Пылинки на ветру
Рассказ-антиутопия
Пролог
Это была большая авторитарная, а потому полиционерская страна, в которой Вождь находился у власти уже более двадцати лет. Эта страна была авторитарной и полиционерской уже более ста лет.
Предыдущие правители здесь не жаловали людей, держали их в чёрном теле. Устраивали репрессии, сгоняли в лагеря, морили голодом, казнили неугодных и несогласных. И постоянно внушали населению, что родина окружена врагами и призывали к бдительности. Люди старались, писали друг на друга доносы.
И действительно, Вождь рассорился с лидерами практически всех стран, полагая, что его страна – особенная и обойдётся без помощи других стран. Ему было всё равно, поскольку в его руках был чемодан с ядерной кнопкой.
Людям здесь постоянно внушали идеи патриотизма и то, что они живут в самой лучшей стране. Поэты и композиторы славили Вождя и сочиняли песни, в которых звучали слова: «Спасибо Вам за Ваш великий подвиг, товарищ Генеральный Секретарь!», «Жила бы страна родная – и нету других забот!», «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!».
Люди верили и эти песни пели на демонстрациях преданности Вождю. Они просто не знали, что можно жить иначе.
Экономика в стране была на издыхании, поскольку Вождь не посчитал нужным восстанавливать дряхлое производство, доставшееся ему от прошлого режима, а в новые заводы и дороги деньги вкладывать не поручал.
Страна выживала тем, что была богата природными ресурсами и, высасывая их из многострадальной земли, продавала по бросовым ценам, хотя и много, соседней большой стране, размером территории чуть меньше и не так богатой природными ресурсами.
Доходы от продажи ресурсов здесь распределялись несправедливо и доставались приближенным Вождя, преданным ему. Люди жили бедно. Все прибыли шли на банковские счета ему и его приближённым.
Иногда люди возмущались и выходили на шествия, скандируя «Уходи!», «Хватит!» и «Долой!». Таких было относительно немного, несколько тысяч.
Власть жестоко обращалась с буянами. Она бросала их в клетки, возбуждала против них уголовные дела и приговаривала их к долгим срокам.
Телевидение, газеты были власти подконтрольны. Было несколько теле – каналов, убеждавших людей в том, что Вождь всё делает правильно, и нужно просто лет двадцать подождать, после чего они заживут достойно.
Однажды власть решила, что Интернет ей опасен и отключила от него страну. Взамен был придуман и внедрён суверенный интернет.
Народные умельцы нашли способ, как обойти ограничения в поиске информации, собирали её из независимых заграничных источников и передавали родным и близким, сидя на кухнях и распивая чай и водку.
Семья
Это была молодая русская семья. Они жили в большом городе – столице страны. Жена, муж и двое маленьких детей. Дочке было десять. Милая добрая красивая девочка. Папа называл её «Принцесса моя». Сынку, названному в честь отца, – пять. Озорной и игривый смышлёный не по годам мальчик. Папа называл его «мой Вспыш».
Муж работал юристом, жена вела хозяйство и заботилась о нём и детях.
Когда родился сынок, они перебрали, наверное, все имена и никак не могли выбрать.
Тогда она подошла к нему, положила ему руки на плечи, посмотрела в глаза и произнесла:
– А давай его назовём твоим именем.
Они любили друг друга и всё время проводили вместе.
После пятнадцати лет супружества он, как и прежде, покупал ей цветы по разным поводами и без. Утром, пока она лежала в постели и сладко потягивалась, приносил ей кофе.
Она пила кофе, умывалась, прихорашивалась и шла на кухню готовить детям блины, а ему – яичницу с беконом. Дети с аппетитом кушали мамины блины, макая их в сметану и сгущённое молоко.
Когда ей приходилось куда-то отлучиться, он начинал скучать по ней сразу после того, как она закрывала входную дверь. Выходил на просторный балкон, ждал, когда она выйдет из подъезда, окликал. Она оборачивалась, он махал ей рукой. Она махала в ответ.
