братстве, будучи искажено, породило весь этот ужас». Результатом стали крестовые походы, а многие тысячи еретиков были сожжены на кострах инквизиции.
И делалось это, как ни парадоксально, в интересах самих грешников. Августин Блаженный, например, в труде «О граде Божьем» так аргументировал необходимость насилия: «Еретик, конечно, наш враг. Но по христианскому учению надо и врага любить и творить добро. Вот почему нельзя еретика оставить в покое и предоставить его собственному заблуждению и неизбежной гибели в геенне огненной. Заботясь о его душе и спасая его даже вопреки его собственной воле, мы совершаем богоугодное дело и спасаем человеческую душу от конечной гибели в руках дьявола. Пусть лучше погибнет тело еретика, чем его душа. Мы предадим его мучениям и страхом пыток и смертной казни вынудим отреченье от ереси и всех заблуждений его ума. Если же упрямый еретик, твердость духа которого, несомненно, поддерживает сам дьявол, будет упорствовать в своем заблуждении, мы предадим его в руки светской власти, которая решит дело костром. И огненным очищением мы спасем все же душу грешника и возвратим его в лоно вечной истины. Терпимость в данном случае была бы преступлением. Спасем грешника железом и огнем».
Приходится констатировать, что сегодняшние властители так и не научились осторожности при определении человеческих судеб и готовы, как и прежде, огнем и мечом навязывать собственное представление о счастье целым народам. Война в Ираке, эхо которой не смолкло до сих пор, – лучшее тому подтверждение.
Другой важный вывод: приведенная выше позиция, жестко противопоставляющая представителей различных вероисповеданий, крайне опасна, и последствия ее распространения сегодня, в век ядерного оружия, могут оказаться губительными для всего человечества. Это тем более нужно учитывать в таком многоконфессиональном государстве, как Россия, где христиане и мусульмане живут бок о бок. В рядах отцов церкви находились высокие умы, боровшиеся против внешнего принуждения в религиозных вопросах. Среди них можно назвать Оригена, допускавшего религиозную победу только путем убеждения; Тертуллиана, считавшего, что свобода следовать той или иной вере основывается на праве естественном и человеческом, так как образ исповедания одного лица не может причинить ни зла, ни добра другому – вера не имеет надобности противодействовать кому-либо, поскольку она должна быть свободна, а не внушена силой;
Лактанция, убежденного, что веру надо защищать не убивая, а умирая за нее – людей можно вести только убеждением, разумом и любовью.
Как заметил В. С. Соловьев, «при действительной вере в истину Христову предполагается, что она сильнее царствующего в мире зла и может сама собственной своей духовной нравственной силой покорить зло, т. е. привести его к добру; предполагать же, что истина Христова, т. е. истина вечной любви и безусловной благости, для своего осуществления нуждается в чуждых и даже прямо противных ей средствах насилия и обмана, значит признавать эту истину бессильной, значит признавать, что зло сильнее добра, значит не верить в добро, не верить в Бога».
Напомним, что в соответствии со ст. 13-14 Конституции нашей страны, Россия – светское государство, где никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной, а религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом. При этом запрещены создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни. В свою очередь, совершение какого-либо преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды признается отягчающим наказание обстоятельством (п. «е» ч. 1 ст. 63 Уголовного кодекса РФ).
Заслуженное внимание проблемам добра и зла уделялось не только в религиозных, но и в этических учениях. Так, еще древнеиндийские материалисты – чарваки, отвергая религиозное воззрение о божественном происхождении добра, видели добро в отсутствии страдания, в достижении чувственных удовольствий. Источник зла на земле чарваки усматривали не в свойствах человеческой природы, не в неизбежных страданиях, якобы предопределенных свыше, а в жестокости и несправедливости, существующих в обществе.
В схожем ключе развивали учение о добре древнекитайские материалисты. Так, Ян Чжу понимал добро как осуществление человеком его природных склонностей. Дороже всего для человека его жизнь, которую не могут заменить никакие богатства. Стремление к идеалу морального совершенства Ян Чжу считал бессмысленным, поскольку во имя одобрения потомков оно заставляет отказываться от наслаждения, составляющего единственный смысл жизни. Мудрец Лао Цзы высказывался против всякого насильственного стремления что-либо изменить в природе или в жизни людей. Люди должны придерживаться принципа не-делания, бездействия, поскольку отказ от агрессии, уступка – лучший способ разрешения проблем. При этом не-делание не следует понимать как призыв к сдаче и подчинению – нужно стремиться овладеть ситуацией, прилагая как можно меньше усилий. Лао Цзы обращал внимание на взаимосвязь добра и зла: «Когда все люди узнают, что красивое является красивым, появляется и безобразное. Когда узнают, что добро является добром, возникает и зло».
