31

Теперь в Вахте Броуди живет вдова с двумя детьми. Ребекка Эллис купила дом в марте, но уже разбила огород и выстроила каменное патио, смотрящее на океан. Все это я узнала от Донны Бранки, позвонив ей три недели назад, чтобы спросить, можно ли фотографировать дом. Моя новая книга «Капитанский стол» должна выйти в июле следующего года, и из-за того, что она посвящена не только кухне, но и этому месту, Саймон хочет снабдить ее фотографиями Вахты Броуди. Я сказала ему, что не хочу туда возвращаться, однако он настоял, что фото необходимы.

И вот поэтому в компании фотографа и стилиста я теперь еду в белом фургончике туда, откуда сбежала год назад.

По словам Донны, семье очень нравится жить в новом доме и Ребекка Эллис вообще ни на что не жалуется. Возможно, призрак капитана наконец-то улетел. А может быть, его вообще там никогда не было и он являлся всего лишь плодом моего воображения, созданным при помощи вины, стыда и слишком большого количества выпивки. После отъезда из Такер-Коува я больше не пила, да и кошмары вижу все реже и реже, но возвращаться в Вахту Броуди мне все равно страшно.

Фургончик взбирается по подъездной аллее – и вот он вдруг нависает над нами, дом, который по-прежнему отбрасывает длинную тень на мои сны.

– Ух ты, какое красивое место! – восклицает фотограф Марк. – Мы тут много хорошего отснимем.

– И только посмотрите на эти огромные подсолнухи в саду! – вторит ему с заднего сиденья наша стилист Николь. – Давайте спросим у новой хозяйки, можно ли срезать несколько цветков для фото? Как думаешь, Эйва?

– Я не знакома с ней, – отвечаю я. – Она купила дом спустя несколько месяцев после моего отъезда. Но спросить можно.

Втроем мы выбираемся из фургончика, потягиваясь и разминая мышцы после долгой дороги из Бостона. Когда я впервые увидела Вахту Броуди, день был туманный, но сегодня ясно и солнечно, в саду жужжат пчелы, и колибри пикирует на кустик сладко благоухающих розовых флоксов. То, что когда-то было двориком, заросшим сорняками и кустарником, Ребекка превратила в ковер из цветов – желтых, розовых и бледно-лиловых. Теперь это не грозная Вахта Броуди, какой я ее помню, а дом, приглашающий перешагнуть порог.

Навстречу выходит улыбающаяся брюнетка. Она одета в синие джинсы и футболку с надписью «Органические фермеры Мэна»; новая хозяйка и вправду выглядит человеком, который счастлив вернуться к земле, чтобы в полном уединении возделывать пышный сад и возиться с торфом и навозом.

– Здравствуйте! Рада, что вы приехали! – кричит она, спускаясь с веранды, чтоб поприветствовать гостей. – Я Ребекка. А вы Эйва? – глядя на меня, спрашивает она.

– Да, это я. – Я здороваюсь с ней за руку и представляю Николь и Марка. – Большое спасибо, что позволили нам вторгнуться в ваш дом.

– Если честно, я в восторге от этого! Донна Бранка сказала, что фотографии попадут в вашу книгу. Круто, что на ее страницах будет мой дом! – Жестом она приглашает нас войти. – Дети уехали на день к подруге, так что они не будут путаться под ногами. Дом полностью в вашем распоряжении.

– Прежде чем внести оборудование, я бы хотел пройтись по комнатам, – говорит Марк. – Для начала надо взглянуть на освещение.

– О, разумеется, ведь вы, фотографы, все время думаете о свете!

Вслед за хозяйкой Николь и Марк входят в прихожую, а я задерживаюсь на веранде – зайти внутрь я пока не готова. Их голоса замирают где-то в глубине дома, а я прислушиваюсь к шелесту ветвей на ветру, далекому шуму волн, разбивающихся о камни, – ко всем тем звукам, которые внезапно возвращают меня в прошлое лето. И только сейчас я понимаю, как сильно скучала по этой симфонии… Мне хотелось бы пробуждаться утром под плеск волн. Мне не хватает пикников на пляже и аромата диких роз на тропе, вьющейся по утесу. Просыпаясь в своей бостонской квартире, я слышу звуки улицы и вдыхаю выхлопные газы, а остановившись на тротуаре, вижу под ногами асфальт, а не мох. Бросив взгляд на открытую дверь, я думаю: «А может, мне вовсе не стоило уезжать от тебя?»