Когда она возвращалась – звонила ему:
– Я приехала, выхожу из метро.
Он шел на балкон, закуривал, ждал её.
Вот она появлялась из-за деревьев. Когда подходила к подъезду – смотрела вверх. Знала, что он её встречает. Приветственно махали друг другу.
Однажды, ещё до того, как власти отключили мировой интернет, он прочитал, что в ближайшую субботу состоится шествие с требованием отставки Вождя. В тот же день теледиктор сообщил, что шествие это незаконно и просил людей туда не ходить, в противном случае будут предприняты законные меры.
Он тогда сказал жене:
– Любимая, пойду схожу, посмотрю, что там да как.
Она ему в ответ:
– Ты что! Не ходи! Мало ли что там может случиться!
Он настоял. Поехал на метро в центр.
Выйдя наружу, увидел очень много людей и ещё больше полиционеров. Словно черные роботы из фантастического фильма они стояли вдоль дорог, помахивая черными дубинками. Головы и лица скрыты под шлемами с забралами. В руках большие чёрные щиты. Много полиционерских автобусов с окнами, забранными решётками. Из громкоговорителей лился беспрерывно записанный металлический голос:
– Граждане! Просим вас разойтись. Это несанкционированный митинг. В отношении вас будут предприняты установленные законом меры.
Люди не расходились. Громко скандируя: «Уходи!», «Уходи!» колонна двинулась в сторону Красной Стены, за которой находилось здание, крыша которого была увенчана государственным флагом. Под этим флагом находился рабочий кабинет Вождя, которого, впрочем, в тот день в городе не было. Он где – то далеко рыбачил на отдыхе со своим другом – министром обороны.
Вместе с толпой он двинулся в сторону Красной Стены.
Внезапно в толпу врезались гвардейцы в черных доспехах и начали молотить по демонстрантам дубинками. Протестующие кричали: «Позор!», «Позор!».
Мужчина, шедший рядом, был особенно криклив. Он кричал полиционерам: «Негодяи! Подонки!». Тут же к нему подбежали трое и схватили под руки. Один концом резиновой дубинки с силой ткнул мужчину в живот, ударил кулаком в чёрной перчатке по лицу. Мгновенно обмякшего и обвисшего мужчину поволокли в сторону автобуса с зарешеченными окнами.
Он крикнул им вслед:
– Что вы творите!!!
И тут же получил сильный удар сзади по голове…
… Очнувшись, он почувствовал тепло на щеке. Потрогав щеку ладонью, посмотрел на неё, увидел кровь. Зажав рукой рану на голове, как в тумане он побрёл ко входу в метро. Полиционеры невдалеке избивали дубинками щуплого парня, лежащего на асфальте и вцепившегося в велосипед. Мимо пробежал полиционер, грубо оттолкнув его.
Он вернулся домой, позвонил. Открыла жена. Увидев мужа, перепачканного кровью, завыла:
– Что! Что случилось?!
– Да вот, сходил на митинг. Успокойся, дорогая, живой.
– Что ж ты, непутёвый, просила же не ходить!
Он её обнял, прижал, прошептал:
– Всё нормально, любимая, всё обошлось.
Она промыла ему голову перекисью водорода, заклеила рану тремя пластырями, глядя на него со слезами спросила:
– Ты нормально себя чувствуешь? Голова не болит, не кружится?
– Всё хорошо, дорогая. Не болит, не кружится.
Голова болела и кружилась. Он прилёг на диван и стал обдумывать увиденное и произошедшее.
Дочка была в школе и сынок – в садике. Они не видели возвращения отца с мирной демонстрации.
Придя из школы, увидев отмытого мамой от крови папу с заклеенной головой, дочка кинулась к нему:
– Папа, что с тобой?
– Ничего, доченька, просто головой слегка ударился.
И поцеловал.
Приведённый мамой из садика сынок удивлённо посмотрел на папу:
– Пап, а что это у тебя на голове?
