#13. Всякий враг - враг? Всякий друг - друг?

Ниспошлют испытанье — что сделаешь ты?

Причинишь ли страданье — что сделаешь ты?

Если горем убитый в моленье бессонном

Тяжелые створки железной двери распахнулись, впуская императрицу. Грот наполнился ароматом пряной вишни и выделанных кошачьих шкур. Придерживая полы белого платья, Изабель по-хозяйски вошла в грот-темницу. Семь ангелов склонили перед ней головы, провожая к стальной клетке, удерживаемой цепями над бездной. Все, как один, в иссиня-черной форме с серебряными швами, чернокрылые, статные. Глупые. Молчаливые. Изабель прошла, громко цокая золотыми туфельками, к выступу в скале. Оглядела казавшиеся склизкими сталагнаты, смерила недоверчивым взглядом хранителей — когда кошку сторожили Охотницы, было куда спокойнее. Но генерал подозревал их в измене и очень быстро заменил на крылатых. Верные бойцы, неловко чувствовавшие себя в сердце горы, были куда надежнее бескрылых воительниц, от которых можно было ждать предательства. Ангелы не помогут кошке, ангелы не обидят императрицу, ангелы знают, что она правит, следуя воле бога, ангелы помнят, что такое кошачьи лагеря и война.

Изабель остановилась у самого края, проводила взглядом посыпавшиеся черные камешки и подняла на пленницу глаза. Распахнула белоснежные крылья, демонстрируя свое превосходство, поправила корсет из шкуры пантеры, подтянула к шее воротник мантии из хвоста барса. Кошка осталась равнодушной, только тоскливо вздохнула и оперлась спиной о стальные прутья решетки. Пленница терялась на фоне огромного белого тигра с ввалившимися боками. Он сухо рыкнул и положил морду на лапы.

— Сколько она не ест? — обратилась Изабель к командиру хранителей.

— Охотницы передали, что вторую неделю — ждет, когда ее тигр умрет собственной смертью, — отозвался ангел, не поднимая головы.

— Вы что, его кормили? Сказано было, всех кошек морить голодом, чтобы они на нее бросались! — Изабель прошлась взглядом по куртке крылатого, выискивая имя и номер. Она пожалуется генералу.

— Нет, Ваше Императорское Величество. Он не нападает на нее, — ангел склонился в поклоне еще ниже, пряча глаза. — Мне запросить охотниц, охранявших ее до нас?

— Нет, — отмахнулась императрица и поджала губы.

Пленница запрокинула голову и закрыла глаза, погрузившись в свои мысли.

— Неужели ты не хочешь, чтобы я тебя пощадила? Чтобы выпустила? Чтобы дала еды и воды? Неужели ты не хочешь на свободу? — тихо спросила Бель, но ее голос многократно усилился и зазвенел в гроте, вторя сам себе.

Маленькая темноволосая женщина в ржавом от крови тончайшем платье даже не пошевелилась. Глаза ее горели, как кристальная лампа, белые львиные уши дернулись.

— Ты обрекла свой народ на вечное рабство, что может быть хуже? Вот гниешь здесь, а никто ведь даже не пытался тебя спасти — ты им не нужна, они ненавидят тебя, они никогда тебя не простят, — шипела Бель, пытаясь задеть пленницу, но та лишь смотрела ей в глаза, не моргая. - Язык, что ли, откусила?! Хватит пялиться! Отвечай! — Изабель топнула ногой, чувствуя, как внутри все закипает.

Львица пошевелила ушами. И больше ничего. Бель сняла туфлю и с силой швырнула в заключенную. Кошка только чуть-чуть наклонила голову, и изящная туфелька, просвистев у самого ее уха, утонула в бездне.

— Химари! — закричала Изабель, вперившись взглядом в лиловые глаза львицы.

Та отвернулась, тигр утробно рыкнул на крылатую и махнул хвостом.

— Я не буду это терпеть! — прошипела Изабель, отходя от клетки. — Не давать ей даже пить! — крикнула она ангелам и развернулась. Яростно хлопнула двумя парами крыльев и удалилась, прихрамывая на одной туфле.

***

Химари сидела, подобрав задние лапы, и смотрела, как обиженная императрица распахнула двери, закричала на ангелов, а семеро стражей побежали за ней — извиняться, причитать, обещать уморить кошку голодом. Охотницы были куда сдержаннее.

