14
В приемной доктора Бена Гордона сидит дама. Она годится ему в бабушки. Разглядывая ряд висящих на стене фотографий, я вижу ее более молодой. Улыбающееся лицо в таких же очках «кошачий глаз» – этот снимок был сделан сорок два года назад, когда в этом здании располагался кабинет доктора Эдварда Гордона. А вот опять она, только два десятка лет спустя, – позирует с доктором Полом Гордоном, и волосы ее уже наполовину посеребрила седина. Бен Гордон – третий из династии врачей, практиковавших в Такер-Коуве, а мисс Вилетта Хатчинс всегда работала в их приемной.
– Вам повезло, что сегодня ему удалось отыскать окошко между визитами, – говорит она, протягивая мне планшет с пустым информационным листком пациента. – Обычно он никого не принимает в обеденный перерыв, однако вас, сказал, осмотрит непременно. Летом, когда в городке столько народа, записаться к нему в ближайшие недели просто невозможно.
– А еще мне очень повезло, что он выезжает на дом, – отвечаю я, передавая ей свою карту страхования. – Я и не думала, что врачи до сих пор ездят по вызовам.
Мисс Хатчинс, нахмурившись, поднимает на меня взгляд:
– Он приезжал по вызову?
– На прошлой неделе. Когда я потеряла сознание.
– Неужели? Минутку… – говорит она, украдкой проглядывая журнал посещений. В наш век электронных медицинских карт весьма непривычно видеть имена пациентов, написанные ручкой. – Пожалуйста, присядьте, госпожа Коллетт.
Я устраиваюсь в кресле, чтобы заполнить листок пациента. Имя, адрес, история болезни. Когда я добираюсь до строки «Контакт для экстренного случая», мне приходится задуматься. Некоторое время я смотрю на строчку, в которой всегда указывала имя Люси. На этот раз я пишу имя своего редактора и его телефон. Саймон не родственник, но, по крайней мере, мой друг. Единственный мост, который я не сожгла. Пока не сожгла.
– Эйва? – Бен Гордон стоит в дверном проеме и улыбается мне. – Пойдемте посмотрим на вашу руку, хорошо?
Я оставляю планшет у администратора и вслед за врачом иду в кабинет, где все оборудование выглядит на редкость современным, чего не скажешь о мисс Хатчинс. Пока я взбираюсь на стол для осмотра, Бен идет к раковине, чтобы помыть руки, как любой хороший медицинский работник.
– Есть ли жар? – спрашивает он.
– Прошел.
– Принимали антибиотики?
– До последней таблетки. Как вы назначили.
– Аппетит? Энергия?
– В сущности, я чувствую себя очень неплохо.
– О чудо медицины! Время от времени даже я делаю все правильно.
– Я очень вам благодарна.
– За то, что я исполнил свой врачебный долг?
– За то, что вы потратили много усилий ради меня. Во время разговора с вашим администратором у меня создалось ощущение, что обычно вы не выезжаете по вызовам.
– Ну, зато мои дед и отец постоянно этим занимались. Вахта Броуди не особенно далеко от городка, так что мне было совсем несложно заехать. Мне хотелось сэкономить ваши деньги, ведь неотложка дорогая. – Вытерев руки, он обернулся ко мне. – А теперь давайте осмотрим руку.
Я расстегиваю манжету на блузке.
– Думаю, она выглядит гораздо лучше.
– Вас больше не царапал ваш зверюга?
– На самом деле мой кот не настолько злобный, как может показаться. Он поцарапал меня, оттого что был напуган. – Я никогда не расскажу доктору Гордону, чего так испугался кот, ведь тогда врач точно задастся вопросом, не сошла ли я с ума. Я закатываю рукав до локтя. – А царапин-то уже почти не видно.
Он изучает зажившие следы когтей:
– Уплотнения явно рассасываются. Слабости и головных болей нет?
– Нет.
Гордон вытягивает мою руку и щупает локоть.
– Давайте посмотрим, уменьшились ли лимфоузлы.
Доктор умолкает, нахмурившись: он увидел на моем запястье пожелтевший, но все еще заметный синяк.
Я вырываю руку и натягиваю рукав до ладони.
– Я в порядке. Правда.
– Откуда у вас этот синяк?
– Наверное, ударилась. Я и не помню.
– Может, вы хотите поговорить со мной? О чем-нибудь…
Он задал этот вопрос тихо и нежно. Разве есть более безопасное место, чтобы поведать всю правду, особенно этому человеку, чья работа – выслушивать самые постыдные тайны пациентов? Но, застегивая пуговицу на манжете блузки, я не говорю ни слова.
– Вас кто-то обижает, Эйва?
– Нет. – Я заставляю себя посмотреть ему в глаза и спокойно отвечаю: – Мне не о чем говорить.
Спустя мгновение он кивает:
– Отстаивать благополучие пациентов – часть моей работы. Я знаю, что вы живете одна-одинешенька на холме, и мне бы хотелось убедиться, что вы чувствуете себя в безопасности. И вообще – что вы в безопасности.
– Я в безопасности. Если не считать, что у меня кот-агрессор.
