14

Так как Лидия и Клавдия отказываются появляться в столовой после той перепалки со «шлюхами» и Мирандой Кроссланд, мы обычно обедаем в старом корпусе естественных наук. Последней здесь вела уроки мисс Ингол, но с тех пор, как она ушла в декрет в начале года, ее кабинет стал неофициальным местом собраний Альянса геев и гетеросексуалов.

— Не знаю, как вы еще продолжаете, — говорю я, закидывая рюкзак на плечо. Рядом со мной идет Лидия, а Клавдия — впереди. — У вас даже куратора больше нет. Что, если будут проблемы?

Клавдия оборачивается и закатывает глаза. В этой части школы свет еще горит, и она заводит нас в пустой кабинет. Нужно бы уже знать, где тут что находится, но, в отличие от Клавдии, я совершенно без понятия. Она же здесь как у себя дома.

— Куратором была мисс Ингол. — Лидия приваливается ко мне плечом. — А вот училка, которая ее замещает, вообще ничего не делает для Альянса.

— Мы и без нее неплохо справляемся. — Клавдия бросает свою сумку на лабораторный стол. — Раньше был не Альянс, а хрень какая-то. Мы только и делали, что сидели и пялились друг на друга.

— Мисс Ингол хотя бы пыталась, — возражает Лидия. — А этой просто все равно.

В кабинете нет стульев, и мы усаживаемся прямо на столы. Народ начинает потихоньку подтягиваться, и становится шумно. Кто-то пристраивается рядом с Клавдией, кто-то крепко обнимает Лидию.

Конечно, у Лидии и Клавдии есть и другие друзья, отчего на встречах Альянса я всегда чувствовала себя аутсайдером. Может, мои родители и квиры, но я-то — нет. Ну, или — возможно, нет. Не уверена.

В любом случае, думаю, они подняли бы меня на смех, если бы я назвала себя квиром после всех моих влюбленностей в звезд и всего одной — в девушку, которую я знаю лично.

Но что я все о себе да о себе. Мне нравится, что у Клавдии есть место, где она может быть самой собой. Мне нравится, что у нее с Лидией есть друзья и они говорят с ними о том, что я понять не могу. Просто мне хочется это понять. Хочется ощущать себя как квир или как натуралка, а не болтаться где-то между.

— Привет! Я не знал, что ты ходишь на собрания Альянса.

Я поднимаю глаза — передо мной стоит Джесс.

— Иногда хожу, — говорю я. Так странно видеть, как мой мир — драмкружок — пересекается с миром Лидии и Клавдии. — И как это я тебя здесь раньше не видела?

— Ага, я здесь довольно часто. — Он показывает на группу ребят за своей спиной. — Мне же нужно изливать кому-то жалобы на парней.

Я прыскаю со смеху:

— Уверена, на репетициях слушатели бы тоже нашлись.

— Наверняка, — соглашается он. — Но там это было бы не так весело, как здесь.

— А мы тут ой как веселимся. — Рядом со мной возникает Клавдия. — Джесс нам рассказывает, как ты выставляешь себя дурочкой перед своим ненаглядным.

— Блин, — вздыхаю я, откидывая назад голову. — Джесс, как ты мог?! А я тебе доверяла.

— Ну извини. — Он вскидывает руки. — Я ничего такого не рассказал, клянусь.

— Все-все он рассказал. — Клавдия невозмутима. — Да ладно, Симона. Лидию с Иэном мы все время подкалываем.

— Угу, — хмыкаю я. — Только Майлз не Иэн. Майлз реально симпатичный.

— Ясно… — усмехается Клавдия.

Я пытаюсь сделать страшные глаза, но не могу не смеяться. Это почти как обряд посвящения — когда тебя дразнят из-за объекта твоих воздыханий. Но мне не обидно, может, потому что Клавдия — одна из моих лучших подруг и, может, потому что я Майлзу тоже нравлюсь.

— Джесс, я в полном шоке! — Я поворачиваюсь к нему. — Я думала, мы команда. Команда драмкружка.

— Так и есть. — Он кладет руку мне на плечо. — Но, к сожалению, моя верность отдана гей-стороне Альянса геев и гетеросексуалов.

Клавдия хохочет вместе с ним, но я теперь издаю лишь слабый смешок. А какой стороне отдана моя верность?

— Эй! — Мимо проходит Лидия и слегка толкает меня плечом. — Хочешь, бутербродом поделюсь? А еще мама испекла шоколадных печенек, их я тебе тоже оставила.

Знает ли она, что я сейчас чувствую, или нет? У Лидии дар — читать людей как открытую книгу, и это одна из причин, почему Альянс так популярен. Клавдия, может, и не пытается быть резкой, но иногда она довольно безжалостна. А Лидия все уравновешивает.

— Конечно, я хочу печеньки, — говорю я. — Как будто я когда-то отказывалась!