Физиономия Байярда постепенно приобретала цвет переспелой клубники.

– Послушай-ка, Гарольд, – начал он, – все эти твои фокусы...

– Знаю, – перебил его Ши, – ты просто еще не успел акклиматизироваться.

Бельфеба хихикнула, а Лемминкяйнен загоготал.

– Ладно, проехали – у нас нет времени выяснять отношения, – продолжал Ши. – Знакомься, это Лемминкяйнен, герой с большой буквы «Г».

– Здравствуйте, – вымолвил Байярд не без некоторого высокомерия, протягивая руку.

Коренастый крепыш, который только что приветливо ухмылялся до ушей, словно и не заметив протянутую руку, моментально нырнул под лавку за самострелом. Ши пришел к выводу, что обмениваться рукопожатиями в данном континууме наверняка не принято.

Очевидно, Байярду подобная мысль в голову не пришла. Он насупился, покрепче обхватил за плечи свою гурию и объявил:

– Это мисс Даниза, а это миссис Ши и мистер Гарольд Ши. А теперь, Гарольд, если ты объяснишь мне, где у этого норвежского дурдома выход, я немедленно им воспользуюсь, Я тебя, конечно, не виню, что ты вытащил меня сюда, но твоей страсти к приключениям я решительно не разделяю.

– Это не норвежский дурдом, а финский, – уточнил Ши, ухмыльнувшись. – И, по-моему, спешить домой тебе пока не стоит. Сомневаюсь, что ты будешь особо хорошо выглядеть, если явишься в Гарейденский институт с этой своей мисс Данизой и без фараона Пита. Так, по крайней мере, считаем мы с Бельфебой. Кстати, надеюсь, его там еще не посадили на кол?

Байярд явно несколько смягчился, особенно когда гурия, и без того уютно устроившаяся, прильнула к нему еще теснее.

– Господи, чего он там только не вытворял! Начать хотя бы с того, что первым делом попытался разогнать весь тот кордебалет – сам, наверное, помнишь. Он и впрямь самый настоящий добродетельный пресвитерианин, в церковном хоре поет. Когда я его последний раз видел, он пытался растолковать одной из девиц доктрину первородного греха. Кстати, тут не найдется какой-нибудь твердой пищи? Я уже сыт по горло тем липким месивом, которым нас пичкали в Занаду.

Лемминкяйнен до той поры безуспешно боролся с зевотой, так широко разевая рот, что можно было запросто заглянуть ему в гланды или даже глубже. Заслышав последнюю фразу Байярда, он захлопнул челюсти.

– Правда ваша, гости дорогие: утомленный волшебством своим могучим, совершенно позабыл я обязанности хозяйские. Кюллики! Матушка! Несите скорее ужин!

Он пересчитал гостей по пальцам.

– Дюжины-другой уток будет довольно. Вольтерпайарт, гляжу я, что служанка твоя одета как раз для бани. Не желает ли она попариться?

– Нет, – отрезал Байярд. – Но наверняка будет не прочь одолжить кое-какую одежду, если у вас есть лишняя. Верно, дорогая?

Даниза молча кивнула, и пока Лемминкяйнен громовым голосом требовал одежду, Байярд подвел ее к скамье и усадил. Ши заметил, что место он выбрал как можно дальше от Лемминкяйнена.

– Не желаю показаться занудой, Гарольд, – сказал Байярд, – но мне действительно не взять в толк, что была за нужда втягивать меня в ваши похождения.

Ши разъяснил ему магические причины фланговой атаки на Занаду.

– Но у нас до сих пор нет Пита, полицейского, и если мы все хотим хоть когда-нибудь вернуться в Огайо, лучше нам этим заняться. Что ты про него знаешь? Он ведь ирландец?

– Отнюдь! Я достаточно долго с ним общался и выяснял, что, несмотря на принадлежность к пресвитерианской церкви, настоящая его фамилия Бродский и что он не больше ирландец, чем Джавахарлал Неру. Он просто хочет, чтобы все его принимали за ирландца: отпускает ирландские шуточки, распевает ирландские песни... Из-за этого полипа или чего еще там у него в носу результат малость не дотягивает до стандартов Метрополитен-оперы.

В дверях показалась Кюллики. Она принесла с собой аромат жареной утятины и длинное, свободное платье, которое она скорее швырнула, нежели вручила Данизе. Лемминкяйнен заворожено наблюдал, как та его натягивает. Потом опять зевнул и заметил:

– Скудна басня, кою поведали вы про этого вашего Пийта пропавшего!

– Ну что ж, – отозвался Байярд, – попробуем еще разок. Звание детектива второго класса наш друг получил за успешную работу над делом Дюпона. Лично я как минимум десять раз про это слышал. Трудится в участке на Медисон-стрит. Мать зовут Мария, а отца, каменщика, тоже звали Пит. Отец хотел, чтобы сын, когда вырастет, пошел в бармены, а сам Пит мечтал стать профессиональным футболистом. Это пригодится?

