– Только без резких движений. – прошипел кремлёвец. – И руки подальше от стволов – сразу бросится…
Собака замерла в пяти шагах от них. Громадная, больше метра в холке, покрытые густой не шерстью даже, а словно попоной из туго скрученных веревок, свисающих почти до земли. Сквозь эту завесу поблёскивали круглые, чёрные, словно маслины глаза. Нижняя губа едва прикрывала клыки, такого размера, что при их виде саблезубая рысь-баюн немедленно сдохла бы от зависти.
– Не знал, что вы с лесовиками дела крутите. – прошептал Сергей. – Собачка-то с Северного Болота. Там таких держат, слоновых червей отгонять. Говорят, вывели из породы «командор». Шерсть у них скручивается сама собой, прокусить её невозможно. Да и кровососы, а их на Болоте полно, до кожи добраться не могут, дохнут.
Собака, словно соглашаясь с ним, коротко рыкнула.
– Да? – полковник не отрывал от псины взгляда. – Не знал. Служба охраны выпускает их в главный тоннель, отлавливать всякую дрянь, которая лезет из боковых ответвлений. Ну и нарушителей, если что.
– И часто случаются… нарушители?
– На моей памяти ни разу. Самоубийц нет.
Сергей хотел поинтересоваться, давно ли он служит в Кремле, но передумал. Псина, видимо удовлетворённая результатами осмотра, уселась на бетон, по-прежнему не сводя глаз с пришельцев. Спутник легонько потянул егеря за рукав.
– Давай, потихоньку – и за мной. Меня она знает, не бросится, обученная…
Собака некоторое время шла за ними, держась в пяти шагах позади. Дойдя до какой-то только ей ведомой границы, она остановилась, коротко рыкнула, после чего – повернулась и неспешно потрусила назад. Сергей перевёл дух.
– Ещё далеко?
– Прилично. – отозвался кремлёвец. – Мы сейчас, считай, под Лужниками, а ответвление на МИД где-то в районе «Парка Культуры». Ну да ничего, тут ровно, идти – одно удовольствие. С собаками только поаккуратнее, и всё будет в порядке.
Дорога заняла у них около часа. Шагалось легко; под ногами, утопленные в гладкий бетон пола, убегали в глубину тоннеля зеркально-блестящие нитки рельсов, тускло светили фонари под потолком, да капала кое-где с бетонных рёбер тюбингов вода. Им встретились ещё три собаки. Каждая следовала той же процедуре: коротким рыком обозначала серьёзность намерений, потом долго принюхивалась, проводя на свой, собачий манер, опознание (у Сергея каждый раз что-то сжималось внутри – а вдруг не признает?) – и провожала гостей до границы «своего» участка. Один раз пришлось прятаться, пропуская появившуюся со стороны центра патрульную дрезину, ощетиненную стволами пулемётов. «Не надо, чтобы нас с тобой видели. – сказал кремлёвец, втискивая спутника в узкую нишу. – Я-то отбрешусь, допуск у меня с пометкой «везде» – но зачем давать повод для ненужных расспросов?» И ещё раз они прятались, когда с противоположной стороны прокатился, деловито стуча на стыках, состав из мотовоза и трёх грузовых вагонов, заставленных ящиками и бочками. «Снабжение. – пояснил спутник, посмотрев на часы. – Пятнадцать- тридцать две, точно по расписанию…»
Попадавшиеся по сторонам ответвления, по большей части, были забраны решётками, оттуда тянуло сыростью и тухлятиной. Кремлёвец проходил мимо них без задержки, пока не остановился возле пятого или шестого по счёту.
– Ну, вот мы и пришли. – он залязгал ключами. – Дальше в одиночку. Мне туда хода нет – Эл-А, сам понимаешь.
Он вытащил из ниши в стене велосипед. Взгромоздился в седло, поставил ногу на педаль.
– Совет: не вздумай возвращаться прежним путём. В главном тоннеле – сам видел…
– Я что, похож на адиёта? И в мыслях не было, клык на холодец!
– Вот и хорошо. Выбирайся из высотки и заляг где-нибудь на дно. Вот, держи….
Он протянул бумажку с несколькими цифрами.
– Укажешь место и время встречи, напишешь код на конверте вместо адреса. Можно опустить в любой ящик – на Речвокзале, ВДНХ, МГУ. Самое позднее, через сутки я это получу. Найдётся, с кем передать?
Егерь кивнул.
– Отлично! Тогда – до скорого!
Помахал рукой и, весело стрекоча цепью, укатил по тоннелю.
В тоннеле не было рельсов – видимо, передвигаться по нему предполагалось пешком, в крайнем случае, на специально приспособленных для этого моторных тележках. За тридцать лет сооружение пришло в полнейшую негодность: потолки кое-где провалились, пробитые мощными корнями, вода местами стояла до колена. Сергею то и дело приходилось протискиваться между стеной и очередным древесным питоном, проломившим пол и потолок, и бесцеремонно перекрывшим сечение тоннеля. Под ногами порскали крысы и многоножки, хрустела хитиновыми скорлупками членистоногая и насекомая мелочь, не успевшая вовремя убраться с дороги пришельца.
