#17. Брезгливость насильников

Неужели таков наш ничтожный удел:

Быть рабами своих вожделеющих тел?

Ведь еще ни один из живущих на свете

Вожделений своих утолить не сумел!

Химари сидела на уступе скалы и смотрела на горизонт. За спиной сквозь толщу горы был слышен шум лиловых родников; подпитываясь их энергией, кошка видела больше, дальше, глубже. Вспоминала край Кицунэ, каким он был пару веков назад. До чего могущественно время - меняет все и вся. Леса разрослись, степи опустели, в поле зрения был лишь один постоялый двор с конюшней. А от него рукой подать до тайных ходов, ведущих к храму Самсавеила.

Кошка опустила глаза и стала спускаться. Прямо под уступом сидела Ева, задумчиво плела паутину и, поднимая, смотрела сквозь нее на небо. Ночью паучихе снились кошмары, и теперь она была сама не своя, даже не спрашивала ни о чем.

— Мы идем на постоялый двор, где конюшни, — подобрав полы кимоно, Химари спрыгнула с уступа.

Люция непонимающе посмотрела на кошку, сложила руки на груди. Она все это время стояла в тени раскидистого дуба, больше всех переживая, что на открытой местности их могут заметить с неба.

Прошла неделя с тех пор, как они отправились в храм Самсавеила, когда-то принадлежавший Ясинэ. Тогда они сошлись на том, что Химари обязана Люции за спасение, а Люция требует лишь помощь в убийстве Инпу и согласна пойти в кошачий храм.

— Там можно будет оставить Еву, не потащишь же ты ее в храм. Мы и сами рискуем, он может рухнуть в любой момент, — Химари поставила ладонь козырьком и посмотрела вдаль, где в дневной дымке степей не было видно конюшен и дома.

— Да я вообще в ваш храм не пойду, там... — продолжение Люция пробурчала себе под нос, отвернувшись от кошки. Расчесала пальцами спутанные волосы, нервозно поправила ворот куртки.

— Хорошо, посторожишь моего тигра, — невозмутимо ответила кошка и, потуже затянув перевязь меча, бодро зашагала под тенью скал в сторону постоялого домика.

Ева, сорвавшись с места, бросилась за ней, но, заметив тигра, гордо несшего своей хозяйке заячью тушку, приостановилась и опасливо вжала голову в плечи. Люция позади глухо ударила кулаком ни в чем не повинный дуб и побрела следом, полностью погруженная в свои мысли.

***

— Люция, ты можешь ответить на мой вопрос? — Химари остановилась посреди пшеничного поля и, обернувшись, чтобы лучи не били по глазам, посмотрела на бескрылую.

— Какой? — отозвалась Люция, фыркнув себе под нос.

— Я видела только лис, а раньше при кошках здесь жили в качестве слуг тушканы, мы иногда нанимали их как гонцов. Куда они подевались? — кошка похлопала рукой по бедру, подзывая тигра.

— Был издан указ, что слуги либо должны приносить доход работой, либо за них платят хозяева. Нужно было сократить их число, — Люция с трудом припоминала указы, которые ее не касались. Возможно, они уже изменились, но за время своего заключения маршал этого не знала.

— Угу, и вы решили уничтожить их совсем. Отобрали империю, так хоть бы заботились о ней, — кошка махнула рукой и, подобрав полы кимоно повыше, зашагала к виднеющемуся возле островка леса дому. Лошади фыркали, земля у ног стрекотала и жужжала, полная насекомых, но сам дом был тих, и это не предвещало ничего хорошего.

— Времена меняются. Раз вас так это задевает — начните очередную войну и забирайте трон, — огрызнулась вслед бескрылая.

— Я старая кошка, мне уже все равно, как вы жить будете. Просто грустно, — Химари пожала плечами. Казалось бы, разговор должен был успокоить ее, но что-то еще бередило душу. Кошка обернулась, прищурившись, оглядела гору и сглотнула подступивший к горлу ком. Где-то там было место, хранившее одни из самых неприятных воспоминаний. От раздумий ее отвлек тигр, боднув лбом. Завертелся рядом, приминая стебли пшеницы, игриво заклокотал, и кошка усмехнулась.

***

Люция придержала дверь домика, пропуская Химари с тигром и растерянную Еву. Девочке все было в новинку, и она, боязливо прячась за кошкой, пыталась разглядеть, о каких же лисах говорили женщины. Но в полумраке зашторенной комнаты был лишь приземистый мужчина с пушистым рыжим хвостом, и Ева даже улыбнулась, таким несуразным он ей показался. Лис вытирал столы и, увидев пришедших гостей, огрызнулся, махнув на них тряпкой.

— Чего надо? — встал, уперев руки в бока. — Комнату или пожрать?

— Комнату, — Люция прикрыла за собой дверь и расстегнула куртку.