Другой древнекитайский философ – Конфуций высшей мироустроительной силой Вселенной считал божественное Небо (тянь), посылающее людям «предопределение» (мин), познав которое, человек может стать «благородным, совершенным мужем» (цзюнь-цзы), т.е. высоконравственной, образцовой личностью. Беседы и рассуждения Конфуция сводились главным образом к раскрытию морального и социального облика «благородного мужа», способов достижения им совершенства. Конфуций выделял пять постоянств праведного человека: человеколюбие, стремление к справедливости, верность обычаям, благоразумие и искренность («доброе намерение»). По его учению, каждый человек, изначально обладая этически нейтральными качествами, должен преодолевать в себе возможные дурные наклонности и стремиться к «благопристойности» (ли). Результатом воспитания должно стать обретение человеком внутреннего состояния подлинного «человеколюбия», «человечности» (жень), которое отличает благородного мужа от его антипода – низкого в моральном плане человека (сяо жень). Если «благопристойность» (соблюдение ритуала должного поведения) философ рассматривал как внешнюю норму социального поведения человека, то любовь к ближнему составляла внутреннее содержание этого поведения: «Что же такое человеколюбивый? Если он хочет крепко стоять на ногах, то делает так, чтобы и другие крепко стояли на ногах. Если он хочет, чтобы его дела шли хорошо, он делает так, чтобы и у других дела шли хорошо. Быть в состоянии смотреть на других, как на самого себя, – вот кого можно назвать овладевшим искусством человеколюбия!» Желая подчеркнуть особое значение человеколюбия, Конфуций утверждал, что для народа оно нужнее, чем огонь и вода: «Я видел, как люди погибали от огня и воды, но не видел умирающих от того, что они были гуманны».
Не могли обойти вниманием вопросы диалектики добра и зла и древнегреческие философы. Знакомство с изречениями Пифагора, Гераклита, Демокрита и других мыслителей открывает современному читателю всю глубину и непреходящее значение их суждений. Пифагору, например, принадлежит такое наблюдение: «Кубок жизни был бы сладок до приторности, если бы не падало в него горьких слез». Мудрец полагал, что лишь две вещи делают человека богоподобным: жизнь для блага общества и правдивость. Гераклит, в свою очередь, отмечал взаимозависимость жизни и смерти, дня и ночи, добра и зла: «Болезнь приятным делает здоровье, зло – добро, голод – насыщение, усталость – отдых». А по Демокриту, от того же самого, от чего человек получает добро, он может получить и зло, а также средство этого зла избежать.
Сократ — один из величайших мыслителей в истории человечества – полагал, что зло является случайностью, которую человек совершает только в силу незнания, ошибки. «Высшая мудрость, – утверждал мыслитель, – различать добро и зло». По его мнению, есть одно только благо – знание, и одно только зло – невежество. Все те, кто поступают зло и дурно, делают это не добровольно, а из-за заблуждения. Ведь знающий доброе, по Сократу, обязательно и поступает по-доброму, а поступающий по-злому или не знает, что такое добро, или творит зло в целях конечного торжества добра. Поэтому именно знание рассматривалось философом в качестве универсального средства против зла.
Идеалистическую концепцию добра и зла развивает ученик Сократа – Платон. Добро, по Платону, относится к миру идей, тогда как зло – ко всему чувственному, видимому, изменчивому. Задача каждого человека заключается в возвышении над беспорядком (несовершенным чувственным миром) и душевном стремлении уподобиться Богу, который не соприкасается ни с чем злым. Человек должен освободить душу от всего телесного, сосредоточить ее на внутреннем мире умозрения, заботясь лишь об истинном и вечном. Согласно Платону, в душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол, и каждый извиняет его в себе, вовсе не думая от него отречься. «Зло это, – как пояснял мыслитель, – заключается вот в чем: говорят, что всякий человек по природе любит самого себя и что таким он и должен быть. Но поистине в каждом отдельном случае виновником всех проступков человека выступает как раз его чрезмерное себялюбие. Ибо любящий слеп по отношению к любимому, так что плохо может судить, что справедливо, хорошо и прекрасно, и всегда склонен отдавать предпочтение перед истиной тому, что ему присуще».
