Семён Афанасьев
Алекс и Алекс
Глава 1
— Доктор, а что, совсем ничего нельзя сделать? — не находящая себе места мать ринулась к врачу сразу, как только он появился в приёмном покое.
Врач, глянув на серую от горя женщину, на автомате перебрал в голове варианты, включая оба прогноза.
В конце концов, один раз живём, решил он. Плюнуть и махнуть рукой. Мало ли, а вдруг бог есть? Тогда и на том свете зачтётся.
Взять с этой нищеты всё равно было нечего, но так хоть эксперимент поставить можно. Где ещё такую натуру найдёшь? Нарочно не придумаешь стечения обстоятельств. Плюс, клинический опыт вещь такая: сегодня ты его по крупицам, из невозможных ситуаций, собираешь; а завтра он тебя выручает там, где никто другой на твоём месте бы не справился.
К тому же, уже имеющийся за плечами опыт говорил: когда вытаскиваешь с того света вот таких нищих, их родственники благодарят намного больше (и платят наличными в знак благодарности больше), чем клановые или чем просто средний класс. Такой вот странный парадокс.
Более обеспеченные слои, по врождённому снобизму, считают: им все должны. И врачебный подвиг, когда ты свои «руки подкладываешь» вместо материалов, ими воспринимается как само собой разумеющееся. Ещё от них часто приходится слышать, что врач же зарплату получает, из их более чем солидных налогов…
Мысль ушла куда-то не туда, остановил себя доктор. А вслух сказал:
— Только чип А-СЕМЬ, могу имплантировать на время. Нейропроводимость, отёк мозга… — далее зазвучала куча явно непонятных для матери пострадавшего слов.
— Но ведь эти чипы списываются в течение нескольких часов, потому что быстро выходят из строя? — мать проявила неожиданную эрудицию.
Впрочем, а что ей тут было делать это время, кроме как в сети просвещаться.
— И разве они не подлежат немедленной утилизации? — женщина не договорила, закусывая губу и с пронзительной надеждой посмотрела на врача.
— Ну а какие варианты? — равнодушно пожал плечами тот, мысленно уже придя к определённому решению. — Вам что важнее — сын или документы? Выбор такой: или труп сейчас, а в лучшем случае овощ через какое-то время; или вон о-го-го какой шанс. Я б сказал, вероятность успешного исхода после имплантации больше пятидесяти процентов; уж молчу о стоимости оборудования и своей работы… Причём, шанс ему будет больше половины не просто для жизни овощем или инвалидом, а вполне полноценным человеком, со всеми восстановленными функциями.
В чипе, если честно, имелись недавно вскрывшиеся моменты, которые в научных и околонаучных кругах именовали «зонами роста». По факту, многое ещё надо было дорабатывать. С выпуском этого чипа на широкий рынок НАНОМЕД явно поспешил: сертификация импланта была отозвана через несколько месяцев после его громкого запуска.
Но были у девайса и явные плюсы, сумма которых конкретно в этой ситуации, с учётом персональной клинической картины, перевешивала все потенциальные возможные проблемы.
Доктор говорил уверенно потому, что говорил чистую правду. Хотя-я-я, это была и не вся правда: вне зависимости от результата для данного пациента, в его личном послужном списке клинического опыта такая имплантация (ещё и в условиях реанимации!) однозначно добавит пунктов пятьдесят персонального рейтинга. Которыми пренебрегать нельзя, особенно если целью ставить перевод в другое, более благополучное место.
А терять подростку всё равно нечего, это факт. Хуже ему уж точно не станет, ибо некуда.
— Правда?.. — мать крепилась, пытаясь скрывать эмоции, но ей это не удавалось.
— Правда, — в очередной раз уверенно кивнул ведущий реаниматолог бесплатной муниципальной клиники (которому ещё предстояло разбираться с хирургическим роботом). — Те побочки, что в связи с имплантациями этого чипа обнаружены, к вашему сыну никаким местом: возраст у него даже не тридцать, не то что… — Он не договорил очевидный посыл. — Сердце и лёгкие у него — тьфу-тьфу. Даже я завидую.
Невысказанной осталась социальная разница явного выходца из трущоб, угодившего на бесплатный реанимационный стол убогой клиники, и успешного члена общества (пусть и набирающегося опыта в не самом лучшем для врачебной практики месте).
— Он пытался заниматься спортом, — отстранённо и автоматически покивала женщина, сдерживая слёзы.
— Значит, пытался успешно. Не курит, не пьёт, печень как у бога. Почки под стать печени. — Продолжил доктор, стараясь говорить как можно увереннее (ибо видел, что женщина готова согласиться). — Ну и всё прочее у него ещё, цинично говоря, на стадии физиологического роста в силу возраста. Что более чем хорошо в перспективе. Даже если будут какие-то, — врач замялся, подбирая нужное слово, — острые моменты, он с помощью коррекции банально это перерастёт. А потом, мы этот чип вообще удалим обратно. Если он сам не рассосётся.
Мать ожидаемо не стала озвучивать вслух, что финансовое положение их неполной семьи не позволяет в настоящий момент не то что каких-либо коррекций, а вообще даже банального рациона питания выше физиологических норм. Будь что будет. Лишь бы этот «завтрашний день» для сына наступил. А там и будем думать, что дальше. _______
За некоторое время до этого.
Есть охота неимоверно. Впрочем, как и всегда. Последние три года, с тех пор, как мы с матерью остались вдвоём.
Мне кажется, самая большая наша ошибка накопительным эффектом возникла тогда, когда мать абсолютно напрасно попыталась сохранить их с отцом квартиру. Не стоило оно того: расходы, связанные с достаточно дорогим жильём, никуда не делись, включая ипотеку. А доходы наши сократились на шесть десятых (основным добытчиком в семье был отец).
