Ив теории, и в практике экономических преобразований остается открытым важнейший вопрос: является ли экономический кризис неизбежной платой за становление рыночной экономики, неотъемлемо сопровождающей либерализацию хозяйственной жизни общества? По существу, сегодня нет убедительных объяснений кризиса, обрушившегося на подавляющее большинство стран с переходной экономикой. Употребляемое в англоязычной экономической литературе клише transitional recession (переходный спад) выступает лишь малосодержательной абстракцией, маскирующей реальные причины кризиса малопригодной для объяснения существующего положения вещей. Тем более остаются неизвестными причины, в силу которых переходный спад оказался столь глубоким и продолжительным, как в России, привел к столь очевидному социальному расслоению и обнищанию основной массы населения страны.
По этому поводу чаще всего упоминаются три неопровержимых довода. Во-первых, экономика нашей страны в том виде, в каком она существовала в «дорыночный» период, объявляется институционально несостоятельной. Во-вторых, слишком велика была роль государства, нередко осуществлявшего непосредственное силовое вмешательство в хозяйственную жизнь страны. Наконец, в-третьих, наша страна десятилетиями проводила в жизнь автаркическую модель развития, изолированную от внешнего рынка. Преодоление этих трех важнейших препятствий к построению рыночной экономической системы и вызвало, по мнению многих экспертов, последствия, столь печальные для хозяйственного развития страны. Именно это обстоятельство побуждает к более подробному рассмотрению существа выдвигаемых аргументов.
1. Институциональная структура переходных экономических систем по вполне понятным причинам привлекает пристальное внимание специалистов. Всякий институт (если понимать эту категорию в нортовском смысле, как правило, взаимодействия агентов экономических отношений) предназначен для снижения совокупных трансакционных издержек. В основе радикальных институциональных реформ лежит неявно принимаемое (а иногда и открыто высказываемое) убеждение в том, что лишь старые, отжившие экономические институты способны повышать трансакционные издержки, однако опыт экономических преобразований в большинстве стран мира свидетельствует об ошибочности этого мнения. Нередки случаи, когда новые, едва сформированные институты наделялись функциями, противоречившими основным целям их функционирования, и вследствие этого повышали совокупные трансакционные издержки.
В качестве примера можно привести введение налогового кредита на прирост НИОКР в начале 60-х гг. в США, от которого вскоре были вынуждены отказаться ввиду его несоответствия быстро ухудшающимся условиям экономической конъюнктуры. Другим примером может служить введение платы, вносимой изобретателями за экспертизу их изобретений, в странах, переживающих период промышленного кризиса, сопровождающийся технологическим регрессом. Это стандартный пример того, как достижение краткосрочных целей (в данном случае – пополнение государственного бюджета) вызывает долгосрочные последствия, прямо противоположные объявляемым целям.
Подобные примеры убеждают в том, что для оценки эффективности функционирования рыночных институтов решающее значение имеет не продолжительность их существования, а функциональная роль, выполняемая ими в экономической системе общества. Заметим, что институциональная структура советской экономики, в течение десятилетий не претерпевавшая коренных изменений, обеспечивала устойчивый технологический прогресс и экономический рост. В то же время, современный опыт реформ в КНР доказывает, что становление рыночной хозяйственной системы осуществляется с меньшими экономическими и социальными издержками в том случае, когда институциональная система подвергается плановой и последовательной трансформации, а не радикальной и стихийной ломке.
Иначе говоря, если опыт российских реформ доказывает невозможность их успешного проведения в условиях институциональной незащищенности и экономической разрегулированности, то опыт Китая свидетельствует о ненужности коренной институциональной ломки во имя достижения целей рыночных реформ и опровергает тезис о неизбежности экономического кризиса как платы за достижение экономического роста в переходной экономике.
Кризисные состояния любой динамической системы, в том числе и социально-экономической, выносят на поверхность, на уровень явления сущностные причинно-следственные связи, управляющие бытием и движением этой динамической системы. Именно в этом, частности, заключается эвристический смысл исследования экономических систем, находящихся в фазе кризиса. Именно воспроизводство кризисных экономических систем характеризуется неожиданными и на первый взгляд нелогичными поворотами в тактике проведения экономических преобразований, предпринимаемых время от времени правительствами различных стран мира. Стратегия реализации сравнительных преимуществ кризисной (или предкризисной) экономики побуждает правительства разных стран в отдельные периоды их истории следовать курсом, который прямо противоположен декларируемым лозунгам.
Современная наука рассматривает цикличность экономического роста как его неотъемлемое свойство и, таким образом, воспринимает фазу кризиса не как трагическую случайность, а как одно из нормальных состояний экономической динамики, повторяемость которого причинно обусловлена. Вместе с тем современная экономическая теория унаследовала от классической политической экономии известное пренебрежение к проблемам кризисной динамики и занята по преимуществу исследованием закономерностей экономического подъема. О тех причинно-следственных связях, которые управляют экономическими системами, пребывающими в фазе кризиса, мы сегодня знаем на удивление мало.
К этому следует добавить слабое теоретическое осмысление достаточно обширного практического опыта стран, так или иначе решавших проблему преодоления спада производства. Столь скромная теоретическая разработка проблем кризисной динамики тем более удивительна, что проблема управляемости кризисной экономикой и разработки принципов ее государственного регулирования остается одной из наиболее острых и актуальных для всех стран мира независимо от уровня их экономического развития.