Древнеримские философы также рассуждали о сущности добра и зла, добродетели и порока. Марк Туллий Цицерон высшей добродетелью называл справедливость, проявляющуюся в воздаянии каждому по его заслугам. Он отметил два первоначала справедливости: никому не вредить и приносить пользу обществу. По утверждению Цицерона, собственное понимание добродетели и пороков – самое главное; если этого понимания нет, все становится шатким. Не менее знаменательны высказывания римского императора Марка Аврелия: «Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласно с правдой. Соблюдай это самое важное – и ты выполнишь всю задачу своей жизни. <…> Ветвь, отрезанная от своего сучка, тем самым отделилась и от целого дерева. Человек при раздоре с другим человеком отрывается от всего человечества. Но ветвь отсекается посторонней рукой, человек же сам отчуждает себя от ближнего своего ненавистью и злобой, не ведая, правда, что он тем самым отрывает себя от всего человечества. Но божество, призвавшее людей, как братьев, к жизни общей, одарило их свободой после раздора снова примиряться между собой. <…> Приставлять одно доброе дело к другому так плотно, чтобы между ними не оставалось ни малейшего промежутка, – вот что я называю наслаждаться жизнью».
Расцвет светской науки и культуры в период Ренессанса заставляет мыслителей по-новому взглянуть и на проблему соотношения добра и зла. Немало любопытных рассуждений на этот счет оставил потомкам английский философ Томас Гоббс. По его мнению, люди сами создают принципы, служащие им масштабом для познания сущности справедливости и несправедливости, или, иначе говоря, причины справедливости, т. е. законы и соглашения. «В самом деле, – восклицает мыслитель, – ведь до появления прочных соглашений и законов люди, подобно животным, не знали ни справедливости, ни несправедливости и не имели понятия ни о добре, ни о зле». Развивая эту идею, Гоббс напомнил, что все вещи, являющиеся предметом влечения, обозначаются нами ввиду этого обстоятельства общим именем «добро», или «благо»; те же вещи, которых мы избегаем, обозначаются как «зло». Но так как для разных людей предметами влечения и отвращения выступают разные вещи, многое оказывается благом для одних, но злом – для других; так, для наших врагов злом будет то, что для нас – благо. Добро и зло, следовательно, относительны.
Выстраивая иерархию благ, первым из них Гоббс назвал самосохранение. «Ибо природа, – поясняет мыслитель, – устроила так, что все хотят себе добра. Но чтобы каждый мог достигнуть его, необходимо желать жизни и здоровья, а также гарантии сохранения обоих этих благ и в будущем, поскольку его можно обеспечить». Вместе с тем в ряду всех зол первое место Гоббс отводит смерти, особенно смерти мучительной. Еще худшее зло – страдания, причиняемые жизнью; последние могут сделаться столь сильными, что, если им не предвидится близкого конца, смерть может показаться благом по сравнению с ними. Продолжая свои рассуждения, Гоббс подчеркнул, что могущество, если оно значительно, есть благо, «ибо это средство обеспечения безопасной жизни, а на безопасности покоится наш душевный мир. Если могущество незначительно, то оно бесполезно: ведь когда
другие обладают таким могуществом, как и мы, то оно теряет свое значение». Наличие друзей также отнесено к благам, так как оно полезно, поскольку способствует обеспечению безопасности жизни; наличие врагов, напротив, названо злом, поскольку оно связано с опасностями и лишает людей защиты. Сравнивая различные виды добра и зла, Гоббс отмечает, что «при прочих равных условиях нам придется признать большим добром или злом то, которое имеет более продолжительное существование, подобно тому как целое больше своих частей. На том же основании из нескольких благ или зол большим будет то, которое при прочих равных условиях окажется интенсивнее других. При прочих равных условиях благо, которое является таковым для большего числа людей, приходится признать большим, чем благо, которое является таковым для меньшего числа людей, ибо более общее и более частное различаются между собой как большее и меньшее».
Французские просветители XVIII в. основным критерием различения добра и зла провозгласили интересы человеческой личности. Согласно их представлениям, вещи сами по себе не являются ни добром, ни злом, а становятся такими лишь относительно интересов конкретных людей. Характерно следующее высказывание Вольтера: «Добродетель и порок, моральное добро и зло во всех странах определяются тем, полезно или вредно данное явление для общества». Гельвеций, в свою очередь, отметил, что одни и те же добродетели оцениваются в разные времена по-разному, в зависимости от их полезности эпохе. А с точки зрения Дидро, в природе человеческой есть два противоположных начала: самолюбие, влекущее нас к себе самим, и добродетель, толкающая нас к другим. «Если бы одна из этих пружин сломалась, – уточняет Дидро, – человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия». Согласно воззрениям просветителей, каждый человек стремится к добру, причины же зла коренятся в неправильном воспитании и невежестве.