– Да вот сынок, стенку боднул. Всё хорошо, не беспокойся.
И поцеловал.
Начало
Однажды по телевизору диктор хорошо поставленным голосом сообщил новость: в соседней стране, чуть меньше по территории, куда перекачивались нефть и газ, обнаружен новый, не известный науке вирус. Показали кадры, как люди падают на улицах и бьются в предсмертных конвульсиях. Прохожие в марлевых повязках от них шарахаются. Людей на носилках погружают в машины скорой помощи и увозят.
Однако, диктор уверил телезрителей в том, что для страны опасности нет и всё у Вождя под контролем.
Он и она выслушали это объявление сидя в обнимку на диване.
Она тогда спросила:
– Почему в этом мире столько боли и зла? Войны, насилие, теперь – это.
– Просто, любовь моя, все мы в этом злом бездушном мире – пылинки на ветру. Ничего не имеет значения, только мы и наши дети. Только мы имеем значение. Мы и наш дом. За окном всё чужое.
– Там, показал он рукой на окно, – Солярис. Просто надо беречь друг друга. Всё будет хорошо, не переживай.
Обычно в их семье не смотрели телевизор, было неинтересно. Показывали каких-то певичек, трясущих полуголыми ягодицами и певших незамысловатые песенки типа: «Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже». Показывали то и дело футбол. Какие-то аналитики вещали о том, что в другой соседней стране всё плохо и о том, что «наша страна – самая великая». И каждый день показывали Вождя, который начинал свои выступления не иначе как «Друзья мои».
Теперь вечерние новости по ТВ стали смотреть каждый день.
Через несколько дней после репортажа о вирусе выступил тот же диктор. Он показал карту Восточного полушария, где в странах были кружочки с цифрами заражённых. 150, 720, 1230, 11 340. В великой стране на большой территории во весь экран в маленьком кружочке стояла цифра 7. Диктор снова сообщил, что в стране всё под контролем и беспокоиться не стоит, но нужно закупить марлевые повязки и надевать их, выходя на улицу.
Он тут же оделся и вышел на улицу. Обошёл пять аптек. Масок в продаже не было.
– Странно, – вернувшись, сказал он жене, – в соседних странах полно заражённых, а у нас в стране – несколько. И масок в продаже нет.
Она в ответ пожала плечами.
Ещё через несколько дней тот же диктор зачитал заявление мэра города о том, что в связи с угрозой распространения вируса в школах и дошкольных учреждениях вводится свободный порядок посещения. У входов в школы и детские сады встали сотрудники, которые прикладывали ко лбам входящих школят и дошколят, а также их родителям электронные градусники и замеряли температуру. Если температура была завышена – разворачивали по домам.
На следующий день диктор объявил, что страна прекращает авиа и железнодорожное сообщение со страной, из которой распространился вирус.
Так же диктор заявил о режиме самоизоляции прибывших из других стран. Людям предписывалось после возвращении на родину две недели не выходить из дома. Ослушавшихся привлекут к уголовной ответственности за нарушение санитарных правил.
– Да что же такое происходит! – подумал он и открыл Интернет, зайдя в него через прокси-сервер откуда-то из Голландии. Лихорадочно начал искать информацию. И нашёл.
Оказалось, прибывающих из-за рубежа в аэропортах встречали сотрудники, теперь облаченные в белые одежды с лицами, закрытыми масками, и прикладывали к лбам прилетающих градусники. Температурящих подхватывали под руки, погружали в машины и увозили. Всё происходило под контролем полиционеров. Сопротивляющихся увозили насильно.
На глаза ему попался рассказ девушки, прилетевшей недавно из дальнего зарубежья, и он стал его читать.
«Вирус!
Моя история заключения. Моя жизнь в ваших руках. И не только моя жизнь, а еще жизни многих других, как и я. Помогите им!