Лемминкяйнен уныло помотал головой:

– Только такой знаток волшебства, как я, рискнет учинить колдовство со сведениями столь скудными! И даже мне медитировать придется до самого утра, ибо истощен я трудами дневными.

– А почему не прямо сейчас? – сказал Байярд, обращаясь к Ши. – Мне хотелось бы посмотреть, как это делается. Может, и у меня самого получилось бы!

Ши покачал головой:

– Не выйдет, Уолтер, честно. Ты ведь до сих пор не знаешь даже азов магии. Здесь есть совершенно определенные правила, но в отличие от всего, с чем тебе до сих пор приходилось сталкиваться, следуют они совсем иной логике. Более того – я не советовал бы тебе даже просто торчать рядом с Лемминкяйненом, пока он будет разыскивать Пита. Ты выработал достаточно серьезный магический потенциал, пока тебя тащили из Занаду. Так что если Лемминкяйнен и впрямь перенесет сюда Пита, а ты будешь болтаться поблизости, то тебя может случайно забросить обратно в Занаду – по слабой линии, которая создается заклинанием на момент перемещения. Помнишь, что тогда с нами вышло, дорогая?

– Помню прекрасно, – откликнулась Бельфеба, – Но давайте более не будем переливать из пустого в порожнее, ибо ужин нам несут!

На сей раз процессия состояла из семи рабов. Каждый тащил деревянный поднос, на котором громоздилась гора хлеба в окружении трех жареных уток – за исключением подноса, который подали Лемминкяйнену. Он их получил шесть.

Когда герой прикончил последнюю утку – считая заодно и прихваченную из порции Ши, поскольку тот был уже просто не в состоянии ее одолеть, – то потянулся, опять зевнул и вымолвил:

– Тебе, Харол, друг и помощник веселого Лемминкяйнена, ныне отдельная спальня предоставлена будет. Не отведешь ли сам туда Пельфепи? Что же до остальных гостей, что позднее прибыли, выданы им будут лучшие медвежьи шкуры, кои положить советую к очагу поближе. Идем, Кюллики, проводи меня до постели, ибо не способен я сейчас без посторонней помощи двигаться.

Наблюдая, как он направляется в спальные покои – пошатываясь и едва переставляя ноги, Ши подумал, что заклинание отняло у этого крепыша много сил, хотя не мог при этом не признать, что Лемминкяйнен охотно выполняет принятые на себя обязательства – даже несмотря на то, что его вирши явно оставляли желать лучшего.

Один из рабов с факелом проводил их с Бельфебой в дальний конец залы, где располагалась отведенная им отдельная спальня. Если по объему она и была побольше вагонного купе, то совсем ненамного, а в качестве подушек обоим пришлось использовать узлы с одеждой...

– Это еще что такое? – воскликнул Ши, садясь на постели и внимательно прислушиваясь.

Бельфеба, не поднимаясь, хихикнула.

– Это, о сильнейший и прелестнейший господин мой, судя по всему, герой наш со своей дражайшей супругою забаве предаются, коя и нам известна, – а именно бранятся со служанкою. Чу! Только что обозвала она его икрой лягушачьей!

Ши уставился на перегородку, отделявшую их от комнаты, в которую удалился Лемминкяйнен.

– Ну что ж, надеюсь, они скоро угомонятся, – заключил он. – С твоим охотничьим слухом ты по крайней мере можешь разобрать, о чем они спорят, и получаешь удовольствие от этого представления, но лично я не слышу ничего, кроме какого-то бессмысленного бубнежа.

Перебранка и впрямь вскоре утихла. Но теперь под оленьими шкурами, которые служили в качестве одеял, было слишком жарко, а без них – холодно. Соломенный тюфяк все больше напоминал рельефную карту Гималаев, а кроме того, Ши так и не научился спать в помещении без единого окна – хоть щели в стенах и обеспечивали достаточную вентиляцию.

Кто-то заскребся у двери.

Ши минуту прислушивался, после чего перевернулся на другой бок.

Скребущие звуки послышались опять, и на сей раз стало ясно, что это некий сигнал: одно поскребывание... два... три.

Ши перочинным ножом сложился на узенькой постели и приоткрыл дверь. В глубине залы тускло дотлевали угли очага, бросая красноватые отблески на две бесформенные кучи, которыми наверняка были закутанные в шкуры Байярд с Данизой. Света оказалось достаточно, чтобы Ши различил фигуру молодой красотки, Кюллики, притаившейся у входа в спальню. Приложив палец к губам, она дала ему знак молчать.