В ответ он рассмеялся, и смех рассеял возникшее между нами напряжение. Конечно, доктор понял, что его пациентка что-то скрывает, однако пока не решился продолжать расспросы. Да и что бы он сказал в ответ, если бы я взяла и выложила ему всю правду о свидании в башенке? Ужаснулся бы он, узнав, как мне это понравилось? И с каким нетерпением я с той самой ночи жду возвращения моего фантомного возлюбленного?
– Не вижу необходимости в повторном визите, если, конечно, не возобновится жар, – объявляет доктор, закрывая карту. – Сколько вы еще пробудете в Такер-Коуве?
– Я договорилась об аренде дома до конца октября, но уже подумываю о том, чтобы задержаться подольше. Оказалось, что мне здесь прекрасно пишется.
– Ах да, – говорит он, провожая меня в приемную. – Я слышал о вашей книге. Билли Конвей рассказывал, что вы кормили его обалденной тушеной говядиной.
– Есть ли в городке хоть один человек, которого вы не знаете?
– В этом и состоит прелесть Такер-Коува. Мы знаем все обо всех и тем не менее разговариваем друг с другом. Ну, в большинстве случаев.
– Что еще вы обо мне слышали?
– Кроме того, что вы прекрасно готовите? То, что вы очень интересуетесь историей городка.
– А это вы слышали от госпожи Диккенс, верно?
Он смущенно усмехается и кивает:
– От госпожи Диккенс.
– Так нечестно. Вы знаете обо мне все, а я о вас – совсем ничего.
– Вы всегда можете узнать больше. – Он открывает дверь в приемную. – Вы интересуетесь искусством?
– А почему вы спрашиваете?
– В галерее «Стеклышки» в центре городка сегодня вернисаж. Открывается новая экспозиция местных художников. Если надумаете зайти, там выставлены две мои картины.
– Я понятия не имела, что вы рисуете.
– Вот теперь вы кое-что обо мне знаете. Я не хочу сказать, что я Пикассо и так далее, однако живопись помогает мне пережить неприятности.
– Возможно, я загляну.
– А заодно можно будет посмотреть на скульптуры птиц, которые делает Нед.
– Вы имеете в виду моего плотника Неда?
– Он не только плотник. Просто он всю жизнь работает с деревом, и вырезанные им вещицы продаются в галереях Бостона.
– Он ни разу не говорил, что занимается искусством.
– Многие люди в нашем городке имеют скрытые таланты.
«И конечно, тайны», – думаю я, выходя из кабинета. Интересно, как бы отреагировал Бен, если бы узнал о моих тайнах? Если бы выяснил, почему я уехала из Бостона? И что произошло со мной в башенке Вахты Броуди? Несколько ночей я ждала капитана Броуди и тосковала по нему. Возможно, это часть наказания, которое он мне уготовил, – томиться в ожидании его прихода.
Я иду по улице, наводненной туристами, и никто из них не может даже вообразить, какие мысли роятся в моей голове. Красные бархатные занавески. Кожаные манжеты. Шорох разрезаемого шелкового платья. И тут я внезапно останавливаюсь – на жаре я вспотела, а в ушах громко пульсирует кровь. Может, это и есть безумие – бешеное столкновение стыда и похоти?
Я вспоминаю письмо, написанное полтора века назад влюбленной девочкой-подростком Ионией. Она тоже была помешана на Джеремии Броуди. Что же за грязные слухи ходили о нем, если мать запретила Ионии любые контакты с ним? Часто ли он приводил женщин в башенку?
Разумеется, я не единственная.
Когда я вхожу в офис «Бранка. Продажа и управление недвижимостью», Донна, как обычно, разговаривает по телефону за своим столом. Она машет мне, словно желая сказать: «Я сейчас!» Я присаживаюсь на один из стульев, предназначенных для ожидающих клиентов, и поглядываю на стену, любуясь фотографиями домов, которые сдаются в аренду. Фермы, окруженные зелеными лесами. Коттеджи на берегу моря. Викторианские домики с «пряничной» отделкой. Есть ли, интересно, в этих домах привидения или комнаты, оборудованные для греховных утех?
– С домом все нормально, Эйва? – Донна повесила трубку и теперь сидит, аккуратно сложив руки на столешнице; этакая идеальная деловая женщина в синем клубном пиджаке.
– Все прекрасно, – отвечаю я.
– Я только что получила от Неда финальный счет за плотницкую работу. Полагаю, они с Билли закончили ремонт.
– Они прекрасно поработали. Башенка выглядит потрясающе.
– И теперь вы в доме совсем одна.
«Ну не совсем».
Некоторое время я молчу, пытаясь сформулировать вопрос, чтобы он не прозвучал слишком дико.
– Я… э-э-э… хочу связаться с женщиной, которая жила в этом доме до меня. Вы говорили, ее зовут Шарлотта? Я не знаю ее фамилии.
– Шарлотта Нильсон. Зачем вам это понадобилось?
– В доме она забыла не только кулинарную книгу. В шкафу спальни я нашла шелковый шарф. Он очень дорогой марки – «Эрме», и я уверена, что Шарлотта хочет вернуть его. У меня есть счет «Федэкс», так что я с радостью отошлю ей этот шарф, если вы сообщите мне почтовый адрес. И электронный заодно.