Хочу всем рассказать о том, как проходит карантин, если у вас есть подозрение на вирус. Если у вас есть возможность, прошу поделиться этим постом с другими, потому что ни до кого из Роспотребнадзора достучатся невозможно, они не берут трубки. Остается надежда только на социальные сети. Я понимаю, что сейчас все очень напуганы вирусом, но я прошу вас представить себя на моем месте, и подумать, что вы бы делали. Мое психическое состояние доведено до предела.
День 1
12 марта я прилетела. В аэропорту у всех проверяли температуру, и сотрудники полиции вместе с врачами меня задержали, потому что у меня была температура 37,5. Я пыталась объяснить, что у меня всю жизнь повышенная температура, и у меня часто бывает 37 из-за хронической болезни, и что мы можем позвонить моему лору, который знает мою историю болезни, но мне ответили, что это неважно. У меня взяли анализы на вирус, и держали в аэропорту практически 5 часов. Оказывается, результаты теста на вирус делаются в течение 3 рабочих дней в нашей стране, потому что их отправляют в лабораторию в другой город. В стране, откуда я прилетела, результаты теста приходят всего через 2 часа, ну ладно. Теперь задумайтесь пожалуйста, почему там так много случаев, а у нас так мало. Вы просто не знаете о них. Просто там намного быстрее выявляют вирус.
У меня посмотрели горло и послушали легкие, сказали, что все прекрасно. Я и правда себя чувствовала хорошо, и никаких симптомов у меня не было.
На вопросы какова дальнейшая процедура никто мне не отвечал. У меня была заблокирована симкарта, и я не могла связаться с родителями. Когда я просила позвонить моим родителям, которые ждали меня на улице 5 часов, мне отвечали, что позвонят, но никто этого не сделал. Через какое-то время мне дали бумаги, которые нужно подписать. Нужно было подписать, что я соглашаюсь на карантин в больнице на 2 недели. Я спросила, что будет в случае моего отказа, на что мне ответили, что сотрудники полиции укажут, что я отказалась с ними сотрудничать, и меня в любом случае силой повезут в больницу. Итог один, наверно лучше подписать, что я и сделала. Потом врачи сказали, что повезут меня в больницу. После 5 часов ожидания врачи в комбинезонах вместе с полицией повели меня под конвоем в карету скорой помощи. В аэропорту было много народу. Все смотрели, как меня ведут сотрудники в скафандрах.
Мне удалось увидеть родителей только мельком, и передать им один чемодан. Мама в замешательстве спросила меня: “Как так?” на что я могла только пожать плечами.
Везли меня туда около часа, все дальше от города и от моих родителей.
Я спросила у водителя, шуточно:
– И что со мной будет? Расстреляют?
– Нет, Вы что, каждая человеческая жизнь важна.
Как мы узнаем в конце моей истории, врачи в больницах так не думают.
В итоге где-то в час ночи я оказалась в другом городе, где меня уже ждала бригада врачей в комбинезонах. Меня просили ни в коем случае не снимать мою маску, похоже они были напуганы моим присутствием. До 2 часов ночи мы с врачами заполняли документы, и оформляли меня. Мне опять посмотрели горло и послушали легкие, и с удивлением заявили, что похоже я здорова, как бык. В 2 часа ночи мне в больнице намерили 37.1. Меня поместили в палату с 3 кроватями, которые стояли чуть ли не впритык друг к другу. Пока что они были пусты. Невольно у меня возник вопрос, какого хрена, а где же обещанные отдельны боксы для людей с подозрением на вирус? Ответом мне было:
– Больницы заполняются быстро, отдельных боксов на всех не хватает.
– То есть ко мне в палату могут положить кого-то с высокой температурой и больным горлом, у кого вероятность быть зараженным намного выше?
– Если мест не будет, то да.
Так же я узнала, что дверь в палате я открыть не смогу, потому что она заперта. За мной запирали все двери, чтобы я не смогла убежать. На мои расспросы, мне сказали, что даже если все тесты на вирус придут отрицательным, меня все равно будут держать здесь 2 недели. Я же бумаги подписала, значит, моя судьба на 2 недели решена. Я отдала свое здоровье людям в комбинизонах.
