Эмма
Прекрасное утро. Новый день.
Вчерашний вечер прошел на ура.
Уже сам факт, что Фрэнк пригласил ее выпить, означал, что регламент полетел к черту (неписаный регламент, который он явно установил для себя).
Видел бы он себя со стороны, когда она предложила пойти в хипстерский бар у себя в комплексе! Джейсон, бармен, предложил Фрэнку красный эль, и Эмма поняла, что Фрэнк никогда еще не опускался до экспериментов с модным крафтовым пивом. Она решила, что после первого стакана он пойдет на попятную и закажет «Гиннесс».
Но нет. События развивались совершенно иначе, чем она ожидала.
В час ночи ей пришлось вызвать такси, чтобы отправить Фрэнка домой. Они пьянствовали шесть часов подряд. Точнее, Фрэнк пьянствовал. Эмма около одиннадцати перешла на воду, помня, что завтра придется появиться на работе, несмотря на воскресенье. Она посоветовала Фрэнку последовать своему примеру, но тот предложил повысить градус.
Повысить градус!
Джейсон помог ей загрузить Фрэнка в такси. По дороге к машине Фрэнк распевал «Цепь» Флитвуд-Мак, аккомпанируя себе на губах. Они продолжали наслаждаться концертом через опущенное стекло машины, пока водитель выезжал с парковки.
Теперь Эмма ехала за ним, чтобы отвезти на работу. Несмотря на ранний час, голова была свежая, и она чувствовала себя отдохнувшей и довольной жизнью. Она вставила диск с песнями Флитвуд-Мак в проигрыватель, чтобы приободрить старшего товарища, и прибавила громкость, так что музыка заглушила гудение кондиционера.
В девять утра позвонила Элисон Дэли и сразу начала извиняться за воскресный звонок. Эмма успокоила ее — следователям не положены выходные, пока идет расследование дела (хотя она планировала на сегодня короткий день, а Фрэнк вообще вряд ли что-то планировал).
Сейчас Эмма подберет Фрэнка, и они вдвоем заедут к Дэли.
Фрэнк жил в одном из больших комплексов муниципального жилья, построенных в шестидесятые, ныне облагороженном. Вокруг дороги теснились трехэтажные дома, стоявшие уступами, с одним парковочным местом у каждого, за ними, в середине, виднелись общие зеленые зоны с детскими площадками.
Эти дома не рассчитывались на теперешнюю автомобилизацию, что в выходной день особенно бросалось в глаза: вдоль тротуара сплошь стояли машины. Мало кому теперь хватало одной парковки.
Исключение составлял Фрэнк, приехавший домой на такси. Его машина осталась стоять на улице у квартиры Эммы.
Он сел рядом, испытующе взглянув на нее, и завозился с кнопками регулировки сиденья; наконец, оно отъехало назад, и он вытянул ноги.
— Давно проснулась? — спросил он, пока она осторожно лавировала между припаркованными по обеим сторонам дороги автомобилями.
— Незадолго до звонка Элисон.
— У тебя свежий вид, несмотря на вчерашнее веселье.
Эмма глянула в зеркало заднего вида, проверить, не размазалась ли губная помада, и потерла подбородок.
— Просто приняла душ и побрилась, Фрэнк, — съязвила она. — Тебе бы тоже не помешало.
— Я еле-еле голову оторвал от подушки. Что это за дрянь мы вчера пили?
— Самбуку.
— Что?
— Ликер с лакрицей. Ты сам предложил. Выпил две стопки. А потом еще две моих.
— Боже. Можешь сделать чуть тише? Голова до сих пор гудит.
— Думала, ты любишь Флитвуд-Мак.
Фрэнк поглядел в окно.
— Разве я тебе говорил? Не помню.
— Ты много чего говорил вчера. Но насчет любви к Флитвудам я сама догадалась, по твоему репертуару.
Он хмыкнул, немного смущенно.
— «Обвал».
— Не поняла?
— Под эту песню мы с Моной танцевали на свадьбе. Стиви Никс.
Эмма грустно улыбнулась. Он вчера много рассказывал о Моне, но этот момент не упомянул. Фрэнк до сих пор был влюблен в свою жену.
Тем не менее он все же не забыл и Амиру Лунд из криминалистики.
Эмма знала ее только в лицо, она казалась ей симпатичной. Может быть, Фрэнк начнет все сначала. Как знать?
— Как думаешь, зачем мы ей понадобились? — спросила Эмма. — Элисон.
— Чистосердечное признание, будем надеяться. Она убила Оливию Коллинз. Дело закрыто.
Обходительная деловая женщина. От такой всего можно ожидать.
Эмма промолчала.
*
Она медленно ехала по дороге в Пустую Долину, борясь с искушением вдавить педаль в пол и напугать Фрэнка до смерти, в его всегдашней манере. Останавливало опасение, что он заблюет ей всю машину.
