В миниатюрном полупустом барчике две подруги.

Заказали зеленый чай без сахара, громко обсуждают диеты и йогу. Рядом два старичка пьют кофе. За барной стойкой тихо сидит мужчина: глаза его закрыты, он кротко, но цепко держится за барную стойку, сильно напоминая спящего голубя. Перед ним пустая стопка и стакан с водой.

– Ты не понимаешь! Йога – это круто! Я прихожу на занятия и чувствую, как открываются мои чакры, – восторгается одна из женщин.

– Извини, – едко возражает другая. – Но я свои чакры открываю только дома!

– Это почему?

– Потому что я замужем!

Старики обсуждают здоровье.

– Вот я на той неделе лег в кровать, – начинает один. – И вдруг – боль в сердце. Как ножом полыхнуло. Подумал: все! Пришло мое время. Прикинул: ну что? Мне почти восемьдесят. Все, что мог сделать, – сделал. Пора к маме и папе! Вот только боли не хочу. Дай, думаю, помогу этой-то. Смерти. Лег на левый бок и, знаешь, давлю, давлю, давлю на сердце, чтоб конец скорей пришел.

– Ну и что?

– Да ничего, – с раздражением отвечает старик. – Утром проснулся огурцом – ничего не болит.

– Ты как будто недоволен!

– Конечно, недоволен! Я ж не знал, как это – умирать! А теперь знаю. Второй раз труднее будет.

В бар заходит женщина, подходит к мужчине-голубю у стойки. Он открывает глаза, встает, и она выводит его, как медсестра раненого солдата с поля боя – на плече.

Подруги с зеленым чаем переглядываются.

– Чего это с ним? Плохо, что ли, стало? – волнуется «восторженная».

Замужняя вздыхает и гладит пальцем морщину, появившуюся не от возраста, а от опыта.

– Если бы ему было плохо, то приехала бы «Скорая», а не жена!

Старушонка – ручки-ножки тонкие, хрупкие, скрюченные, как у паучка, длинная юбка, на голове платок – стоит у кассы, заплатила уже за свою булочку и баночку кефира, но не уходит, рассказывает юной кассирше про погоду, про цены, про то, что пенсию сократили, что зима была холодная, а весна пришла противная. Магазин через пять минут закрывается, старушка торопится наговориться досыта. В последнюю минуту влетает молодой парень, выхватывает зеленую пластиковую бутылку из холодильника, расплачивается и так же молниеносно исчезает.

– Вот говорят, что молодежь у нас плохая! – замечает старушка, которой, как Иоганну Себастьяну Баху, непременно хочется закончить на мажорной ноте. – А этот молодец! Видела, как спешил купить оливковое масло к ужину? Ты бы присматривалась к таким, деточка. Кстати, и тебе пора потихоньку приучаться к хозяйству, – подгружается размышлением старушка. – Ты масло-то зачем поставила в холодильник?

– Да потому что это не масло, бабушка! Это пиво! – нетерпеливо говорит продавщица и громко задвигает ящик кассы.

В супермаркете промоакция. Дегустация, две бутылки «Гиннесса» по цене одной. В подарок шутовской зеленый колпак. Мужчина средних лет с круглым животом и блестящей, как сироп, лысиной (в корзинке готовая жареная курица, контейнер с русским салатом, спагетти, туалетный «утенок», баночка колы) с удовольствием осушает предложенный стаканчик. Цокает языком, прикупает две бутылки, принимает в дар цилиндр св. Патрика.

– Примите участие в лотерее! – предлагает промодевушка, звонкая, как флейта.

Мужчина надевает колпак наудачу, соскребает защитный слой с карточки. Выигрыш!

Промодевушка растопыривает глаза.

– А вы везучий! Я работаю уже неделю, пока никто не выигрывал! Баловень судьбы принимает приз: палочку для селфи.

– Надо же! – говорит он, с интересом разглядывая палку. Потом снимает шляпу и трогает вспотевшую лысину. – Давно мне так не везло! Последний раз я был совсем маленьким.

– Да? И как это произошло? – спрашивает промодевушка.

– Мне было лет семь… Я мечтал выиграть в лотерею. Потратил все карманные деньги на билет. И что вы думаете? Выиграл предыдущий номер!

