3
Возле моих тапок лежат три мышиных трупика.
Все еще вялая с похмелья, я смотрю на жуткие дары, которые Ганнибал оставил мне ночью. Он сидит возле своих приношений, весь раздувшись от гордости, и я вспоминаю замечание здешней управляющей в ответ на фразу о том, что мой кот охотник.
«Ему здесь понравится».
Ну хоть кому-то из нас нравится здесь.
Натянув джинсы и футболку, я отправляюсь вниз за бумажными полотенцами, чтобы все убрать. Даже под несколькими слоями бумаги мышиные тушки кажутся до отвращения мягкими. Ганнибал бросает на меня хмурый взгляд: мол, что, черт возьми, ты творишь с моим подарком? Я заворачиваю мышей, спускаюсь и выхожу за порог. Кот следует за мной.
Утро великолепно. Светит солнце, воздух свеж, а растущий чуть поодаль розовый куст весь в цвету. Я размышляю, стоит ли кинуть мышей в кусты, однако Ганнибал ходит где-то поблизости и наверняка захочет снова завладеть своей добычей, а потому я заворачиваю за угол дома, чтобы выбросить трупики в океан.
Первый же взгляд на море ослепляет меня. Щурясь на солнце, я стою на краю утеса и смотрю вниз – на прибой, на щупальца водорослей, что обхватывают камни внизу. Над головой носятся чайки, а вдалеке проплывает лодка ловца омаров. Этот вид так меня загипнотизировал, что я совсем забыла, зачем вышла на улицу. Я разворачиваю мышиные трупики и швыряю их с утеса. Они падают на камни, и их уносит нахлынувшей волной.
Ганнибал крадется прочь – без сомнения, за новым трофеем.
Мне стало любопытно, куда он держит путь, поэтому я подкладываю смятую бумагу под камень, чтобы не улетела, и спешу следом за котом. Вид у него такой, будто он получил секретное задание: хищник крадется по краю утеса по узкой, словно след булавки, тропке, между мхом и чахлой травой. Почва здесь плохая: в основном гранит, покрытый лишайником. Постепенно он переходит в крохотный полумесяц пляжа, обрамленный валунами. Ганнибал, чей хвост поднят, как пушистое знамя, продолжает красться впереди и останавливается лишь раз, желая проверить, по-прежнему ли я иду за ним. Доносится аромат роз, и я замечаю несколько кустов морщинистого шиповника, чьи ярко-розовые цветы ярко выделяются на фоне гранита; несмотря на ветра и соленый воздух, шиповник каким-то чудом выжил здесь и прекрасно разросся. Я пробираюсь мимо кустов, царапая шипами лодыжки, и спрыгиваю с камней на пляжик. Песка там нет, лишь маленькие камешки, они стучат, перекатываясь туда-сюда в набегающих волнах. По обе стороны бухточки высятся громадные валуны, выступающие из воды, так что пляжик скрыт от чужого взора.
Это место может стать моим тайным убежищем.
И тут же я начинаю планировать пикник. Принесу сюда покрывало, обед и, разумеется, бутылку вина. Если потеплеет, возможно, мне удастся даже окунуться в студеную воду. Солнце ласково светит в лицо, в воздухе разливается аромат роз, а я чувствую себя спокойной и счастливой, чего давно уже не случалось. Вдруг это место мне и правда подходит? Вероятно, именно здесь мне и следует быть, именно здесь я и смогу работать. Может, здесь я наконец примирюсь сама с собой.
И тут меня накрывает страшный голод. Не припомню, когда мне в последний раз так сильно хотелось есть! За минувшие несколько месяцев я очень похудела, и мои джинсы, некогда узкие, плотно обтягивавшие бедра, теперь свободно висят на мне. Я поднимаюсь по тропке, думая о яичнице, тосте и литре, не меньше, горячего кофе с сахаром и сливками. В животе урчит, а во рту я уже чувствую вкус домашнего ежевичного джема, который привезла с собой из Бостона. Ганнибал мчится впереди меня, указывая путь. Либо он простил мне выброшенных мышей, либо тоже вспомнил о завтраке.