Определять моральную ценность поведения или поступка его полезностью предложили последователи этической теории утилитаризма. Зачатки утилитаризма исследователи обнаруживают уже в трудах древнегреческого философа Эпикура, однако в виде завершенного учения утилитаризм был разработан английским социологом Иеремией Бентамом. По представлениям Бентама, реальны только частные, индивидуальные интересы того или иного человека; «общественное тело» представлялось мыслителю фикцией, а общественные интересы – не более чем совокупностью частных интересов. В основе этики Бентама лежит «принцип пользы», в соответствии с которым действия людей, их отношения должны получать моральную оценку согласно приносимой ими пользе. Иными словами, морально то, что «приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей». Отсюда призыв Бентама к достижению каждым человеком личного счастья, увеличивающего общую сумму людского счастья. Поэтому и законодатель при устроении общества должен исходить из принципа наибольшей суммы счастья для наибольшего числа людей. Определение того, что есть счастье, благо, польза для индивида, в свою очередь, потребовало определения человеческой природы. Согласно Бентаму, главными движущими мотивами человека, обусловливающими все его суждения, решения и поступки, выступают удовольствие и страдание. Человеку свойственно стремиться к удовольствию и избегать страдания. Понятие пользы выражает свойство или способность какого-либо предмета предохранить от зла или доставить благо. Зло есть страдание или причина страдания; благо – удовольствие или причина удовольствия. Нет другого критерия, позволяющего провести различие между добром и злом, кроме принципа пользы. Нравственное благо является таковым вследствие своей способности производить физическое благо, нравственное зло таково, поскольку производит физическое зло.
По оценкам исследователей, Бентам исходит из действительной организации человека и подразумевает страдания и удовольствия не только тела, но и души. Он видит четыре источника удовольствия и страдания: физический, политический, моральный и религиозный. Слова «справедливый», «несправедливый», «нравственный», «безнравственный» и пр. Бентам употребляет как собирательные понятия, заключающие в себе идеи страданий и удовольствий. Признавая психологический, онтологический и моральный индивидуализм принадлежностью человеческой природы, Бентам полагал, что каждый индивид движим корыстными интересами, преобладающими над общественным интересом. Однако разум заставляет индивида понять зависимость собственного благосостояния от благосостояния общественного: общество необходимо каждому индивиду, и потому интересы индивидов совпадают. Разумная оценка собственных интересов должна заставить человека отождествить их с интересами общества.
Важное место вопросу о добре и зле отводилось в немецкой классической философии. Так, согласно представлениям Иммануила Канта, всем людям свойственно нравственное чувство, находящее выражение в категорическом императиве. Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Все это с необходимостью требует существования бессмертия, высшего суда и Бога. «О человеке, как моральном существе, – утверждал Кант, – уже нельзя спрашивать, для чего он существует. Его существование имеет в себе самом высшую цель, которой, насколько это в его силах, он может подчинять всю природу». Природу человека
Кант считал двойственной: как разумное, познающее существо человек принадлежит царству свободы, однако как существо чувствующее, включенное в сферу действия законов необходимости он подвержен слабостям, испорченности и т.п. Суждение «человек зол» выражает, по Канту, только то, что человек сознает моральный закон и все равно принимает в свою максиму (случайное) отступление от него. Сказанное относится к человеку «как члену рода человеческого не в том смысле, что это качество будто бы вытекает из понятия его рода (из понятия человека вообще, в таком случае оно было бы необходимым), а в том, что <…> это можно предположить как субъективно необходимое в каждом, даже самом лучшем человеке. Так как само это предрасположение надо признать морально злым, стало быть, не естественными задатками, а чем-то таким, что может быть вменено человеку, следовательно, состоит в противных закону максимах произвола <…>, то это естественное предрасположение к злому, поскольку оно всегда совершается по собственной вине, мы можем называть изначальным, прирожденным (и тем не менее нами самими нажитым) злым в человеческой природе». Злонравность, или испорченность, человеческого сердца есть, по словам философа, «предрасположение произвола к максимам предпочитать мотивам из морального закона другие (неморальные) мотивы. Ее можно также называть извращенностью человеческого сердца, так как она извращает нравственный порядок в отношении мотивов свободного произвола; и хотя с этим еще могут уживаться законно добрые (легальные) поступки, все же образ мыслей бывает этим извращен в корне (что касается морального образа мыслей), и поэтому человек называется злым». Таким образом, по Канту, в мире феноменальном существует «вечное зло», которое может быть преодолено только воспитанием, культурой, религией и моралью. Следование категорическому императиву и означает победу нравственной воли над злом.