Роясь в старом блокноте в поисках яблочного пирога, наткнулась на историю, записанную тут же, под рецептом. Я и забыла, что этот рецепт достался мне от тети Элени, а ей – от ее бабушки Фоту, константинопольской гречанки, бежавшей в Афины после Малоазийской катастрофы. Во время бегства в море пропал ее младший сын, остальных детей она сумела спасти. Элени рассказывала, что бабушка Фоту была миниатюрная и тихая, как фарфоровая фигурка на камине. А дедушка Кузьма наоборот: голос – медная труба, отвязный обжора, воистину Гаргантюа. Летом после каждого обеда он один съедал крупный арбуз, в то время как бабушка всю жизнь ела с кофейного блюдца. Единственное пищевое наслаждение, которое она себе позволяла, – это утренняя чашка кофе с двумя смирнейскими рогаликами. Поэтому, когда к ней приходили внуки, они дарили ей эти рогалики, к которым она привыкла в молодости, – вкусным, заплетенным косичкой. И еще жирную и мягкую, как масло, фету.

Когда ее навещали внуки, она командовала:

– Пойте колядки!

– Так сейчас же не Святки, бабушка!

– Неважно. Зато у меня сейчас есть деньги! Пойте, кому говорят! Ну?

Несмотря на ее тихий голос, убеждать Фоту умела. Внуки пели колядки, даже если на дворе стояло лето.

Большую часть времени она проводила на кухне. Каждый день готовила несколько блюд: по количеству домочадцев. Одному – макароны с фаршем, второму – баклажановые «башмачки» под соусом бешамель, третьему – свежие сардины с орегано и чесноком, четвертому – кефтедес в пряном томатном соусе. По субботам они с дедушкой, уже будучи сильно пожилыми, ходили танцевать вальс и танго на набережной, где летом играл живой оркестр. Бабушкина макушка едва доставала деду до подмышки. Он умер первый, а Фоту (ее имя означает «свет») дожила до ста семи лет, несмотря на то что ежедневно курила по две пачки сигарет без фильтра и выпивала за своим невесомым обедом графинчик узо. Когда ее сокрушила немощь, она целыми днями просиживала нога на ногу в кресле-качалке, читая газету через лупу. Ум сохранила ясный. Если к ней являлся внук, то она, как пифия, заранее знала, что ей скажут.

– Пришел? Садись. Что хочешь? Погоди. Не говори, дай сама догадаюсь. Не морщинами же моими любоваться. Наверняка тебе деньги нужны. Но зачем? Раз ко мне, значит, отцу и матери говорить не хочешь… Ага… Стало быть, у тебя появилась девушка! Ну что ж, малыш, любовь – дело хорошее.

И тянулась за кошельком.

– Только отцу своему не проговорись… Опять кричать будет. Весь в деда.

Когда она умерла, горя не было, только траур. И дело не в том, что бабушка пережила свой век. Элени объяснила так: «Понимаешь, у нее была сладкая смерть». Кстати, на поминках подавали смирнейские рогалики и кофе – вовсе не потому, что это обычный поминальный греческий стол, но в память о Фоту, которая их любила.

пачка маргарина для выпечки или сливочного масла

500 г муки с разрыхлителем

2 чайные чашки сахара

ванилин

коньяк, палочка корицы

2 яйца, свежевыжатый сок 1 лимона

8-9 сладких яблок среднего размера

• Растапливаем маргарин, немного его остужаем, высыпаем в него муку, добавляем яйцо, чашку сахара, ванилин и немного коньяку.

• Замешиваем тесто – оно получится рыхлым, чуть влажным.

• Очищаем яблоки от кожицы, нарезаем мелкими ломтиками и отвариваем их до мягкости в кастрюле с чашкой воды, чашкой сахара, добавив немного коньяку, палочку корицы и сок лимона. Жидкость должна выпариться.

• Выкладываем в смазанную маргарином форму половину теста ровным слоем, сверху кладем яблоки. Оставшееся тесто пальцами распределяем на фольге и переворачиваем его на начинку.

• Взбиваем яйцо и смазываем пирог кисточкой.

• Выпекать примерно 45 минут на 200 °C. Важно не пересушить – тесто должно быть сочным и воздушным.