Часть вторая
Копенгаген

Блестящий и современный аэропорт Копенгагена в общем мало чем отличался от любого другого аэропорта, какие я видела, не считая забавных надписей по-датски, с перечеркнутыми О и маленькими кружочками над А. Да, еще здесь была копия статуи Русалочки.

Когда все чемоданы были получены, я повела свою группу по зеленому коридору. Заметив человека с белой табличкой, которая гласила Группа Йем / Кейт Синклер, я готова была его расцеловать. Он стоял точно напротив нашего выхода, не пропустишь.

Я потрусила к нему, вдруг ощутив прилив бодрости и уверенности в себе. Встречающий представился (выяснилось, кстати, что его имя произносится Мэс, а сам он оказался вполне вменяемым) и повел нас на улицу, где уже ждал мини-автобус.

– Итак, вы в прекрасном городе Копенгагене, столице Дании, самой счастливой страны в мире. – Мэс усмехнулся. – В ближайшие несколько дней вам об этом будут твердить постоянно, но это и на самом деле так. У нас есть собственный Институт счастья. И вы много услышите о нашей системе социального обеспечения, наших налогах и нашем либерализме. Моя задача – постараться дать вам почувствовать вкус настоящей Дании, хотя бы немного, но у вас будет масса свободного времени, чтобы самим походить по улицам, осмотреться и все увидеть своими глазами. Завтра мы полюбуемся на город с воды, оттуда открываются самые лучшие виды. – Мэс с торжественным видом извлек откуда-то скрученный в рулон потрепанный лист, развернул и помахал как флагом. – А еще вам предстоит первое знакомство с настоящей датской выпечкой. Да, вы непременно должны попробовать наши знаменитые канельснегле. Ну а сегодня нас ждет обед, затем экскурсия по королевскому дворцу Амалиенборг. Ужин сегодня вечером будет в вашем отеле.

Каждую фразу он заканчивал торжествующим повышением интонации – что звучало мило и обаятельно.

Бенедикт уткнулся в свой телефон с безучастным видом. Меня так и подмывало лягнуть его тихонько, чтобы перестал так безобразно себя вести. Но Мэс (в котором мне виделось что-то общее с зайчиком Дюраселл) оставил этот вопиющий факт без внимания и стал рассказывать о том, что мы видели в окно.

– Канельснегле какие-то… А по-нашему это что? – спросила Аврил, морща нос.

– Коричная улитка, – звонко откликнулась Софи, изображая форму рукой. – Булочка с корицей. Настоящая датская сдоба. Не могу ее дождаться! Попытаюсь выпросить у них правильный рецепт для журнала.

Так вот что это такое. Я так и не удосужилась заранее почитать про них… как и про кафе «Варме» Евы Вильдер. Ларс включил кафе своей матушки в нашу обширную программу, обозначив его как регулярное место перекусов. Для бизнесмена такого уровня он был на удивление заботливым и очень трогательно относился к своей семье.

Фиона, как только мы вышли из самолета, сразу оживилась и непрерывно фотографировала буквально все, что видела. Девушка старалась ни с кем не встречаться взглядом, но так подпрыгивала на краешке своего кресла, что ее скрытое возбуждение передавалось мне. Сидящие рядом Софи и Дэвид с веселым интересом наблюдали, как Фиона поминутно радостно хватается за аппарат, и вполголоса что-то обсуждали, пытаясь включить в разговор и ее – однако она так ни разу и не ответила, будто не слышала. На заднем сиденье дружно хохотали Конрад и Аврил. Быстро они поладили! Дружба вспыхнула как лесной пожар. Вот только бы мне в нем не погореть.