Я много раз пытался с ней поговорить на эту тему. По мне, мы вполне можем переехать и в ту часть города, что пониже от реки и подальше от центра. Ну, там, конечно, не сахар в плане бытовых условий… Но у нас ведь и не полюс, ниже ноля практически не бывает.
Вместо центрального отопления, можно было бы запастись одеялами (набить той же соломой или ватой пододеяльники, например). На канализации тоже можно было бы экономить регулярно и немало, она в городе дорогая, а внизу её вообще нет.
Но мать, кажется, меня вообще не слушает в такие моменты. Когда я ей пытаюсь логично и обоснованно, с цифрами в руках, растолковать разницу, она только молча ревёт, как белуга, и лезет обниматься.
Как будто я маленький.
А я уже, между прочим, дошёл до второй ступени мышечного тонуса. Сам. Ещё б питание…
Из традиционного перебора вариантов, куда сейчас пойти, меня выдёргивают слова:
— О, а вот и Хрюндель!
А затем придурок Эдди выбивает мои чипсы из рук в пыль.
С-сука. Я, как назло расслабившись, выбросил пакет от чипсов в мусорку — чтоб нести их в руках и нюхать по пути. Если есть не из пакета, а с ладони, руки потом ещё долго сохраняют запах еды и специй. Мелочь, но приятно.
За последние три года мы с Эдди сильно разошлись дорогами. Так-то, раньше даже играли вместе, поскольку живём рядом.
Но после того, как отца не стало, его мать почему-то стала искоса смотреть на мою, а при встрече вообще принялась подхватывать отца Эдди под руку и стремиться поскорее утащить подальше.
Может, моя мать красивая? И та просто опасается? Тем более что мать Эдди старше моей лет на десять.
Как бы ни было, мой сосед и бывший товарищ рос, в отличие от меня, как на дрожжах. И сейчас возвышается надо мной на целую голову. Весит тоже здорово побольше…
Его друзья — вообще из богатого района, куда, по слухам, отец Эдди собирается перевозить вскоре всю их семью.
А последние года полтора мы с ним не просто не ладим, а вообще не можем спокойно пройти друг мимо друга, чтоб не вцепиться друг другу в глотку. Тем более, в школе нас, как назло, одно время садили рядом.
Сейчас-то я в школу не хожу — экономлю на обязательных взносах. А учиться можно и по сети, законодательство это позволяет… Но вот когда ходил, это было ещё то ежедневное дерби.
В принципе, я первым воевать никогда не начинаю. Почти.
Но стоять и терпеть — не вариант, на улице такой номер не проходит. Как говорится, дай слабину раз — потом всю жизнь будешь им ноги мыть.
А сейчас просто не могу сдержаться. Оказывается, от голода ярость просто зашкаливает неконтролируемо.
Остатками разума прикидываю диспозицию и тычу пальцем в глаз стоящего ближе всех, самого низкого, товарища моего соседа. Он — единственный из них, кого я могу вывести из строя гарантированно.
С Эдди такой номер уже не проходит, да он и намного больше меня. Я оказываюсь на земле, но меня выручает обломок булыжника, каким-то образом затесавшегося тут.
Пробиваю камнем по ноге соседа, прямо из положения «лёжа». После чего с удовлетворением слышу его высокий крик.
А вот нехрен было мои чипсы портить…
А в следующий момент меня одновременно бьёт током и в голове вспыхивает пожар. Припоминаю, что двое его друзей имеют в загашнике прокачанные искры. Они ими, кстати, любили похвастаться, когда у них только-только прорезаться начало.
Судя по моим последним ощущениям, у одного — явное электро, второй — «огонь». Кажется, он и нагревает мой мозг по принципу микроволновки почти до кипения…
С-суки. Искры в уличной драке — не по-пацански. Тем более что я «пустой».
Сказать этого всего у меня не получается, потому что последние мои мысли — о чипсах. А потом наступает темнота.
* * *
— Бен, срочно едь домой! — мать Эдди, слушая сбивчивый рассказ сына, одновременно с этим уже вызывала мужа.
Отец хотел что-то возразить в ответ, но Сара отрезала:
— Не обсуждается! — и тут же отключилась.
Когда отец принёсся домой спустя четверть часа, мать тут же вывалила на него детали происшествия, резюмируя:
— Алекс сейчас в больнице. — И многозначительно впилась в мужа взглядом.
— Хоть неотложку вызвали? — неодобрительно поглядел на сына отец.
— Да. Мы ж не конченые. Он как ногами задёргал, мы тут же позвонили, — уверенно ответил Эдди. — Пап, ну кто знал, что он вообще без искры? И что у него вообще никаких щитов нет? Пацаны как лучше хотели, он меня вон как по ноге отоварил, — подросток почти гордо кивнул на перебинтованную поверх гипсовой повязки ногу. — А он брык, и с копыт…
С отцом так хотелось поделиться ещё многим, но мать быстро вытолкала единственного сына в его комнату и села напротив мужа, продолжая вопросительно глядеть на него.
— Так и будешь молчать? Или хоть раз в жизни поступишь, как мужчина? — Саре очень хотелось орать, брызгать слюной и бесноваться, но сейчас надо было просто направить мужа в нужное русло.
— Оформить как несчастный случай будет можно, — попытался увести неприятный разговор в сторону Бен (по совместительству — полицейский офицер этого округа). — Денег на адвоката у них всё равно нет, а без адвоката в суде они не смогут защитить своё видение квалификации кейса…
— Не парь мне мозги. Ты понимаешь, о чём я. Она сейчас будет выходить из больницы, вся на нервах. — В отличие от слизняка-мужа, Сара была собрана и деловита.