Приходится констатировать, что многие проблемы теории переходной экономики находятся лишь в начальной стадии теоретического осмысления. Думается, что в ближайшее время нам предстоит существенное уточнение постановок целого ряда проблем, открывающее пути для их теоретической разработки. Однако разрешение теоретических противоречий, как справедливо утверждал К. Маркс, само оказывается возможным только практическим путем, только посредством приложения практической энергии людей, и потому отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительную жизненную задачу. В частности, поэтому многие проблемы развития переходных экономических систем наша страна (как, впрочем, и другие) вынуждена решать на практике еще до того, как они получат свое теоретическое осмысление и выражение в форме экономических законов и категорий.
Это означает, что теория переходных и кризисных процессов способна сыграть значительную роль не только в разработке определенных практических решений, но и в развитии и совершенствовании методологического аппарата экономической теории. Научный потенциал теории переходной экономики, резервы ее методологического развития выдвигают ее в число самостоятельных перспективных направлений современной экономической науки.
Сегодня, как и сто лет назад, Россия находится на стадии первоначального накопления капитала и развития буржуазных общественных отношений. Впрочем, данный процесс в наши дни характеризуется принципиально иными чертами, нежели экономические события начала минувшего века – резким падением платежеспособного спроса, в противоположность становлению внутреннего рынка.
Следует заметить, что средний класс в Советском Союзе был, по мировым масштабам, достаточно беден, если судить о его благосостоянии на основании среднедушевых денежных доходов, пересчитанных по паритетам покупательной способности. Однако не будем забывать том, что в течение советского периода нашей истории значительная доля (иногда более половины) реального среднедушевого потребления приходилась на так называемые общественные фонды потребления, посредством которых перераспределялась огромная часть совокупного необходимого продукта общества.
Процессы, протекавшие в России сто лет назад, лежали в русле общемировых трансформаций и в известной мере соответствовали логике аналогичных преобразований, развернувшихся несколько ранее развитых европейских странах. В отличие от них, современная капитализация России характеризуется целым рядом особенностей.
Важнейшая из них заключается в том, что первоначальное накопление в современной России осуществляется в период масштабного и длительного экономического кризиса, который перекачивает инвестиции в отрасли с быстрым оборотом капитала (прежде всего в финансовую и торговую сферы), что неизбежно препятствует процессу становления эффективного собственника, обычно сопровождающему первоначальное накопление капитала. Отсюда вытекает и вторая особенность: накопление капитала в современной России – это в первую очередь накопление финансового капитала, не подкрепленное адекватным развитием реального сектора.
Необходимость наличия политической воли обусловлена тем, что проводимые в России экономические преобразования не соответствуют общей направленности вектора мирового социально-экономического развития. Критерием общественного прогресса выступает положительная динамика материальных производительных сил общества, предпосылки которой призвана сформировать трансформация социально-экономических отношений. В нашей стране в течение более чем 20 лет совершается обратный процесс, а это значит, что Россия либо идет не в ногу с историей, либо она находится вне сферы действия всеобщих законов цивилизационного развития (то есть либо эти всеобщие законы на нашей территории не действуют, либо на территории России имеют место иные критерии общественного прогресса).
России конца XIX в., как и в большинстве стран Европы, важнейшей предпосылкой и условием первоначального накопления капитала выступал технологический переворот, знаменующий наступление эпохи господства индустриальных технологий, начало их массового внедрения в технико-экономическую систему национального хозяйства.
России конца XX в. первоначальное накопление приходилось на период деиндустриализации, массового разрушения производительных сил общества, включая (может быть, в первую очередь) его главную производительную силу – человека, выраженную в нарастании структурно-технологических перекосов в инвестиционном процессе, охвативших всю национальную экономику.
Рис. 11.1 Производительность труда в России и Китае Источник: Fortune-500 Global, «Эксперт-400», Central and Eastern.
Первоочередная проблема заключается в том, чтобы определить приоритетные направления инвестирования (отрасли, технологические уклады, конкретные масштабные инвестиционные проекты), финансовая поддержка которых, согласно эффекту мультипликатора, способна прямо или косвенно обеспечить рост эффективного спроса на продукцию большинства отраслей национального хозяйства.
В сложившейся ситуации рассчитывать на внезапный экономический рост было бы попросту непрофессионально: между депрессией, которую недавно вступило наше национальное хозяйство, и экономическим подъемом должна лежать фаза оживления, характеризующаяся целым рядом параметров, в частности, ростом совокупного объема инвестиций в ведущие отрасли реального сектора, ростом удельного веса инвестиций в долгосрочные и масштабные проекты, ростом доли иностранных инвестиций в совокупном объеме инвестирования реального сектора экономики и т. д. Ни одного из этих фактов инвестиционных процессах современной России мы не наблюдаем. Поэтому констатировать экономический подъем сегодня можно разве лишь в политических целях, для его наступления нет реальных экономических оснований.
В современном мире правительства всех стран предпринимают целенаправленные усилия по выравниванию технико-экономической динамики своих стран, по становлению и стимулированию макроэкономических предпосылок инновационных процессов, позволяющих обеспечить формирование технологических основ долгосрочного и стабильного экономического роста. Проблема выделения приоритетов промышленной политики в современной экономике России по сравнению с другими странами существенно осложняется значительной дифференциацией в уровне социально-экономического развития отдельных регионов. Следовательно, программа технико-экономического развития страны должна иметь отчетливо выраженную региональную направленность, реализуя, помимо прочих целей, задачу экономической поддержки депрессивных регионов страны.