Впрочем, я отметила, что Аврил, не отрываясь от разговора, успела запостить в Твиттере:

Кажется, дело идет и я могу расслабиться… Мы подъехали к отелю – и у меня с грохотом упала на пол челюсть. Перед нами было аб-со-лютно потрясающее здание, ничего общего с трехзвездочными уродцами из моих прежних поездок. Тут были пять звезд по полной программе, начиная от элегантных швейцаров в цилиндрах и ливреях из серой шерстяной ткани и металлических тележек для багажа и заканчивая величественной изысканностью просторного вестибюля.

– Вот это уже лучше, – заметил Конрад при виде такого великолепия, и от широкой улыбки по его лицу побежали морщинки, а усы довольно встопорщились.

Я постаралась притвориться, будто нисколько не удивлена, будто всё так и было задумано, но моя затея с треском провалилась. Потому что, когда Софи подтолкнула меня в бок и шепнула «Вау. Ничего себе», я, чуть не хихикая от смеси восторга и ужаса, так же шепотом ответила: «Ага. Я сама не ожидала».

Блин. Я реально такого не ожидала. Поселить семь человек в гостиницу такого уровня – да это же бешеные деньги. У меня даже желудок свело. Дело-то, оказывается, серьезное. А я за него взялась отвечать.

И вот я стояла там, и в ушах у меня звенело. Скоро ли все они поймут, что я – полный ноль во всех отношениях? Что я понятия не имею обо всем этом хюгге и верю в него не больше, чем в существование фей.

Аврил первой отдала свои чемоданы коридорным, после чего не моргнув глазом уселась на один из роскошных серых бархатных диванов, изящно скрестив свои длинные ноги – воплощенная элегантность. Дэвид был не настолько хладнокровен, если судить по тому, как он дергался и хихикал при виде всей этой роскоши. И, благослови его Бог, ему было плевать, что кто-то это заметит. Последовав примеру Аврил, Дэвид сел на стул с бледно-лимонной обивкой неподалеку от диванов, но все-таки не слишком близко. Этим он напомнил мне нашего старого пса Тостера, который укладывался ближе или дальше к газовому обогревателю в зависимости от настроения кошки Мод, чья железная лапа правила домом.

Фиона замедлила шаг и завертелась на месте, наклоняя набок голову и будто пытаясь уловить каждую мельчайшую деталь декора. Панели дорогих обоев на стенах стильного нежно-серого цвета, гармонирующего с белым деревянным бордюром вдоль пола и потолка. Изысканные цветы, тщательно подобранные по цвету. Розово-лиловые каллы в высокой вазе из простого стекла на каминной полке, дважды отраженные в зеркале с позолоченной рамой. Толстые, перевязанные лентой букеты пышных садовых лютиков редкостного теплого розового оттенка украшали столики, а искусно расставленные на стойке регистрации крохотные горшочки с белыми цикламенами прекрасно оттеняли темное красное дерево.

Я отправила Конни по ватсапу с дюжину кадров своего шикарного номера. Немного жестоко, учитывая, что в это время дня моя подруга по уши в работе со своими учениками. Но на самом деле я просто прибегла к тактике проволочек, всеми силами оттягивая момент, когда придется здесь до чего-то дотронуться. Постель с хрустящим белоснежным бельем и дизайнерскими аксессуарами оказалась такой огромной, что на ней можно было потеряться. Нерешительно и осторожно, как воришка, я обследовала ящики и заглянула в шкафы, где обнаружила набор для рукоделия и салфетку для чистки обуви. Потом, робко переместившись в ванную с туалетом, я свела знакомство с аристократическим ароматизатором «Шалфей и брызги моря». Разок я вдохнула этот богатый запах, и этого хватило, чтобы окончательно почувствовать себя не в своей тарелке.

Я прилегла на краешек кровати и немного попрыгала на мягком пружинящем матрасе, размышляя, что же дальше. Невозможно было избавиться от мысли, что я нагло заняла чье-то чужое место. Распаковывать вещи казалось дерзостью, повесить свои тряпки в этот гардероб – кощунством. Выбитая из колеи, я тяжко вздохнула и пожалела, что мне некому поплакаться, не к кому прислониться.