Квартира, занимаемая соседями, находилась в ипотеке и была выплачена почти на три четверти.
Мать Алекса, мало того, что моложе, так ещё и явно с трудом тянула все обязательные платежи.
А вот если устроить так, чтоб эту квартиру выставили на аукцион… Тогда знающий, при небольшом напряжении в адрес менеджеров банка, может получить такой интересный залог. Лишь за четверть от стоимости.
Первые интересные мысли появились у Сары ещё тогда, когда соседка овдовела. Она случайно увидела, как муж смотрит на ту, возящуюся с чем-то на балконе…
Вслух Сара ничего не сказала, так как была слишком умна для тупых скандалов.
А вот если сейчас прибрать к рукам этот залог за четверть от рыночной цены, да тут же реализовать нормально — то переезд в другой район будет и логичным, и вполне заслуженным. Такие деньги на дороге не валяются.
Тем более что, в намеченном сценарии, выставлять квартиру на аукцион будет или банк (в котором работала она), или полицейский департамент (в котором работал Бен).
* * *
Достаточно молодая (едва за тридцать), ещё симпатичная, но такая измождённая случившимся, женщина выходила из клиники неотложной помощи, как сомнамбула.
Несколько часов ожидания в такой ситуации вымотают кого угодно.
Решение, которое приходилось принимать «на ходу», было тоже нелёгким: она знала из соцсетей о многочисленных сбоях чипов, один из которых был только что имплантирован её сыну.
Уверенность врача отчасти примирила её с необходимостью рискованного шага, но только отчасти.
Хот бы Алекс жил… Возможно, район действительно надо менять. На средний класс они точно не тянут.
Будем откровенны, уже вряд ли и потянут. В обозримом будущем. А в нижней части города, возможно, сына хотя бы не будут лупить на улице.
Он ведь только думает, что мать ничего не видит… Мать видит всё и всегда. Другое дело, что вмешаться не может, по целому ряду причин.
Она также знала, как смотрит на неё Бен, сосед. Прекрасно понимая разницу между собой и расплывшейся, обрюзгшей женой Бена, до сего момента она его тщательно скрываемое мужское внимание принимала, как должное. Где-то даже расслаблено улыбаясь.
Но сейчас, когда такое между детьми…
Лучше быть от таких соседей подальше. Она не первый день живёт и понимает, чем именно, кроме службы, промышляет Бен. Сын точно пойдёт в отца, если уже не пошёл.
Ну их к чёрту, таких соседей. Проживём и в нижней ча…
Ступив на проезжую часть, не глядя по сторонам, она сама облегчила задачу грузовому сегменту. Который специально поджидал именно её.
«Лёгкий» реф, тронувшись с места, моментально набрал скорость и старательно переехал её, не тормозя, вначале передними, потом задними колёсами.
Сидевшему за рулём было даже где-то отчасти жаль приятную на вид женщину, но дело есть дело.
Профессионально проработанные детали давали почти сто процентов вероятности того, что этот кейс о случайном наезде зазевавшейся разини никогда не будет раскрыт.
Тем более что есть нюансы, о которых никто и никогда точно не узнает. А весят они именно сейчас побольше всего правосудия, вместе взятого.
* * *
Прихожу в себя внутри какой-то коробки, которая у меня моментально ассоциируется с гробом.
Первым желанием является начать биться и звать на помощь, но тут прямо в голове раздаётся голос, кажется, давным-давно знакомый:
— О, проснулся. Не ломись! В течение пары минут верхняя крышка сама откроется!
— Папа?! — говорю неуверенно, потому что в первый момент именно так и думаю.
Не смотря на всю невозможность этого.
— Не совсем, гхм-кхм, — деликатно кашляет голос, продолжая звучать прямо у меня в мозгах. — Просто я у тебя, видимо, срабатываю на частоте того же самого тембра. Вот ты и идентифицируешь меня по старой знакомой матрице… Впрочем, если говорить о том, кому ты обязан жизнью, то твоим отцом меня в каком-то смысле назвать можно.
— Откуда ты взялся? — формулирую посыл, который достигает адресата.
И я это как-то чувствую.
— Случайно, как и ты. — Голос поначалу звучит насмешливо, но потом сбавляет тон оптимизма. — Я двигался по своим делам. А тут незапланированный маяк — и я сейчас в твоём чипе. Имплантированном тебе с подключением к некоторым каналам мозга. Собственно, этот твой чип и сработал, как псевдо-маяк.
— Мне вживили чип?! — моему удивлению нет предела, поскольку стоимость подобной операции я очень хорошо представляю.
И стоимость эта намного выше, чем все доступные моей матери активы, включая самые невозможные.
— Ай, средней руки капсула искусственного псевдо-интеллекта, органика, хоть и не без изъянов. — Как будто отмахивается мой собеседник. — Но жить можно. Иначе б меня тут не было.
— А ты кто? — чуть переформулирую первый вопрос, поскольку знание, откуда он тут, помогло мало.
— Ехал по своим делам, — недовольно ворчит голос, потом добавляет. — Что ты знаешь о мгновенном переносе материи? Сложная одушевлённая органика; тот же человек, например?
— Телепортация что ли? — фыркаю от тупости вопроса. — Фантастика же.
— У вас. Фантастика — у вас. А в несколько иной реальности, это заурядный и рутинный физический процесс, как пользование любым видом транспорта.
— И как оно работает? — спрашиваю из вежливости, не рассчитывая на ответ.