Врачи ушли из палаты, и следили за мной из окна, которое занимало практически всю стену. Я чувствовала себя как зверек в зоопарке, на которого глазеют странные безликие скафандры за стеклом, и ждут, что же со мной будет дальше. Но никто из этих безликих скафандров даже не задумался покормить меня ужином. Не покормленный зверек в своей клетке решил пойти спать. Кровать была невероятно жесткая, и на ней была какая-то клеенка, которая постоянно съезжала. С одной стороны на меня падал свет из окна, через которое за мной наблюдали скафандры; с другой стороны, прямо в лицо мне светил огромный фонарь, спать было невозможно. Всю ночь меня трясло от мысли, что прямо ночью ко мне в палату привезут больных с серьезными симптомами, а кровати стоят впритык, и из здорового человека я быстро превращусь в больного. Я плакала всю ночь, конечно, я плакала. Не помню, когда в последний раз в жизни мне было так страшно.
День 2
Мне повезло, и я очнулась одна в палате после примерно часа сна.
В 7 утра меня разбудили на анализы: проверка легких, горла, живота, температура 36,6, все прекрасно. Опять взяли анализы на вирус. Я слышала, как врачи за стеклом в замешательстве обсуждают меня: Она здорова, что она тут делает? Мне сказали собирать вещи, потому что помещают меня в отдельный бокс. Я со скоростью света схватила свои вещи и побежала за врачом. Я была безумно рада, что буду одна, ведь закрытый бокс в больнице сейчас в эпоху пандемии – это самое безопасное место. Но на самом деле это тюрьма. За мной закрывали не одну, а две двери. Опять огромное окно практически во всю стену. Еду мне скафандры передавали в окошко, прям как в тюрьме. Еда была, конечно, ужасная, но спасибо хоть, что в отличие от предыдущего дня, мне дали поесть. Из несчастного зверька в зоопарке, я быстро превратилась в заключенного, к которому боятся приближаться. Меня просили обрабатывать мои отходы специальным дезинфицирующим раствором. Врачи, а вы знаете, что через предметы вирус передаваться не может, тем более, кому нужен мой мусор. Через какое-то время мне принесли бумажку с инструкцией, что в целях профилактики меня просят полоскать горло мирамистином.
– Хорошо, я буду. Давайте мирамистин.
– А у нас нет, пусть вам родители привезут.
– То есть как это нет? Это больница, или тюрьма? У вас даже лекарств нет?
– Нет.
Родители-то приехали, конечно. Мама плакала, я пыталась убедить ее, что тут не так плохо. Увидеть мне их конечно не разрешили. Я махала им из окна на втором этаже, и мы говорили по телефону. Они передали мне все необходимое и лекарства, которые мне даже и не нужны.
В течение дня через огромное окно в стене я видела, что пришел какой-то работник. Он вешал таблички возле дверей. Возле моей двери тоже начал что-то вешать. Через какое-то время я вижу, что в моей комнате включена кварцевая лампа. Я стучу этому работнику:
– Выключите пожалуйста лампу.
Ответом мне было непонятное бурчание не на русском языке. Я стучала в стекло в стене как могла. Я же могу отравиться озоном при включенной кварцевой лампе, а выключить я ее не могу, потому что выключатель вне моей комнаты, а двери закрыты. Я в панике открыла окно, проветрить комнату. Что я еще могу сделать? Через какое-то время пришла врач, я ей сказала про лампу, она выключила.
– Вы его простите, он не понимает на русском.
– Он что, пытался меня убить, потому что меня подозревают на вирус?
– Нет, конечно, он не знал, что делал.
Правда ли, что он не знал, думала я. Правда ли, что меня в этом закрытом боксе просто не убьют, когда решат, что это необходимая мера, чтобы предотвратить распространение вируса.
День 3
7 утра: анализы, температура 36,6.
– Собирайтесь, Вас переводят в другую больницу в другом городе.
– Почему?