Моей матери нравится заботиться о людях. Не знаю, почему в голове всплыли эти слова Ларса. Вдруг мне стало тоскливо и ужасно захотелось нормальной жизни и уюта. Кафе с ароматным кофе и теплыми булочками – это то, что нужно, решила я.

Надев новенький, купленный в дорогу пуховик (судя по людям в аэропорту, это было как раз по погоде), я вышла на улицу, чувствуя себя невероятно смелой, хотя, судя по карте, кафе «Варме» располагалось от гостиницы буквально в двух шагах. Мне казалось, что я пускаюсь в опасное путешествие. Первый раз за границей самостоятельно, да еще живу в запредельно пафосном отеле. Я подняла лицо к небу и лучезарно улыбнулась сама себе. Мамочка была бы довольна. С внезапно защемившим сердцем я представила, каково было бы иметь возможность обо всем ей рассказать.

Мне потребовалось самое большее минут пять ходьбы по булыжным улицам, чтобы найти кафе «Варме», и еще не больше пяти секунд, чтобы влюбиться в него без оглядки. Милое, немного нелепое – я даже не могу сказать точно, что именно меня в нем так привлекло. Определенно, не особо модное и роскошное, не то что наш отель. Название «Варме» было написано медными металлическими буквами (высота двадцать сантиметров, шрифт «курьер», привычный и спокойный). Медь горела на солнце, словно языки пламени, лижущие покрытую серой краской деревянную доску. И это показалось мне полным смысла, ведь в переводе на английский «Варме» означает тепло.

Толстые каменные стены песочного цвета, которые больше смахивали на стены крепости, а между ними зажаты высокие, во всю стену, окна-витрины в таких же серых деревянных рамах. Крошечная лесенка, всего несколько ступеней, вела к застекленным дверям в кафе, а как только я их распахнула, навстречу вырвался аромат корицы и кофе, сразивший меня наповал. Сразу вспомнилось, что чашка довольно мерзкого кофе в самолете даже частично не покрыла потребность моего организма в этом напитке.

Миниатюрная, изящная женщина со светлыми волосами, забранными в хвостик, в черных джинсах и черном джемпере, протирала столы быстрыми экономными движениями. Подняв голову, она с улыбкой произнесла что-то вроде «Ку морэн» и, последний раз взмахнув полотенцем, повернулась ко мне.

– Извините, я ищу Еву Вильдер.

Мои практичные балетки слегка поскрипывали на паркете в елочку. Я сделала пару шагов к женщине, стараясь не глазеть слишком откровенно по сторонам. А поглазеть хотелось, так много тут было всякой всячины. Узкий и длинный зал, белые стены снизу доверху расписаны цветами – но не китч «под сельский стиль». Немного размытая роспись, напоминающая акварель, выглядела современно и изящно.

– А вы ее уже нашли. – В ее глазах светилось неподдельное удовольствие. – Вы, должно быть, Кейт. Ларс мне все уши про вас прожужжал.

Она отложила полотенце, взяла меня за плечи и стала рассматривать с таким радостным вниманием, что я немного струхнула – уж не приняла ли она меня за давно пропавшую родственницу.

– Как же я рада с вами познакомиться. Вот увидите, мы с вами обязательно подружимся. Добро пожаловать в «Варме».

Даже не переведя дыхания после длинной тирады, она потянула меня к деревянному столу, крашенному белоснежной эмалью, и усадила на стул.

– Давайте выпьем кофе, и вы мне расскажете о себе.

– Кофе – это замечательно, – произнесла я с чопорной британской любезностью, надеясь, что Ева забудет про окончание своей фразы.

– А винерброд?

Я собралась было отклонить предложение, но желудок издал жалобный стон, такой оглушительный, что Ева не стала ждать ответа. Перед поездкой я все же успела проделать небольшую работу и про эту странность уже знала: то, что весь остальной мир называет датской сдобой, здесь, в Дании, величают венским хлебом. Вот такие пироги.