Разбирая основы метафизики нравственности, Кант отмечает: «Нигде в мире, да и нигде вне его, невозможно мыслить ничего иного, что могло бы считаться добрым без ограничения, кроме одной только доброй воли. Рассудок, остроумие и способность суждения и как бы иначе ни назывались дарования духа, или мужество, решительность, целеустремленность как свойства темперамента в некоторых отношениях, без сомнения, хороши и желательны; но они могут стать также в высшей степени дурными и вредными, если не добра воля, которая должна пользоваться этими дарами природы и отличительные свойства которой называются поэтому характером. Точно так же дело обстоит и с дарами счастья. Власть, богатство, почет, даже здоровье и вообще хорошее состояние и удовлетворенность своим состоянием под именем счастья внушают мужество, а тем самым часто и надменность, когда нет доброй воли, которая исправляла бы и делала всеобще-целесообразным влияние этих даров счастья на дух и вместе с тем также и самый принцип действования». Некоторые свойства, по убеждению Канта, благоприятствуют доброй воле и «могут очень облегчить ее дело; однако, несмотря на это, они не имеют никакой внутренней безусловной ценности, а всегда предполагают еще добрую волю, которая умеряет глубокое уважение, справедливо, впрочем, им оказываемое, и не позволяет считать их безусловно добрыми. Обуздание аффектов и страстей, самообладание и трезвое размышление не только во многих отношениях хороши, но, по-видимому, составляют даже часть внутренней ценности личности; однако многого недостает для того, чтобы объявить эти свойства добрыми без ограничения (как бы безусловно они ни прославлялись древними). Ведь без принципов доброй воли они могут стать в высшей степени дурными, и хладнокровие злодея делает его не только гораздо более опасным, но и непосредственно в наших глазах еще более омерзительным, нежели считали бы его таким без этого свойства». Добрая воля, по Канту, «добра не благодаря тому, что она приводит в действие или исполняет; она добра не в силу своей пригодности к достижению какой-нибудь поставленной цели, а только благодаря волению, т. е. сама по себе».
Разрешить проблему теодицеи — согласовать существование зла и бытие всемогущего и всеблагого Бога – пытался другой немецкий философ Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг. Зло возможно лишь при допущении свободы; но свобода может быть только в Боге. Вместе с тем корень зла не может лежать в личности Бога. Эту антиномию Шеллинг устраняет, допуская наличие в Боге чего-то такого, что не есть сам Бог. Согласно представлениям философа, зло не есть первоначальный принцип, существующий рядом с Богом; оно возникает из-за отпадения конечного «Я» от Абсолюта. Однако, поскольку такое отпадение есть самораздвоение Абсолюта, необходимо с самого начала допустить двойственность последнего. По Шеллингу, в Боге нужно различать основу (Grund) существования и само существование. Названная основа Бога есть Его природа; эта темная, иррациональная основа делает возможным самораздвоение Бога, а значит, и зло. В человеческой природе зло состоит в утверждении своей обособленности, в стремлении от первоначального центра абсолютного к периферии. Не разделяя и оспаривая мнение своих предшественников, считавших зло чисто отрицательным понятием недостатка или отсутствия добра, Шеллинг видит в зле положительную силу, направленную против силы добра. По представлению философа, небу противостоит не земля, а ад: «И так же, как существует энтузиазм добра, существует и воодушевление злом». Хотя зло и представляет собой силу, враждебную Богу, оно необходимо для откровения Бога. «Ибо если Бог в качестве духа есть нераздельное единство обоих начал и то же единство действительно только в духе человека, то, будь оно в человеке столь же неразрывно, как в Боге, человек ничем бы не отличался от Бога; он растворился бы в Боге, и не существовало бы ни откровения, ни движения любви». Бог может обнаружиться лишь в преодолении своей противоположности, т. е. зла, ибо всякая сущность обнаруживается только в своей противоположности: свет – во тьме, любовь – в ненависти, единство – в раздвоенности. «Если бы не было разъединения начал, – подчеркивал Шеллинг, – единство не могло бы обнаружить свое всемогущество; не будь разлада, не могла бы стать действительной любовь». Разделяя взгляд Платона на истолкование материи, Шеллинг признает, что последняя «есть изначально противодействующая Богу и поэтому сама по себе злая сущность». Для победы над злом, по Шеллингу, необходимо прежде всего преодолеть в себе темное начало стихийной природы. Стоя в кульминационной точке природы, человек естественно стремится опять низринуться в бездну, подобно тому как взобравшегося на вершину горы охватывает головокружение, угрожающее ему падением. Но главная слабость человека – в страхе перед добром, ибо добро требует самоотречения и умерщвления своего себялюбия. Однако человек по природе своей способен преодолеть этот страх и стремление ко злу. В этой способности, заключает Шеллинг, и состоит свобода.