Это значит, что сегодня необходима разработка крупномасштабной федеральной инвестиционной программы, логика которой должна быть направлена на выделение решающих направлений технико-экономической динамики и обеспечение этих направлений соответствующим ресурсным потенциалом. Первоочередными задачами промышленной политики правительства должны стать скорейшее прекращение спада производства в тех отраслях, где он все еще продолжается, и мобилизация ресурсов (как в стоимостной, так и в натуральной форме) на ключевых направлениях технико-экономического развития, способных обеспечить быстрое, пропорциональное и технологически сбалансированное развитие национальной экономики.
В этом случае целесообразно рассмотреть опыт реформ, проводимых в КНР. Собственно говоря, само понятие реформы предполагает управляемость, подконтрольность осуществляемых экономических трансформаций. Однако в практике экономических исследований последнего десятилетия реформами чаще всего называются стихийные, спонтанно возникающие процессы рыночных преобразований, протекание и результаты которых выходят из-под контроля государственной власти, – во всяком случае, государственной власти той страны, в которой эти изменения совершаются. В этом смысле китайский опыт экономических реформ вполне соответствует изначальному смыслу данного понятия: даже в периоды острых «приступов» либерализации китайское руководство не пыталось полностью разрушить финансовую систему (пусть даже она была ненадежной и неэффективной) и не добивалось коренной ломки институциональных основ инвестирования.
Отличительные черты экономической реформы в КНР, определяющие ее несходство с реформами в других странах с переходной экономикой, – взвешенность и последовательность предпринимаемых мер – проявились с особенной ясностью и силой в либерализации экономики. Реформа цен на предварительном этапе (1978–1984 гг.) проводилась без изменения механизма ценообразования: ценовые ведомства директивно повышали цены на дефицитные товары и понижали цены на производившиеся в избыточном количестве, обеспечивая тем самым приближение плановых цен на эти товары к равновесным ценам. Начиная с 1985 г. реформа цен вступила во второй этап. Основным содержанием реформы цен на этом этапе стал постепенный отпуск цен на конечную продукцию и материальные ресурсы, формирование «двухколейной» системы цен, при которой цены на плановую часть той или иной продукции определяются правительством, а на внеплановую – рынком. К 1996 г. товары, цены на которые полностью определялись рынком, составляли 93 % общего объема розничных продаж, 79 % общего объема закупок сельскохозяйственной продукции, 81 % общего объема реализации средств производства.
Предпринимаемые в КНР правительственные меры по упорядочению экономики включают в себя следующие основные моменты:
1. Контроль над ценами, позволяющий стабилизировать потребительские цены, цены на средства производства, процентную ставку, валютный курс.
2. Возврат делегированных предприятиям хозяйственных прав.
3. В некоторых случаях правительство ограничивает и переданные отдельным ведомствам права по распределению ресурсов.
4. Усиление контроля над масштабами кредитования. В силу фиксированности процентной ставки спрос и предложение на денежном рынке требуют прямого государственного контроля, который достигается лишь усилением вмешательства государства в деятельность хозяйственных агентов.
5. Торможение развития негосударственных секторов экономики. Эта мера является неизбежным следствием стремления государства
Новый технологический уклад: проблемы и перспективы к первоочередному удовлетворению плановых потребностей в ресурсах, что вызывает дискриминацию негосударственных предприятий в обеспечении ресурсами.
Целый ряд подобных витков, проведенных в течение всего периода реформ, послужил основой циклического характера экономического развития КНР. Основные показатели экономического развития Китая, так же, как и большинства развитых стран мира, в последние 20 лет обнаруживают промышленные циклы продолжительностью по 4–5 лет. Единственное условие, которое оставалось неизменным на всех этапах реформы, заключалось в том, что экономический рост выступал решающим критерием, ориентация на который подсказывала государству логику действий в направлении дальнейшей либерализации экономической жизни или, напротив, проведения оче-редного упорядочения. Быть может, важнейший мирохозяйственный итог, предопределяющий общемировую значимость китайских реформ, заключается в наглядной демонстрации того факта, что централизованно управляемая государством экономика способна вписаться в циклическую динамику современного мирового хозяйства. Циклы экономики КНР, предопределяемые логикой государственного управления, и циклы стран рыночной экономикой, в основе которых лежат законы стихийного обновления основного капитала, в основных чертах совпадают по длительности и по характеру.
Экономическая реформа в Китае проводится не в соответствии с некой идеальной моделью или заранее намеченным временным графиком. Новые эффективные способы распределения ресурсов и механизм стимулирования не могут в одночасье проявить свое действие сразу во всех секторах экономики. Они в первую очередь начинают действовать в виде прироста национального дохода, создаваемого в секторах, ранее других начавших преобразования или возникших в результате проведенных реформ. Китайские экономисты подчеркивают «приростный» характер реформ, смысл которых заключается не в перераспределении имеющегося объема ресурсов, а в повышении роли рыночного механизма в создании и распределении увеличивающейся части ресурсов. Такой подход позволяет обеспечить «Парето-оптимальный» характер экономических преобразований: минимальный ущерб для хозяйственных агентов, постепенно начинающих ориентироваться на рыночные сигналы обратной связи, и, следовательно, минимальное сопротивление проводимым реформам.
Однако в этом тяготении к «Парето-оптимальным» траекториям проведения экономических реформ кроется и относительная слабость, которая заключается в том, что экономика Китая в последние десятилетия устойчиво ориентируется на экстенсивный способ воспроизводства. Модернизация производства в масштабе макрохозяйственной системы всегда прокладывает себе дорогу посредством борьбы за производственные ресурсы между технологическими укладами, а Парето-оптимальный режим в этой борьбе теоретически возможен лишь в том случае, когда каждый субъект хозяйствования своевременно проявляет готовность к обновлению, чего на практике, разумеется, никогда не бывает. Следовательно, стремление к Парето-оптимальной динамике противоречит необходимости технологического развития. Переход КНР к новому технологическому укладу (6 волна Н. Д. Кондратьева) должен показать, насколько экономика Китая готова к разрешению данной проблемы.