— В одном месте тебя копируют, включая физическое тело и твою личность, которая есть отдельная информационная матрица. — Хмуро отвечает голос. — Ну, по принципу сканнера, если брать из известного тебе. Затем информация о сканированном объекте передаётся в место, куда ты желаешь прибыть. Потом, одновременно с «разбором» тебя в капсуле отправки, тебя заново «собирают» в аналогичном ей устройстве-приёмнике, но уже в нужном тебе месте. По аналогии с три-дэ принтером. Расстояние не имеет значения, а путешествуешь со скоростью света.
— Ничего себе. Это возможно? — отчасти впечатляюсь такими широкими горизонтами недоступной ранее реальности.
Попутно беспокоясь о своём психическом здоровье, поскольку перегрев моего мозга вряд ли прошёл бесследно для него. Судя по результатам.
— Возможно и не только это. Но не у вас и не тут. Или не сейчас, судя по вашему уровню технического и промышленного развития… Кстати, твои мысли о «сдвиге» никак не обоснованы. Капсула откроется — сам узнаешь про чип.
— И как тебя звать? — спрашиваю, поскольку крышка гроба действительно начинает медленно скользить вниз.
А сверху обнаруживается лицо мужика в белом медицинском костюме.
— Давай считать, что я Алекс, как и ты. — Продолжает беседу голос, абсолютно не заботясь окружающей действительностью. — Вот в момент моего «разбора» при отправке, этот твой чип, подключаясь к тебе в момент имплантации, судя по всему и выступил в роли ложного «маяка» для меня. Только не спрашивай, как происходит процесс передачи личности и сознания, не отвечу: не мой профиль. Знаю только, что параллельно с самой материей, а в детали никогда не вдавался….
— А откуда такая уверенность тогда во всех этих деталях? — спрашиваю ради проформы, перекидывая ноги через край гроба, оказавшегося реанимационной капсулой.
— Ты хорошо знаешь, как работает ваша подземка? — готов спорить, что его ответ звучит насмешливо.
— Вообще не знаю. Просто езжу и всё. — Интересно, а врачу рядом этот мой мысленный разговор с самим собой не кажется отклонением?
Или кроме меня его и правда никто больше не слышит?
— Ну вот и я, считай, тоже ехал. — Отвечает чип по имени Алекс. — Точно так же, как ты в своей подземке. Пока «левый» кондуктор, в лице твоего чипа, не отдал мне команду проследовать «на выход» из транспортного средства. Только в отличие от вашей подземки, тут выйти не откажешься и «кондуктору» в морду не дашь.
— И что дальше? — задаю вполне логичный вопрос, потом откровенно добавляю. — Мне не очень нравится, что во мне живёт кто-то ещё. Помимо психологического дискомфорта, ещё и просто страшно.
— Боюсь, у нас обоих нет выбора. — Вздыхает он. — Ты без этого чипа просто загнёшься, я тут пошарил внутри тебя… Тебе ещё восстанавливаться и восстанавливаться, приложили тебя нехило… Кстати, а если тебе его удалят принудительно, я не уверен, что тут же поставят второй: вещь явно недешёвая, особенно в ваших условиях. А судя по тому, что я вижу у тебя в голове, второй раз тратиться на тебя никто не будет. Так что, пока живём так. — Слишком легко, как по мне, завершает он.
— А тебе ничего не будет из-за того, что ты тут? Ну, ты ничего не теряешь, находясь в моём чипе?
— Ты что, думаешь, это первый такой сбой? — фыркает второй «Алекс». — Такое случается регулярно, примерно раз из сотни тысяч перемещений. Методика коррекции давно отработана. Пока посижу тут, с тобой. А когда там кое-что наладят, меня автоматом выдернут в новое тело, завершение переноса сознания имею ввиду. Ну-у, либо твой этот чип сам рассосётся у тебя в тканях, и меня уже принудительно тогда отсюда выкинет, куда надо.
— А ты что, в моей голове порылся? — спохватываюсь, с запозданием проанализировав услышанное. — А то больно хорошо ориентируешься в новых реалиях.
— Для начала, этот чип является временным протезом для некоторых отсутствующих у тебя в данный момент функций. И да, доступ у нас с тобой друг к другу обоюдный. Надо же мне было чем-то развлекаться… — чуть виновато отвечает он. — Пока ты в себя приходил.
— Смотри, — говорит он через некоторое время, когда мы бредём вслед за местным доктором длинным пустым коридором. — Этики никто не отменял. У нас с тобой пока один организм на двоих, потому вот тебе от меня перечень твоих витальных функций, которые сейчас контролирую лично я. Чтоб ты был в курсе. Подтверди принятие диалогового режима…
— Зачем? — равнодушно спрашиваю. — Я что, могу что-то из этого списка контролировать сам?
— Теоретически — да, — уверенно рубит он в ответ. — У нас, например, ты даже от старости можешь убежать. Просто ген старения сам себе чуть редактируешь — и вперёд. К вечной жизни… А практически, конечно, пока нет. — Вырывает он меня из неожиданно развернувшихся в голове грёз. — Но есть правила хорошего тона, и я их не намерен нарушать ради своей, не твоей, кармы.
У меня перед глазами как будто появляется прозрачная простыня с наименованиями и цифрами.
Я на мгновение спотыкаюсь, приноравливаясь к новому состоянию.
— Закрывает обзор, — жалуюсь перед тем, как начать всерьёз злиться. — Убери, а?!
— Я вывел тебе данные на глазной нерв, это стандарт данного чипа. Вот так можно сдвинуть вот сюда. — продолжает он инструкции, подсвечивая «путь» и решение. — И давай оговорим управление контрольными параметрами? Если ты хочешь что-то изменить, указываешь на пункт в списке. Он подсвечивается красной строкой, я это вижу. И потом устанавливаем его в желаемое значение.