Для западной философии второй половины XIX в. характерны пессимистические учения о добре и зле, отрицающие возможность торжества добра в мире. Так, Артур Шопенгауэр, один из крупнейших представителей философии пессимизма, считал, что действительность носит иллюзорный характер, а страдание и зло заложены уже в основе бытия. «Есть одна только врожденная ошибка, – заявлял философ, – это убеждение, будто мы рождены для счастья». Сама жизнь несет в себе зло и страдание, от которого человек не может освободиться; страдание как таковое существенно и неизбежно для жизни, а от случая зависит только его форма, только вид, какой оно принимает, и потому каждое наше горе заполняет место, которое без него тотчас заняла бы другая горесть, им в данный момент вытесняемая, так что судьба имеет над нами, по существу, мало власти. Согласно Шопенгауэру, зло всеобще и нераздельно с жизнью. Оно есть порождение чрезмерно сильного потока воли и вызываемого им неустранимого страдания. Основное же свойство мировой воли состоит в том, что она ни к чему не направлена: нет никакой конечной цели, т. е. нет никакого смысла. Почему один человек зол, а другой добр? – задается вопросом Шопенгауэр и тут же отмечает, что это не зависит от мотивов и внешних влияний, например от поучений и проповедей, и в этом смысле совершенно необъяснимо. «Но являет ли злой свою злобу в мелочной неправде, в коварных проделках и низком плутовстве, совершаемых в тесном кругу близких, или же он в качестве завоевателя угнетает народы, повергает в ужас целый мир, проливает кровь миллионов, – это внешняя форма его явления, несущественная его часть, и она зависит от обстоятельств, которые ниспослала ему судьба, от окружающих внешних влияний, от мотивов, однако из них никогда нельзя объяснить его подчиненность этим мотивам, она вытекает из воли, проявлением которой служит этот человек». Воля к жизни реализуется в человеке посредством эгоизма (утверждения собственного существования), однако проявляет себя двояко. Она становится источником безудержного эгоизма, но она же воплощает себя в свободе. Поэтому человек способен пойти против эгоизма по дороге самопожертвования. Нужно относиться к другому как к самому себе, обогащать свой духовный мир. Но такой путь, по Шопенгауэру, есть удел избранных, поскольку для большинства характерны извращенность и злоба. В начале своей жизни мы все невинны, что, впрочем, означает, по мнению мыслителя, только то, что «ни мы, ни другие не знаем злой стороны нашей собственной природы: она вызывается лишь мотивами, и лишь со временем мотивы проникнут в сознание. Под конец мы узнаем самих себя совершенно другими, нежели считали себя a priori, и часто мы пугаемся тогда самих себя».
Пессимистический взгляд на историю характерен и для другого немецкого философа – Эдуарда фон Гартмана. Основой всего сущего мыслитель полагал абсолютное бессознательное духовное начало. Вселенная представлялась ему продуктом иррационального процесса, в котором сознание есть лишь орудие бессознательной мировой воли, рассматриваемой в качестве источника жизни и движущей силы развития. Гартман призывал к избавлению от трех иллюзий, последовательно владевших умами людей: иллюзии земного счастья, иллюзии потустороннего счастья и, наконец, иллюзии достижения счастья в результате социального прогресса. В своем отрицании возможности счастья в результате исторического развития философ пришел к проповеди нигилистической религии, заявляя, что эволюция влечет Вселенную к уничтожению путем осознания ее неразумия и нецелесообразности.