При мысли о возможной опасности у Ши на мгновение екнуло сердце, но Кюллики не оставила ему времени для размышлений: полностью открыв сдвижную дверь, она протиснулась мимо него к Бельфебе, легонько толкнула ее, чтобы разбудить, и присела на краешек постели. Когда оба присоединились ней, она наклонилась к ним ближе и театральным шепотом провозгласила:

– Зреет измена!

– Так-так, – отозвался Ши. – И какая же?

– Супруг мой, герой Каукомъели! Кто перед ним устоять может?

– Н-не знаю, как-то об этом не задумывался. А что он затевает?

– Только сейчас вызнала я его замысел! В том он, чтоб от обещанья своего уклониться и того чародейства не чинить, коим собираетесь вы друга, своего сюда доставить из краев дальних. После заклятья подобного завсегда слаб он и немощен, как видеть вы сегодня удосужились.

– Да это же... – начал было Ши, протягивая руку за шпагой, но тут вмешалась Бельфеба:

– Погоди-ка, Гарольд, кроется тут наверняка и еще кое-что, что не столь лежит на поверхности, и мыслится мне, что проку тут больше будет от ума быстрого, нежели от силы грубой.

Она повернулась к Кюллики:

– Зачем поведала ты нам историю эту? Едва ли так уж тебя заботит, будет Пит наш вызволен или же нет!

В темноте они отчетливо услышали, как девушка скрипнула зубами.

– Потому как у птицы размышлений моих есть и крыло другое! – взорвалась она. – Заместо того чтоб в Похъёлу отправиться, собирается он на озера с чертовкой этой бесстыжей, что никакой одежды не носит!

– То бишь с Данизой. И что ты предлагаешь нам предпринять?

– Уходить, – ответила Кюллики. – Прямо на рассвете. Забрать его в Похъёлу. Это куда меньшее зло.

Ши подумал о бочкообразной груди и огромных ручищах Лемминкяйнена.

– Что-то я пока не представляю, каким именно образом мы сумеем заставить его сделать то, чего он делать не хочет, – произнес Ши.

Кюллики накрыла его руку своей ладонью.

– Не знаешь ты моего господина. Этой ночью беспомощней он олененка новорожденного – из-за приступа, колдовством его вызванного. Есть у меня веревка. Свяжите его, покуда он слаб, и волоките куда угодно!

– По-моему, есть у нее ключ, что затворить способен все наши беды, – сказала Бельфеба. – Ежели свяжем мы Лемминкяйнена немедля, то сумеем держать его связанным до той поры, покуда не сотворит он заклятье, кое Пита сюда перенесет. А после опять будет слишком слаб он, чтоб думать о мщении.

– Неплохо придумано, детка, – сказал Ши, соскакивая на пол и протягивая руку за штанами. – Хорошо, пошли. Но, по-моему, стоит прихватить в помощь и Уолтера.

«Прихватить» Уолтера оказалось не таким простым делом, как представлялось на первый взгляд. Отсыпаясь после своей затянувшейся экскурсии в Занаду, он дрых как убитый, и когда его стали трясти, только блаженно чмокал губами. Правда, из-под медвежьих шкур показалась голова Данизы, которая обвела склонившуюся над ней троицу кроткими волоокими глазами и не произнесла ни слова, даже когда Кюллики зашипела на нее, как кошка. Ши окончательно решил, что Даниза принадлежит к редкостному типу весьма сексапильных, но молчаливых красавиц.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Байярд настолько пришел в себя, чтобы составить компанию Ши. В покоях Лемминкяйнена тусклый свет свечи, которую несла Кюллики, выхватил из темноты героя, по диагонали распластавшегося на постели. Был он полностью одет и храпел, словно работающая лесопилка. Он даже не пошевелился, когда Ши осторожно приподнял его ногу, чтобы пропустить петлю сыромятной веревки, и только изредка менял ритм храпа, пока они перекатывали его туда-сюда, заматывая, словно кокон.

Кюллики заметила:

– Матери его это вряд ли придется по вкусу, карге старой. Заботит ее лишь одно: чтоб постоянно был он у нее под рукой. Все волосья бы ей повыдергивала!

– За чем же дело стало? – зевнул Ши. – Ну ладно, пошли, детка, попробуем немного вздремнуть. Когда этот кабан очухается, будет уже не до сна.

Он оказался более чем прав: прошло от силы минут десять, как ему пришлось опять вскакивать с постели и вслед за Байярдом мчаться в соседнюю комнату, из которой доносился чудовищный рев. По силе его можно было сравнить разве что с паровым органом – герой и впрямь исправно исполнил роль будильника.

