Эмма

Эмма любила свою квартиру.

Еще в тот самый день, когда они с Грэмом пришли ее смотреть, она решила для себя, что если они разойдутся, то квартира останется за ней.

Вот и напророчила.

Грэм устроил скандал, когда она его послала. Ведь это он первый узнал об этой квартире с видом на гавань, когда ее еще не выставили на продажу. Он зарабатывал больше, чем она, и мог легко выкупить ее долю ипотеки.

Но у нее были аргументы посильнее: во-первых, это ее родители одолжили им денег на первый взнос при покупке, а во-вторых, это она застала его в постели с другой.

Эмме не очень хотелось вовлекать своих родственников, но она знала, что Грэм панически боится ее отца. А ее папа очень-очень не любил, когда обижают его дочь.

— Тебе придется поговорить с моим отцом, договориться, как отдать ему деньги, — сказала она тогда. — Не забудь рассказать, почему мы расстаемся.

Этого оказалось вполне достаточно.

Грэм забрал остатки своего барахла в конце той же недели. Вызванные ею грузчики вынесли матрас, пока он тщательно складывал свои трусы (от этого она и раньше была не в восторге), причитая о том, что придется менять имена на счетах.

Оно того стоило, подумала Эмма, намазывая тост маслом, глядя на покачивающиеся в гавани яхты и отблески первых солнечных лучей просыпающегося дня на воде.

Может быть, когда-нибудь найдется кто-то, от кого ей захочется родить детей и сменить шестой этаж и лифт, в который не влезет ни одна коляска, на лужайку и садик. Когда-нибудь. Но не сейчас.

Дожевывая тост, Эмма придвинула поближе к окну зеркало и косметичку. Она предпочитала готовиться к выходу на улицу при ярком свете.

Если при таком освещении шрам незаметен, при любом другом его уж точно не разглядят.

Грэм допустил чудовищную гнусность, попытавшись оправдать свои похождения тем, что после нападения она полностью ушла в себя. Самый отвратительный и жестокий перевод стрелок на жертву. Хорошо, что это вылезло наружу, пока не стало слишком поздно, пока они не успели пожениться и связать себя узами, разорвать которые уже сложнее.

Эмма действительно получила психологическую травму. У нее ушли месяцы на то, чтобы пережить случившееся, она и до сих пор еще не вполне восстановилась.

Тогда ей казалось, что она умрет. Да, действительно, она была сама не своя.

Однако это не оправдывало измену Грэма.

Глядя в зеркало, она провела пальцем вдоль серповидного шрама, который начинался на щеке и тянулся вниз на шею.

Порывшись в косметичке, она извлекла крем-основу. Начнем с нее, потом маскирующий крем, потом тональный крем, затем слой пудры.

Было восемь утра. Фрэнк собирался заехать за ней в девять.

Времени только-только.

Эмма ничего не могла с собой поделать. Когда Фрэнк сидел за рулем, она постоянно держалась одной рукой за ручку на двери, а второй упиралась в переднюю панель. Нога рефлекторно искала несуществующую педаль тормоза. Он, видимо, ничего не замечал, полностью сосредоточившись на вождении. Водил он так, будто и он сам, и все его пассажиры бессмертны. Фрэнк многократно объяснял ей, что да, ездит он быстро, но очень аккуратно. Он проходил курсы для продвинутых водителей. Она пыталась возражать, что есть еще и другие участники движения, от которых неизвестно чего можно ожидать, и что у нее нет никакого желания проверять эффективность его маневров, если попадется кто-то не столь аккуратный, однако он пропускал эти возражения мимо ушей.

Даже в салоне его «опеля-вектра», когда они неслись по загородному шоссе, было шумно. Снаружи он, наверное, ревел как самолет.

В ходе этой самоубийственной гонки он рассказал ей о вчерашнем неофициальном патологоанатомическом отчете Амиры Лунд. Пока оставалось неясным, какое значение новая информация имеет для их дела.

Утром они ненадолго заехали в участок и доложились начальнице, которая разрешила им продолжать опрос жителей Долины, пока остальные раскапывают подробности жизни Оливии Коллинз, и решила пока не открывать официальное дело об убийстве.