Света здесь не было и в помине – фонари в обрешеченных плафонах освещали, хорошо если полсотни метров от главного тоннеля, а дальше начиналась кромешная тьма. Луч жужжалки вяз в ней да расстоянии в пару десяток шагов, и это было ещё хорошо, потому что примерно через четыреста-пятьсот метров в тоннеле начали попадаться фестоны «чёртова пуха». Коридор пролегал под владениями Ковра: деревьев наверху не было, полупрозрачных же вуалей становилось всё больше – они густо свисали с потолка, заполоняя собой весь объём тоннеля.
Поначалу Сергей попросту смахивал их лезвием рогатины, тщательно следя, чтобы ни единый клочок жгучей дряни не коснулся лица. Мельком он похвалил себя, что не поддался соблазну и не снял химзащиту в зале перед гермоворотами – хорош бы он был сейчас, натягивая резиновый балахон в тесноте, на ощупь, в кромешной тьме!
«Чёртова пуха» тем временем становилось всё больше. Остановившись в очередной раз, чтобы очистить лезвие рогатины от налипших на него неопрятных белёсых лохмотьев, Сергей снял рюкзак и зашарил по кармашками, в поисках зажигалки. Пора было прибегнуть к радикальным мерам, опробованным бестолковыми студентами в подвалах ГЗ.
Ладонь нащупала под клапаном «Ермака» холодный, округлый предмет. Баллон со спорами против грибниц. Новое изобретение Яши Шапиро, переданное для испытаний. Что ж, на ловца и зверь бежит: егерь, направил жестяной раструб на завесу «чёртова пуха», задержал на всякий случай дыхание, и нажал латунный рычажок.
Эффект был таким же, если бы он поднёс спичку к горке тополиного пуха, что скапливался в доприливные времена по московским дворам. Было такое развлечение у тогдашних мальчишек – поджигать эти невесомые сугробы и наблюдать, как они в мановение ока превращаются в невесомый пепел. Здесь было то же самое, только без язычков огня: белёсые вуали «чёртова пуха» действием Яшиных спор почти превращались в чёрные, похожие на пепел хлопья, и медленным дождём оседали на залитый водой пол. Волна гибельной для трансформации прокатилась по тоннелю метров на тридцать, пока не затухла сама собой.
«… молодчина, Яша, в кои-то веки придумал нечто толковое!..»
Егерь зажал рогатину под мышкой и пошёл дальше, освещая себепуть фонариком-жужжалкой.
Очередного «пшика» хватило на длинный, метров в пятьдесят, прямой участок. Сергей пустил струйку спор, полюбовался на кружащие в луче жужжалки чёрные хлопья и с удивлением обнаружил, что заросли «чёртова мха» закончились. То есть, они были здесь, но недавно по тоннелю прошёл кто-то массивный и, похоже, нечувствительный к жгучему ферменту – поскольку на себя весь «чёртов пух», оставив лишь клочья, прилипшие к стенам.
Неведомый «прохожий» выбрался их зияющего в стене пролома, оставив после себя изрядную кучу земли и торчащие, раскрошенные куски бетона. Егерь покачал головой – к владельцу когтей, способных на такое, стоило отнестись со всей серьёзностью. Он засунул ставший ненужным распылитель в кармашек рюкзака, проверил, легко ли извлекается из кобуры подарок кремлёвца, и осторожно двинулся вперёд.
От удара пули голова-клюв разлетелась, словно глиняный кувшин под ударом киянки. Вторая отколола изрядный кусок хитинового панциря. Но ганглии, заменяющие подземному сверчку мозги, уцелели, и продолжали подавать импульсы конечностям устрашающие когти скребли бетон, рывками продвигая бронированное тулово «крикета гигантуса» вперёд. Сергей чуть опустил револьвер и дважды выстрелил, целя в пролом панциря.
Медведку он встретил шагов через триста после пролома. Она пёрла по коридору навстречу, издали оповещая о своём приближении скрежетом когтей по бетону, шорохом хитиновых сегментов о стены и раздражённым стрёкотом. Быть может, гигантское насекомое вовсе не собиралось покушаться на жизнь встречного и вообще, не питала агрессивных намерений, а направлялась по своим медведкиным делам – но разойтись в узком тоннеле не было ни малейшей возможности. Подходящих на роль укрытия ниш поблизости не нашлось, и пришлось организовать подземному сверчку-переростку горячую встречу. Калибром двенадцать и семь миллиметров.
– Какой же ты «гигантус»? Максимум, «здоровеннус». Только патроны на тебя перевёл… – разочарованно протянул егерь, рассматривая жертву. Та лежала неподвижно, раскинув передние, похожие на когтистые лопаты, конечности.
И верно: если медведку с Маяковки можно было сравнить с древним тяжёлым танком, то данный образчик подземной фауны с трудом тянул на телеуправляемую танкетку, да и то, из мелких. Размером создание было с овчарку – узкий тоннель многократно усилил визуальный эффект, превратив не такую уж крупную тварь в грозное чудовище.
Егерь наклонился и ощупал расколотую скорлупу. Не меньше двух сантиметров хитина – сколько же было у той, с Маяковки? Неудивительно, что картечь отскакивала от неё, словно горох…
Стараясь не измазаться в разбрызганным по стенам внутренностям, он миновал поверженного врага. По всем подсчётам позади не меньше километра осточертевшего коридора, и пора бы уже добраться до цели его недолгого путешествия.