— Ух ты. Я так и силу рук могу менять? — загораюсь одной интересной животрепещущей идеей через полминуты, вникнув в «таблицу».
Мы уже пришли. Доктор сажает меня на кушетку в пустой комнате, а сам удаляется через вторую дверь.
— И током ударить смогу??? Искры от природы у меня нет, но если смогу хоть что-то… — добавляю ещё через мгновение.
— Вот тут я пока не понял. — Сдержанно останавливает мои восторги Алекс. — У вас какая-то иная физика, не наша. Я могу тебе помочь справиться с ресурсами твоего организма, поскольку, во-первых, чип для этого и создан. Во-вторых, я отлично понимаю, как это делать, так как занимался этим всю жизнь. Но это вот ваше поджигание костра на расстоянии — я пока не понимаю, что это и как оно работает. В итоге: силу рук чуть увеличить можно. Хотя, лично я б тебе посоветовал несколько иной способ ввалить тому, кому ты хочешь… Что же до этих ваших «искр», пока не знаю, что и сказать. Предмет для исследования интересный. Давай смотреть и экспериментировать по мере поступления фактологичекого материала.
— Это пока меня и дальше будут шарахать? — тут же доходит до меня перевод на нормальный язык.
— Ну, у нас с тобой есть некоторые козыри в рукаве, — уклончиво отвечает Алекс. — Я пока с твоим телом не разобрался, но на первый взгляд, то же самое, что и у нас. Даже обмен веществ сходный и вполне себе корректируемый. Я и сам заинтересован, чтоб с тобой дальше не вытворяли ничего. Я, в некотором роде, на твои импульсы завязан. В общем, ты пока занимайся своими делами, а я тут поковыряюсь…
Врач появляется через несколько минут, удерживая на вытянутой руке сумку моей матери, которую я сходу узнаю. Она в грязи, в пыли, в каких-то пятнах; у меня зарождается холодок в груди и кое-какие подозрения.
— Твою мать сбила машина в тот момент, когда она выходила от нас, — говорит доктор, бросая сумку мне на колени. — Сразу насмерть, мы ничего не смогли сделать. Это было с ней, передаю тебе, как наследнику. Больше ничего не осталось, это тебе просили передать из полиции.
— А полиция тут при чём? — у меня пусто и в голове, и в районе сердца.
Перед глазами вспыхивает ещё одна прозрачная «простыня» уведомления о коррекции чего-то там в крови, но я её смахиваю вниз уже знакомым приёмом.
— На время твоего пребывания в реанимации без сознания, твоим опекуном от муниципалитета является полицейский участок, — сообщает мне доктор. — Поскольку иных совершеннолетних, берущих за тебя ответственность, обнаружить не удалось.
— Нет никаких других, — бормочу, опуская взгляд.
— В общем, полицейские передали эту сумку и сообщение: дубликаты документов об изъятии у вас квартиры за просрочку платежа и ввиду смерти основного заёмщика по кредиту ты можешь получить в суде, напротив департамента полиции. Они хотели это оставить нам, но мы отказались, — любезно завершает информировать меня врач.
— А сколько же я у вас валялся?
— Две с лишним недели, почти три. Извини, я тороплюсь. Могу чем-то ещё помочь?
Отрицательно качаю головой и, тщательно глядя себе под ноги, направляюсь на выход.
* * *
Доктор Склютовски, узнав о смерти матери этого пацана без задержки (всё произошло, можно сказать, буквально на ступеньках клиники), утратил к пациенту интерес в тот же момент: благодарность за спасение получать было больше не от кого.
А ещё на «пустышку» был израсходован какой-никакой, а ресурс — всё тот же чип. Бл##ь. Что ни говори, но хоть Склютовски и не позволял себе открыто надеяться на дополнительные «субсидии» от этой некстати сиганувшей под грузовик мамаши, а всё же в глубине души их не исключал.
Впрочем, своё он всё равно поимел, уже от полицейского офицера, который появился в конце такой насыщенной смены.
Коп, сообщив об отсутствии у пацана родни и отдав сумку погибшей, отдельно оговорил срок, раньше которого пацан из клиники выйти не должен.
К устной договорённости прилагалось кое-что ещё, материальное; так что собственный, не высказанный вслух, финансовый «план» в адрес этого пациента можно было считать исполненным и закрытым.
А сам пацан пролежал в капсуле двадцать суток, именно столько просила полиция.
* * *
На улице некстати нападает дикий голод, хотя, казалось бы, это сейчас не самая главная моя проблема. Потому, хотя бы, что мне сейчас некуда идти.
И не к кому.
Второй «Алекс» тактично помалкивает (слава богу).
Я просто шагаю вперёд, куда глаза глядят. Выйду вначале, наверное, на берег речки — там хорошо и тихо. Это дорогой район, лично я в нём лишний раз стараюсь не появляться; но сегодня уже можно всё. Подарю себе хотя б пару часов покоя на ухоженном природном ландшафте.
У матери в сумке есть остатки мелочи, которые добываю на ходу.
В магазине по пути беру самый дешёвый рацион быстрого питания, который жую на ходу.
«Алекс» порывается что-то сказать, но я просто нахожу нужную строку в его «простыне» данных и отключаюсь от аудио канала с ним. А все всплывающие уведомления просто смахиваю вниз, не читая.
У речки какое-то время просто смотрю на закат, ощущая странную пустоту.
— Еле пробился, — сообщает чип Алекс на каком-то этапе.
Интересно, как ему удалось? Хотя, на самом деле, не интересно.
— Создал резервный канал. — Продолжает он. — Слушай, ты так больше не делай! Разрывать связь нельзя…
— Жаль, что не могу тебе по морде засветить, — перебиваю его.
