Глава 47
– Ты знаешь, что такое психопатия?
– Это не твой дом? Ты привез сюда Карианне, я видел и слышал ее.
– Да, это так. И все-таки это не мой дом. По моим расчетам… – Линд демонстративно взглянул на часы, – …как раз в эти минуты они ломают дверь в мой дом. К счастью, он застрахован.
– Ты врешь!
– Правда? Кричи во все горло, если хочешь, я даже могу распахнуть дверь, чтобы ты все увидел своими глазами.
Никлас понял, что надежды больше нет, что он истечет кровью, как раненое животное, когда Линд вырежет у него почку. От ужаса он перестал что-либо чувствовать.
– Основным симптомом психопатии, – повторил Линд, – является неумение проявлять свои эмоции. Вот, например, говорят о материнском инстинкте. Инстинктивно мать должна заботиться о своем ребенке и любить его. Это заложено природой. Но некоторым подобное не дано. Они позволяют своим детям расти в бесчувственном вакууме, превращают их в холодных зомби. Некоторые такими и остаются, холодными и бесчувственными. И для них ничего не стоит, например, лишить человека жизни. Поэтому многие становятся убийцами. А остальные до конца жизни ищут чего-то, может быть, из-за того, что однажды им случается ощутить эту самую утопическую любовь, и пробуждается тоска. К счастью, я отношусь именно к этой категории. Потому что моя мать была одной из тех, кто не проявляет любовь, потому что не знает, что это такое. Она, безусловно, была психопаткой, но еще она страдала от того, что в медицинской терминологии называется «ангедония» – в принципе, это одно и то же. Только когда я пошел в школу, то узнал, что в мире существуют чувства и эмоции. Сначала я неправильно истолковывал эти сигналы, потому что не понимал их. Мне становилось страшно. Я старался их избежать. Но скоро я не мог насытиться, мне все время хотелось в школу. Я начал понимать. И потом, когда я начал переписываться с Карианне, во мне проснулись такие чувства, о существовании которых я и не подозревал. Мы никогда не говорили о любви, я просто не способен любить. Скорее, я чувствовал нестерпимое желание заботиться о ком-нибудь. Что я и делал. Вплоть до этого самого мгновения.
Линд поднес скальпель к глазам Никласа.
– Я приезжал в этот дом пару раз, так что они нас найдут. Даю им час. Не знаю, будешь ли ты жив к тому времени, Никлас, но, поверь, я этого искренне хочу. Я просто не могу позволить тебе сбежать. Карианне должна жить во что бы то ни стало.
– Амунд, я…
– Тссс!
– Амууу… – звук оборвался, превратившись в свистящее дыхание.
– Я сделаю все настолько осторожно, насколько это вообще возможно, а вот что касается наркоза…
От дыхания Линда разило металлом.
– …это была ложь чистой воды. Тебе придется потерпеть, как мужчине.
Линд ухватил рукава рубашки Никласа и закатал их.
– Если тебя это утешит, – он начал расстегивать свою рубашку, – …хуже уже быть не может.
Линд распахнул рубаху и обнажил невероятно непривлекательное тело. Кожа, а точнее, то, что когда-то ею было, ороговевшая, местами розовая, усеянная черными пятнами размером с изюмину, была похожа на чешую чудовищной рыбы.
– Как ты думаешь, кому-нибудь захочется прильнуть к такому телу? И, кстати, сейчас все уже не так плохо. В подростковом возрасте я был похож на ходячую котлету.
На секунду на его лице промелькнула грусть, потом он застегнул рубашку и достал что-то, напоминающее сумку-холодильник. К Никласу сразу вернулся голос. Он заорал со всей мочи, последним, предсмертным криком. Линд прижал скальпель под ребра Никласа и провел им сначала по коже, потом глубже в ткани. Он действовал легко, как будто резал масло. Сначала появилась кровь, много крови, потом пришла боль. И в этот момент раздался оглушительный удар.