Лемминкяйнен катался по полу, изрыгая проклятия и силясь освободиться от пут, а Кюллики, даже не пытаясь скрыть презрительную усмешку на своем смазливом личике, с не меньшей быстротой сыпала издевками. Внезапно герой сделал передышку, скривился и монотонно затянул:

Ши пригляделся: а ведь и впрямь! Веревки на ногах Лемминкяйнена действительно заметно ослабли. Ши принялся лихорадочно выдумывать противодействующее заклинание.

– Эй, кончай! – крикнул Байярд, обращаясь, судя по всему, к некоей точке в паре футов позади Лемминкяйнена.

– Чего кончай? – оторопел Ши.

– Развязывать его!

– Но если его чары...

– Сам ты чары! Это я про старуху!

– Какую еще старуху? – оторопел Ши.

– По-моему, это мать Лемминкяйнена. Ты что, слепой?

– Наверное. Ты хочешь сказать, что она там, невидимая, его развязывает?

– Вот именно, но только никакая она не невидимая!

Веревка виток за витком сама собой сползала со ступней, лодыжек и коленей героя. Вскоре торжествующе ухмыляющийся Лемминкяйнен изловчился и вскочил на ноги.

– Да останови же ее, ради бога! – воззвал Ши.

– А? Ах да, сейчас!

Байярд подступил почти вплотную к Лемминкяйнену и обеими руками вцепился в пустоту. Послышался истошный визг, и в паре футов от героя материализовалась мать Лемминкяйнена, которая из-под спадавших на глаза перепутанных волос злобно таращилась на Байярда, крепко ухватившего ее за руки. Кюллики с не меньшим бешенством уставилась на нее в ответ.

– Спокойно, спокойно, – умиротворяюще проговорил Ши. – Мы вовсе не собираемся обижать вашего сына, леди. Только хотим убедиться, что он действительно намерен выполнить свою часть сделки.

– Гибельна ваша сделка! Намерены вы погубить его! – каркнула старуха.

– А ты из него, заместо героя, слабака готова сделать, что за женскую юбку держится! – огрызнулась Кюллики.

– Что верно, то верно, – сказал Ши. – Честно говоря, я сильно в тебе разочарован, Кауко.

Торжествующую улыбку Лемминкяйнена сменило насупленное выражение.

– Это ты о чем? – грозно вопросил он.

– Я-то думал, ты действительно величайший герой Калевалы, а ты взял и попросту струсил идти в Похъёлу!

Лемминкяйнен нечленораздельно взревел, после чего сбавил тон до обычного рыка:

– Это я-то струсил?! Клянусь Юмалой, освободи меня только от пут, и башку я тебе оторву – узришь тогда, сколь я испуган!

– Не выйдет, пупсик. Вот доставишь Пита из Занаду, тогда и поговорим о возможных изменениях в наших планах.

На физиономии героя опять возникло плутовское выражение.

– А ежели доставлю я детектива вашего шустрого из Занаду, готов ли ты, о Пайарт, отдать мне Танису прекрасную?

– Я далеко не уверен... – начал было Байярд, но его тут же перебил Ши:

– Вот уж фиг тебе. Ничего такого в первоначальных условиях договора не было. Либо приступай, либо мы тебя больше знать не знаем!

– Ладно тогда! Но от сих пут должны освободить вы меня, дабы заклинанья мои чудодейственные текли гладко.

Ши наклонился к Кюллики.

– Ему можно доверять? – спросил он. Голова ее вздернулась вверх.

– Глупец! Супруг мой завсегда слово держит... Но... но может заколдовать он Пайарта, дабы девицею его завладеть!

Ши подступил к Лемминкяйнену и принялся развязывать узлы.

– Она права, Уолтер. А потом, есть опасность, что в ходе заклинания тебя может забросить обратно в Занаду. Лучше держись отсюда подальше – как можно дальше от этого дома. Я не знаю, на какую дистанцию распространяется действие подобного колдовства, но не думаю, что на очень большую.

Байярд направился к дверям. Когда последняя петля упала с рук Лемминкяйнена, он воздел их над головой, присел и задумчиво наморщил лоб. Наконец он произнес:

– Готов ли ты, Харольд? Ладно, тогда приступим..

Запрокинув голову, он затянул:

Монотонное пение все продолжалось, а Ши тем временем спокойно углубился в силлогизмы. Лемминкяйнен забирал все выше и выше, и когда его голос был уже готов сорваться на визг, в дверях показалась Даниза с вопросительным выражением на прекрасном отсутствующем лице.

– Не видали ли вы господина моего? – поинтересовалась она.

– ...И пребудь же ныне с нами! – на самой высокой ноте закончил Лемминкяйнен в этот самый момент.

Произошло сильное колебание воздуха; мгновение лишь облако ярких искр висело там, где только что стояла гурия. А когда они рассеялись, на ее месте присутствующие узрели плотного типа в изрядно помятом коричневом костюме американского покроя.