Я взбираюсь на утес и по тропке иду к мысу. Там, где берег выступает вперед, словно нос корабля, и стоит одинокий дом. Я представляю, как обреченный капитан Броуди смотрит на океан со вдовьей дорожки на крыше, неся свою вахту и в ясные деньки, и в непогоду. Да, настоящий морской волк должен был выбрать именно такое место для строительства дома – на этом измученном ветрами, обнаженном клочке земли…
Я замираю, глядя на вдовью дорожку. Мне показалось – или кто-то и вправду только что стоял там? Теперь на крыше никого нет. Возможно, это один из плотников, хотя Донна говорила, что они работают только в будни, а сегодня воскресенье.
Спешу обогнуть дом по тропе и подбегаю к главному входу, но никаких других машин, кроме моего «субару», не замечаю. Если на крыше был плотник, как он добрался до Вахты Броуди?
Громко топая по ступеням, я кричу:
– Ау! Я новая съемщица!
Никакого ответа. Поднимаясь по лестнице и шагая по коридору второго этажа, я прислушиваюсь к звукам из башенки, однако не слышу ни стука молотка, ни скрежета пилы, ни даже скрипа половиц под чужими ногами. Дверь на лестницу, ведущую в башенку, яростно взвизгивает, передо мной открывается узкий темный проход.
– Ау! – кричу я.
И снова никакого ответа.
Я еще ни разу не была в башенке. Вглядываясь во мрак, замечаю слабые лучи света на самом верху – они проникают сквозь щели между закрытой дверью и дверной рамой. Если кто-то и работает там, то делает это до странности беззвучно, и на мгновение я начинаю нервничать, подозревая, что сюда пробрался кто-то, не имеющий отношения к плотникам. Чужак прокрался в мой дом через незапертую входную дверь и теперь прячется, поджидая меня внутри! Но здесь ведь не Бостон, это маленький городок в штате Мэн, где народ не имеет привычки запирать двери, а ключи хранит в машинах. Во всяком случае, так говорят.
Первая же ступень зловеще скрипит под тяжестью моего тела. Останавливаюсь и прислушиваюсь. Наверху по-прежнему тихо.
От громкого мяуканья Ганнибала я подпрыгиваю. Обернувшись, вижу его у своих ног; судя по всему, он ничуть не встревожен. Он протискивается мимо меня и мчится вверх, к закрытой двери наверху, там останавливается и ждет меня. Мой кот куда смелее.
На цыпочках я поднимаюсь по лестнице, и с каждым шагом мой пульс учащается. Оказавшись на верхней ступени, я понимаю, что ладони мои вспотели, поэтому дверная ручка кажется скользкой. Я медленно поворачиваю ее и толчком открываю дверь.
Меня ослепляет солнечный свет.
Я щурюсь, и очертания предметов в комнате становятся более четкими. Вижу, что на окнах осели следы соли. Шелковистые нити паутины, свисающие с потолка, колеблются от сквозняка. Ганнибал усаживается возле сложенной вагонки и принимается спокойно вылизывать лапы. Плотники оставили тут оборудование для работы по дереву: ленточную пилу, машину для циклевания пола, козлы для распиловки. Но людей здесь нет.
Еще одна дверь ведет на вдовью дорожку – площадку на крыше с видом на море. Открыв дверь, выхожу наружу, на бодрящий ветер. Глядя вниз, вижу тропку на утесе – ту самую, по которой шла всего несколько минут назад. Шум волн кажется таким близким, словно я стою на носу корабля – очень старого корабля. Перила ограждения расшатаны, краска давно облезла под напором стихий. И тут я отступаю, взглянув вниз, на прогнившие доски. Донна предупредила, что выходить на вдовью дорожку не стоит, а я ступила слишком далеко и площадка вполне могла проломиться под моим весом. Однако совсем недавно мне почудилось, что кто-то стоит на этом месте, где ветхий настил выглядит не прочнее картона.
Я возвращаюсь внутрь башенки и закрываю дверь, чтобы защититься от ветра. Эта комната выходит на восток, так что она уже прогрелась на утреннем солнце. Я стою, купаясь в золотом свете и пытаясь понять, что же увидела с утеса, но никаких дельных мыслей не появляется. Возможно, это игра света. Странное его преломление в стеклах старых окон. Да, видимо, так и было. Когда смотришь на них снизу, в глазах рябит, словно заглядываешь в толщу воды.
Боковым зрением я улавливаю какой-то блеск.
Развернувшись, вижу облачко танцующей в воздухе пыли – она мерцает в солнечном свете, словно миллион галактик.