Книга: Путин. Война нэд-9
Назад: ГЛАВА 1. ЗАЧЕМ ПУТИНУ ЭТА ВОЙНА
Дальше: ГЛАВА 3. КАК ЗАБИРАЛИ КРЫМ

ГЛАВА 2. ЛОЖЬ И ПРОПАГАНДА

Человек, который решит описать политическую карьеру Владимира Путина, столкнется с неразрешимой проблемой — у российского президента никогда не было политической карьеры.

Карьера Путина — телевизионная, и все ее этапы, начиная с «мочить в сортире» и «берегите Россию» — не более, чем последовательность телевизионных сюжетов.

Владимир Путин — это телезвезда. Его президентский календарь расписан от «Прямой линии» до «Прямой линии».

Гипертрофированная роль телевидения в коммуникации между властью и обществом сложилась в России еще в годы президентства Бориса Ельцина, но именно Владимиру Путину удалось построить телецентричное государство, в котором все общественные институты от церкви до армии оказались подменены соответствующей телевизионной картинкой. Показателен в этом смысле скандал весны 2015 года, когда журналисты РБК выяснили, что телевизионные сюжеты об очередных рабочих встречах Владимира Путина, демонстрируемые по федеральным телеканалам, оказались сняты задолго до дня их телепоказа, а где в это время находился реальный Путин, просто неизвестно. Можно предположить, что подобная практика началась задолго до 2015 года, просто до сих пор никто не обращал на нее внимания, и никто не знает, сколько еще таких заранее записанных роликов с Путиным хранится в видеотеке Кремля и ждет своего часа.

До начала 2014 года российская пропаганда многим казалась чудовищной. Доходило до того, что результатом некоторых телевизионных сюжетов об оппозиции становились реальные уголовные дела и аресты. Но после начала политического противостояния в Киеве в конце 2013 года стало ясно, что та российская пропаганда, с которой общество сталкивалось до сих пор, была относительно вегетарианской. Впрочем, сами пропагандисты не скрывали, что в «мирное время» они работают не на полную мощь. Например, в 2011 году глава государственного канала Russia Today, работающего на западную аудиторию, Маргарита Симоньян откровенно объясняла смысл существования ее СМИ: «Когда войны нету, оно вроде как и не нужно. Но блин, когда война есть, это прямо критично. Но нельзя создавать армию за неделю до того, как война началась».

«Война» для Кремля началась на киевском Майдане в конце осени 2013 года. В изложении официальных российских СМИ противостояние в украинской столице выглядело так, что за евроинтеграцию (а речь тогда шла только о ней) выступают наследники коллаборационистов Второй мировой войны и радикальные националисты, готовые чуть ли не к этническим чисткам. Упоинаемость8 украинской националистической организации «Правый сектор» в российских СМИ в какой-то момент значительно превысила аналогичный показатель партии Путина «Единая Россия» — при том, что «Правый сектор» на украинских выборах набрал менее 2% голосов избирателей.

После бегства Виктора Януковича российские телеканалы стали называть новых руководителей Украины исключительно «киевской хунтой», а военную операцию против сепаратистов на востоке страны — «карательной».

Стоит отметить, что на протяжении многих лет российская пропаганда уделяла исключительное внимание Великой Отечественной Войне, и Владимир Путин сделал эту тему ключевой в собственной системе идеологических координат. Государственное агентство РИА «Новости» в 2005 году создало новую традицию к празднику 9 мая — массовое ношение георгиевских лент со слоганом «Я помню, я горжусь». Самый человечный советский праздник стал главным национальным праздником путинской России — дело на первый взгляд вполне хорошее. Но и оно оказалось сугубо утилитарным, когда речь зашла о конфликте с Украиной.

Риторика военных лет оказалась спроецирована на текущие политические новости. Украинская власть в риторике кремлевской пропаганды стала «бандеровской» и «нацистской», а Россия оказалась занята тем же, чем и в 1941-45 гг. — борьбой с фашистами. Георгиевская лента из символа памяти превратилась в атрибутику нынешнего противостояния — если ты носишь ленту, то ты сторонник отделения от Украины Крыма и Донбасса, враг «бандеровцев». Антифашистская риторика, используемая официальными СМИ, перевела политический кризис на язык войны на уничтожение.