– В ваши боксы переводят больных с подверженным вирусом.
– А в другой больницу я буду одна в комнате?
– Я не знаю, я там не работаю. Маску оденьте.
Собрала все вещи. Завтрак. Приехала карета скорой помощи. Меня и еще одну девушку из этой же больницы посадили в одну карету скорой помощи и повезли. Я спросила у девушки:
– А ты откуда летела?
Оказалось, что девушка прилетела из той же страны, что и я.
– А у тебя были симптомы какие-то?
– У меня температура 38, и горло болит.
– Понятно.
Приехали. Посмотрели мое горло, легкие, температура у меня 36,6. Я спрашиваю:
– Меня поселят одну?
– Нет. Вы же вместе приехали, селим вас вместе.
– А ничего, что у меня нет никаких симптомов, я здорова, а вы селите меня с человеком, у которого 38, и болит горло? Даже если у нее не вирус, может эта другая инфекция, и она меня заразит.
– Указания свыше отдали вас селить вместе, мы ничего не решаем, делаем только то, что говорят.
Поселили нас вместе, да. Палата 9 метров, 4 кровати стоят впритык. 2 розетки всего на всю палату, безумие.
Врач заходит в палату:
– Ну, в палате то вы снимайте маски, все равно тут больше никого нет.
– Нет, спасибо.
Другая девушка тоже не снимала маску. Мне было ее одновременно жалко, потому что у нее даже вещей нет, и родители в другом городе, никто ничего не привезет. С другой стороны, я ее боялась, ведь у нее горло болит.
Через какое-то время слышу голос врачей:
– Еще одну привезли.
У меня пошел холод по спине. Одну. Значит, это девушка. Значит, могут поселить вместе. Неужели поселят, что тогда делать. Меня, здорового человека, здесь с большей вероятностью заразят.
Прошло время. Пришел врач. Я спрашиваю:
– А новую девушку куда-то поселили?
– Да, в отдельную палату.
– ТАК У ВАС ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ БЫЛА ОТДЕЛЬНАЯ ПАЛАТА, А ВЫ НАС ВМЕСТЕ ПОСЕЛИЛИ?
– Но вы же обе из одной страны прилетели. А девочка из другой, у нее то ничего нет.
– Раз вместе из одной страны, то значит сто процентов вирус? Значит, с нами можно делать, что угодно, и селить пачками вместе даже без результатов теста?
– Ну, не надо было туда ездить.
Сейчас я не могу спать, я понимаю, что скорее всего в нашу палату привезут еще людей, пойманных в аэропорту с рейсов. Я не смогу ничего сделать. Даже если я была здорова, это уже неважно. Тесты, которые мне делали на вирус в аэропорту, уже не важны. Я провела сутки с человеком, у которого есть симптомы. У меня будут брать новые тесты. Я слышала девушка из Питера убежала из карантина. Я понимаю, почему. Как ее в этом можно винить?
Я слышу, как врачи постоянно кашляют, у них осипший голос. Я спросила врача.
– У Вас что, горло болит?
– Нет, я просто много курю, это мой нормальный голос.
Правда ли это думала я. Как мы все знаем, маска не спасает от вируса. Врачи его могут легко подхватить от людей из соседних палат и передать его мне.
Мне страшно. Я бессильна. Я могу только писать об этом. Но услышит ли меня кто-то? Я не знаю. Пока что никто меня не слышал. Пожалуйста, помогите мне. Не закрывайте меня с больными людьми. И не закрывайте других здоровых людей в одной палате с больными!».
Под этим интернет-воплем девушки о помощи был комментарий какой-то женщины:
«Все правильно делают. Лежите и не вякайте».
Он сделал закладку страницы девушки и стал следить за её дальнейшей судьбой. Она писала, что все койки в её палате заполнили кашляющими женщинами. Продолжала взывать о помощи. Спустя недели три записки из того сумасшедшего дома прекратились. Ещё спустя какое-то время появилась запись:
«Моя подруга умерла».