Характеризуя основные итоги экономических реформ в КНР, которые, разумеется, нельзя считать окончательными, следует отметить непрерывно растущие макроэкономические показатели – среднедушевой ВВП, объем промышленного производства, среднедушевое потребление и располагаемый денежный доход на душу населения. Производительность труда непрерывно растет, и темпы этого роста также обнаруживают достаточно отчетливые 4-5-летние циклы. Темпы роста всех показателей в последние два года замедлились, что свидетельствует о достаточно непростых проблемах, связанных не только с глобальным экономическим кризисом, но и с исчерпанием возможностей экстенсивного роста. Однако в реформируемых странах ЦВЕ, СНГ и Балтии экономика после кризиса также воспроизводится не на основе масштабной технологической модернизации, а на прежнем или регрессирующем техническом уровне, и это обстоятельство уменьшает их шансы на благополучный выход из депрессии.
Заметим, что Вьетнам, который также придерживается стратегии последовательности и упорядоченности в проведении экономических преобразований, не испытал так называемого переходного спада, который ряд западных теоретиков считает неотъемлемой чертой трансформации экономической системы.
Из опыта реформирования стран с переходной экономикой вытекает, что представление о быстрой всеобъемлющей либерализации хозяйственной деятельности и невмешательстве государства в экономический процесс как решающих факторах успеха реформ является иллюзией. Либерализация действительно выступала важным элементом и даже условием системных преобразований, она раскрепостила личную инициативу людей и дала импульс становлению в постсоциалистических странах предпринимательского класса. Но одновременно либерализация несет с собой угрозу дестабилизации экономики и развития многих хорошо известных негативных явлений.
Поэтому социально-экономическое положение сегодня намного лучше в тех переходных странах, где либерализация проводилась взвешенно, в сочетании с контролем государства над разворачивающимися процессами и действиями субъектов хозяйствования, где разрушение старых механизмов управления не вызвало хаоса в экономике и социальной сфере, а сопровождалось созданием адекватной рыночным условиям системы государственного администрирования эффективным выполнением органами государственной власти своих новых функций по регулированию социально-экономического развития. Такой подход, ориентирующий хозяйственные преобразования не на заранее придуманную модель, а на последовательное решение ключевых задач экономического роста, обеспечивает успех в развитии реформировании экономики.
Основными особенностями нынешнего периода в развитии российской экономики является наступление депрессии – фазы, в которой закладываются макроэкономические и структурные предпосылки грядущего экономического подъема и масштабных техноиндустриальных сдвигов, начинающихся на восходящей волне промышленного цикла. В то же время технологический потенциал нашей страны продолжает разрушаться, тем самым ухудшая стартовые условия ожидаемого подъема.
Проведенный территориально-отраслевой анализ инновационного потенциала российской экономики показывает, что одной из ключевых проблем развития России выступает выделение приоритетных технологий, которые могли бы составить основу экономического роста на достаточно длительный срок. В качестве факторов, ограничивающих возможный выбор траекторий, рассматриваются фрагментация межрегионального технико-экономического пространства, социальные ограничения промышленной политики, а также возможность нарастания инфляционных тенденций, в частности, в случае инвестиционной поддержки стареющих технологических укладов.
Результаты имитационного моделирования показывают, что существуют три принципиально разных вероятных сценария технико-экономического развития России в зависимости от выбора технологической основы экономического роста.
Сценарий первый (модернизация) исходит из того, что государство берет под контроль инновационные процессы и предпринимает действия, направленные на широкое внедрение в производство элементов шестого технологического уклада, одновременно пытаясь «отсечь» от инвестиционного процесса элементы отсталых технологических укладов. Этот путь возможен лишь на основе разработки и реализации комплексной федеральной инвестиционной программы, сравнимой по масштабам с планом ГОЭЛРО. Соответствующие шаги должны сопровождаться временной централизацией финансовой сферы, усилением перераспределительных функций бюджета, жестким контролем за приоритетным исполнением НИОКР и состоянием социальной сферы.
Среднесрочный прогноз показывает, что, несмотря на существенное снижение безработицы, падение реального потребления неминуемо, хотя оно в данном сценарии менее значительно, чем в двух других (в течение трех лет – примерно по 2 % в год). Уровень инфляции в среднесрочной перспективе невысок (через три года – порядка 6–7% год), несмотря на активное государственное обеспечение платеже-способного спроса, в том числе посредством разумного применения так называемых инфляционных мер стимулирования экономического роста. Основным источником накопления в краткосрочной перспективе выступают внутренние и внешние займы, а основным источником их погашения – интеллектуальная и инновационная рента, образующаяся вследствие перемещения технологически отсталых и экологически вредных производств в менее развитые страны. Поступление природной ренты позволяет обеспечить необходимый запас времени для развертывания инновационных программ, и на шестом-седьмом году проведения в жизнь политики модернизации роль инновационной ренты (и, следовательно, внутренних источников накопления) начинает стремительно расти. Данный сценарий можно условно назвать оптимистическим.