— Пятьдесят тенши, — фыркнул лис, удаляясь в дальний угол, к стойке с записями и ящичку с ключами. Посмотрел на гостей и ухмыльнулся. — Нет денег — нет комнаты, дамы. А за всякие побрякушки я не продаюсь. Пегасню видели? Ангелы прилетают ко мне частенько. Слышите топот копыт? Или убирайтесь, или вам придется заплатить.

И правда, за дверью было слышно, как прискакал конь. Люция загодя отошла в тень, поближе к столам, впуская неожиданного гостя. Сердце ушло в пятки, ведь любой ангел узнает Химари, и тогда беды не миновать.

Дверь распахнулась, и по скрипучему полу пронеслась юная лисица в черном плаще. Бросилась в объятья хозяина дома и разразилась слезами. Ее трясло, она хрипло выла, а хвост колотил по ногам.

— Папа, папа, — проскулила она.

— Фенека, что случилось? Милая, тебя обидели? Скажи, кто, я убью его! — он снял с девушки капюшон, обнажив ярко-рыжие лисьи уши, заглянул в ее полные слез глаза. И, кажется, понял. Спешно отстегнул брошь плаща и не удержал в трясущихся руках ткань. Девушка осталась стоять в прилипшей к телу тонкой нижней сорочке. — Фенека, дочка?

А она упала к его ногам, пряча нагое тело в черных складках бархатного плаща. Он стоял над ней и не мог поверить.

— Фенека, что с тобой сделали?

— Ничего, — так отчаянно, как будто это «ничего» было самым обидным в ее жизни. — Я ехала за продуктами, долго выбирала мясо, и потому задержалась. Знала — ты будешь ругаться, и решила сократить дорогу через лес, — всхлипнула и утерла слезы.

— Там тушканы, ты что, обезумела? — он судорожно нащупал рукой стул и упал на него.

— Они напали на меня. Хотели изнасиловать, — лисица закашлялась от слез. — Стащили с коня, раздели, порвав платье, — сглотнула подступивший к горлу комок.

— Какие твари могли такое сотворить? — лис шептал совсем тихо, обхватив голову руками.

— Они раздели меня, сняли с меня маску и рассмеялись, — взвыла с надрывом. Лисица теребила плащ, плечи ее дрожали, уши были прижаты к голове. — Не тронули меня. Сказали, что я им противна, — всхлипнула. — А всю еду забрали, только коня оставили.

Люцифера хохотала, упершись руками в стол, и это больно задело униженную девушку, та вспыхнула до кончиков рыжих ушей и, плача, укрылась плащом с головой. Ева попыталась, прячась за Химари, заглянуть в лицо Фенеки, но так и не смогла. Лис подскочил, как ошпаренный, и бросился с кулаками на фурию, причитая, что он крылатых позовет, у него и свисток есть на такой случай. Но когда он подлетел к маршалу, она выпрямилась и посмотрела на него сверху вниз.

— Никого ты не позовешь. Твоя надежда — если крылатые прилетят сюда сами. А свисток — просто блеф, ни один ангел не унизится до такого, — Люция, не глядя на лиса, вытащила из внутреннего кармана куртки крохотный вытянутый пузырек с запаянным горлом. Белый порошок заполнял сосуд целиком, а на дне был оттиснут ангельский герб — два крыла и диадема. Лис побледнел.

— Кто ты? — он следил глазами за пузырьком, едва дыша.

— Какая разница? Я отдам его Фенеке, если ты позаботишься о девочке из паучьего рода и тигре. Им нужна комната и еда. Согласен? — она спрятала пузырек в кулаке, заставляя хозяина дома посмотреть ей в глаза. А он уже тянул свои руки к Конфитеору.

Целый год его дочь не будет монстром. Целый год она будет счастлива.

Лисица выглядывала из-за плаща, не веря такой случайности. Ева успела разглядеть ее лицо, словно паутиной исполосованное лепрой, даже губы — сухие корочки больной плоти. Неужели и тело было таким же?

— Согласен, — лис взял себя в руки, вытер потные ладони о фартук. Но Люция кинула пузырек Фенеке и отвернулась. Лисица поймала Конфитеор и крепко прижала к груди, словно маленькая стекляшка была самым дорогим сокровищем.

— Вы кто? — Фенека спрятала дар в карман и встала. Она ждала от Люции ответа, не веря в случайности и чудеса. Ева успела разглядеть под потной сорочкой бугры лепры от груди до бедер прежде, чем девушка запахнула плащ.

— А тебе лучше не знать, ты и так рискуешь. Разве это законно — брать лекарства у незнакомцев, когда ты их не заслужила честным трудом и верой? Если ангелы узнают — тебя вздернут на виселице твои же лисы, лишь бы избежать позора, — горькая усмешка исказила лицо Люции, но никто этого не видел, она так и не повернулась.