Двадцать лет одно и то же, непрекращающийся цирк с одной единственной целью — поставить кошку на колени. Просто убить императрице было мало. Глупая наивная девчонка, как же слепа была ее вера в собственное горе. Приходила каждый месяц в один и тот же день — когда умер император и его жена, в одно и то же время — на закате. Бель искренне старалась заставить Химари чувствовать себя виноватой, а свое существование считать бессмысленным. Но кошке было не знакомо чувство вины — по воле императора она потеряла семью, и вот месть удалась, а крошку Бель ей было совсем не жаль. Свою жизнь Химари и так считала бессмысленной, больше не к чему было стремиться, некого защищать. Она бы давно сбежала, но не знала, ради чего. Как бы ни пыталась Изабель уколоть Химари, уже никто не смог бы заставить кошку страдать сильнее, больше некому было умирать.

Львица равнодушно осмотрелась, цепляясь взглядом за неизменный пейзаж. Стальная парадная дверь вела по широким коридорам в императорский дворец, бесконечный колоны сталагнатов и выросты сталактитов поддерживали каменный потолок. Вырубленные скамеечки для охотниц стояли, как и всегда так, чтобы было проще следить за пленницей — правда, крылатые не додумались встать там же. Незаметные каменные двери, ведущие в другие гроты-тюрьмы, теперь не использовались — всех узников перевели уже очень давно в соседнее крыло.

Химари легла на дно клетки, свесив руки в бездну. Глянула вниз. Куда ни плюнь — чернота, едва-едва светлеющая на изломе скалы и выступе. Голоса за дверью гудели, ни слова не разобрать. Изабель скандалила, все ждали генерала. А сюда он долетит не раньше, чем через час. Тоска смертная. И хоть бы еще было слышно, о чем так надрывно кричит императрица. Чего ей недостает?

Тень шевельнулась во мраке. Химари дернула белоснежными ушами, принюхалась. Запах был знаком, как такую крылатую забудешь? Кошка села в углу, поближе к выступу скалы, опустила лапы за решетку, усмехнулась. Кто бы мог подумать, что сама Люцифера пожалует?

Люция осторожно прикрыла заржавевшую дверь, недоуменно вслушиваясь в шорохи грота. Поняв, что рядом нет стражей, опустила арбалет стременем в пол и грузно сползла по стене. Запрокинула голову, пытаясь отдышаться. Кровь скользнула багряной дорожкой по подбородку и закапала на куртку. Кожанка была вспорота на рукаве и уже стала алеть, под ребрами было несколько кривых разрезов, скорее холостых — дышала Люция часто, но размеренно. Бедро уже наспех перемотано, сапоги замызганы свежей кровью. Маршал усмехнулась, заметив на себе любопытствующий взгляд кошки, и убрала с лица волосы — ссадина от сломанного носа до уха подсыхала, кто-то, все же, здорово приложил ее лицом о камни.

— Оу, да ты никогда еще не выглядела такой побитой псиной, — поморщилась Химари. Голос сиплый и словно даже чужой. Кошка попыталась вспомнить, сколько месяцев назад говорила последний раз. Почти полгода, когда приходил генерал. — Тут пока никого нет. Проходи, чувствуй себя как дома, ни в чем себе не отказывай, — промурчала она, но гостью передернуло.

Бескрылая торопливо похлопала ладонями по ногам и рукам, особое внимание уделив порезам и ссадинам, вытерла кулаком кровоточащий висок и поднялась. Проверила арбалет и, закинув его на плечо, подошла к пленнице. Химари терпеливо ждала, прислонившись щекой к холодным прутьям решетки. Люция обошла ряды каменных колонн и осторожно присела на вырубленную в скале скамью напротив кошки, положила арбалет на колени, внимательно осмотрелась еще раз и глубоко вздохнула.

Кошка недоверчиво сощурилась и принюхалась. Странно. Перед ней была совсем не та самовлюбленная ангелица, опьяненная победой. Люция выглядела постаревшей, крылья исчезли, и волосы стали рыжими. Она пахла Конфитеором, ядами и пауком. Еще от нее мерзко несло болотами и немытым телом. Даже волосы слипались. Кошка сморщила маленький носик. Но сомнений не было, это определенно была та самая гарпия, уж глаза все так же сверкали колючими изумрудами.

Люция молчала, и Химари равнодушно разглядывала ее, гадая, за чем та пожаловала. Уж явно не для беседы по душам, глупая ангелица вряд ли даже помнила старый уговор. Скорее уж ей что-то было нужно, страшно необходимо, до безысходности, до отчаяния. А раз так, то взамен можно было потребовать все, что угодно. И не выполнить ни одного из обещаний! Свобода ценнее обязательств. Вот только придумать бы, на что ее потратить — бесполезную свободу. Но пока что Люция не торопилась просить и предлагать взамен, зато мешок с надорванным ремешком на ее плече пах кониной.