— Надо не забыть изобразить удивление и благодарность, когда Бог даст свое официальное заключение, — сказала Эмма, вжимая в пол невидимую педаль тормоза, когда Фрэнк заложил очередной безумный вираж.

Фрэнк искоса удивленно взглянул на нее.

— А ты быстро схватываешь, — сказал он. — Откуда ты знаешь, что мы прозвали его Богом?

— Ни ты, ни Амира Лунд не особенно религиозны, но то и дело поминаете Бога, когда доктор Хендрикс дежурный патологоанатом. Не нужно быть гением.

— А ты знаешь, как его имя?

— Нет.

— Годфри. Отлично, правда?

— Смотри на дорогу! — вскрикнула она. Он так далеко заехал на встречную полосу, что они чуть не оказались в кювете.

Он рассмеялся.

— Здесь все равно никто не ездит.

— Есть что-нибудь новое по анализам ДНК? — спросила она, переводя дух.

— Нет, в доме целая куча следов. Вчера патрульные просили соседей добровольно сдать образцы, чтобы можно было их исключить. Вроде никто не отказывается. Пока.

— Сегодня утром поговорим с этим Роном, — сказала Эмма.

— Ага. Посмотрим, оправдаются ли подозрения Мэтта Хеннесси. Может быть, это с Роном Оливия крутила любовь.

— Хм-м, — сказала Эмма.

— Ты что хмыкаешь?

— Интересно ты выражаешься. Что она с ним крутила любовь. А не он с ней.

— Я очень современный мужчина, — сказал Фрэнк.

Эмма повернула голову, чтобы он увидел ее ироническую улыбку.

Они пронеслись по дороге севернее Уиклоу, приближаясь к деревне Марвуд. Симпатичное местечко, эта деревня. На скорости Эмма едва успела что-то разглядеть. Домики из красного кирпича с нарядными фасадами, старинного вида мясные и продуктовые лавки, пабы и уютные кафе. На окраине им попался большой универсальный магазин, который пока еще не успел разорить местные лавочки.

— Действительно, странно, — сказала Эмма. — Я почитала вчера про Пустую Долину. Ты в курсе, что домик Оливии уже стоял там, когда застройщик строил другие дома? Поэтому он такой маленький, по сравнению с остальными. Удивительно, что он оставил старое название. Пустая Долина… не особенно привлекательное, правда? Видимо, с ним связана какая-то история. Оливии, наверное, было не по себе, когда вокруг ее скромного домишки строили эти дворцы. Никакого тебе больше личного пространства и уединения.

Они переехали через мост и свернули на узкую дорогу, которая вела в Долину.

— Сложно сказать, — ответил Фрэнк. — Под старость начинает не хватать общения. Всегда считал идиотизмом переезжать за город, после того как выросли дети. Людям кажется, что они будут наслаждаться покоем, но на самом деле приходит время, и хочется, чтобы вокруг стоял шум и гам. Даже если живешь один, пусть хотя бы вокруг кипит какая-то жизнь. А потом, нужно быть поближе к цивилизации — больницам и прочему.

Эмма ничего не ответила. Ее родители продали дом в городе и переехали за город, в совершенно изолированное место. Вроде бы пока не жаловались. Но первое время после переезда им там совершенно точно не нравилось.

— Может быть, Оливии как раз понравилось, что вокруг появились люди, — продолжал Фрэнк. — Может быть, даже слишком. Ты же слышала, что вчера сказал Мэтт Хеннесси. В этом есть смысл. Кажется, что раз место изолированное, все должны друг друга знать, но Хеннесси переехали совсем не для этого. Не затем, чтобы интересоваться жизнью соседей. Вполне возможно, что Оливия действовала им на нервы.

Рон Райан выглядел как карикатура на бабника. Густой оранжевый загар, сверкающие белые зубы, напомаженные черные волосы и рубашка, расстегнутая на лишнюю пуговицу.

Впрочем, он не показался Эмме сальным, скорее забавным. Он нервничал, отпускал шуточки и размашисто жестикулировал. Не очень понимая, почему именно, она почувствовала, что за этим тщательно поддерживаемым образом скрывался вполне симпатичный человек. Или, скажем так, более симпатичный.