— Зато я год буду красива и здорова, — голос лисицы был твердым и решительным. Она ловко открыла ящик с ключами и вытащила один из них. — Пойдем, девочка из паучьего рода, — поманила Еву рукой и тявкнула по-лисичьи, привлекая внимание тигра, он боднул хозяйку в бедро и неспешно поплелся за Фенекой по ступеням.

— Мы вернемся, — гарпия кивнула, не оборачиваясь, застегнула куртку и вышла за дверь.

— А ты куда? — Химари вынырнула следом.

— С вами, мне так спокойнее, — Люция пожала плечами и искоса глянула на кошку.

***

Фенека очень быстро ушла, сказав, что у нее много работы, и Еве стало одиноко и даже скучно в молчаливой тишине. Она сидела на захваченной клопами кровати и смотрела на тигра. Ей было страшно его касаться, и она просто разговаривала сама с собой, обращаясь к нему.

— Наверное, ты любишь Химари так же сильно, как я люблю Люцию, — паучонок подобрала ноги и обняла себя за колени. — Иначе, зачем бы ты пошел за ней, верно?

Тигр не отозвался на вопрос, положил морду на лапы и закрыл глаза.

— Тебе, наверное, тяжело! — спохватившись, паучонок принялась расстегивать ремешки, перекинутые через спину зверя. Стянула сверток с вещами Химари — косметикой и бельем, плотно уложенными в сероватое кимоно. Выгрузила тяжелую сумку, доверху набитую иглами, перевязанными по сотне штук. Подхватила котомку и, просунув ремешок под лапами тигра, вытащила ее, потрясла над ухом. В сумочке забренчало, и Ева, не совладав с любопытством, сунула руку внутрь. Ничего необычного — стеклянные пузыречки, слишком легкие, чтобы быть полными, трубочки, обмотанные бинтами скальпели, нитки и медальон. Паучонок без раздумий вытянула его за цепочку. Милое, потрепанное украшение — овальная плашечка из золота с крохотным замочком, истертым от прикосновений. Ева щелкнула пальцами, раскрывая кулон, и села на пол, распахнув рот от изумления.

На обеих сторонах медальона было по портрету. Слева была сама Химари, ее Ева узнала сразу же — кошка как будто и не изменилась, лиловые глаза смотрели с равнодушием, но в улыбке чувствовалась мягкость и, вместе с тем, гордость. Волосы были зачесаны в хвост, шею и плечи скрывал плотный ворот белого кимоно. На правой стороне был изображен кот. Резкие скулы, аккуратно очерченные губы, тонкий нос, высокий лоб. Паучонку он не нравился. Было в его тяжелом взгляде то, что заставляло Еву чувствовать себя маленькой и беспомощной. Сила? Гордость? Кот был так не похож ни на одного мужчину, которого она встречала. И белые полосатые уши на макушке даже не придавали его образу очаровательности. А темно-фиолетовое кимоно казалось слишком строгим. Неужели Химари могла любить такого человека? Мужчину, чей снисходительный взгляд заставлял паучонка ежиться? Был ли он с ней таким же высокомерным, как на крохотной картине?

Ева защелкнула медальон и аккуратно вернула в сумочку. Решено, она смастерит для Люции безделушку, когда-нибудь фурия вспомнит паучонка и, быть может, улыбнется. Девчушка села на край кровати и принялась выплетать меж пальцев кружева паутины.

***

Ева сидела нос к носу с тигром и заглядывала ему в глаза. Он казался ей кем-то большим, чем дикая кошка. Во взгляде читалось необъяснимое; смутное чувство терзало девочку, но она не могла разобрать шепот интуиции. В голове не было ничего, кроме гулких шорохов и, вместе с тем, пустоты.

Она не знала. Но паутина — знала все!

И Ева, подобрав под себя ноги, отложила недоплетенный браслет для фурии и принялась расплетать паутину нить за нитью. Коснулась рукой теплого носа зверя и продолжила. Виток за витком. Клетка за клеткой, узел за узлом. Тигр прищурился и даже припал на задние лапы, словно готов был прыгнуть, если что-то пойдет не так. А Ева плела так быстро, как умела лишь она — растянув призрачные нити между мизинцами и большими пальцами, а остальными шевеля с такой скоростью, выкладывая узор, что не разглядеть ни малейшего движения.

И вот паутина была голова. Идеальная, ровная. Засеребрилась и потухла. Не рассыпалась, не смялась. Потухла. И Ева заорала от ужаса, бросилась прочь, сбивая руки и ноги. Отползла в самый угол, подальше от зверя, и взвыла. Сердце ее колотилось, казалось, в самой голове. Гулко. Громко. Больно.