Рисунок 11.2. Отношение инвестиций в НИОКР и доходов компаний в 2007 г., %
Сценарий второй (выжидание) исходит из того, что стратегия модернизации для России в обозримом будущем недоступна, поэтому государственная власть осознанно берет курс на внедрение в производство элементов пятого технологического уклада, одновременно пытаясь вытеснить, вывести из инвестиционного процесса более отсталые технологические уклады и, по мере возможности, создать заделы для последующего (через 10–12 лет) модернизационного рывка. Такой подход, основанный на пессимистической оценке технологических возможностей страны, предполагает достаточно высокую степень государственной координации инвестиционных решений, ставку в ближайшем будущем на развитие экспортно-ориентированных сырьевых отраслей как основной источник доходов госбюджета, сознательное свертывание части дорогостоящих исследовательских программ и частичное распыление уже накопленного научно-технического потенциала.
В среднесрочной перспективе данный сценарий сулит достаточно умеренную инфляцию (через три года – порядка 10 % в год), которую удается удерживать на приемлемом уровне, избегая финансирования слишком масштабных затратных проектов и ориентируясь на приоритетное развитие отраслей, продукция которых обозримое время может достичь мирового уровня конкурентоспособности. Данный сценарий предполагает резкое падение реального потребления в краткосрочной перспективе (почти на 8 % за первый год), однако примерно через три года ситуация выравнивается и наступает относительная стабилизация: показатели уровня жизни лишь немногим хуже, чем в первом сценарии. Основная опасность, возникающая при таком развитии событий, заключается в том, что государство может упустить из виду стратегические цели и «проспать» возможность радикальной модернизации производства, так что инвестиции в развитие пятого технологического уклада приобретут откровенно инфляционный характер и структурные перекосы в экономике станут труднообратимыми. Критическая точка
реализации данного сценария – 7–8 лет, в это время необходимо готовить очередной технологический рывок, сосредотачивая технологические и инвестиционные ресурсы на ключевых направлениях научно-технического прогресса.
Сценарий третий (дерегулирование) исходит из того, что технологическая основа производственных процессов в нашей стране не нуждается в пристальном внимании государства. Этот сценарий (к сожалению, наиболее реалистический) предусматривает дальнейшее ослабление роли государства в экономической жизни страны и продолжение либеральных рыночных реформ. В результате принятия данного сценария в экономической и социальной жизни общества неминуемы потрясения, связанные в первую очередь со значительным снижением уровня жизни населения. Добавим к этому растущие темпы инфляции, которая в течение третьего года составит почти 15 % в год, значительное углубление дифференциации социально-экономического положения российских регионов и вынужденные структурные перекосы, вызванные технологической многоукладностью.
Россия, с ее длинной научной традицией, всегда была одним из основных участников мирового знания. Экстенсивный рост труда и капитала в информационном секторе экономики в течение десятилетий позволил разработать серьезную базу инновационных знаний, больше в абсолютном выражении, чем в большинстве промышленно развитых стран. Распад Советского Союза и переход к рыночной экономике, радикально повлияли на национальную инновационную систему, унаследованную от бывшего СССР. Эта система, разработанная при Советском Союзе, имела три особенности: значительный размер, централизованное управление и зависимость от бюджетного финансирования. Эти особенности были плохо приспособлены к рыночной экономике, так что не удивительно, что в информационном секторе экономики РФ произошел кризис в годы переходного периода. Одним из следствий этого кризиса было резкое сокращение доли НИОКР в общей структуре экономики в течение последнего десятилетия, но также имели место структурные сдвиги, связанные с попыткой институциональной перестройки и ответа на новые вызовы.
Первоначальные ожидания переходного периода были высоки: мощный импульс науки и технологии, освобожденный от жесткости центрального планирования, обеспечит основу для высокотехнологичного экспорта и экономического роста. Как и некоторые другие розовые надежды на переход к рынку, в реальности они не оправдались. Многие части инновационной системы все еще цеплялись за остатки централизованной экономики, в то время как соответствующая эффективная политика развития науки отсутствовала.
В начале двадцать первого века информационная экономика РФ приближается к поворотной точке в долгом и трудном переходе от централизованного управления структурой НИОКР к национальной инновационной системе, необходимой и эффективно работающей в условиях зарождающейся новой экономики. При этом необходимым условием этой трансформации является не только запас научных знаний на мировом уровне, но и набор институтов и возможностей коммерциализировать эти знания в условиях рыночной экономики.
Появление новой экономики в ведущих промышленно развитых странах в значительной степени определяется изменением экономической роли инноваций, их скоростью, направлением и механизмом реализации. Эмпирический анализ тенденций и факторов, влияющих на экономический рост в странах ОЭСР еще в 1990-х гг. указывал на то, что инновации становятся «основной движущей силой более продуктивного экономического роста», о чем свидетельствует: резкое увеличение индекса многофакторной производительности труда, отражавшего эффективную продуктивность использования труда и капитала; усиление влияния технического прогресса, осуществляемого в продуктах инвестиций (в том числе ИКТ), и знаний, реализуемых в квалифицированной рабочей силе. Новые отношения между экономическим ростом и ростом науки и технологии, по существу, являются одной из главных отличительных черт новой экономики.
Это отношение в основном состоит в следующем:
1, Скорость и качество роста отличается большей зависимостью от инновационных технологических изменений в экономике. Это проявляется в быстром росте инвестиций в НИОКр, технологические и организационные инновации с возрастающей отдачей на капитал (в результате не только прямых первоначальных инвестиций, но и вследствие широкого распространения и применения инновационной продукции и услуг), в более высоких темпах роста высокотехнологичных отраслей промышленности и услуг и большей наукоемкости и инновационности во всех секторах экономики, в том числе более традиционных и появлением новых видов экономической деятельности.
