Холли и Элисон
№3

— Ну что, ушла она? Твоя новая подружка.

Холли спустилась со второго этажа и нашла мать все еще сидящей у барной стойки, где та рассеянно грызла соломку, глядя в пространство.

Она слышала звук закрываемой входной двери и не смогла справиться с искушением спуститься и разузнать, зачем приходила Лили. Насколько она знала, только Вулф и Лили-Мэй бывали у Дэли в доме, их родители никогда здесь не появлялись.

Но главное, Холли хотелось выяснить, о чем мать успела проболтаться. Последнее время Элисон вела себя несколько странно.

— Эй, — ответила Элисон. — Иди сюда, посиди со мной.

Холли неохотно присела на табурет.

— И сколько ты уже выпила? — спросила она, глядя на бокал вина.

— Это только второй!

Холли пожала плечами:

— По-моему, мама, тебе полезно иногда как следует выпить и расслабиться.

— Очень щедро с твоей стороны.

— Ты знаешь, о чем я. Мне не нравится, что ты до сих пор не можешь отойти. После Оливии.

— Вот об этом я как раз и хотела с тобой поговорить.

— Неужели ты разговорилась и выложила все Лили? — ахнула Холли. — Ну как можно быть такой дурой, и уже второй раз?!

— Нет, Холли. Не выложила. Но с этим пора кончать: мы должны рассказать всем, что он с нами сделал.

Холли покачала головой.

— Нет, мама. Нельзя. Он нас найдет.

— Холли, — твердо сказала Элисон. Гораздо тверже, чем ожидала Холли. — А ты уверена, что не хочешь огласки, потому что его боишься? Может, ты просто не хочешь говорить об этом вслух? Может быть, ты просто не хочешь говорить о Розе?

Холли вздрогнула.

Роза. Красивое имя для красивой маленькой девочки.

Ее отец ни разу ее и пальцем не тронул. Она его принцесса, вот что он всегда говорил. И, когда Холли видела у матери синяки или слышала возню и крики, она понимала, что ей нужно быть хорошей девочкой и ни в коем случае не расстраивать папу.

Она взрослела, и ей становилось все труднее и труднее. В десять лет она уже говорила вслух, что он ей отвратителен. Только в подушку, но это тоже считается. В двенадцать она покуривала за трибунами на футбольном поле. В тринадцать выпила первую банку сидра.

Она пыталась заговаривать с матерью об отце, но Элисон каждый раз успокаивала ее, обнимала и отвечала, что это не ее крест и не ей его нести. Элисон казалось, что она защищает Холли, а Холли думала только о том, чтобы защитить мать. В тринадцать лет и восемь месяцев, пьяная после четырех банок пива, она переспала с Кевином Робинсоном. Он был на год старше, но ни один из них толком ничего не соображал в этих делах. Он спросил, можно ли ему попробовать, а ее слишком развезло, чтобы догадаться отказать, и вот уже у нее трусики ниже колен, и он что-то пихает в нее. На следующий день она уже и не помнила, что это было и было ли что-то вообще.

У нее только год как начались месячные.

Мать сразу все поняла. Она сказала врачам и социальным работникам, что в семье неблагополучная ситуация и они не могут сообщить отцу Холли о беременности. Для нее организовали специальную группу поддержки. Холли в упор отказалась рассказывать, кто отец ребенка. Она настаивала, что все произошло по взаимному согласию, но она не хочет его втягивать. Если узнают его родители, они не смогут сохранить все в секрете.

Когда отец наконец узнал о беременности — что он сказал? Что она такая же шлюха, как ее мать. Холли помнила, как он презрительно, с отвращением цедил слова. Она все время носила мешковатые свитера и платья, а живот был совсем маленький. Он ничего не замечал. Но в этот день она что-то делала, повернулась, или откинулась, или подвинулась, и он все же догадался. Он увидел, что она беременна.

И он прервал эту беременность, жестоко избив ее. Двадцать семь недель. Так близко.

Холли все же родила. Родила мертвого ребенка. Сестры дали ее Элисон, и та подержала на руках малюсенькую девочку. Подержала, казалось, всего несколько секунд, хотя прошли часы. А потом Холли, еще сама ребенок, отдала им свою новорожденную дочь, не сделавшую ни одного вздоха, и ее положили в коробку и похоронили. Навечно.

В такие моменты Холли переполняла кристально чистая ненависть к отцу. Она бы его убила. Как он убивал ее мать, ее саму и Розу, забила бы его насмерть, пока он не превратился бы в кровавую кашу.

Но она не могла ничего сделать, потому что им пришлось бежать.

Может быть, мать права. Может быть, настало время перестать прятаться и начать говорить.

Холли понимала, что сжигающая ее изнутри ярость до добра не доведет. От этой ярости у нее порой мутится в голове. Ярость находит выход в поступках.