Смит работал над «Богатством народов», когда промышленный переворот в Англии только начинался и новая техника играла еще весьма ограниченную роль в повышении производительности общественного труда, в «росте богатства». Он ждал больше пользы от разделения труда, чем от внедрения машин. Тем не менее он с большой силой выразил в книге главную социально-экономическую проблему эпохи промышленной революции – проблему накопления капитала. Он понимал, что эффективность разделения труда может быть неизмеримо выше, если оно осуществляется на базе капиталовложений в новые производственные сооружения, оборудование, транспортные средства. Смит многократно подчеркивал: накопление – ключ к богатству нации, каждый, кто сберегает, – благодетель нации, а каждый расточитель – ее враг.
По подсчетам современных английских ученых, норма накопления (накопляемая доля национального дохода) в Англии второй половины XVIII в. в среднем не превышала 5 %. Вероятно, она начала повышаться лишь примерно с 1790 г., когда промышленная революция вступила в самый бурный период. Конечно, 5 % – это очень мало. В наше время развивающаяся страна (а этот недавно появившийся термин, очевидно, подходит к Англии времен Смита) считает положение более или менее благополучным, если норма накопления составляет не менее 12–15 %; 10 % – сигнал тревоги, а 5 % – сигнал бедствия. Любой ценой поднять норму накопления! Так на нынешнем языке звучит лозунг Смита.
Кто может и должен накоплять? Конечно, капиталисты – состоятельные фермеры, промышленники, купцы. В этом Смит видел, в сущности, их важнейшую социальную функцию. Он еще в глазговских лекциях с удовольствием отмечал «аскетизм» тамошних рыцарей капитала: во всем городе трудно было найти богача, который бы держал более одного человека мужской прислуги. Нанимая производительных работников, человек богатеет, нанимая слуг – беднеет, писал Смит. Это же применимо ко всей нации: надо стремиться свести к минимуму часть населения, не занимающуюся производительным трудом. Смитова концепция производительного труда была остро направлена против феодальных элементов в обществе и всего связанного с ними: государственной бюрократии, военщины, церкви. Маркс отметил, что критическое отношение ко всей этой публике, обременяющей производство и мешающей накоплению, выражает точку зрения как буржуазии той эпохи, так и рабочего класса.
Смит писал: «…Государь со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников. Они являются слугами общества и содержатся на часть годового продукта труда остального населения… К одному и тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий – священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и пр.».
Итак, король и паяцы – в одной компании! Офицеры и священники – в сущности паразиты! «Писателей всякого рода», к которым относится и сам автор, научная добросовестность заставляет его тоже признать с экономической точки зрения непроизводительными работниками. В этих фразах, несомненно, есть ирония, довольно смелая и злая, но она глубоко запрятана под профессорской серьезностью и объективностью. Таков Адам Смит.
Наибольшее влияние учение Смита имело в Англии и во Франции – странах, где промышленное развитие в конце XVIII и начале XIX в. шло наиболее интенсивно и где буржуазия в значительной мере овладела государственной властью.
В Англии, однако, среди последователей Смита не было, вплоть до Рикардо, сколько-нибудь крупных и самостоятельных мыслителей. Первыми критиками Смита выступили люди, выражавшие экономические интересы землевладельцев. Виднейшими из них были Т. Мальтус и граф Лодердейл.
Во Франции учение Смита сначала натолкнулось на прохладный прием со стороны поздних физиократов. Затем революция отвлекла внимание от экономической теории. Перелом произошел в первые годы XIX в. В 1802 г. был издан первый полноценный перевод «Богатства народов», сделанный Жерменом Гарнье и снабженный его комментариями. В 1803 г. вышли книги Сэя и Сисмонди, в которых оба экономиста выступают в основном последователями Смита. Сэй интерпретировал шотландца в духе, который больше устраивал буржуазию, чем «чистый» Смит. Однако в той мере, в какой Сэй энергично выступал за капиталистическое промышленное развитие, многие его идеи были близки к взглядам Смита.
Если смитианство было прогрессивно в Англии и во Франции, то в еще большей мере это было ощутимо в странах, где господствовала феодальная реакция и буржуазное развитие только начиналось, – в Германии, Австрии, Италии, Испании и, конечно, в России. Есть сведения, что в Испании книга Смита была первоначально запрещена инквизицией. В Германии реакционные профессора долгое время не хотели признавать Смита. И тем не менее именно в Пруссии – крупнейшем германском государстве – идеи Смита оказали определенное влияние на ход дел: люди, которые в период наполеоновских войн проводили там либерально-буржуазные реформы, были в известной степени его последователями.