2. Технологический прогресс ускоряется, жизненный цикл продуктов и услуг сокращается, и время, затрачиваемое на исследования, разработку и реализацию инноваций, сокращается до нескольких месяцев. Промышленные структуры и, следовательно, бизнес-ориентированные научные разработки передовых стран изменяются, так как доля инновационно-активных и динамичных отраслей, таких как компьютеры, с их коротким жизненным циклом продукта, растет, доля тех, кто имеет более длительный жизненный цикл продукта (такие, как металлургия, химия и др.) снижается. Инновационная деятельность была стимулирована быстроразвивающейся областью ИКТ, которые предоставляют средства для решения принципиально новых научных проблем (например, высокоскоростные вычисления, расшифровка кода ДНК и т. д.), более быстрое распространение знаний, исчезновение естественной монополии на услуги связи, появление новых рынков и т. д.
3. Наука и техника все больше превращаются в экономику и претерпевают радикальные изменения, особенно в связи с ростом доли предпринимательского сектора в выполнении и финансировании НИОКР: концентрация исследований в высокотехнологичных секторах и растущая ориентация на науку (в том числе фундаментальные исследования), на инновации (большая доля исследований, ориентированных на прикладную науку как в исследовательских, так и в корпоративных университетах, использование опубликованных результатов в патентах и т. д.). Значительная конвергенция научно-исследовательских целей и корпоративных стратегий проявляется в условиях трансформации институциональной модели НИОКР с промышленными исследованиями, переход корпоративных подразделений от специализированных к производственным помогает устранить институциональные барьеры внутри компании, снизить операционные издержки и обеспечить более эффективную реализацию результатов НИОКР в продукты и услуги. Одновременно другие направления науки претерпевают аналогичные изменения, такие как методология (интеграция различных отраслей знаний, междисциплинарность, математизация и т. д.), инструментальные средства (микроэлектроника, миниатюризация приборов, компьютеризация, использование Интернета), а также организация (сети, ассоциативные структуры, временные рабочие группы, проектное финансирование и т. д.).
4. Новая экономика является сетевой, с внутренними отношениями предполагающими системообразующую роль. Это непосредственно относится к инновационной деятельности, так как ее эффективность и, по существу, ее фактическое существование определяется сочетанием прямых и обратных связей между различными этапами инновационного цикла, между производителями и потребителями знаний, между фирмами, рынками, правительством и т. д. как в рамках национальных границ, так и в глобальном масштабе. Успешная реализация инноваций зависит как от наличия общедоступного знания, полученного, например, от государственных научных центров и университетов, так и от научно-исследовательских центров с разработками и их коммерческим использованием. Кроме того, стабильные отношения между наукой и промышленностью, механизмы передачи технологий, качество инфраструктуры, механизмы финансирования НИОКР и инноваций, государственная политика в сфере науки и техники, в политике играют все более и более важную роль. В информационной экономике возможность и способность получить доступ к знаниям и обучению, интенсивность их использования в хозяйственном обороте определяет социально-экономическое положение физических и юридических лиц.
Растущее разнообразие потенциальных источников знаний в области науки и техники, растущая изощренность современных технологий вместе с расширением их разнообразия являются сегодня необходимым источником для реализации инновационных проектов, сопряженных с усиленной конкуренцией и большими рисками инноваций. Даже крупные компании уже не способны охватить весь существующий спектр направлений инноваций, как они могли бы это сделать 20–30 лет назад (например, опыт IBM, AT&T и др.), при этом они еще больше специализируются на корпоративных лабораторных исследованиях с одной стороны, а с другой, активно участвуют во всех возможных типах сотрудничества (в виде технологических альянсов, совместных предприятий, слияний и поглощений, договоров с университетами и исследовательскими центрами, использования специализированных исследований, консалтинга, обучения и других услуг, связанных с приобретением передовых технологий и т. д.). Глобальный финансовый и экономический кризис 2008–2013 гг. показал, что интенсивный рост местных кластеров и глобальных альянсов для создания, распространения и внедрения инноваций, прямых иностранных инвестиций, небольших стартапов, наукоемкого бизнеса предоставления информационных услуг, мобильности квалифицированной рабочей силы, выступает в качестве транспортного средства для распространения знаний и повышения эффективности инновационной деятельности.
Переход от линейного (наука-производство-потребление) к системному описанию инновационного процесса означает переоценку факторов экономического роста, при этом основное внимание должно быть сфокусировано на институтах и их взаимовлиянии. Другая фундаментальная характерная черта концепции национальной инновационной системы состоит в центральной роли инновационных компаний. Наука может генерировать знания и даже стимулировать спрос на знания, предлагая новые, ранее неизвестные технологии, которые могут повысить конкурентоспособность фирмы, но эти фирмы, занимающиеся практическим внедрением инноваций, обязаны обеспечить обратную связь с потребителями своей продукции.
По нашему мнению, такой подход должен использоваться при оценке НИОКР и инноваций в РФ, в разработке системных решений для направлений модернизации экономики, отвечающей ее новым требованиям. Только комплексный подход к реструктуризации национальной инновационной системы в триаде «институты-механизмы-политика» может способствовать преодолению диспропорций и узких мест, которые препятствуют инновационному экономическому росту. Негативный опыт решения отдельных вопросов, таких как финансирование инноваций или вопросы интеллектуальной собственности, выхваченных из общего контекста, как это было реализовано в РФ в рамках научно-технической политики, создает проблемы, неоднократные попытки решения которых, по большей части, бесполезны и не дают никакого результата.
В результате длительных преобразований, в соответствии с так называемой «советской моделью», соответствовавшей административно-командным методам управления, информационная экономика РФ приобрела три основные характерные черты: значительный масштаб, централизованное управление и почти 100 % бюджетное финансирование. Таково было положение российской науки характерно не только для начала рыночных преобразований, – основные детерминанты развития продолжают существовать до сих пор.