— А что это решит? — кажется, он даже оторопевает. — В списке всех твоих проблем?
— Не решит ничего. — Соглашаюсь.
— Ну и ты меня извини. Я сейчас некоторым образом не то чтобы робот, но явно с ограниченным спектром эмоций. По техническим причинам. Сострадатель из меня в данный момент не особо хороший. Я, кстати, экстренно и планы все откорректировал, но к тебе с новостями, — помявшись, он таки говорит, что хотел. — Этот чип воспринимает всю твою только что съеденную лабуду, как отравление.
— А это ещё с чего? — удивляюсь. — Я это регулярно ем. Нормальная еда же.
— Не нормальная… но объясню потом. Я тут настройки поначалу выставил чувствительные, пардон. В больнице же питание было внутривенное, — он, кажется оправдывается. — Просто идеал для перестройки кое-чего в тебе. Был. Я и расслабился, — виновато завершает пояснение он. — У тебя рецепторы почистились, интоксикация снизилась, ну и временно…
А дальше его не слышу уже по чисто техническим причинам уже я, потому что меня начинает выворачивать наизнанку.
* * *
— Вон, глядите! — молодой патрульный с новым жетоном, в необмятой форме, явно недавно попавший на службу, кивнул старшим товарищам на противоположную сторону набережной.
— Что? Где? — раздалось от обоих коллег, дожёвывавших свои горячие бутерброды и оттого, прикрыв глаза, умиротворённо глядевших в сторону реки.
— Да вон же! За третьим от столба деревом! — на ровном месте загорячился молодой, имевший в тройке прозвище «Единичка» (из-за собственного невысокого личного уровня и из-за первого места службы после распределения).
— Не вижу ничего, — степенно отозвался Макс, старший тройки, примериваясь и откусывая сразу половину сэндвича.
— Да вон же, молодой прав, я его тоже вижу, — второй патрульный через секунду решил не терзать новичка. — Он просто за дерево наклонился, как будто рвёт его, что ли.
— Бля-я-я-я… ну вот какого…?! — старший обиженно поморщился в адрес второго. — Гилл, ну ты не видишь, что я жру? Ну нахера ты о говне, за едой, под руку?!
— Так я-то давно доел, — гыгыкнул Гилл. — И это… а как же «Когда я ем, я глух и нем»? Где твоя моща психики?
Второй откровенно развлекался, вымещая на старшем досаду из-за Единички.
Новый соратник, конечно, мало чем отличался от стажёра, хотя и окончил какой-то там курс в новомодной академии чуть не с отличием (что ни говори, но в патруле, на улице, теория и отличные отметки, полученные не важно где, не канают: опыт, только личный опыт. Причём, не абстрактный и вообще опыт, а наработанный исключительно в определённом районе, именно в том, в котором ты свой. Всем, мало-мальски пообтёршимся на улице, известно: опыт из других мест может быть не просто бесполезным, а даже вредным).
Новичок-Единичка, понятно, денег в свой первый день в кармане не имел: первое настоящее дежурство (стажировки не в счёт — кто и когда стажёров всерьёз куда-то выпустит). Когда настала пора перекуса, в кармане старшего уже лежали несколько десятков монет, собранных по ходу маршрута с доходных точек (понятно, что запрещено; но ежедневного плана взводному и, далее, — ротному и выше — никто не отменял). Старший почему-то занозился на новичка и еды купил только на себя и на второго:
— Первый день молодёжь отдыхает, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд второго, протягивая Гиллу бумажный пакет с его порцией. — Не наработал ещё… авторитета. К тому же, в патруле есть запрещено.
Понятно, что Макс прямо сейчас словами противоречил собственным действиям, но кто с ним будет спорить? Гилл безразлично пожал плечами и, тут же распотрошив свой пакет, протянул молодому всю жареную картошку, кетчуп к ней и салат со словами:
— Я такого не ем.
Что частично было правдой, поскольку он, всё ещё посещая регулярные тренировки «искры», диету периодически держал.
Молодой же, обиженно скользнув взглядом по старшему, с благодарностью кивнул Гиллу и в мгновение ока уничтожил свою долю.
Гилл быстро дожевал сэндвич, выпил предлагавшуюся газировку и теперь, болтая на лавочке в воздухе ногой, с наслаждением троллил старшего, тем более что на той стороне набережной какой-то странный субъект действительно блевал в тени дерева, скрытый от этого берега растениями. И как молодой его только разглядел… Видимо, по зрению одни восклицательные знаки в медкарте.
— Нарк? Алкоголь? Пойдёмте проверим? — Единичка, вскочив со скамейки, уже с нетерпением приплясывал вокруг старших товарищей. — Центр города же почти!
— Ну, насчёт центра ты, положим, загнул, — Гилл, сыто икнул и поднялся с лавочки вслед за молодым. — Но и не трущобы, тут согласен… — Ты с нами? — он недовольно обернулся в сторону Макса, с видимым удовольствием открывавшего в этот момент коробку с салатом. — Или будешь отсюда, гхм, осуществлять общее руководство?
— Идите, я отсюда погляжу, — ответил с набитым ртом старший, взмахивая рукой и принимаясь любовно распределять салат по верху бутерброда. — У меня вот дела ещё… Нарк скорее всего какой-то, или просто ушибленный. — Пояснил он, не отрываясь взглядом от бутерброда.
— Ты через искру смотрел? — придирчиво уточнил второй. — Отсюда видишь, что ли?
— Ну, — вальяжно кивнул старший. — Он пустой, ничего особенного. Сюрпризов не видать. Идите, не мешайте! — Макс, наконец, закончил распределение салата по бутерброду и теперь, стараясь не уронить ни листика, аккуратно соблюдал бутербродом горизонт и примеривался, с какой стороны укусить.
