Солнце поднялось над склоном горы, заискрилось на встрёпанной утренним бризом ряби, пробежало по влажным валунам, по жёлтой черепице хижины, заглянуло внутрь. Андрей этого не заметил. Он не видел, что давно рассвело, что начинается новый день. Не помнил, сколько часов сидел так, неподвижно, таращась на стену. Время остановилось в ту самую минуту, когда к дому вместо лимонно-жёлтого «фиата» подъехала полицейская машина, и женщина в форме на довольно ломанном немецком сообщила, что его жена, Инга Брунхарт, час назад попала в ДТП.

Его не хотели пускать к месту аварии, уверяли, что смотреть там не на что, осталась лишь груда обгоревшего металла. Он настоял. И убедился, что полицейские не преувеличивали. Потом ему предлагали помощь психолога, его о чём-то спрашивали. Потом оставили в покое, и с тех пор он сидел, глядя в одну единственную точку на стене.

То, что случилось, было неправильным. Такого не должно произойти с Белкой! После всего, через что она пришла, – такая нелепая смерть?! Не где-то в космосе, а на родной Земле? Нет, он не мог принять это. Мозг говорил: «Да, это правда, это так. Всё оказалось напрасно. Одна нелепая случайность, и никакой новой жизни больше не будет». Но сердце отказывалось ему верить. Сердце ждало, что вот-вот откроется дверь и Белка окликнет с порога: «Андрюшка, я вернулась!»

– Андрюшка, я вернулась!

Сердце ждало этого, но мозг не поверил. Мозг сказал: «Это галлюцинация, бред». Но Андрей всё же повернулся к двери.

На пороге стояла Елена, с ног до головы перепачканная какой-то сажей, покрытая чёрными струпьями, голая. Стояла, прикрывая наготу руками, смотрела на него. Ждала.

Андрей сглотнул подкативший к горлу комок.

– Лена? Ты жива?!

Он вскочил, бросился к ней, хотел схватить в охапку, прижать к себе. Не решился, уж больно страшно она выглядела.

– Тебе уже сообщили, что я умерла?

Он кивнул в ответ.

Елена сдавленно всхлипнула. Поняв его замешательство, качнула головой:

– Не бойся, я целая. Ничего не переломано, и ожоги почти зажили. Только перепачкаю тебя всего.

«Перепачкаю»?! Глупости какие! Он обнял её, крепко.

– Лена, что случилось?!

И она рассказала. О тягаче, невесть откуда взявшемся на пустом шоссе, о «неудачном» манёвре водителя, о том, как «фиат» сорвался с обрыва…

– Но ты же успела выскочить, да? – не выдержав, перебил он её.

– Ничего я не успела, он мне никаких вариантов не оставил, этот козёл. Наверняка не случайно цистерна с водородом там оказалась. Они давно нас выследили, Андрюшка, только удобного случая поджидали. А я как раз и подставилась, покататься вздумала. Свалилась в пропасть вместе с машиной. Там метров сто отвесной стены, а внизу камни. Повезло, что «фиат» ударился о них радиатором, и меня выбросило сквозь лобовое стекло. Повезло, что отстегнула ремень, когда вниз летела, – сама не знаю, зачем, на что надеялась? Если бы не это… Цистерна меня там бы и похоронила, она прямо сверху упала. А так я метрах в трёх от неё оказалась, когда гремучая смесь рванула. Будто огненный смерч прошёлся… Взрывной волной меня отшвырнуло метров на двадцать. И сожгло прямо на лету: одежду, волосы, кожу. То, что об скалу шмякнулось, это половина от меня была. Мясо обугленное, как только на костях удержалось. Головешка головешкой. – Она замолчала на несколько секунд, затем продолжила: – Хорошо, что в том месте никак вниз не спуститься, и вечер уже поздний, темно. Глаза в сторону от пламени отведёшь – ничего не видно. В общем, пока пожарный гидроплан прилетел, я чуть-чуть очухалась и в сторону уползла. А когда потушили, когда полиция ковыряться в железках начала, я далеко была. Так, потихоньку, за камешками, где ползком, где на карачках, домой и добралась. Пока добиралась, мясо обгоревшее регенерировалось, кожа новая наросла. Волосы только восстановиться не успели.

Она невесело хмыкнула, провела рукой по голому черепу. От движения этого корка чёрной коросты на плече лопнула, отделилась, упала на пол. Андрей осторожно коснулся пальцами розовой молодой кожи.

– Так-то, Андрюшка! Получается, не я это. Не та Белка, которую ты знал и любил. Не человек вовсе. Была бы человеком, от меня и косточек бы не уцелело. Монстр я какой-то инопланетный. Может, лучше бы я до конца там сгорела? Или как Ника…

Она подняла голову. На чёрных от копоти щеках блестели две светлые дорожки. Лесовской коснулся губами маленького задиристо вздёрнутого носика.

– Ты не монстр. И будь ты хоть трижды инопланетянкой, всё равно дороже тебя у меня никого нет.

Она смотрела на него. Долго смотрела. Потом ткнулась носом в перепачканную майку.

– А у меня вообще никого, кроме тебя, нет. Может, и не было никогда, только я этого не понимала.

Она вздохнула, провела руками по груди, животу, бёдрам, стряхивая остатки спёкшейся коросты. Подошла к зеркалу, подозрительно разглядывая своё, теперь уж точно, не человеческое, тело.

– Знаешь, наверное, нам придётся поискать другой мир. На Земле не любят инопланетян.

– Мы найдём! И никто не будет совать нос и мешать нам жить так, как мы захотим. Я обещаю!

Андрей подошёл и снова обнял её за плечи. Они смотрели на свои отраженья по ту сторону стекла.

– Ты, правда, веришь, что существует мир, где у людей нет злобы, нетерпимости, страха? Разве что в каком-нибудь Зазеркалье…

– Пусть и в Зазеркалье. Мы найдём его.

Они всматривались в холодную поверхность стекла, словно пытаясь увидеть в ней своё будущее. А за окном плескали в прибрежные камни волны – отныне чужой планеты.