1. Институциональная структура информационной экономики РФ остается архаичной и жестко приспособленной к требованиям рынка. Нет оценки текущего состояния информационного сектора страны, невозможно не принимать во внимание инерцию в сфере НИОКР, стремление сохранить старые институциональные структуры, которые больше соответствуют требованиям бывшей командной системы управления экономикой. Изменения, происходящие в последние десятилетия, привели к появлению новых форм собственности, ликвидации практически всех отраслевых министерств и созданию новых организационных структур, но они не смогли сломить фундаментальных основ советской научной институциональной системы, которая до сих пор лежит в основе информационной экономики РФ.
Общее количество научных организаций в РФ было 4037 в начале 2012 г.; после падения на 13 % за период начиная с 1990 г., в основном за счет ликвидации проектных организаций, которые использовались для проведения научных исследований. Несмотря на обособ ленность научно-исследовательских институтов РФ, отделенных от университетов и предприятий в отличие от промышленно развитых стран, их число продолжает расти. Занятость и расходы за период 1990–2011 гг. в сфере НИОКР снизились наполовину, а количество научно-исследовательских институтов увеличилось в 1,5 раза (рост с 1 800 до 2700), что способствует увеличению расходов на привлечение персонала на 70–80 %. Единственная форма институциональных изменений касается изменения организационно-правовой структуры (разделения существующих организаций или создание новых научно-исследовательских институтов в качестве юридических лиц), а не улучшения научно-исследовательского потенциала фирм и университетов, хотя они составляют основу инновационных систем в странах с развитой рыночной экономикой.
Примерно 2900 научных организаций находятся в государственной собственности в России (в отличие от нескольких десятков в США, Великобритании, Германии или Японии). Их финансирование осуществляется в основном из федерального бюджета. Таким образом, бюджетные ассигнования, которые стали значительно меньше в реальном выражении, должны быть растянуты между растущим числом организаций. Поскольку государственный сектор НИОКР разваливается, появляется небольшое число более или менее успешных единиц, в то время как остальные сохраняют формальный статус научно-исследовательских институтов при том, что в них практически прекращена научно-исследовательская деятельность и вместо этого они занимаются различными видами бизнеса: из всех занятых в секторе НИОКР вспомогательный персонал составляет 44 %, 40 % не имеют высшего образования. Кроме того, финансирование небольших исследовательских организаций в РФ остается недостаточным, в то время как небольшие научно-исследовательские подразделения могут играть положительную роль, а их дальнейшее разделение может привести к появлению множества нежизнеспособных фирм.
2. Корпоративные отделы НИОКР, интегрированные в реальный сектор экономики должны играть ключевую роль в продвижении инновационной деятельности. В ведущих промышленно развитых странах, это фирмы, которые составляют основную часть сектора высоких технологий: 65 % в ЕС, 71 % в Японии и 75 % в США.
Российские предприятия имеют скудный научно-технический потенциал (только 6 % от общего числа расходов приходится на научные исследования) и склонность решать узкоспециализированные, краткосрочные, технические проблемы своей компании, в основном связанные с адаптацией результатов внешних исследований, направленных на решение внутрипроизводственных задач.
Анализ показывает, что отрасли промышленности, обладающие большей степенью использования результатов внутренних НИОКР, на своих предприятиях проявляют большую активность в заключении контрактов с внешними поставщиками информационных продуктов. Это положительная корреляция между внутренними и внешними исследованиями доказывает, что эти две формы НИОКР являются взаимозависимыми, а не взаимоисключающими. Фирма, осуществляющая свои собственные НИОКР, склонна проявлять больший интерес к инновациям и иметь больше инновационных контрактов с внешними организациями, в то время как его собственный отдел НИОКР служит важным источником знаний для изменения конкурентной стратегии внутри компании. Что касается производственного сектора России в целом, слабый уровень использования внутренних разработок наряду с отсутствием позитивных изменений в интеграции отраслевых предприятий с исследовательскими институтами, а также наличие институциональных барьеров, создает негативное влияние на перспективы повышения конкурентоспособности отечественной продукции.
Университеты, занимающиеся научными исследованиями, составляют все еще слишком низкую долю от общих инноваций в экономике России (около 5 % от общего числа научных исследований против 21 % ЕС и 14–15 % в Японии и США). Число таких университетов сократилось с 453 до 388 за период 1990–2011 гг., а вновь созданные частные университеты не осуществляют практически никаких исследований, только 40 % всех вузов России, принимают участие в исследовательских проектах. Если эта тенденция сохранится, последствия могут стать необратимыми как для науки, так и для образовательных стандартов. Тем не менее есть новая модель университетской системы, которая была сформулирована в ходе образовательной реформы, что позволяет задействовать различные интегрированные структуры (образовательные и научно-исследовательские центры, научно-исследовательские и инновационные центры и т. д.) в рамках научно-технического сотрудничества предприятий в различных регионах страны.
3. Научно-техническая политика РФ имеет слабую ориентацию на инновационное развитие. Провалы рынка в инновационной сфере связаны не столько с общим спадом производства, вызванного кризисом 1990-х гг., сколько с отсутствием корреляции между предметом исследований, институциональными структурами и механизмами распространения новых технологий, с одной стороны, и потребности национальной экономики, с другой. Даже рост инвестиций на рубеже веков не смог обеспечить заметный приток финансирования компаний в наукоемкие сектора.