Гилл неожиданно громко чихнул, пугая старшего резким звуком. Отчего рука того дрогнула и часть салата просыпалась на землю.
— Извиняюсь! — мстительно проворчал Гилл, затем пожелал сам себе, — будь здоров! — после чего хлопнул по плечу молодого и первым отправился через пешеходный мостик к дурачку, который догадался удивлять своей рвотой почитай центр города. — Молодой, за мной, — бросил он через плечо на всякий случай.
Макс, тщательно пережёвывая бутерброд с салатом, на всякий случай вполглаза наблюдал за противоположной стороной набережной. В спокойном районе, далёком от трущобной массовки, никаких сюрпризов быть не могло. Хотя бы потому, что жили тут люди исключительно добропорядочные и зажиточные, а всякая шелупонь селилась в кварталах подальше. Конечно, проход народу оттуда сюда никто не ограничивал, но служебный комм молчал: если б кто-то странный путешествовал в дорогие кварталы, коллеги б его отфильтровали ещё на подступах. Либо, если б не было за что дёргать такого путешественника, просто сообщили бы по циркулярке, ориентируя остальные патрули на всякий случай, в рамках хорошего тона.
Раз сообщений не было, значит, рыгающий дурачок, скорее всего, местный. Видимо и правда саданул что-то не то… или саданулся не тем, кто их, богатеев, поймёт.
Кстати, подходить вместе Гиллом и молодым старший не стал не просто так. Если блюющий чудик был местным, то он с равной степенью вероятности мог как доставить проблем, так и послужить дойной коровой. Понятно, что подошедшая первой пара ориентировалась на него, как на второе.
Если же, паче чаяния, окажется, что это не он должен патрульным, а наоборот (и ещё придётся извиняться за беспокойство), Гилл тут же даст знать. И Макс, как старший, тут же подойдёт с извинениями, исправляя «ошибки» подчинённых.
Всё давно продумано и отработано. Ежедневного плана на земле никто не отменял. Взводному, кстати, сегодня надо будет отдать двойную таксу, поскольку у начальника участка (чтоб он сдох, ненасытная тварь) юбилей супруги.
Некстати приданный в пару «молодой» поначалу здорово портил настроение одним своим присутствием. И дело, кстати, было даже не в нём самом. Просто Макс и Гилл, несмотря на сдержанность взаимных отношений, сработаны как пара были отлично. Насколько они оба терпеть друг друга не могли в личном общении, настолько же идеально формировали они служебный дуэт (кстати, успешно закрывая все эти месяцы участок не парного, а усиленного патруля).
Вводить в курс новичка лично Максу не хотелось: и банальная лень, и делить остаток ежедневных денег после отдаваемой наверх кассы теперь придётся на троих, а не на двоих. Но новые политики мэра, плюс инициативы (мать их) старого начальника полиции (пытающегося удержаться в кресле, которому он явно не соответствовал) выбора не оставляли. Патрули теперь будут только тройками, не парами; и сделать тут ничего нельзя.
Пока Макс лениво прокручивал в голове давно набившие оскомину мысли, пара его сослуживцев уже миновала мостик и, охватив блюющего с двух направлений (автоматически рассеивая его внимание, на всякий случай, просто по инструкции), вступила с ним в диалог.
Молодой, видимо, пребывая в эйфории от первого дежурства, вообразил себя не понятно кем. Поигрывая в руках резиновой палкой (ну не идиот ли? В этой-то части города…), он что-то грубо бросил уже стоящему на четвереньках человеку.
По ситуации, молодой, конечно, был где-то даже прав: блевать на улице равно нарушение. Далеко не самое серьёзное, но в этом районе как минимум не принятое (всё ж не Трущобы). Оскорбляя общественную нравственность непотребными физиологическими оправлениями, пацан на той стороне набережной, если честно, нарывался минимум на штраф. А в самом жёстком варианте, на штраф плюс сутки принудительной медицины, это если в состоянии опьянения он ещё додумается спорить с патрулём.
Новичок же, видимо, восхищённый собственной свирепостью и первым в жизни дежурством, решил сразу начать с акцентов на имевшем место нарушении. Как бы, тоже вариант. Хотя лично Макс, в силу опыта, с этого б стартовать не стал.
Ну не в этом квартале — философски подумал Макс, щёлкая на плече кнопкой комма, чтоб слышать всё происходящее на той стороне. Тут всё же простых людей ощутимо меньше, чем тех, которых этот молодой ещё домой должен будет сопроводить.
Ладно, опыт приходит только с самим опытом. Пусть. Тем более, потенциального клиента, если б не Единичка с его зрением, Макс и Гилл, скорее всего, отсюда б даже и не заметили, будучи увлечённые бутербродами. А так, ну мало ли. Ну а вдруг?..
— Совсем с ума сошёл? — прозвучал в комме Макса голос молодого, который явно пребывал на вершинах нерастраченного личного энтузиазма. — Ты что, дома проблеваться не мог? Какого х… на улицу попёрся?!
Старший чуть поморщился, но промолчал, продолжая разбираться с бутербродом. По содержанию, молодой был прав на все сто. Но, уже с учётом района, абсолютно напрасно пренебрегал формой обращения.
— Хотя б представился для начала, в таком-то районе, — пробормотал Макс сам себе, вслушиваясь в продолжение беседы, доносящееся из динамика.
— Нет у меня дома… Мне… очень нехорошо… буэ-э-э-э!.. — раздался в ответ голос страдальца.