В Долине, залитой лучами утреннего солнца, царили мир и покой. Элисон Дэли сервировала кофе со свежими булочками. Холли тоже присутствовала, одетая в розовый домашний комбинезон. Сегодня она выглядит иначе, подумала Эмма. Более смиренной.
— Спасибо вам большое, что приехали, — сказала Элисон. Она не переставая потирала руки. — Очень мило с вашей стороны. Вот, пожалуйста, кофе. Хотите пончик? Или булочку с шоколадом?
Эмма не стала отказываться от кофе. Фрэнк помялся, но потом тоже согласился — на черный и покрепче.
— Это совершенно лишнее, — сказала Эмма. — Вы не обязаны нас угощать. С нашей стороны нет никакого одолжения, мы просто выполняем свою работу.
— Тем не менее большое спасибо, — сказал Фрэнк. — Моя коллега просто хочет вас поблагодарить.
— Конечно, — сказала Эмма. — Именно так.
Сколько можно постоянно ее поправлять? Нужно, наконец, сказать ему об этом.
Элисон посмотрела на них обоих и налила кофе.
— Э… ну да. Конечно. В общем, мне нужно вам кое-что рассказать.
— Пожалуйста, — сказала Эмма.
— Я не рассказала вам всю правду.
— Так.
— Это насчет Оливии Коллинз.
Эмма кивнула. Это и так понятно.
— Ты не присядешь с нами, Холли? — спросил Фрэнк.
Холли выглядела воинственно. Мать бросила на нее умоляющий взгляд.
— Ладно, — сказала она и взяла себе четвертый стул.
— Итак, — сказала Эмма. — Что произошло с Оливией?
Элисон глубоко вздохнула.
— Видите ли, я не уверена, что можно расценивать это как шантаж. С другой стороны, я совершенно уверена, что Оливия понятия не имела, как она выглядит в глазах окружающих. Она всегда быстро делала выводы обо всех остальных, но сама совершенно не видела себя со стороны. В общем, да, Оливия действительно нарывалась на грубость, приходя в магазин. Все ходила и ходила. Сначала купит какую-нибудь дешевую мелочь, а потом начинает плести, что вот это платье или блузка прекрасно бы сочетались с ее гардеробом, но ей, увы, не по карману. Вела себя совершенно беспардонно. Никогда не говорила ничего прямо, никогда не намекала на ответные одолжения. Но совершенно четко давала понять, что либо я продолжаю ее бесплатно одевать, либо… она выдаст наш секрет.
— И в чем же ваш секрет? — спросил Фрэнк.
Элисон скривилась, как от боли.
— Я не хожу в школу, — вступила Холли. — В смысле я учусь дома, но я не хожу в школу.
— Ну, хорошо. — Фрэнк повернулся к Эмме, которая слегка пожала плечами.
— Тебе семнадцать, Холли, — сказала она. — Ничего незаконного в этом нет.
— Я не могу ходить в школу. Последний раз, но еле того как я записалась, он нас выследил. Мы переехали сюда, подальше от Галвея, и он все равно нас нашел. Мое настоящее имя не Холли. А она не Элисон. И фамилия у нас не Дэли.
Теперь Фрэнк и Эмма слушали очень внимательно.
— Вы скрываетесь? — спросил Фрэнк.
Элисон кивнула.
— От мужа? — спросила Эмма.
— Да. Он… он, он давал волю рукам. Много лет. А я терпела. Мне казалось, что Холли в безопасности, но…
— Я пошла вразнос, — сказала Холли. — Пила, курила. Я же видела, что он с ней делает, и меня это достало. Тусовалась с парнями. И я… — Она глубоко вздохнула. Следующий вздох прозвучал как всхлип.
Элисон обняла дочь за плечи и прижала к себе.
— Она забеременела. Он ничего не знал, почти до конца седьмого месяца. Я пыталась тайком от него сэкономить деньги, он все у меня забирал. Мне дали стипендию в Лондонском колледже дизайна еще до того, как мы познакомились. Я работала дизайнером одежды в одной крупной фирме. Но все равно нужно было несколько месяцев экономить, чтобы набрать достаточно денег нам на побег. Понимаете, у меня нет близких родственников. Довериться некому. Я шла на невероятные ухищрения. Покупала дешевый хлеб и вкладывала в упаковку от дорогого, покупала самую дешевую туалетную бумагу, распаковывала и сжигала упаковку.
— Мы сталкивались с такими ситуациями, — мягко заметил Фрэнк.