Никто, никто на свете не мог закрыть Еве глаза. Никому, ни одной твари не удавалось лишить ее дара. А тигр — словно воздвиг нерушимую стену, с вышины которой паучиху окатило кипящим маслом.

Она беззвучно кричала, забившись в пыльный угол. Паутина тухла лишь на мертвых.

Провидица понимала, что это не простое совпадение, и не каприз паутины. Ведь тигр был жив. Еву брала злость — как он мог обмануть паутину?! Ее душил страх — кто он, что смог?

А зверь изучающе смотрел на нее, медленно водил хвостом по смятой кровати. Щурился и заглядывал в бездонные глаза.

Ева вдруг поняла, что перед ней — чудовище. Тигр послан их убить, именно поэтому он не пустил ее в свое прошлое, оставив лишь иллюзию смерти — она бы разгадала все его планы. Провидица хотела снова расплести паутину на пальцах, но руки дрожали, а сама мысль, что он сожрет ее, если она узнает правду — пугала до глубины души. И Ева качалась, обняв ноги. Вперед-назад, вперед-назад. Ждала, что будет. Лишь бы, лишь бы фурия спасла ее! Забрала, обняла, укрыла! Она придет, обязательно придет!

Тигр шелохнулся, и Ева залезла за штору, дрожа всем телом. Он спрыгнул с кровати, и она вцепилась в пыльные портьеры, что было сил. Мягкие лапы ступали бесшумно, но Ева понимала — он идет к ней. Зажмурила все восемь глаз, ожидая смерти.

Фурия, пожалуйста, спаси.

***

— Химари, скажите, а где ваша лепра? — осторожно поинтересовалась Люция, отнимая от бедра опустевший инъекционный шприц. Конфитеор медленно разливался по венам, и гарпия терпеливо прощупывала спину, пытаясь определить, как скоро придется увеличить дозировку лекарства.

— Лепра? — Химари искоса глянула через плечо и, снова подняв полы кимоно, зашагала по вырубленным в скале ступенькам.

— Я заметила, что вам не интересны лекарства, — Люция спрятала стеклянный пузырек в мешок за спиной и встала. Идти предстояло еще столько же, а бесконечные повороты в толще горы ее уже утомили. Здесь было слишком тесно, под ногами – слишком скользко.

— У меня нет лепры, — кошка махнула рукой, чтобы гарпия поторапливалась. — У меня чистая родословная, без единого скрещивания с другими видами. Или ты всерьез думала, что ваша болезнь берет начало от слабой веры? — усмехнулась Химари, обнажив белоснежные клыки.

— Так значит, все дело в беспорядочном скрещивании?

— И в том, что ангелы делают себе подобных из других существ. Вы скоро выродитесь и так, даже войны не нужны, — Химари выглянула из-за каменной стены, скрывающей тайный ход от чужих глаз. Перед ней было лишь поле во мраке ночи и тусклые пятна масляных ламп у одиноких домов. Постоялый двор, приютивший провидицу и зверя, отсюда было не видать.

— А вы, стало быть, и впрямь принцесса? — Люция шла по пятам, раздраженно одергивая цепляющийся за выступы колчан.

— Теперь это не имеет никакого значения, — Химари жестом попросила бескрылую пригнуться и перебежками добраться через вымытые водой ступени на новый виток переходов. Гарпия нырнула мигом, а кошка остановилась перевести дух. Казалось бы, ничего особенного Люция не спросила, но в душе все словно сжалось от самой старой обиды.

***

Люция остановилась у кладбища перед воротами храма и осторожно перевела взгляд на Химари. Та была поглощена своими мыслями.

— Двадцать лет прошло, а я помню, как была здесь в последний раз, словно это было вчера, — кошка грустно усмехнулась, облокотившись о навершие воткнутого в землю меча-надгробия. — Теперь уже ничего не вернуть. Без кошек все забудут о Самсавеиле, забудут, что когда-то были шисаи и куно, забудут, что все мы связаны. Может, оно уже больше и не нужно вовсе. И разрушенный храм — могила моего прошлого?

— Кошки еще живы, — осторожно отозвалась Люция, словно не хотела беспокоить кошкины мысли.

Химари похлопала рукой по гарде, обвела взглядом кладбище, полное воткнутых в землю мечей.

— То поколение, которое было теми самими «Кошками», вселяющими страх и, в то же время, уважение, давно умерло. Последних вы изничтожили в своих лабораториях, выбивая из каждого моего воина одну жизнь за другой, — Химари подобрала полы кимоно и подошла к воротам храма, ведущим на крохотный полигон, окруженный садами. Там нечему было рушиться, разве что глупые ангелы разломали все розы.

Ворота покосились, краска облупилась, петли иссохли, и створки теперь лишь висели на них, грозясь упасть и рассыпаться в щепки. Химари осторожно нырнула в щель между ними и замерла. Неужели воспоминания останутся с ней навсегда?