Книга: Немой Онегин
Назад: ХCVII. Верная жена
Дальше: ХCIX. Последнее прости

ХCVIII. Переродился

«Тогда — не правда ли? — в пустыне,
Вдали от суетной молвы,
Я вам не нравилась… Что ж ныне
Меня преследуете вы?
Не потому ль, что мой позор
Теперь бы всеми был замечен
И мог бы в обществе принесть
Вам соблазнительную честь?

Мой позор — вам честь: слабые аргументы. На радость Набокову она могла бы сказать: ах, только не здесь! ах, не сейчас! ах, поклянитесь, что никому ни слова! Ну и прочее: «голова болит», «мне сегодня нельзя». Но её слова не оставляют надежды:
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить.

Я буду век ему верна. Это с грохотом — как статуя Командора — вошла Мораль. Ну и Онегин, конечно, онемел, окаменел, провалился, как Дон Гуан. Онегин испарился как бес. Исчез яко дым.
Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражён.

Как будто громом поражён. Гром-то с небес. Другому отдана — кем? Мамашей? Тётушкой? Для героев Пушкина и вообще для тех времён аксиома: браки совершаются на Небесах.
А последнее слово — верность.
Соблазнитель Дон-Жуан уже почти уложил донну Анну — входит муж (с того света). Дон Жуан проваливается. Финал «Онегина», «Метель», «Каменный гость» — написаны одновременно! Октябрь 1830. И всюду мораль!
Дон Гуанн.
На совести усталой много зла,
Быть может, тяготеет. Так, разврата
Я долго был покорный ученик
Пушкин (Черновик «Онегина»).
Я жертва долгих заблуждений
Разврата пламенных страстей
И жажды сильных впечатлений
Развратной юности моей
Дон Гуанн
Но с той поры, как вас увидел я,
Мне кажется, я весь переродился.

Пушкин — П. А. Плетнёву
24 февраля 1831. Москва
Я женат — и счастлив. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился.
…Вот настоящий сюжет «Онегина»: от весёлого беззаботного разврата Первой главы до полной самоотверженности в финале.
Верна! Это сильнейший нравственный урок во всей русской литературе, ибо он запомнился всем, вошёл в язык.
Не соблюдаем? Ну и что? Мы и заповеди не соблюдаем. Но мы их знаем — и совесть мучает именно поэтому.
Именно знание давит, прессует — лепит человека. Не знали бы — грешили бы без всяких угрызений. Само понятие грех не существовало бы. Делай приятное, выгодное… А тут, оказывается, что это называется совращение, измена или воровство.
Знание заповедей — это и есть мучение грешника: сознание, что ведёшь себя не так, как должно.
Соблюдающий вызывает уважение?
* * *
Все бессмысленно цитируют
Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была

А чем лучше-то? Кожей-рожей? Ужели так поблекла за три года? Ответа не знаем; единственное, что приходит в голову: ей тогда не приходилось спать с нелюбимым человеком, то есть лицемерить.
Говоря «я вас люблю, к чему лукавить», она сказала: «Я мужа не люблю». Таня спит с нелюбимым человеком, ей приходится непрерывно врать, непрерывно притворяться.
Татьяна не на три года стала старше. Она стала другой. Она была…
Старик сразу молодеет рядом с молодой женой, но она-то стареет сразу. Ей 20, ему 60 — вот им по 40 и выходит. Она стала старше Онегина. Она замужняя дама, а он прежний шалопай.
Девица и жена — полная смена всего. Начиная с причёски… Она проникается и взрослой ролью, и состоянием мужа. Не деньгами, а состоянием ума, души, здоровья. («Душечку» читали?) Уже не прыгает, как вчера, а чинно ходит со стариком под ручку; и мышление меняется, как походка и повадки…
Таня не изображает величавость и пр. Она приобрела её. Величавость приобрелась от знатного и солидного толстого мужа — генерала и князя.
Она себя ведёт нормально для Пушкина. У него героиня в «Метели» не может изменить даже несуществующему мужу — ни лица, ни имени. А что Татьяне предлагает Онегин? — пошлый адюльтер на глазах у мужа, у света — по прописям Первой главы.
Верность? Вы можете цинично высмеивать её. Но циник должен бы ответить на простой вопрос: он высмеивает, потому что считает глупостью? или потому что она не существует?
Но ведь она реальна. Верность — не выдумка. Не верите ни себе, ни людям — посмотрите на собак. И выбирайте: то ли собака дура, то ли вы, увы, хуже собаки (в некоторых отношениях).
Циник наклеивает ценник: мол, грош цена дедовским бредням. Это он пищит, приколотый булавкой, не смея осознать свою ничтожность.
…пылких душ неосторожность
Самолюбивую ничтожность
Иль оскорбляет, иль смешит.
И лишь посредственность одна
Нам по плечу и не странна

«Нам» — это вежливость Автора и ораторский приём, чтоб не возмутились и дочитали. А вообразите: Пушкин написал бы «вам».
…А жаль, что Таня Жене не дала, правда? Глядишь — ещё одна дуэль; какой сюжет упущен!
Пушкин думает о другом!
О чём? Мы это знаем точно. Чем он дышит — то и пишет: одновременно с финалом «Онегина» — «Каменный гость», «Метель». Всюду верность!

 

Назад: ХCVII. Верная жена
Дальше: ХCIX. Последнее прости