– Да, пожалуйста. Я сегодня за весь день выпила только чашку кофе, и то в самолете. – И я состроила скорбную физиономию, чтобы всем стало меня жалко.

– Это мы сейчас исправим. – Как и у сына, английский у нее оказался с легким американским акцентом. А вот глаза совсем другие, не небесно-голубые, как у него. У Евы глаза были теплые, карие, с веселым прищуром, они придавали ее лицу с мелкими чертами вид проказливого эльфа. Трудно было поверить, что это мать дюжего Ларса. Женщина была вдвое меньше его ростом и вообще выглядела слишком молодой для такого сына.

Я села и, пока хозяйка хлопотала на кухне, как следует осмотрелась. В середине длинной черной стены имелся прилавок, за ним – бесконечные ряды металлических коробок с кофе и крашеные серые стеллажи с тарелками, чашками и кружками. Даже издали я различила синий цветочный орнамент – фирменный узор Королевской копенгагенской фарфоровой мануфактуры. На самом прилавке выстроились стеклянные колпаки, а под ними разнообразнейшие пирожные, кексы и десерты. Между ними в стеклянных шкафчиках были разложены разноцветные сэндвичи, слишком нарядные и красивые, чтобы их есть.

Сквозь сервировочное окошко в стене можно было разглядеть маленькую, очень компактную кухню, с которой и неслись все эти волшебные запахи.

– Как насчет колумбийского кофе сегодня? – подошедшая Ева одарила меня очередным одобрительным взглядом.

Я кивнула:

– Это просто прекрасно. – Что-то в ее озорной улыбке заставило меня прибавить: – Хотя, честно говоря, в студенческие годы я подрабатывала в кафе как бариста и, боюсь, колумбийский кофе меня как-то особо не цеплял.

– Полезная профессия. Тот, кто умеет готовить кофе, без работы не останется. Я вас, пожалуй, поэксплуатирую, если народу будет много. – Хоть она и подмигнула, я была почти уверена, что это не шутка.

– А вы со всем этим сама управляетесь?

– По большей части, но время от времени приходят помогать друзья или студенты.

– Чудесное место.

На стенах кафе я углядела бледно-зеленого оттенка мяты стеклянные полки с маленькими, идеально подобранными композициями. Пять изящных винных фужеров из темно-фиолетового стекла. Семь серебряных яиц разных размеров. Отдельную полку занимала единственная старинная чашка с блюдцем. Ничего подобного я раньше не видела и пришла в полный восторг. Вся эта изумительная разностилевая смесь выглядела совершенно естественно и просто – никакого намека на то, что над этой инсталляцией трудился художник.

– Фужеры хороши, – я показала на них пальцем, – у вас здесь столько красивых вещей.

– Датчане это любят. Психологи доказали, что, глядя на что-нибудь красивое, люди становятся счастливее. Вот почему наш народ уделяет дизайну столько внимания. На эти фужеры я много лет назад наткнулась на блошином рынке, а сейчас набралось так много всего, но с ними я не могу расстаться. Они замечательные, правда?

Ее рассказ подтвердил мое ощущение, что все предметы здесь присутствуют лишь по одной причине – их здесь любят.

– У вас фантастический английский!

Ева засмеялась.

– Я много лет прожила в Лондоне. Ну вот, – она подошла к столу с подносом и поставила передо мной высокую фарфоровую чашку с блюдцем и кувшинчик молока. – Крепкий и вкусный. И еще спандауэр.

Спандауэр оказался квадратной булочкой с загнутыми углами и красной начинкой. Блестящее маслянистое тесто выглядело жутко аппетитно, а когда я откусила первый кусок, в рот хлынуло душистое земляничное варенье.