— Да. Наверняка. В итоге оказалось, что все это зря. Мы не успели уехать, он заметил, что она беременна. И ничего не сказал. Выжидал момент. А потом как-то вечером пришел домой с цветами и бутылкой вина — дескать, давай праздновать. Я спрашиваю: «Что будем праздновать?», а он сидит, совершенно спокойный, и говорит: «Ну, мы же теперь дедушка и бабушка». Он позвал Холли, чтобы она спустилась из своей комнаты, и тут-то я поняла. Я…
— Не торопитесь, — сказала Эмма. У нее кружилась голова, подступила тошнота.
— Я крикнула Холли, чтобы она бежала. Но он ударил меня по голове винной бутылкой. Я упала на пол и не могла встать, а она не хотела меня бросать. Это я во всем виновата — вот что он сказал. Не уследила.
Элисон посмотрела на дочь.
— Тебе надо было бежать, — сказала Элисон. Она с нежностью коснулась щеки Холли. Глаза Холли уже высохли, но выглядела она совершенно подавленной.
Элисон повернулась обратно к ним.
— Холли закричала, чтобы он оставил меня в покое. Она ругалась, кричала, потом набросилась на него. Впервые он избивал меня у нее на глазах. Он ударил ее по лицу. А потом, когда она упала, пнул ногой в живот.
Эмма закрыла глаза. Стены комнаты начинали вращаться. Она стиснула руками столешницу, так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Слишком яркие подробности. И слишком знакомые.
Это не имеет к ней прямого отношения. Это произошло с кем-то другим. Соберись, соберись!
Фрэнк тем временем продолжал говорить.
— …ужасно. Я понимаю, почему вам пришлось бежать. Иногда ничего другого не остается. Я знаю, мне не положено такое говорить, я должен сказать, что система правосудия с ним разберется, но, к сожалению, в реальности…
— Да, в этом все и дело, правда? — перебила его Холли. Эмма открыла глаза.
Лицо Холли горело таким гневом, словно она собиралась кого-то убить.
— Он избил маму до полусмерти. Он убил моего ребенка. И дело тут вовсе не в том, что ваше мудацкое ведомство не могло ничего сделать. Никто не стал ничего делать. Ну да, его выгнали с работы. Но он все равно остался среди своих, а? В системе. Под защитой. Его так и не посадили в тюрьму, дали условный срок. Вот и все наказание. Конечно, ведь, чтобы ни случилось, нельзя же сажать копа в тюрьму, верно?
— Холли, — сказала побелевшая Элисон.
— Он полицейский? — сказал Фрэнк.
— Да, мать вашу, полицейский, — процедила Холли. — А теперь это мы должны скрываться. Мама, которая могла бы уже выйти на международный уровень, не может открыть больше парочки маленьких магазинов, из страха, что он нас выследит. Я не могу ходить в школу. А он живет себе и в ус не дует. Все вы ублюдки, все до единого.
Она спрыгнула с табурета и выбежала из комнаты.
— Простите меня, — сказала Элисон. — Пожалуйста, подождите пять минут. Она именно поэтому не хотела, чтобы я с вами разговаривала. Только…
— Конечно, — сказал Фрэнк.
Услышав ее шаги наверху, вслед за злым топотом дочери, он повернулся к Эмме.
— Как самочувствие? — спросил он. — Ты что-то бледная.
Эмма кивнула. Самочувствие у нее действительно было скверное. Она покрылась испариной, сильно билось сердце.
— Жесть, да? — сказал Фрэнк. — Даже трудно поверить. В смысле, я видел достаточно домашнего насилия за свою службу, чтобы поверить им, но один из наших? Животное.
Эмма безмолвно кивнула.
Шрам на щеке жутко чесался. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не начать раздирать его ногтями. Так всегда бывало, когда она о нем вспоминала.
Ей еще повезло. Очень и очень повезло.
Элисон вернулась через пару минут.
— Прошу прощения, — снова сказала она. — Она не хочет спускаться. Ее сильно травмировало все это, весь этот период. Мы тогда уехали, но потом заболела я. Нервный срыв. На нее очень много всего свалилось.
— Я понимаю, — сказала Эмма. — Вам нужно на время оградить эту девушку от всего. Да, Элисон. Это очень важно.
Элисон с любопытством взглянула на Эмму и кивнула.
— Я знаю.
— Итак, вы рассказали все это Оливии Коллинз, а она стала вас шантажировать? — спросил Фрэнк.
— Нет. В этом и беда. Я рассказала ей не все. Наверное, я ошиблась. Я начала рассказывать ей нашу историю, но мне показалось, что она, как бы сказать, проявила чрезмерное любопытство к моей жизни. Я, естественно, осторожна с людьми, по понятным причинам. Вот я и перестала с ней откровенничать. И этим, видимо, окончательно вывела ее из себя.
— И все же, — сказал Фрэнк, покачав головой.
— Да, конечно. Вчера вечером я поговорила с Лили и потом решила рассказать все вам. Похоже, Оливия здесь много кому насолила, но, думаю, мы тоже относились к ней не слишком по-доброму. Я ее не убивала. Но есть еще кое-что, о чем я хочу рассказать.
