Часть VIII
Без числа. Без названия
Дуэльные пистолеты 1820-х. Мастерская J. B. Ronge Fils A Liege. Длина ствола — 10 дюймов. Фото: Александр Минкин
В большом шедевре — в «Онегине» — есть золотые россыпи маленьких шедевров. Ведь когда поэту вдруг приходит счастливая мысль или рифма, или просто соблазнительная нота, звук, фокус и пр., то жалко же бросить. Надо куда-то вставить, чтоб добро не пропадало. Так множество чудес и попало в «Онегина» — ещё бы: за восемь-то лет!
…Какой бывает кот? Ловкий, пушистый, толстый. Пушкин увидел в нём характер.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл.
Жеманный — это так замечательно, что Пушкин не пожалел труда, и вторая строчка — самое нельзя прелести. Мур-лы-ла-рыл-мыл — лучшего мурлыканья в русской литературе нам не попадалось.
Несколько эпизодов «Онегина» — настоящее кино. Один был нами описан в самом начале: длиннющий кросс — дистанцию огромного размера — Пушкин спрессовал в две строчки:
Куртины, мостики, лужок,
Аллею к озеру, лесок
Вот ещё одна совершенно киношная ускоренная съёмка: три четверти года — в семь строк. И не голое перечисление сезонов, а картины, даже звуковые, с воем.
Но лето быстрое летит.
Настала осень золотая.
Природа трепетна, бледна,
Как жертва, пышно убрана.
Вот север, тучи нагоняя,
Дохнул, завыл — и вот сама
Идёт волшебница зима.
Тут всегда остаётся незамеченным поэтический бриллиант: воет не ветер, а север! Ветер воет — банальность. Север воет — жуть.
Умел он и невероятно растягивать время. Смотрите — замедленная съёмка:
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В гранёный ствол уходят пули
И щёлкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надёжно ввинченный кремень
Взведён ещё…
«Взведён ещё» — ещё не опустился, не высек искру.
Вы оценили сверхкрупный план? Такое мы увидели только в конце XX века. Начало фильма «Список Шиндлера»: гремят клавиши пишущей машинки, и каждая следующая буква — во весь экран.
К каждой паре дуэльных пистолетов прилагался инструментарий. Фото: Александр Минкин
Блики солнца на пистолетах, удары молотка по шомполу, шомпол загоняет пулю в гранёный ствол (аккуратно, ведь пуля забивается до упора — до соприкосновения с пыжом, под которым порох, и от глупого сильного удара порох может взорваться, тогда пуля вместе с шомполом влетит прямо в глаз заряжающему), курок оттягивается назад и, с характерным щелчком, фиксируется во взведённом положении, из пороховницы (металлическая фляжка) порох сыплется на полку, где потом вспыхнет (от искры, которую вызовет удар кремня по стали) и через дырочку в стволе воспламенит заряд… Поверьте: современники Пушкина, читая эти 7–8 строк, видели и слышаливсё происходящее. Видели не менее ярко, чем мы в кино. Ибо воображение у них было развито значительно сильнее, чем у нас. Не было телевизоров, фильмов, никаких экранов с движущимся изображением, не было фотографий. Читая, они всё воображали сами, и потому каждое слово, каждая фраза в их натренированных на воображение головах превращалась в живую картину. Кстати, им не надо было пояснять, что «в гранёный ствол уходят пули» — означает: в каждый пистолет по одной; числительная разница (ствол — один, пули — много) тогда никого не могла сбить с толку.
Давайте споём! Мы ж ещё ни разу не пели. Опера «Евгений Онегин» у нас впереди, а пока мы тут споём сами, без Чайковского, а капелла, знаменитую «Землянку».
…Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза…
Ты сейчас далеко, далеко,
Между нами снега и снега…
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага.
…В человеческом языке есть любимые числа. Их предпочитают поэты и просто люди. На первом месте тройка, на втором — семёрка. Три мушкетёра, Семь самураев, Три сестры, Великолепная семёрка. В сказках всегда три брата, три девицы под окном пряли поздно и т. д. Один шаг до цели, в двух шагах от дома… Четырёх шагов в фольклоре, в сказках, в разговорах, в анекдотах не бывает.
Откуда же в «Землянке» четыре шага до смерти? Но вот самая знаменитая дуэль в мировой литературе:
«Теперь сходитесь!»
Хладнокровно,
Ещё не целя, два врага
Походкой твёрдой, тихо, ровно
Четыре перешли шага,
Четыре смертные ступени.
«Онегин» уже почти два века в подсознании всех русских поэтов. Вот и у Суркова, автора «Землянки». Вряд ли он специально написал «четыре». Просто Пушкин всё время работает. Созданный им язык вокруг и внутри нас, мы им дышим, не замечая. Впитываем с колыбели: у Лукоморья дуб зелёный, приплыла к нему Рыбка, спросила: я ль на свете всех милее?..
Вот и Маршак: с детства любимая история про парня, который спас девочку из пылающего дома — залез по водосточной трубе и пошёл по карнизу:
Чёрного дыма висит пелена,
Рвётся наружу огонь из окна.
Еле стоит на карнизе нога,
А до балкона четыре шага.
Назад: ХХI. Зачем убил?
Дальше: XXII. Краплёная колода, или пиковая баба