Но по выражению лица Фрэнка она видела, что тот пока не может его раскусить.

К тому же он курил, как висельник. Одну сигарету за другой, стряхивая пепел в очаг в садике, куда он провел их для разговора. Она обратила внимание, что к задней двери в дом вела дорожка для кресла-каталки. Они знали, что он живет один, может быть, до него здесь жил кто-то другой?

— Ну вот, э… я кое-что хочу вам рассказать, — говорил он. — Я как следует обдумал и решил, что следует вам сообщить, может быть, пригодится в вашем расследовании. То есть вы так и так, наверное, узнаете, так что лучше я сам все расскажу. Извините, я сбиваюсь, немного нервничаю, понимаете ли. Думаю, я буду выглядеть не лучшим образом.

— Может быть, немного… — Фрэнк сделал движение пальцем, будто перематывает пленку, чтобы Рон переходил к делу.

— Ну да, конечно. Я… м-м-м… ну, то есть у нас с Оливией… у нас был секс тем вечером, когда она вроде как умерла.

— У вас был секс? — переспросил Фрэнк.

— Гм. Да.

— У нее в гостиной?

— Э-э — а это что, важно?

— Она умерла в гостиной, сидя в кресле.

Рон сглотнул.

— Блин. Да, там. Там это и произошло.

— Это случалось часто? — спросил Фрэнк. — У вас были отношения?

— Не сказал бы, что отношения, нет. Мы просто… — Он нервно рассмеялся. — Слыхали такое выражение «легкий дружеский секс»? — У Фрэнка покраснели щеки. Эмма ухмыльнулась. Современный. Ха!

— Слыхал, да, — сказал Фрэнк. — Значит, вы и Оливия, у вас…

— Да.

— И все эти три месяца вам ни разу не захотелось с ней по-быстрому?

— Простите?

— Вы ни разу к ней не заходили?

— А. Понимаю, о чем вы. Но я все сейчас объясню.

— Объясняйте, — сказал Фрэнк, подняв руки. — Мы все внимание.

Рон переводил взгляд с одного из них на другого. Он явно не находил себе места.

— Тот вечер, когда я зашел к ней… Так вот, я приходил сказать, что между нами все кончено. Мне не хотелось серьезных отношений, а она… ей хотелось чего-то основательного. В итоге у нас был секс. Напоследок, что ли.

Эмма прокашлялась.

— Вы пришли к ней, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, а потом у вас был секс, — повторила она. — Несколько странный поворот событий. У вас проблемы с сексом, мистер Райан?

— А то. Слишком его много. — Он подмигнул.

Эмма продолжала смотреть на него без выражения.

Рон беспокойно заерзал в кресле.

— Извините. Вечно ляпну, не подумавши.

— Хм-м, — выразила согласие Эмма. — Вы ей сказали о разрыве отношений после секса? Или вы сначала сказали ей, но она все же не отказалась… перепихнуться на прощанье?

Загар Рона приобрел кирпичный оттенок.

— Я сказал ей… после.

Эмма вскинула брови.

— Понимаю, я вел себя как скотина, — сказал Рон.

— Мы здесь не для того, чтобы давать моральную оценку вашим поступкам, — перебил Фрэнк. — Тем не менее не могли бы рассказать, почему вы решили порвать с Оливией? Чтобы помочь нам разобраться, как было дело.

Рон кивнул.

— Хорошо. Дело в том, что это не на пустом месте. Оливия и сама хороша. Понимаете, она сделала эти фотографии.

— Что за фотографии?

— Она меня фотографировала. Она сфотографировала меня в этом новом ресторане в городе, знаете, который недавно открылся, там еще знаменитый шеф-повар? Я пришел туда на открытие, с одной девушкой из офиса. Угостил ее шампанским, обычное дело. Оливия сфотографировала меня с ней через окно. И еще много таких же фотографий.

— Значит, она фотографировала вас с другими женщинами? — сказал Фрэнк.

— Нет. То есть ну да. Но суть не в этом. Она снимала и меня одного. Например, снимала меня в моей машине.

Фрэнк и Эмма переглянулись.