– Разумеется. Однако, боюсь, Шарлотта в последнее время не проверяет почту. Я написала ей несколько дней назад про кулинарную книгу, но ответа до сих пор нет. – Донна разворачивается в своем кресле, чтобы взглянуть в компьютер. – Вот ее адрес в Бостоне… – Управляющая диктует, и я быстро записываю адрес на обрывке бумаги: «4318 Коммонуэлс-авеню, квартира 314». – Видимо, там что-то серьезное.
Я поднимаю глаза:
– Прошу прощения?
– После отъезда она написала мне, что переживает семейные неурядицы, и извинилась, что нарушила договор аренды. Она уже оплатила сумму до конца августа, так что владелец махнул рукой на эту историю. Но все равно это было весьма неожиданно. И немного странно.
– Она не сообщила вам, что у нее стряслось?
– Нет. Просто поставила перед фактом. Когда я приехала проверить дом, ее уже и след простыл. Ни хозяйки, ни вещей. Видимо, она очень торопилась. – И Донна одаряет меня радостной риелторской улыбкой. – Однако, если посмотреть с другой стороны, все хорошо – дом оказался свободным и вы смогли его снять.
Эта история со съемщицей, внезапно сбежавшей из Вахты Броуди, кажется мне не просто странной – она вызывает у меня серьезную тревогу, однако я ничего не говорю управляющей на сей счет, а просто поднимаюсь и иду к выходу.
Собираюсь открыть дверь, и вдруг Донна произносит:
– А я и не подозревала, что у вас есть знакомые в городке.
Я оборачиваюсь к ней:
– Знакомые?
– Бен Гордон. Вы ведь дружите, верно? Я видела вас вместе в кафе.
– Ах это! – Я пожимаю плечами. – В тот день у меня слегка закружилась голова на жаре, и доктор обеспокоился, как бы я не потеряла сознание. Видимо, он хороший человек.
– Хороший. Он мил со всеми, – добавляет Донна с явным подтекстом: «Не думай, что ты особенная».
Судя по ее холодному взгляду, в будущем нам с ней следует избегать разговоров о докторе Бене Гордоне.
Донна снова тянется к своему телефону и начинает набирать какой-то номер, когда я переступаю порог.
Вынимаю шарф из шкафа в спальне и в очередной раз любуюсь летней расцветкой – розы, принт на шелке. В таком шарфе уместно появиться на вечеринке в саду, приятно флиртовать и пить шампанское. Этим аксессуаром можно было бы идеально освежить мои скучные городские черные платья, и в какой-то момент мне даже хочется оставить его себе. В конце концов, Шарлотта не спрашивала о нем, так что, наверное, не особенно жаждет его вернуть. Однако это ее шарф, а не мой, к тому же я надеюсь расспросить ее о призраке в башенке, а лучшего повода начать разговор не придумаешь.
Спустившись, я аккуратно заворачиваю шарф в бумажное кухонное полотенце и вместе с кулинарной книгой упаковываю в конверт «Федэкс». Туда же кладу записку:
Шарлотта, я поселилась в Вахте Броуди после Вашего отъезда. Вы оставили здесь кулинарную книгу и этот роскошный шарф; я уверена, что Вы хотите вернуть их.
Мне бы очень хотелось поговорить с Вами об этом доме и о Вашей жизни здесь. Дело в том, что я пишу, и эти сведения, несомненно, пригодятся мне для новой книги. Удобно ли будет побеседовать по телефону? Я могла бы позвонить Вам.
Приписав номер своего телефона и электронный адрес, я запечатываю конверт. Завтра его отправят.
Сегодня я берусь за мытье плиты, кормежку Ганнибала (опять) и новую главу книги – на этот раз про рыбные пироги. Чем ближе вечер, тем чаще думаю о посылке для Шарлотты. Я вспоминаю, что еще она оставила в этом доме. Бутылки виски (которые я давным-давно выпила, так что спасибо большое). Шарф. Один шлепанец. Экземпляр «Радости приготовления пищи», подписанный ее именем. Эта книга меня особенно озадачивает. Забрызганные жиром страницы свидетельствуют, что она была верным другом хозяйки, и у меня в голове не укладывается, как так – забыть одну из своих драгоценных кулинарных книг!
Я закрываю ноутбук и понимаю, что даже не задумалась об ужине. Неужели впереди снова долгая ночь в ожидании капитана? Я представляю себе, что прошло уже и десять, и двадцать лет, а я все живу одна в этом доме и надеюсь хотя бы на мимолетную встречу с мужчиной, которого никто не видел, кроме меня. Сколько ночей, сколько лет придется мне ждать его – в компании очередного кота или кошки?
Подняв глаза на часы, я вижу, что уже семь. Сейчас в центре городка, в галерее «Стеклышки» люди пьют вино и любуются произведениями искусства. Они разговаривают – но не с мертвецами, а с живыми.
Прихватив сумочку, я выхожу из дома, чтобы присоединиться к любителям живописи.