Организационное разделение и институциональные барьеры между разработкой наукоемких технологий и фирмами привели к разрыву между исследовательской деятельностью и инновациями. Старая экономическая система, используемая для обеспечения работы научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро была предназначена в первую очередь для стимулирования исследований, а не инноваций. Отсутствие баланса между этими двумя видами деятельности привело к низкой эффективности исследований, их невысокому качеству и, как следствие, низким технологическим стандартам в производстве и в других секторах, в целом плохому состоянию производственных мощностей и, в конечном счете низкого конкурентному статусу отечественной продукции. Этот разрыв между наукой и инновациями не был ликвидирован: статистика показывает, что научно-исследовательские организации, а также университеты имеют очень низкий рейтинг в качестве источников технологических инноваций.
Такой низкий спрос на результаты научных исследований (менее 5 % от всех зарегистрированных изобретений стали предметом коммерческих сделок в 1992–2011 гг.) объясняется их слабой адаптацией для практической реализации. К недостаткам таких сделок следует отнести: во-первых, высокую стоимость их реализации по причине существенных рисков для компаний, а во-вторых, отсутствие гарантий, обеспечивающих, что технические параметры, заявленные изначально, могут быть достигнуты в процессе внедрения.
Более 70 % всех изобретений представляют собой незначительные улучшения для существующих и, по большей части, устаревшего оборудования и технологий. Такие изобретения просты в реализации, так как они не требуют длительной модификации производственных мощностей или радикальных технологических изменений, однако их экономический эффект распространяется не более чем на два-три года. Новые типы машин имеют, по большей части, плохие технологические характеристики и не отвечают современным стандартам качества. Менее одной трети имеют документы защиты прав интеллектуальной собственности, 75 % не имеют сертификатов качества или безопасности, у 64 % отсутствуют стандарты технического обслуживания и технологии утилизации отходов. В результате многие инновационные компании предпочитают покупать готовое, в первую очередь импортное оборудование, а не недостаточно укомплектованные отечественные технологии.
Диффузия инноваций остается слабым местом экономики РФ, так же, как и в условиях централизованного планирования. Как правило, новация осуществляется не более чем в одном или двух предприятиях. Даже в тех областях, где РФ занимает лидирующие позиции в создании базовых инноваций, она отстает в скорости диффузии, как это произошло, например, в выплавке стали и ее переработке. Другой стороной медали является то, что часто заимствуются ненужные иностранные технологии там, где созданы эффективные отечественные аналоги.
В результате вместо того, чтобы интегрироваться в глобальные цепочки создания инновационной стоимости, наукоемкий сектор РФ сохраняет отставание, тем самым увеличивая дивергенцию. Учитывая низкие цены на отечественные технологии по сравнению с импортируемыми из-за рубежа, более благоприятные условия для сотрудничества на внутреннем рынке, чем на внешнем, жесткую конкуренцию на мировом рынке, отсутствие средств и опыта, необходимых для содействия РФ в защите ее инноваций за рубежом (патентная защита) и сравнительно закрытый характер технологического рынка России, вряд ли кому-то могут показаться конкурентоспособными инновации из России.
Недостаточные масштабы, скорость диффузии инноваций и их внедрение продолжают доминировать в качестве сдерживающих факторов в РФ. Этот вопрос, несомненно, должен быть расширен и сформулирован в терминах инновационной направленности национальной экономики, в политике правительства и предприятий, направленной на развитие высокотехнологичных производств.
4. Плохо сбалансированная национальная инновационная система РФ и изолированные друг от друга ее основные элементы, такие как подразделения НИОКР, предприятия, инфраструктура и инновации. Из-за неопределенной экономической ситуации, стратегия промышленного сектора не ориентирована на инновационное развитие и осуществление внутренних научно-исследовательских разработок. Даже на фоне роста инвестиций в 1999–2008 гг. уровень инновационной активности не поднимался выше 10 %, по сравнению с 51 % для ЕС. Наука в ее нынешнем состоянии не способна достигнуть эффективного взаимодействия с производственным сектором и отвечать требованиям национальной экономики. Нерешенные вопросы прав интеллектуальной собственности, распределение и слабое развитие рынков технологий и информационных услуг также препятствуют внедрению результатов научных исследований в экономике.
В то же время, текущие рыночные реформы не смогли стимулировать активное внедрение инноваций. Вновь возникающим экономическим механизмам присущи инерционные структуры, неблагоприятные для научно-технического прогресса и инноваций. Даже с учетом растущих проблем восстановления производственного потенциала (очень устаревшие основные фонды, низкая конкурентоспособность многих промышленных товаров, устаревшие и ресурсоемкие технологии и т. д.) спрос на научные достижения достаточно мал. Основными причинами низкого спроса на наукоемкие технологии являются: отсутствие корпоративных инвестиционных ресурсов, изменения в структуре спроса из-за интенсивной научно-технической конкуренции под натиском промышленно развитых стран, сильная мотивация сохранения занятости, уровней заработной платы и управленческой культуры, которые не способствуют инновациям.
Другим важным фактором является то, что только 14 % от общих инноваций являются результатом фундаментальных исследований. Россия не в состоянии сохранить свой научно-технический потенциал без установления связей с своей национальной экономикой, а экономика не может стать конкурентоспособной, не полагаясь на развитие науки и техники. На сегодняшний день в РФ вместо активного развития сектора наукоемких технологий, являющегося драйвером всей экономики и подтягивающим другие сектора, мы наблюдаем демонтаж ее инновационного сектора. Если эта тенденция сохранится, то от наукоемкого сектора, а также высокотехнологичных отраслей можно ожидать деградации, поэтому ускоренная модернизация национальной инновационной системы становится одной из приоритетных задач в строительстве новой информационной экономики.