Там же, в Интернете, писали, что в стране потому так мало заражённых, что вирус в ней просто не умеют диагностировать.
А пока подошёл к жене, обнял, пересказал прочитанное.
– Радость моя, надо запас еды сделать. Мало ли, что может случиться.
– Не паникуй, обойдётся.
На следующий день теледиктор объявил, что все массовые мероприятия в стране на месяц отменяются, кроме футбола. При этом билетов на стадионе должно продаваться не более пять тысяч. Через пару дней отменили и футбол.
– Странно, подумал он, – в том же метро каждый день ездят миллионы.
Через день диктор объявил, что в стране в связи с угрозой распространения вируса вводится чрезвычайное положение. Сообщение с другими странами прекращается на неопределённое время. Во всех школьных и дошкольных учреждениях объявляется карантин. Ученикам предписано учиться дома, задания будут высылаться по суверенному интернету. Одновременно диктор просил без нужды не покидать жилищ.
– Дорогая, одевайся, едем закупать провизию, пока не поздно!
Дорогая подчинилась.
Приехав в гипермаркет, они поняли, что успели в самый последний момент.
Огромное количество людей вокруг сметало в тележки всё подряд. Сначала он метнулся в отдел круп. Протискиваясь сквозь таких же, как он, тоже стал сметать в тележку рис, гречку, пшено, макароны, супы в пакетах, затем схватил пятилитровую баклагу подсолнечного масла, положил большой коробок спичек, свечки, несколько больших пакетов сахара. В конфетном отделе насыпал большой пакет карамели детям. Забрал последние пять пачек сгущёнки. Купил несколько блоков сигарет.
Встали с женой в длинную очередь. Когда подошла очередь к кассе и настало время оплатить покупки, она, раскрыв кошелек, воскликнула:
– Я деньги дома забыла!
– Дорогая, скачи за деньгами домой, я постерегу тележку, чтобы не растащили.
Отправив жену, встал у кассы на страже тележки, стал ждать.
Вернулась жена, оплатили еду, погрузили в багажник и вернулись домой. Сложили запасы на балконе.
В тот же день гипермаркет опустел и на следующий день был закрыт…
… Однажды он вышел из подъезда, и ему дорогу преградил полиционер в чёрном скафандре с автоматом.
– Почему не выпускаете?!
– Карантин. Идите домой.
Он вернулся. И тут с улицы из громкоговорителей донеслось, как на той демонстрации:
– Граждане, просим сохранять спокойствие. В городе карантин. Угроза распространения вируса. Власти делают всё возможное для того, чтобы карантин закончился как можно скорее.
Этот металлический голос произносил ту же фразу весь день с интервалом в минуту.
Он выглянул в окно. У соседних подъездов стояли полиционеры в скафандрах с автоматами. Пытающихся выйти людей возвращали в подъезды.
Испуганные дети стали плакать, прижались к нему:
– Папа, папа, что случилось?
– Детишки, всё нормально, просто в городе учения идут. Скоро всё закончится. Пойдемте смотреть мультики.
Жена на всё смотрела с широко раскрытыми глазами.
– Любовь моя, всё обойдётся. Еды мы с тобой запасли месяца на три. Скоро всё закончится. Не паникуй, прошу, не пугай детей.
Продолжение
Так потекли дни. Полиционеры сменяли друг друга у подъездов, люди сидели по домам.
Дочка готовила уроки по заданиям, которые приходили к ней по интернету, сынок играл в свои любимые машинки, вместе смотрели мультики. Жена часто плакала по ночам. Он курил и думал о будущем семьи.
Однажды он включил телевизор. По экрану шла рябь. Включил другой канал – то же самое. Он переключал каналы один за другим – изображения не было.
Затем он догадался включить первый канал. Показывали балет «Лебединое озеро». Он с досадой выключил ТВ и снова включил в ожидании новостей, приглушив звук.
И вот появился диктор. Просил людей не паниковать. Причин для беспокойства нет. Власти делают всё возможное для того, чтобы карантин вскоре прекратился. Сообщил, что продовольствие будут развозить по квартирам.