– Ммм, – промычала я, не контролируя себя, – какая прелесть. Ох, и утро сегодня было – сплошная нервотрепка.

– Хорошо, что сейчас можно расслабиться.

– Не уверена в этом. – Я быстро взглянула на часы. – Мне пора возвращаться в отель, чтобы собрать всех вместе через полчаса.

– Масса времени.

– Не забывайте, я одна здесь работаю. Все остальные – гости. А я при исполнении.

– Это вас беспокоит? – Ее проницательность меня даже слегка покоробила.

Но я молча кивнула.

– Вот мой номер, забейте его в свой телефон. И можете звонить мне без колебаний, если что-то понадобится, но я уверена, у вас все будет в полном порядке. И еще – пока вы здесь, вы не при исполнении. Мой сын хотел другого: чтобы вы узнали настоящую Данию, расслабились и наслаждались нашим датским гостеприимством. Чтобы и вы, и ваши журналисты своими глазами увидели, почему нас считают самой счастливой страной в мире. Мне нужно кое-что сделать, но мы можем продолжать болтать.

Ева вышла в зал проверить, как дела у немногочисленных посетителей: пары средних лет, сидящей в углу, и подростка у окна, который уткнулся в свой айфон.

Пока я попивала свой кофе, она расставила на все столы миниатюрные жестяные ведерки с цветами и разложила написанные от руки меню в фоторамках небольшого формата.

– Какие милые. – Я взяла в руки стеклянную фоторамку, лежащую на моем столе.

– Тоже с блошиного рынка, купила еще в Англии. Люди выбрасывают столько чудесных безделушек. – Она взяла с другого стола меню в ажурной серебристой рамке. – Мы в Дании покупаем не так уж много вещей, но они служат нам по многу лет. И нам нравится покупать качественные и очень красивые вещи. – Ева многозначительно подняла палец. – Освещение тоже очень важно. – Над нашими головами висели три большие люстры, похожие на стеклянные водопады, а по углам – разной величины торшеры. – Например, простой студент может потратиться и купить за несколько тысяч крон очень дорогую лампу Поуля Хеннингсена. Потому что важно иметь в доме хорошие вещи, но вовсе не нужно, чтобы этих хороших вещей было много.

Пара в углу собралась уходить. Мужчина махнул Еве рукой и попросил счет. А я воспользовалась тем, что осталась одна, и вынула мобильник, чтобы проверить электронную почту. Сообщений из офиса было не меньше, чем в другие дни. Видимо, от меня ждали, что я буду из Дании звонить другим клиентам и работать с прессой, как обычно. Расслабишься тут, как же.

Едва я успела ответить на несколько писем, как вернулась Ева.

– Расскажите мне немного о себе.

Я растерялась. Что можно рассказать совершенно чужому человеку? Непонятно даже, с чего начать.

– Ну я живу в Лондоне. Работаю в агентстве по связям с общественностью, и Ларс обратился к нам с просьбой помочь ему раскрутить новый универмаг. – Я смолкла и пожала плечами, потому что Ева продолжала смотреть на меня в ожидании.

– Не замужем. Детей нет?

– Нет.

– Наверное, есть бойфренд.

Я вздрогнула, вспомнив Джоша.

– Нет. В настоящий момент нет.

– А, значит, недавно был.

– Да, но… у меня сейчас совсем нет времени для отношений. – К тому же последний оказался никудышным идиотом. Это я не собиралась поизносить вслух. – Главное в моей жизни… Ну, в общем, это работа.

Ева перебирала лепестки стоящего на столе цветка.

– Да, но жизнь – это же не только работа. Особенно у красивой молодой женщины вроде вас. А друзья, семья? – Блеснув глазами, она убрала несколько сухих листьев и наклонила голову набок, как хитрая птичка.

– Семья есть. Они живут под Лондоном, в ближнем пригороде. Я с ними вижусь, конечно. У меня два брата.