— У тебя мясо в сумке, — Химари наклонила голову, стараясь заглянуть Люции в глаза.

— Да, конечно, — спохватилась бескрылая, развязала мешок и вытащила небольшую вареную колбасу в синюге. Голодной кошке этого было достаточно, и Люция передала мясо через прутья клетки.

Химари подхватила колбасу ногтями и, по-кошачьи подбросив ее перед собой, впилась зубами посередине. Помогая себе пальцами, разорвала пополам и кинула часть тигру. Он проглотил ее, даже не жуя. Кошка села, свесив лапы за решетку, развернула синюгу и принялась жадно уплетать солоноватое мясо, урча от удовольствия.

— Ну и зачем ты пришла? — спросила кошка, отгрызая острыми зубами шкурку оболочки. Люция вернулась на место и взяла арбалет.

— Я хочу убить Инпу.

— Ну и убей, — пожала плечами заключенная. Мясо быстро кончилось, и теперь она тщательно вылизывала шершавым языком пальцы.

— Я не справлюсь, — Люция сглотнула и прошептала совсем тихо, — без вас.

Кошка остановилась, спрятала розовый язычок за острыми зубами.

— Ты предлагаешь мне убить волка взамен на еду? — подняла тонкую бровь, презрительно фыркнула. — Правильно понимаю, тебе в голову пришла идея, что надо бы отомстить всем врагам? Вот только они не по зубам оказались дикой гарпии. Забавно, эти птички тут куковали, что ты непобедима, а оно вон как оказывается.

— Я уже убила Мерура и Мерт, — Люция оперлась о сталагнат и отвернулась, настороженно вслушиваясь в звуки за дверью.

— Неплохо. Скажи, каково это, убивать тех, кто повелся на твои речи и обещания мира? — нарочно спросила кошка, щурясь.

— Никак, — усмехнулась Люция, прекрасно помня их разговор. — Я не хоронила детей, в отличие от вас, но все равно — никак. Не знаю, почему. Пару лет назад грезила, что запытаю их до смерти, а на деле и не сама убила, а так, — бескрылая отмахнулась. — Сюда пробиралась, даже руки не дрожали. Вроде свои они, родные, некоторых сама учила несколько лет, в лицо знаю, по именам, по кличкам. А не жалко, щемит что-то только, мол, зазря они умирают, и все.

Кошка понимающе кивнула. Обреченность и усталость были ей знакомы. С этим чувством ей пришлось жить очень и очень долго — оно проходит. Равнодушие превращается в чувство вины, потом в обиду, ненависть, а затем исчезает.

— Но я хочу довести свою месть до конца, — Люция подняла на Химари глаза. — И мне нужна ваша помощь.

Химари усмехнулась и обвила белым с кисточкой хвостом ногу. Знала, просить у Люции можно что угодно — достанет и выполнит, а обещания можно потом нарушить, велика беда.

— И что же ты можешь мне предложить? М? — кошка пряднула ушами и прищурилась. — Мне не нужны богатства — я жила и в бедности, и в роскоши, удивить сложно. Свобода мне тоже не шибко нужна сама по себе — что с ней делать? Дети и муж мертвы, близкие и подавно. Народу своему я без надобности — сама видишь, никто и не пытался меня вызволить. Здесь я доживаю свою последнюю жизнь. Я засыпаю в этом мире. И, как все старики, мечтаю о покое, но ты его у меня хочешь отнять. М?

Люция насупилась и поджала губы, размышляя над словами. А кошка нетерпеливо ерзала, гадая, сможет ли гарпия выкрутиться. Соглашаться на условия сразу не собиралась, раздумывая, что будет интереснее — выторговать наиболее щедрое предложение или повышать ставки до тех пор, пока свора крылатых не вернется. И тогда! Ух, тогда она и впрямь повеселится, такой театр не каждый год увидишь!

— Я нашла ответ на тот вопрос, что вы задали на кошачьем кладбище. Про мир, окружающий меня.

— Это уже интересно, — Химари мурлыкнула под нос, предвкушая один из тех ответов, что слышала сотни раз. Но вдруг… вдруг эта самовлюбленная бестия сможет удивить еще раз?! — Я пойду с тобой, если ты расскажешь.

Гарпия подняла на кошку хищный взгляд и косо ухмыльнулась.