— Не понимаю, — сказала Эмма. — Вы что, боялись, что она вас преследует, или что-то в этом роде?

— Ну, конечно же, она преследовала. В смысле, а как это еще назвать? Но эти фотографии, она их делала для того, чтобы показать, что я при деньгах. Что я трачу деньги.

— А что здесь такого?

Рон нервно закашлялся.

— Как я уже говорил, я понимаю, что выгляжу полным говном. Но, думаю, лучше рассказать вам все как есть.

— Прошу вас, мистер Райан. — В голосе Фрэнка звучало «я терпелив, но всему есть предел».

— Оливия послала эти фотографии двум моим бывшим. Я понял, что это она, потому что парочка фото была сделана у меня дома. У меня практически никто не бывает, но она несколько раз заходила в дом. Видимо, фотографировала на телефон. Сфотографировала меня рядом с эспрессо-машиной на кухне, перед большим телевизором в гостиной. Такого рода вещи. Она отправила их моим бывшим, потому что я некоторое время не плачу алименты.

— Вот как. — Фрэнк провел пальцем по губам. — То есть вы не хотели, чтобы ваши бывшие знали о том, что вы богаты?

— Да я не особенно-то богатый… — начал Рон, но сразу оборвал себя. — Дело в том, что у меня определенный стиль жизни и… другие расходы.

Я оплачиваю уход за своим братом. Он… Неважно. Знаете, я вовсе не собирался заводить детей. Никогда не хотел детей. После того, что случилось с моим братом. Но эти девицы… — он замолчал.

— Девицы? — сказала Эмма. — Дети? Сколько же их всего?

— Всего двое. Две бывшие, двое детей.

— Зачем же Оливия создавала вам проблемы? — спросил Фрэнк.

Рон пожал плечами. Он выглядел искренне растерянным. И, подумала Эмма, обиженным.

— В этом-то и дело. Ума не приложу. Я пытался с ней поговорить об этом, но она отказалась. У нее просто был такой дурацкий вид, будто это я ее предал. Я так разозлился, что сразу послал ее как можно дальше. Теперь вам понятно, наверное, почему я не очень беспокоился, что ее не видно последние месяцы.

— Да, — сказала Эмма. — Нам понятно. Смотрите, вы только что рассказали нам, что заходили к ней домой в вечер смерти; что у вас был секс, больше похожий на месть, чем на последний поцелуй; и что вы на нее жутко злились. Теперь вам понятно, что у нас могут возникнуть на этот счет определенные соображения?

Рон машинально поднес руку ко рту и принялся обгрызать ноготь.

— Постойте, ведь она же сама умерла, разве нет? Мне-то откуда было знать? Я, конечно, не заходил ее проведать, но это же не преступление. Я вам все по-честному рассказал. Какой мне смысл, если я что-то скрываю?

Фрэнк вздохнул.

— Дело в том, мистер Райан, что у нас есть основания подозревать, что у кого-то был умысел против мисс Коллинз. Обстоятельства ее смерти не совсем ясны, возможно, это не несчастный случай. Мы пока не раскрываем эту информацию публично, но, в свете того, что вы только что рассказали, вы становитесь важным свидетелем. На данный момент вы последний, кто видел ее живой.

Рон выпучил глаза и убрал руку ото рта.

— Поэтому предлагаю вам подробно рассказать о том, что произошло между вами и мисс Коллинз в тот вечер, — продолжал Фрэнк. — А потом наш сотрудник проедет с вами в участок, где вы дадите официальные свидетельские показания под протокол.

— Постойте. Не думаю, что я последний, кто видел ее живой.

Эмма подалась вперед.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как, в тот день я видел пару человек у ее дома, как минимум один заходил к ней в дом. Я поглядывал, на всякий случай, вдруг она снова придет выяснять со мной отношения.

— Кого именно вы видели? — спросил Фрэнк.

— Утром я видел, как Эд Миллер выходил из ее дома. И я видел Мэтта Хеннесси перед калиткой в ее сад. И это только те, кого я случайно видел. В смысле я не следил весь день за ее домом. А, да, и Элисон Дэли тоже к ней заходила, во второй половине дня.