Интересно, понравился бы им Копенгаген? Джон съездил раз на каникулы с приятелями. Его рассказ изобиловал шокирующими деталями, вроде дешевого пива, которое лилось рекой, тусовок в ночных клубах и неразборчивых связей с доступными женщинами. Брендон откладывал деньги, чтобы съездить в Калифорнию на съезд фанатов «Звездных войн», но вероятность этой поездки все еще была не выше, чем у путешествия на Луну. А папа… ну, он вообще ни разу не был в отпуске с тех пор, как умерла мама.

– Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать лет, – выпалила я. Я редко кому об этом рассказывала и сейчас сама удивилась. Видно, в Еве было что-то такое располагающее. Какое-то тепло, что ли, и еще дружелюбие.

– Это очень грустно.

– Да, но уже много лет прошло. – Я схватилась за мобильник, но смотреть на экран не стала: мне было неловко и не хотелось делать это под пристальным взглядом Евы.

– Для девочки это особенно тяжело.

Я подобрала с тарелки последние кусочки сдобы и положила в рот, избегая смотреть на Еву.

– Кафе чудесное. Давно вы им занимаетесь?

Ева улыбнулась.

– Вот уже шесть лет. Я занялась им вскоре после того, как рассталась с отцом Ларса.

– Ой, прости… я не знала.

– Как ты сказала, прошло уже много лет, и я сейчас намного счастливее. – Уголки ее рта опустились. – Андерс не датчанин, точнее, датчанин, но слишком много времени провел в США и Лондоне. Он трудоголик.

Я нахмурилась, не совсем понимая:

– Трудоголик?

– У датчан так не принято. Мы не живем, чтобы работать. Я надеялась, что, когда появятся дети, он перестанет так гореть на работе, больше не захочет тратить на нее все свое время. Мы много лет прожили в Лондоне, а когда вернулись в Копенгаген, я уж думала, что он немного сбавит обороты. Что мы сможем больше времени проводить вместе, но он не сумел. У нас было все. Уютный дом. Дети выросли. Настало время для нас – как для пары, – а он продолжал пропадать в своем офисе и все только работал, работал и работал. Жизнь коротка. Зато теперь я провожу время со своими друзьями. – Ева безмятежно опустила подбородок на руки, излучая уверенность и спокойствие. В ее голосе не было ни горечи, ни сожаления. – Здесь моя жизнь. Многие посетители со временем стали мне друзьями. Я кое-чего добилась сама, но с удовольствием делюсь этим. – Ее лицо просияло. – Очень уж я люблю готовить. Кормить людей. Заботиться о них. И для меня большая честь, что я могу делать это для жителей Копенгагена.

Я кивнула. На вкус и цвет товарищей нет. Для меня готовка была обузой, неизбежным злом, а уборка и мытье посуды – неоправданной тратой времени. Счастье еще, что есть супермаркеты, полуфабрикаты и готовая еда, которую нужно только разогреть.

– А что ты любишь готовить? – вдруг спросила Ева.

Вот засада, мой кивок она приняла за согласие с ее словами. Я замерла и уставилась в чашку, надеясь, что кофе вдохновит на ответ.

– В общем-то, я… ну, знаешь… – Ева кивнула с понимающей («с тобой все ясно») улыбкой, после чего оставалось только сознаться. – Как-то все времени не хватает. Я работаю допоздна, а с квартирной соседкой у нас разные графики. А для себя одной готовить большого смысла нет.

Трудно было усмотреть что-то обидное в том, как Ева покачала головой, удивленно и слегка неодобрительно.

– По-моему, эта поездка в Копенгаген придумана прямо для тебя, Кейти.

– Я Кейт… – Я замолчала и… передумала. В устах Евы это мое имя прозвучало так ласково и с такой теплотой, что мне вспомнилась мама. Внезапно я почувствовала, что между Кейт и Кейти – огромное расстояние, целая бездна.