При этом западник не настаивает, мол, давайте соберем в кучу все наше и обменяем на кучу импортного. Это довольно странный обмен: во-первых, меняться не глядя, во-вторых, меняться большими кучами. Там скорее так: у нас на руках какая-то карта, и мы знаем прикуп. Так получилось, что в прикупе лежат козыри в этой игре. Почти наверняка нужно скинуть какую-то свою карту и взять прикуп. Какую именно скинуть – обсуждаемо. Возможно, у нас тоже есть козыри, почему и нет? Но по сравнению с прикупом у нас точно есть какой-то мусор, его и меняем. Если в прикупе заведомо лежат козыри, его надо брать – вот и вся программа западничества. Если представить дело так, с этим практически нельзя спорить. «Нет, козырная бубновая дама чужда нашей ментальности. А за пиковую девятку деды проливали кровь! Червовая шестерка в наших генах! К черту прикуп, играем так».

Поэтому обычно спорят иначе. Споря с западником, почвенник обычно ругается с каким-то недалеким призраком в своей голове. Он путает Запад как идею с западом как направлением на карте. «А вот эта ваша политкорректность…» Она не наша. Политкорректность – это сбой, явная измена рациональности, и пусть отвечает сама за себя. «Когда ваш Гитлер…» Ну, это тоже измена рациональности. Национал-социализм – оплошность в культуре Запада, враждебная ей и очень быстро изжитая. Между тем для ряда восточных стран это до сих пор базовый вариант. В оправдание национал-социалистических диктатур там говорится, что это меньшее зло – иначе придут религиозные фанатики, которые еще хуже. Так что процентное содержание «гитлера» в Европе, пожалуй, меньшее, чем где-либо.

Пусть наши противники спорят с тем, что есть. Тогда их антизападничество сводимо просто к антирациональности. Между козырной дамой и обычной девяткой выбрать девятку и считать это лучшим выбором – как, почему?

Как понять чужое непонимание? Если западник, как мы сказали, обычно стадиальник и считает Запад не привилегированной культурой, а местом прорыва общей культуры человечества, то вот его оппонент обычно как раз культурник. Шпенглер был большим поклонником немецкой идеи (хотя и недостаточно большим для 30-х годов), Данилевский очень верил в русскую идею, и даже британец Тойнби не был западником – в нашем понимании.

Этой призмы хватает, чтобы сквозь нее видеть мир довольно своеобразно. Если ты культурник, то твои большие культуры, будь их 8 или 28, обычно борются. Если ты говоришь это не на Западе, то получается, что твоя культура борется с Западом. На этом фоне предложение что-то перенять звучит почти как «изменить родине», а «изменить родине» для обыденного сознания звучит неприятно.

Подсознание путает учиться у врагов и поддаться врагам, но мешать начинает еще раньше, находя врагов где попало. Ощущение большой битвы, особенно там, где ее нет, вытаскивает целый ворох когнитивных искажений. Сразу видишь наших и не наших, начинаешь болеть за наших и видеть мир так, чтобы нашим в нем было лучше. «Мы лучше их», сказанное вопреки любой очевидности – это не ответ на задачу, а то, что всегда уже дано как условие и его запрещено проблематизировать. Перед лицом этого можете отзывать факты и аргументы – они бессильны, в них видят только вражеских солдат, которым позорно сдаться. Кажется, мы вернулись к парадоксу патриотизма.

Но вот что интересно.

И отсюда следует, что…

Риторика элиты при этом не имеет значения: вы же не будете верить тому, что вам говорит по работе, например, рекламный агент? Элита тоже на работе. И в силу этого должна озвучивать только строго определенные вещи. Не смотрите на то, что они говорят, смотрите, как они действуют.

Прозападность будет выражаться двояко. Во-первых, в большем доверии к западным идеям. Во-вторых, в большем доверии к тем местам, которые придерживаются этих идей (пока что западных идей более всего держатся на Западе, хотя это и не обязательно).

Например, население не западных стран, не имеющее долларов, зачастую любит слушать, что доллар – сомнительная валюта, ничем не обеспеченная, скоро рухнет. Верхушка элиты, поддерживая то, что она понимает под социальным порядком, обязывает элиту поддерживать эту версию – но сама элита, при возможности, выбирает доллар. Имея выбор, она будет предпочитать западное образование, здравоохранение, курорты. Вполне возможно, в случае потери власти она планирует перебраться на Запад: а куда еще? Также в своем кругу она скорее будет обсуждать цены на недвижимость в Европе, чем загнивание Европы, которое она должна обсуждать на местном телевидении.

Это не значит предательство, подкуп и прочее, как, вероятно, расценили бы это те, для которых снимаются передачи. Это не что иное, как сноска на рациональность, более развитую все же в верхах.

При этом, если этика позволяет, говорить можно все что угодно.

Чем-то ситуация напоминает мир, описанный в романе братьев Стругацких «Обитаемый остров». Напомним, речь шла о вымышленной планете. На несколько минут там включали излучение, от которого у нормальных граждан случался подъем патриотизма, а «выродки», они же диссиденты, корчились от боли. По этому признаку их и вылавливали. Интрига в том, что вся элита, как с удивлением узнает ближе к финалу прибывший землянин, состоит сплошь из выродков. Что ж, на Земле во многом похожая ситуация.

Мы не имеем в виду конкретную страну: их слишком много, чтобы обсуждать каждую. Это общее правило на планете, хотя возможны исключения. Касательно исключений, элита может поверить своей же пропаганде – кто же ей запретит, она же элита. Но это как наркокартель, подсевший на свою продукцию. Вряд ли это будет его конкурентное преимущество, скорее начало конца.

…Слово «западник» изначально подразумевает, что он может быть где угодно, но вряд ли на самом Западе. Но теперь уже может. Мы сказали, что Запад, который в нашем уме, это не география. А на карте может происходить что угодно. Сейчас на Западе, кажется, не так уж модно быть западником.

Слишком часто там говорят, что у каждого своя правда. Это удивительно. Метрополия, набравшая полную руку козырной масти, кажется, не особо дорожит ею. Еще удивительнее, что козыри, которые свободно можно взять из колоды, не пользуются таким уж спросом на периферии. В метрополии модно считать, что козырей вообще нет (постмодерн). На периферии твердо знают, что козыри есть, но это та масть, которой у них больше (религия, патриотизм, традиционные ценности).

Может ли Запад, будучи набором идей-выигрывателей, в итоге проиграть? Это интересный, большой и больной вопрос. Может ли физик-ядерщик спиться? Не исключено. Скорее нет, но может. Это не будет означать, что этиловый спирт как идея сильнее квантовой механики – это будет означать лишь несчастный случай и то, что жизнь случайнее, чем кажется.

Огонь рациональности уже загорался, например, в античности, но почти погас. Если так уже было, значит, так случается. Можно быть сильнее каждого из соперников, но проиграть, потому что их слишком много, а жизнь случайна.

Вообще с миром может случиться много чего плохого, но утешают два обстоятельства. До сих пор нас устраивал ход большой истории, и вряд ли это была случайность. Говоря сухим языком, рациональность обладает статистическим преимуществом, и лучше ставить на нее, чем против нее. Кроме того, что бы ни произошло с миром, это еще не приговор нашей жизни. Если нам не понравится общее направление, можно будет прожить ее частным образом, и лучше сделать это рационально.