Старший удивлённо хмыкнул. Намечалось что-то и в самом деле нестандартное. Ты смотри, Единичке прямо везёт. Заловить, похоже, нарка, да если за ним ещё что-то числится в базах — это сегодняшний двойной дневной план можно и вообще не сдавать (в таком случае есть вариант отбояриться, что работать на кассу было некогда — вон, преступностью вынужденно занимались. Не оставлять же посреди улицы криминал, чтоб успеть за деньгами?!)
— Муниципальный патруль номер… участок… патрульный, жетон номер… — прорезался голос Гилла в комме, поправляя не в меру ретивого коллегу. — Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях? — видимо, старый напарник подметил что-то такое, что ускользнуло от внимания новичка.
— Отчёт отдаю. В медицинской помощи, возможно, нуждаюсь. Буэ-э-э-э!.. — выдал без паузы стоявший на четвереньках.
Молодой, подошедший к тому времени вплотную к потенциальной дойной корове, как раз ставил ногу на землю в месте, куда клиент повернул голову на голос патруля.
Порция содержимого желудка страдальца пришлась прямо на брюки, туфли и кончик служебной палки новичка.
— Б###ь! — коротко рявкнул Единичка, размахиваясь от души и опуская загаженный кончик спецсредства на, кажется, спину клиента (точнее отсюда не видно). — Да ты ох#ел, мудила?!
Старший, оперативно реагируя на происходящее, весело заржал так громко, что его слышно было, наверное, и на том берегу, даже без комма. Попутно, подавившись кусочком бутерброда, он принялся откашливаться, рефлекторно зажмурив глаза.
Что-то в происходящем за следующую секунду он явно пропустил, поскольку в комме без перехода прозвучал голос Гилла:
— Стой! Ты что? Куда…
Вместо окончания фразы, Макс услышал два хлопка табельного (звук не перепутаешь, если не первый день на службе), мгновенно вспотев.
Роняя на землю остатки бутерброда и выплёвывая непрожёванное, он через доли секунды уже нёсся по пешеходному мостику, лапая на ходу собственную кобуру (одну из) и активируя искру на максимум.
На середине моста, он уже видел ситуацию лично, расхваливая себя же за изначальную задержку на лавочке: Единичка и Гилл лежали, скорчившись, явно парализованные штатным стволом Единички. Сам ствол держал в руках стоящий на коленях паренёк. На счастье соратников, клиент завладел (не известно каким образом!) стволом номер один, нелетальным инъектором, который молодой за каким-то дюделем взял с собой. По-хорошему, нелетальную медицину с собой в патруль по этому району можно было и не брать, но для понимания этого на улице надо было покрутиться чуть подольше, чем имел в активах Единичка (по обитателям этого района лучше вообще ничего не применять, ибо потом будешь собственной зубной щёткой мостовые драить). Сейчас же его дурость и отсутствие опыта в третий раз за минуту сыграли в плюс: и он, и Гилл были всего лишь парализованы.
А вот если б ствол был боевым и единственным на пузе новенького дурачка… додумывать эту мысль Макс не стал, уж больно она была грустной.
Вместо этого он, не добегая метров пяти, с удовлетворением отметил, что странный пацан отбрасывает чужой ствол (вернее, нелетальную пародию на оный) от себя и, в очередной раз, корчится в спазмах рвоты.
Не смотря на ярко выраженную индивидуальность (так не нравившуюся всем без исключения), Макс был далеко не дураком и не беспредельщиком. Прокрутив в доли секунды ситуацию в голове, на изменение обстановки он отреагировал мгновенно: засунув не понадобившийся собственный боевой ствол обратно, он затормозил и, не видя на пацане никаких щитов либо аналогичных техник даже в потенциале, активировал собственную искру и шарахнул странного тошнотика инфрой.
Пацан, так бодро завладевший стволом нового напарника (будь он неладен; новый напарник, естественно, а не его ствол. Стволу как раз спасибо — сразу столько уроков личному составу за одну секунду), предсказуемо повалился на землю, дёрнув два раза ногой и отключаясь окончательно. Впрочем, судя по залитому рвотой пространству, много ему было и не нужно.
Старший перевернул товарищей лицами вниз, с наслаждением всадил прямо сквозь одежду каждому в задницу по антидоту против штатного паралитика. Затем, вздохнув с облегчением, ненадолго завис в размышлениях.
В принципе, вариантов было сразу несколько. Первый — вызывать медиков и эвакуацию, пусть тарабанят клиента и своих, куда положено. Первого — в тюрягу, там тоже есть медсектор; своих — в госпиталь, в том числе для освидетельствования. Из плюсов варианта — устная благодарность ротного в перспективе. Из минусов — вхолостую отработанная смена, поскольку отписываться придётся о-го-го сколько, ещё плюс (вернее минус), возможно, дневной долг по кассе: суточного плана никто не отменял. Если же тошнотик окажется мажором, компенсацией кассы его задержание могут и не зачесть. Хотя, какой из него мажор, если дома у него нет.
Второй вариант. Привести в себя своих, это недолго. Через четверть часа оба будут на ногах, вон молодой вообще уже ворочается. Далее — оттащить клиента куда-то в тихое место и порасспросить. В результате, если это всё же кто-то из мажоров (ну а вдруг, повадки всё же наглые; может, хотя б кто-то из приближённых), можно закрыть сразу два месячных плана. На всю тройку, включая Единичку, за пять минут. Уж больно бодро клиент, в абсолютно нересурсном состоянии, разделался с парой патруля, включая далеко не зелёного Гилла.
Третий вариант. Сразу звать прокурорских и судебников, поскольку имело место нападение на личный состав. Здесь плюсов не предвиделось, а минусы были те же, что и в первом варианте.