На относительность наших представлений о добре и зле указывал Фридрих Ницше: «Большей власти не нашел Заратустра на земле, чем добро и зло. Ни один народ не мог бы жить, не сделав сперва оценки; если хочет он сохранить себя, он не должен оценивать так, как оценивает сосед. Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось глумлением и позором – так нашел я. Многое, что нашел я, здесь называлось злом, а там украшалось пурпурной мантией почести». С точки зрения Ницше, «добродетель», «долг», «добро само по себе», доброе с характером безличности и всеобщности – все это химеры, в которых выражается упадок и крайнее обессиление жизни. Самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное: чтобы каждый находил себе свою добродетель, свой категорический императив. Представления о добре и зле характеризуют лишь «мораль рабов». Ницше развивает элитарную концепцию господства «высшей касты» – немногих людей, имеющих право «воплощать счастье, красоту, добро», над подавляющим большинством – «посредственностью», которую не общество, а сама природа предназначила к тому, чтобы «иметь общественную полезность, быть колесом, функцией». Сверхчеловек отличается от простых людей прежде всего несокрушимой волей. «Что хорошо?» – спрашивает Ницше, и сам отвечает: «Все, что повышает чувство власти, волю к власти, власть в человеке. Что дурно? Все, что происходит из слабости». Для посредственного существовать в качестве посредственного – счастье. Сверхчеловек же не испытывает никакого зла и вообще стоит «по ту сторону добра и зла», являясь «сверхнравственным».
Постоянным спутником нашей жизни считали зло представители экзистенциализма, или философии существования, – направления в философии ХХ в., которое основным предметом осмысления сделало человека, смысл жизни, судьбу личности в современном мире. По оценкам исследователей, в философии существования нашел отражение кризис оптимистического либерализма, опирающегося на технический прогресс, но бессильный объяснить неустроенность человеческой жизни, присущие человеку чувства страха, отчаяния, безысходности. Для экзистенциализма характерно отрицание наличия добра в мире, признание абсолютного значения зла. Зло необходимо сопутствует человеческому существованию. Человек способен мыслить и осознавать свое бытие, а следовательно, рассматривается как ответственный за свое существование. Человек должен осознавать себя и быть ответственным за себя, если он хочет стать самим собой.
Разумеется, над разрешением проблемы добра и зла задумывались и наши соотечественники. Владимир Сергеевич Соловьев, например, утверждал, что зло и страдание имеют внутреннее, субъективное значение и существуют в нас и для нас, т. е. в каждом существе и для него. Они представляют собой состояния существа: зло есть напряженное состояние его воли, утверждающей исключительно себя и отрицающей все другое, а страдание есть необходимая реакция другого против такой воли. По Соловьеву, весь мир лежит во зле; зло есть всемирный факт, ибо всякая жизнь в природе начинается с борьбы и злобы, продолжается в страдании и рабстве, кончается смертью и тлением. Первейший закон природы, замечает мыслитель, есть борьба за существование. Вся жизнь природы проходит в непрерывной вражде существ и сил, в их злобных нарушениях и захватах чужого бытия. «Каждое существо в нашем мире от малейшей пылинки и до человека всею своею природною жизнью говорит одно: я есть и все остальное – только для меня, и сталкиваясь с другим, оно говорит ему: если я существую, то тебе уже нельзя существовать, тебе нет места со мною. И каждое говорит это, каждое покушается на всех и хочет всех истребить и само всеми истребляется. Жизнь природы, поскольку она основана на эгоизме, есть злая жизнь, и закон ее есть закон греха». Спасение В. С. Соловьев видел в христианстве, которое доброй вестью явилось всему миру: «Смысл мира, в нем же и правда Божия, есть внутреннее единство каждого со всеми. В виде живой личной силы это единство есть любовь. Как силою внешнего закона всемирный смысл подавляет и связывает темную жизнь в человеке, как светом своей истины он обнаруживает и осуждает тьму этой жизни, просвещая человеческое сознание, так бесконечною силой любви тот же смысл проникает в эту тьму, овладевает самим существом человека, перерождает его природу и истинно воплощается в нем».
Богатое философское наследие оставил нам Лев Николаевич Толстой. Отправной точкой его понимания праведного жизненного пути стали слова Христа: «Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я говорю: не противьтесь злу» (Мф 5:38, 5:39). По признанию Л. Н. Толстого, он осознал, что центр тяжести всей мысли, всего Учения Христа заключен в этих словах, а последующее (о том, чтобы подставить левую щеку, если ударили по правой) есть только разъяснение первого положения. Христос, в понимании Толстого, «нисколько не велит подставлять щеку и отдавать кафтан для того, чтобы страдать, а велит не противиться злу и говорит, что при этом придется, может быть, и страдать». «Он говорит просто, ясно: тот закон противления злу насилием, который вы положили в основу своей жизни, ложен и противоестественен; и дает другую основу – непротивления злу, которая, по его учению, одна может избавить человечество от зла. Он говорит: вы думаете, что ваши законы насилия исправляют зло; они только увеличивают его. Вы тысячи лет пытались уничтожить зло злом и не уничтожили его, а увеличили его. Делайте то, что я говорю и делаю, и узнаете, правда ли это».