В конце концов я захожу внутрь и глубоко вздыхаю. Ребекка пекла, в доме пахнет свежим хлебом и корицей. Я иду на звук голосов и оказываюсь в «морской» комнате; Марк и Николь стоят у окна, не в силах оторваться от вида.

– Черт возьми, почему ты вообще уехала отсюда, Эйва? – спрашивает Николь. – Если бы этот дом был моим, я бы каждый день сидела здесь и смотрела на море.

– Прекрасный вид, правда? – восклицает Ребекка. – Но вы еще не были в башенке. – Она поворачивается ко мне. – Я слышала, она была не в лучшем состоянии, когда вы въехали.

Я киваю:

– Первые две недели наверху стучали плотники.

Я улыбаюсь, вспоминая Неда Хаскелла; резная фигурка, изображающая воробья в очках и поварском колпаке, теперь украшает мой рабочий стол в Бостоне. Из всех, с кем я познакомилась в Такер-Коуве, только он регулярно пишет мне, и только его я считаю своим другом.

«Люди – они очень сложные, Эйва. Иногда то, что на поверхности, не соответствует действительности», – как-то сказал он. И эти слова как нельзя лучше подходят самому Неду.

– Я бы кричала и упиралась, если бы меня попытались выгнать из этого дома! – Николь все еще потрясена чудесной панорамой. – Ты никогда не хотела купить его, Эйва?

– Я бы не потянула такую цену. И еще в этом доме было кое-что… – Я делаю паузу, потом тихо добавляю: – В общем, мне пора было двигаться дальше.

– Не могли бы вы показать нам остальные помещения? – попросил Марк Ребекку.

Все трое двинулись вверх по лестнице, но я не пошла с ними, оставшись у окна и глядя на море. Я вспоминаю одинокие ночи, когда, спотыкаясь, взбиралась по этим ступеням в свою спальню, опьянев от вина и сожалений о прошлом. Ночи, когда запах моря возвещал о прибытии капитана Броуди. Он являлся, если я в нем сильно нуждалась. Даже теперь, закрывая глаза, я чувствую его дыхание на своих волосах и тяжесть его тела.

– Я слышала о том, что случилось с вами, Эйва.

Вздрогнув, я оборачиваюсь и вижу Ребекку: она вернулась и встала у меня за спиной. Марк и Николь пошли на улицу, чтобы выгрузить свои принадлежности, и мы с Ребеккой остались в комнате одни. Я не знаю, что сказать. Мне не очень понятно, что она имеет в виду под фразой «Я знаю, что с вами случилось». Вряд ли она знает о призраке.

Если, конечно, не видела его сама.

– Донна рассказала мне об этом, – тихо поясняет Ребекка. Она приближается ко мне, словно хочет поделиться секретом. – Я заинтересовалась покупкой дома, и ей пришлось поведать его историю. Она сообщила мне о докторе Гордоне. И о том, как он напал на вас наверху, на вдовьей дорожке.

Я ничего не отвечаю. Мне хочется понять, о чем еще она слышала. Что еще она знает.

– Она сказала мне, что были и другие жертвы. Съемщица, которая жила здесь до вас. И пятнадцатилетняя девочка.

– Вы все это знаете, но все равно купили дом?

– Доктор Гордон погиб. Он больше никому не причинит вреда.

– Но после всего того, что произошло тут…

– Дурное происходит повсюду, однако жизнь продолжается. Я смогла позволить себе такой красивый дом именно потому, что у него небезупречная история. Других покупателей это испугало, но стоило мне ступить на порог, я сразу же почувствовала, как радушно меня встречает этот дом. Поняла: он хочет, чтобы я в нем жила.

Как однажды он хотел, чтобы в нем жила я.

– А потом я зашла в эту комнату, ощутила запах моря и уверилась в том, что это мое. – Она поворачивается к окну и смотрит вдаль.

Марк и Николь громко беседуют в кухне, устанавливая свет, штативы и камеры, однако мы с Ребеккой молчим и завороженно смотрим на океан. Мы обе знаем, что значит соблазниться Вахтой Броуди. Я думаю о женщинах, которые состарились и умерли здесь и которые соблазнились, подобно нам. Все они были стройными и темноволосыми, как я.