Говоря о смитианстве и влиянии Смита, надо иметь в виду, что непоследовательность Смита, наличие в его книге разнородных и прямо противоположных концепций позволяли использовать их людям совершенно различных взглядов и принципов и считать его своим учителем и предшественником. Английские социалисты 20-40-х гг. XIX в., стремившиеся повернуть учение Рикардо против буржуазии, считали себя вместе с тем и действительно являлись духовными наследниками Адама Смита. Эти люди опирались в основном на положения Смита о полном продукте труда и вычетах из него в пользу капиталиста и землевладельца. С другой стороны, последователем Смита считала себя школа Сэя во Франции. Она опиралась на другой поток в мышлении Смита: сотрудничество факторов производства в создании продукта и его стоимости. Она брала также у Смита его фритредерство, но придавала ему грубо торгашеский характер.
Исторически важнейшая линия теоретических влияний от Смита идет к Рикардо и Марксу.
Смитианство имело различные аспекты с точки зрения теории и с точки зрения конкретной экономической и социальной политики. Были смитианцы, которые брали у Смита, в сущности, только одно: свободу внешней торговли, борьбу против протекционизма. В зависимости от конкретной ситуации эти выступления объективно могли иметь и прогрессивный, и достаточно реакционный характер. Например, в Пруссии за свободу торговли выступали консервативные юнкерские круги: они были заинтересованы во ввозе дешевых иностранных промышленных товаров и в беспрепятственном вывозе своего зерна.
Но мы уже хорошо знаем, что у Смита его фритредерство было лишь частью большой антифеодальной программы экономической и политической свободы. Огромная роль Смита в истории цивилизации определяется тем, что его идеи (очень часто в трудноразделимом сплаве с идеями других передовых мыслителей XVIII столетия) ощутимы во многих прогрессивных и освободительных движениях первой половины XIX в.
Пожалуй, это наиболее очевидно в России. Всю первую половину 1826 г. шло следствие по делу декабристов. В ходе следствия каждому мятежнику давали особого рода анкету, в которой был, в частности, вопрос об источниках его «вольнодумных и либеральных мыслей». Среди авторов, которых называли декабристы, рядом с Монтескье и Вольтером несколько раз фигурирует имя Смита. Еще чаще упоминаются просто сочинения по политической экономии, но надо помнить, что в то время это практически означало систему Смита.
Декабристы, дворянские революционеры, имели, по существу, буржуазно-демократическую программу. Для этой программы они воспользовались самыми прогрессивными идеями западных мыслителей. У Смита их привлекала вся его система естественной свободы, а конкретнее – категорическое осуждение рабства (крепостного права), выступление против всех других форм феодального гнета и за промышленное развитие, требование всеобщности налогообложения и т. д. Само по себе фритредерство Смита их меньше интересовало. Среди декабристов и близких к ним мыслящих людей были как сторонники свободы торговли, так и сторонники протекционистских тарифов для защиты нарождавшейся русской промышленности. Еще меньше занимались они (да и русские экономисты того времени вообще) чисто теоретическими сторонами учения Смита: вопросами стоимости, доходов, капитала.
Влияние Смита на декабристов было итогом продолжавшегося уже несколько десятилетий распространения его идей среди русского образованного общества. На волне либеральных веяний, распространившихся после восшествия на престол Александра I, в 1802–1806 гг. вышел первый русский перевод «Богатства народов». Перевод книги Смита был исключительно трудным делом, ведь на русском языке еще только складывалась научная экономическая терминология, система основных понятий. Тем не менее он сыграл важную роль не только в распространении идей Смита в России, но и в развитии русской экономической мысли вообще. Период 1818–1825 гг. был временем наибольшего влияния учения Смита в России. После декабрьского восстания оно попало в руки консервативных профессоров, которые вытравляли из него все смелое и острое.
Замечательно, что это не укрылось от наблюдательности Пушкина, который ранее отразил в «Евгении Онегине» увлечение Смитом. В одном из прозаических отрывков 1829 г., который публикуется под заглавием «Роман в письмах», читаем: «Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость нравов и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг, – нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами. Честь имею донести тебе, что это все переменилось. Французский кадриль заменил Адама Смита…».
Пушкин был хорошо знаком и даже дружен по меньшей мере с тремя декабристами, которые оставили важный след в развитии русской экономической мысли: Николаем Тургеневым, Павлом Пестелем и Михаилом Орловым. Особенно большую роль в формировании общественных взглядов молодого Пушкина сыграл Тургенев, который считал себя учеником Смита. В книге Тургенева «Опыт теории налогов» (1818 г.) множество ссылок на Смита. Заглавие книги обманчиво, так как оно продиктовано цензурными соображениями. В действительности это была острейшая экономическая и социально-политическая критика крепостного права. Важнейшая идея, которая связывает Н. И. Тургенева со Смитом, – это идея экономической и политической свободы. Саму науку политической экономии Тургенев рассматривал как научное обоснование «конституционной свободы народов Европы».
Как и у Смита, у декабристов не было сознательной апологетики капитализма, который представлялся им строем равенства, свободы и прогресса. Лишь в виде исключения отмечали они отдельные его отрицательные стороны. Такие элементы особенно заметны у Пестеля.