Знаковым эпизодом такой войны стал сюжет Первого канала о «распятом мальчике» — в главной информационной программе главного канала страны показали женщину, которая якобы видела, как в Славянске, покинутом бойцами сепаратистской армии, украинские национальные гвардейцы на доске объявлений распяли шестилетнего мальчика. Никаких подтверждений эта информация не получила. Более того, выяснилось, что героиня сюжета даже никогда не бывала в Славянске. Первому каналу пришлось оправдываться за этот сюжет.

С тем же городом связана и кампания травли российского музыканта Андрея Макаревича, побывавшего в Славянске после прихода туда украинских войск и давшего в соседнем городке концерт для местных жителей и беженцев. В интерпретации кремлевских СМИ аудитория превратилась в «карателей», а концерт — в «грязную антироссийскую выходку». Сторонники власти заговорили о Макаревиче как о враге России и требовали лишить его государственных наград.

Война на Украине продемонстрировала и диверсификацию российской пропаганды в зависимости от аудитории и способа доставки информации.

Телевидение — это абсолютный мейнстрим, и картина, даваемая им, должна быть максимально общей и абстрактной, без лишних подробностей. Потребитель телевизионных новостей пассивен, и его стараются не перегружать лишними подробностями. Так, например, об известном среди пользователей интернета командире сепаратистов Славянска Игоре Гиркине (псевдоним — Стрелков) федеральные телеканалы давали минимум информации. Нет Гиркина, участвовавшего в присоединении Крыма, и в фильме «Крым. Путь на родину», где Владимир Путин впервые признался в использовании российской армии на территории украинского полуострова. Зато Гиркин стал героем для таблоидов и информационных радиостанций, то есть для медиаресурсов, аудитория которых стремится получать информацию из разных источников, а не только от официозных СМИ. Такая аудитория не поверит в голословные истории о «распятом мальчике» и требует более тонкого подхода. Поэтому корреспонденты LifeNews Семен Пегов и «Комсомольской правды» Дмитрий Стешин и Александр Коц сообщали своим зрителям и читателям то, что замалчивали российские телеканалы. Они вполне откровенно могли рассказать и о «военторге»14, поставляющем оружие сепаратистам, и о конфликтах в руководстве «народных республик», а сцена из репортажа LifeNews, когда командир сепаратистов по прозвищу Гиви заставляет украинских пленных есть свои шевроны, была бы слишком шокирующей для программы «Время».

Пожалуй, из передач федеральных каналов с таблоидами и онлайн-СМИ по откровенности могла бы конкурировать только программа «Вести недели» на канале «Россия-1». Созданная по образцу американских вечерних шоу, она сыграла ключевую роль в расширении границ допустимого в российском эфире. Ведущий Дмитрий Киселев, в начале украинского конфликта назначенный руководителем бывшего РИА «Новости», ведет свою личную войну с Украиной и публично заявляет о готовности нашей страны превратить США в «радиоактивный пепел». Коллега Киселева Владимир Соловьев, ведущий аналогичное шоу на том же канале, тоже пытается соответствовать уровню «Вестей недели», но традиционно отстает от Киселева, уже включенного в санкционные списки Запада.

Это объяснимо: у Соловьева есть дом в Италии, и попадать под санкции явно не входит в его планы, хотя пресловутая «атмосфера ненависти» расцветает и в его эфирах на «России-1» и на «Маяке».

Собственно, весь эфир российских государственных СМИ — он и есть одна сплошная атмосфера ненависти уже безо всяких кавычек. Когда это все закончится, России еще долго придется приходить в себя, избавляясь от этических и поведенческих стандартов пропаганды 2014-15 года.

Назад: ГЛАВА 1. ЗАЧЕМ ПУТИНУ ЭТА ВОЙНА
Дальше: ГЛАВА 3. КАК ЗАБИРАЛИ КРЫМ