Как Ребекка.

В комнату заходит Николь.

– Марк почти готов к съемке. Пора делать прическу и макияж, Эйва.

Теперь поговорить с Ребеккой наедине уже не удастся. Сначала мне нужно сидеть в кресле для макияжа, чтобы меня расчесали и напудрили, потом – улыбаться перед камерой в кухне, где я позирую с негибридными помидорами, медными кастрюлями и сковородками, которые привезла из Бостона. Затем мы выходим на улицу, где я позирую в подсолнухах, а после направляемся в каменное патио, чтобы сделать фотографии на фоне океана.

Марк показывает большой палец:

– С улицей все. Теперь у нас осталось всего одно место.

– Куда идти дальше? – спрашиваю я.

– В башенку. Там великолепный свет, и я хочу сделать хотя бы один кадр в этой комнате. – Он поднимает камеру на штативе. – Раз уж твоя книга называется «Капитанский стол», нужно, чтобы ты позировала, глядя на море. Как капитан.

Они уходят, а я останавливаюсь у основания лестницы – мне не хочется идти наверх. Я не желаю видеть башенку. Ни к чему возвращаться туда, где по-прежнему витает столько призраков.

– Эйва, ты идешь? – кричит сверху Марк, и у меня не остается выбора.

Добравшись до второго этажа, я заглядываю в комнаты детей Ребекки и вижу разбросанные кеды, плакаты «Звездных Войн», лавандовые занавески и целый зверинец мягких игрушек. Мальчик и девочка. Впереди моя старая спальня, дверь в которую закрыта. Я поворачиваю к лестнице в башенку. И в последний раз поднимаюсь по ступеням.

Когда я вхожу, никто на меня не смотрит. Все заняты установкой света, рефлекторов и штативов. Я молча изучаю все изменения, внесенные Ребеккой. Два плетеных кресла в алькове приглашают гостей к разговору по душам. На солнце греется белый диван, на приставном столике лежит стопка журналов по садоводству. Рядом стоит кружка, в ней осталось несколько глотков холодного кофе. У окна висит кристалл, отбрасывающий радуги на стены. Это совсем иная комната и совсем иной дом, вовсе не тот, который я помню, и перемены одновременно радуют и печалят меня. Вахта Броуди живет без меня дальше, и теперь ею владеет женщина, сделавшая ее своим домом.

– Я готов, – объявляет Марк.

Он делает финальные снимки, а я вживаюсь в роль, которой все ждут от меня, – радостная автор кулинарной книги в доме капитана. В предисловии я написала, что нашла вдохновение в Вахте Броуди, и это чистая правда. Именно тут я пробовала и улучшала рецепты, именно тут поняла, что самая изысканная приправа – аромат океанского воздуха. Здесь я осознала, что вино не лечит горе и, если ты обедаешь с чувством вины, даже самая великолепная еда безвкусна.

В этом доме я могла умереть, но вместо этого научилась жить дальше.

После того как мы сняли последний кадр, упаковали оборудование и отнесли его вниз, я немного задерживаюсь в башенке, чтобы услышать прощальный призрачный шепот, еще раз уловить дуновение морского ветерка. Но я не слышу никакого шепота. И не вижу темноволосого капитана. То, что привязывало меня к этому дому, исчезло.

На подъездной аллее мы прощаемся с Ребеккой, и я обещаю ей экземпляр «Капитанского стола» с моим автографом.

– Спасибо, что открыли нам двери своего дома, – говорю ей я. – Я рада, что у Вахты Броуди наконец-то появились любящие хозяева.

– Мы очень любим ее. – Ребекка сжимает мою руку. – И она тоже нас любит.

Некоторое время мы стоим и смотрим друг на друга, и я вспоминаю слова Джеремии Броуди, которые он тихо шепнул мне во тьме.

«Здесь, в моем доме, ты найдешь то, что ищешь».

Мы отъезжаем, а Ребекка машет нам вслед с веранды. Я высовываюсь из окна, чтобы помахать в ответ, и вдруг замечаю что-то в вышине, на вдовьей дорожке; на мгновение мне чудится фигура в длинном черном кителе.

Но стоит мне моргнуть – и ее снова нет. Возможно, никогда и не было. Теперь я вижу лишь солнечный свет, мерцающий на шифере, и одинокую чайку, парящую в безоблачном летнем небе.