— Меняю мой ответ на голову Инпу.

Химари дернула белым кошачьим носом, коротко рыкнув. До чего наглая птица. Но цена волчьей жизни ее вполне устраивала, нужно было лишь добавить самую малость.

— Еще я хочу мечи из храма Самсавеила, того самого, с кладбищем. И вещи из арсенала, желательно — мои.

— Арсенал рядом, на моей памяти его не разбирали. За мечами пойду, куда скажете, — Люция покорно кивнула.

— По рукам. Будет тебе голова Инпу. Но если ответ меня не удовлетворит, твою жизнь я заберу в качестве компенсации, — Химари подобрала лапы и привстала, услышав стихающие крики императрицы. Крылатые стражи возвращались.

Люция вскочила и спряталась за сталагнатом, молча кивнула кошке.

Ангелы отворили парадную дверь и вернулись на свои посты, не заметив непрошеную гостью. Люцифера вжалась в каменную стену и затихла.

— Эй, там! — Химари встала на цыпочки и схватилась за решетку. Качнула ее. — Я пить хочу!

Ангел, стоявший возле клетки, поморщился. Ему уже влетело за халатность. Приказ остался тот же — пить не давать.

Львица рыкнула.

— Я буду орать! И вы все пожалеете, что не дали бедной женщине глотка простой воды!

— Кричи, сколько хочешь, — ангел усмехнулся и закатил глаза.

И Химари закричала. Ее пронзительный вопль разбивался об ушные перепонки, нарастал и ввинчивался в черепушки. А орала она в полную силу, зажмурившись, оголив львиные клыки.

— Заткнись! — ангел силился ее перекричать, но это было невозможно. И тогда он подошел к клетке, поднял с уступа камешки и замахнулся.

Львица бросила косой взгляд на Люцию. Та кивнула и тут же выстрелила ему в шею. Подбежала, пригнувшись, и подхватила за крыло, не давая упасть в пропасть. Химари по-прежнему визжала, спрятавшись за тигра, ангелы зажимали уши руками и закрывались крыльями.

Гарпия зажала арбалет коленями и торопливо проверила пульс жертвы — мертв. Прохлопала по карманам, выискивая ключи — они же как-то заводили огромных диких кошек в клетку. Ключ нашелся не сразу, рука затекла держать ангела навытяжку.

— Держи, — и Люция передала связку ключей пленнице. Кошка удовлетворенно мурлыкнула.

Пока бескрылая, улучив момент, возилась с ножнами ангела, другие стражи соображали и боязливо высовывали чугунные головы из крыльев. Наконец, Люция вынула меч. Дверь за ее спиной щелкнула, высвобождая узников. Тигр приземлился рядом, едва не спихнув в бездну. Химари ловко перепрыгнула и оказалась у плеча.

— Это мне? — деловито отобрала меч и осмотрела. — Мило.

Люция отпустила бесчувственное тело крылатого в бездну. Торопливо оглянулась, считая стражу и на ходу заряжая арбалет. Первых трех, заметивших побег, застрелила. В то время как тигр, молниеносно и хищно, сохотился еще на двоих. Последнего, вовремя сообразившего и кинувшегося к выходу, Химари настигла, когда он взялся за ручку двери. Ангельский клинок вошел меж его крыльев.

Химари поморщилась — меч был слишком тяжел, под две руки, да и явно не удовлетворял ее чувство прекрасного — грубая работа.

— Арсенал там, — Люция, избегая тигра, скользнула меж сталагнатов к тому же ходу, через который пришла.

Кошка кивнула и пошла следом.

***

Химари терпеливо ждала, пока Люцифера заворачивала ангела в крылья и укладывала на полу.

— Ты убила уже восьмую птичку, спасая меня, неужели совесть не кусается?

Люция отряхнула руки, торопливо защелкнула болт в арбалет и взвела.

— Не кусается. Меня пытали почти всю мою жизнь, то одни, то другие. Меня предавали. Меня не жалели — и я не стану.

— Но ведь это не они лично пытали тебя и предавали, — заметила кошка, перешагивая через бледную руку крылатого.

Люция вздохнула, ориентируясь на перекрестке ходов.

— Так-то оно так, и эти мальчишки и девчонки не пришли сюда, чтобы убить меня — они просто выполняли приказ, а я просто оказалась у них на пути. Вот только никто из моих солдат не заступился за меня тогда, никто не навестил, никто даже не попытался меня спасти. Меня постигла та же участь что и вас. Я подарила своему народу свободу, мир и даже подобие равенства и порядка. Вы подарили своему народу отчуждение, волчье рабство и всеобщее презрение. И вот что забавно – мы обе никому не нужны. Вы ведь все прекрасно понимаете, а задаете такие вопросы.