Движение к добру, по мысли Л. Н. Толстого, совершается не мучителями, а мучениками. Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло. Это, на взгляд философа, «есть в мире души человека такой же непреложный закон, как закон Галилея, но более непреложный, более ясный и полный. Люди могут отступать от него, скрывая его от других, но все-таки движение человечества к благу может совершаться только на этом пути». Отсюда вытекает и следующий совет: «Живи в мире со всеми людьми, никогда своего гнева на людей не считай справедливым. Ни одного, никакого человека не считай и не называй пропащим и безумным. <…> И не только своего гнева не признавай не напрасным, но и чужого гнева на себя не признавай напрасным, и потому: если есть человек, который сердится на тебя, хоть и напрасно, то, прежде чем молиться, пойди и уничтожь это враждебное чувство. <…> Вперед старайся уничтожить вражду между собой и между другими людьми, чтобы вражда не разгорелась и не погубила тебя».
Добрая жизнь, полагал Л. Н. Толстой, как по языческому, так и по христианскому мировоззрению измеряется одним – соотношением между любовью к себе и любовью к другим. «Чем меньше любви к себе и вытекающей из нее заботы о себе, трудов и требований от других для себя, и чем больше любви к другим и вытекающим из нее заботы о других, трудов своих для других, тем добрее жизнь. Так понимали и понимают добрую жизнь все мудрецы мира и все истинные христиане, и точно так же понимают ее все самые простые люди. Чем больше человек дает людям и меньше требует себе, тем он лучше; чем меньше дает другим и больше требует себе, тем он хуже».
Многие важные проблемы, касающиеся добра и зла, смысла человеческой жизни, стали темой глубоких размышлений наших современников. Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев разработал собственный «Моральный кодекс», изложенный в «Письмах о добром». В этот Кодекс вошли, в частности, такие положения: 1) люби людей – и ближних и дальних; 2) твори добро, не видя в том заслуги; 3) люби мир в себе, а не себя в мире; 4) не уставай в труде и самосовершенствовании: творчески обогащая мир – изменяешь себя, нравственно совершенствуя себя – изменяешь мир; 5) ни зависти, ни жадности, ни злобы ты в сердце никогда не допускай; 6) не помни зла и злого пожалей; 7) над временем человек не властен, но будь хозяином своего времени; 8) не отказывайся от временного, служи вечному, но не будь рабом ни того, ни другого; 9) есть свет и тьма, есть благородство и низость, есть чистота и грязь: до первых надо дорасти, а до вторых стоит ли опускаться?.. выбирай достойное, а не легкое; 10) твой дом – земля, твоя семья – человечество, береги их.
Итак, мы убедились, что сложившиеся представления о добре и зле, при всем их многообразии, имеют между собой и много общего, что встречается в разные времена и у разных народов. Самоотречение, забота о ближнем, готовность поступиться своими интересами во имя интересов другого человека, умение любить и прощать, неделание другому того, чего не желаешь себе, – вот краеугольные, базовые положения, определяющие добродетель. Эгоизм, стремление к удовлетворению лишь собственных интересов во вред интересам других, зависть, жадность, мстительность, ненависть и жестокость – вот слагаемые зла. «Человечество живет давно, – утверждал Л. Н. Толстой, – и как преемственно выработало свои практические приобретения, так не могло не выработать тех духовных начал, которые составляли основы его жизни, и вытекающих из них правил поведения. <…> Такая общая всем людям нашего времени – не какая-нибудь религия со всеми ее особенностями и извращениями, а религия, состоящая из тех религиозных положений, которые одинаковы во всех распространенных и известных нам, исповедуемых более чем 9/10 рода человеческого религиях, – существует, и люди еще не окончательно озверели только потому, что лучшие люди всех народов, хотя и бессознательно, держатся этой религии и исповедуют ее. <…> Положения этой истинной религии до такой степени свойственны людям, что как только они сообщены людям, то принимаются как что-то давно известное и само собой разумеющееся. <…> Положения эти в том, что есть Бог, начало всего; что в человеке есть частица этого божественного начала, которую он может уменьшить или увеличить в себе своей жизнью; что для увеличения этого начала человек должен подавлять свои страсти и увеличивать в себе любовь; и что практическое средство достижения этого состоит в том, чтобы поступать с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобою. Все эти положения общи и браманизму, и еврейству, и конфуцианству, и таосизму, и буддизму, и христианству, и магометанству». Присваивая, отнимая, обижая, ненавидя, причиняя вред, решая свои проблемы за счет других, мы неминуемо сеем зло; отдавая, прощая, любя, принося пользу людям, мы взращиваем в мире Добро.