Элисон глубоко вздохнула.
— Холли пошла к Оливии и высказала ей все, что о ней думает. А Оливия сказала, что позвонит в полицию, если такое еще раз повторится. Подло такое говорить, и Оливия сама это поняла. После этого она пришла ко мне в магазин и рассказала мне, что произошло. У нас произошел… разговор.
— Понятно, — сказал Фрэнк. — Это все?
Элисон покачала головой.
— Вы подготовились, на случай если он вдруг появится? — спросила Эмма.
Элисон моргнула. Она пристально посмотрела на Эмму, и между ними проскочила какая-то искра. И опустила глаза.
— У нас сигнализация, внутри дома и снаружи. Естественно, ему еще надо пройти за ворота, но мы на них не надеемся, поэтому постоянно все запираем, и днем и ночью. Мы обе ходили на курсы самообороны.
— Вы уже, наверное, и сами все это знаете, — сказала Эмма. — Избавьтесь от всего, что он может использовать против вас. Ножи, оружие. Заготовьте что-нибудь в удобном месте, откуда можно быстро достать в случае чего. Например, перцовый аэрозоль или что-то еще. Я бы так посоветовала, если бы не работала в полиции, конечно. Хотите сообщить мне его имя, чтобы я навела о нем справки?
— Я… — Элисон, видимо, не находила слов.
— Вы подумайте пока, — сказала Эмма. — Не бойтесь обратиться за помощью. Помните: изоляция увеличивает опасность.
Элисон кивнула.
Они допили кофе и вышли, пообещав поддерживать связь.
На улице Фрэнк повернулся к Эмме.
— А ты, оказывается, хорошо разбираешься в таких делах, — сказал он.
— А разве мне не положено? — сказала Эмма. — Я женщина-детектив, Фрэнк. Каждая вторая женщина, убитая в Ирландии, — жертва своего сожителя.
— Я знаю статистику. Просто ты… ну я даже не знаю.
Эмма промолчала.
— Да еще и перцовый аэрозоль, — продолжал он. — Совершенно незаконный перцовый аэрозоль.
Она покачала головой.
— Длинная история. Давай потом как-нибудь, хорошо?
Фрэнк кивнул.
— Конечно.
Она зашагала вперед по дорожке.
— Эмма, — сказал он.
Она вздохнула.
— Да?
— Просто хотел тебе сказать, раз уж ты теперь в курсе моей тайной страсти к Флитвуд-Мак, я всегда готов выслушать твою исповедь, если захочешь.
Она улыбнулась.
— Буду иметь в виду. Подожди-ка, Фрэнк. Холли?
Холли выбежала из дома и направилась в их сторону.
Подбежав к ним вплотную, она заговорила.
— Мама не убивала Оливию, — сказала она.
— Ладно, — сказал Фрэнк.
— Я тоже ее не убивала. Я знаю, мама вам рассказала, что я к ней ходила, но на самом деле все хуже. Я угрожала Оливии. Сказала, что убью ее, если она не отстанет от мамы. Но я же не всерьез, это одни слова. Я такого никогда не сделаю, просто не смогу.
У девушки начиналась истерика.
Эмма взяла ее за плечи.
— Холли, не волнуйся. Успокойся. Никто вас ни в чем не обвиняет.
Холли кивнула.
— Я знаю, вы думаете, что ее кто-то убил. Просто хотела сказать, мне кажется, вам стоит еще раз побеседовать с Джорджем Ричмондом.
Фрэнк посмотрел на Эмму.
— Это почему, Холли? — спросил он.
— У них была большая ссора. Я слышала, как он орал на нее. Мама считает, что это бред, но Джордж так орал, словно действительно собирался убить Оливию. Примерно в те дни, когда вы говорили. Не думаю, что точно в тот день, но где-то близко. В конце февраля или начале марта.
— А о чем он с ней ругался? — спросил Фрэнк.
Холли покачала головой.
— Я не знаю. Но с ним что-то не так. Он… я видела, как он на меня смотрит. Мне не нравится его взгляд.
— Холли, — сказала Эмма. — Это важно. Где это произошло? Где находился Джордж, когда он кричал на Оливию?
Холли пожала плечами.
— Не знаю точно. Может быть, у нее на крыльце или на участке. Я не выглядывала на улицу, но хорошо их слышала.
— Ну ладно, — сказала Эмма. — Мы с ним поговорим. Возвращайся к маме.
Холли кивнула.
Когда она ушла, Эмма повернулась к Фрэнку.
— Как твое похмелье — выдержишь еще один разговор, или требуется лечение?
— Чувствую себя прекрасно, — сказал Фрэнк. — Но для начала нужно кое-кому позвонить.