Химари горько усмехнулась:

— Да, меня спасать пришла одна ты. Мой враг. Забавно.

Люция не видела в этом ничего забавного, выглянула из-за угла, прищурилась, пытаясь различить в слабом лиловом свете тени — пусто. Махнула рукой, подзывая кошку, и двинулась в сторону арсенала — высокие деревянные двери была заперты лишь на засов. Люцифера приставила арбалет к стене, еще раз огляделась, поджала губы, разглядывая пленницу. Гарпия прекрасно помнила, что даже безоружная Химари чрезвычайно опасна, но решила рискнуть. Повернулась спиной, подняла балку с пазов и опустила рядом, под ноги.

— Прошу, — распахнула двери и пропустила кошку вперед.

Следом за Химари в темноту нырнул тигр. Люция забрала арбалет и зашла последней. С силой захлопнула тяжелую дверь и привалилась к ней плечом. И только тогда, переведя дух, поняла, что в арсенале больше нет освещения.

— Темень какая! Химари, вы где? — Люция беспомощно пыталась найти в полнейшей тьме силуэт кошки.

— Что, совсем ничего не видишь? — донеслось издалека. — Тогда стой там, я найду свои вещи и вернусь.

Что-то упало с каменных полок и покатилось, звеня. Кошка зашипела и пошла дальше. Люция усмехнулась и, сев у двери, стала перебирать стрелы. Восемнадцать потратила по дороге в кошкину темницу, четыре — в гроте у клетки Химари, еще восемь — по дороге сюда. Пересчитав стрелы трижды, она так и не смогла понять, сколько их на самом деле, и бросила это дело. В голове разрастался туман, Люция машинально схватилась за запястье, прощупывая грубое клеймо. На месте, все по-настоящему, всерьез. А значит, и обуревавшие чувства тоже — свои собственные, не навязанные наркотиком и кошмарами. Внутри саднило. От несправедливости? Отчаяния? Обиды? Она не знала. Солгала кошке, пытаясь обмануть себя же. Было так пакостно оттого, что пришлось убить пару десятков крылатых. Тех, кого всегда считала своими, уж какими бы плохими они ни были. И одновременно с этим Люция отдавала себе отчет в том, что могла бы спокойно убить еще сотню родных птичек. Она скучала по ним, разумом понимала, что должна мучиться совестью, но так долго была совсем одна, что потеряла связь с крылатыми, перестала ощущать себя одной из них. И, стоило признать, ее устраивало это одиночество.

Возможно, что-то похожее испытывала Ева — ведь ни слова не проронила ни о Меруре, ни о таких же пауках. Как будто и не было никого, кто мог быть близок провидице.

Стоило Люции вспомнить о маленькой Еве, как легкие словно перехватило стальными тисками. Она рухнула на колени, арбалет полетел по каменному коридору, стрелы рассыпались. Люция хрипела, упершись лбом в горячие ладони. И виделся ей не арсенал в толще горы, а лес, объятый пламенем и дрожащий от переполнявших его криков. А она стояла на четвереньках в кольце огня и отчаянно пыталась укрыться сломанными крыльями. И не было сил кричать. Переполняло отчаяние и дикий страх смерти.

— Что с тобой?

Словно шепот из-под земли. Но никого рядом не было. Гарпия расцарапала запястье в кровь, но клейма тоже не было. Иллюзия, но совершенно настоящая — сыпались почерневшие листья, сворачивалась и искрилась трава. Легкие наполнялись раскаленным дымом.

— Люция?

Вокруг — лишь трескучее пламя. Непослушные крылья, снедаемые огнем, дым и отвратительный запах паленой плоти. Она помнила, как и двадцать лет назад, чувствовала – там, за стеной огня – Лион. Со сломанными ногами и перебитым крылом. Там, за лесом – Алиса. Мечется перепуганной ящерицей меж палаток, сама обрабатывает ожоги и осматривает травмы. И ждет, ждет ее, по привычке поглядывая на небо.

Вот только у Люции не было глубоко внутри чувства, что она справится. Выживет. Донесет Лиона врачам. О нет, нет, ее удел – просто свернуться в дрожащий комок под лапой сосны, глубоко вздохнуть этот мерзкий запах плавящейся смолы, и навсегда исчезнуть, рассыпаться пеплом.