Он набрал на сотовом телефоне номер тёщи, чтобы спросить, как у неё дела. В ответ услышал:
«Ваш номер не зарегистрирован в сети».
Попытался позвонить нескольким знакомым – тот же результат.
Стационарный телефон также признаков жизни не подавал.
Через несколько дней в квартире раздался звонок. Он открыл дверь. На пороге стояли двое в белых комбинезонах и масках. Протянули коробку и попросили расписаться. Он занёс коробку в дом, открыл. В коробке было три банки тушёнки, макароны, хлеб, вода, галеты, кусок масла и сахар. Запас еды на неделю.
По телевизору показывали старые черно-белые комедии, пели патриотические песни, играли в футбол.
Через неделю снова принесли еды. Так продолжалось несколько месяцев.
Никакой связи с миром, за исключением полиционера у подъезда, не осталось.
Голод
Однажды паёк не принесли. На складах в городе закончилась еда.
Он вышел из подъезда – дорогу преградил полиционер:
– Не положено.
– Мне в магазин надо еды купить. Магазины закрыты.
– Но нам не привезли еды!
– Ничего не знаю.
– Послушай, вот деньги. Машина стоит там, видишь? В багажнике есть немного еды.
Полиционер деньги взял и ответил:
– Выйдешь ночью.
Когда стемнело, он вышел из подъезда, дружески похлопал полиционера по бронированному плечу и пошёл к машине.
Открыв багажник, забрал остатки запаса еды и вернулся домой. Сложил на балконе к тому, что там уже было ранее припасено.
Так был распечатан продовольственный запас семьи.
Упаковки от еды выбрасывали в окно, поскольку подъезд уже был заполнен мусором и ими, и соседями.
Однажды в дверь раздался звонок. Открыл. На пороге стоял истощённый сосед. Жалобно спросил:
– У вас нет чего-нибудь покушать? Мы голодаем.
– Извини, ничего нет, – соврал он, – мы сами голодаем.
Сгорбившись, сосед, до недавнего времени молодой интеллигентный парень, отец троих детей, пошатываясь, побрёл к двери напротив.
Через несколько дней, открыв окно и посмотрев вниз, он увидел соседа, лежащего на асфальте у подъезда. Из-под его головы по асфальту растекалась лужа крови. Потом приехала машина, из которой вышли санитары, погрузили тело бедолаги на носилки, занесли в машину и увезли.
Шли дни и ночи, запас продовольствия постепенно таял.
Однажды, когда все спали он, как обычно, сидел на балконе, курил и вдруг услышал звон разбитого стекла. Посмотрев вниз, в свете фонарей увидел, как через разбитое окно в магазин пробрались несколько человек. В округе было несколько продовольственных магазинов.
– А что, если… мелькнула мысль, но он её отогнал.
Вскоре раздалась сирена, подъехал полиционерский фургон, из которого высыпали люди в скафандрах. Забежав в магазин, они вывели из него мародёров, заломив им за спины руки. Побросали в автозак и увезли.
Однажды ночью он проснулся от звука автомобильной сигнализации. Выглянув в окно, увидел нескольких человек, потрошащих машину в поисках еды. Поискав и ничего не найдя, они неторопливо подошли к другой машине, разбили арматурой стекло, открыли дверь и обыскали её. Так же поступили с третьей. Скучающие полиционеры у подъездов на них не реагировали.
Как-то он сидел ночью на балконе и курил. Видел, как к их с женой машине подошли люди, разбили окно и обыскали. Еды не нашли. Он смотрел на них через окно, курил и молчал.
Однажды ночью он услышал женский крик. Выглянул в окно. Полиционеры волокли женщину, которая исступлённо кричала:
– Пустите!!! Сволочи!!! Я хочу есть!!!
Теперь по ночам происходило больше событий, чем днем. Иногда по ночам слышал, как вдалеке воют полиционерские сирены. Иногда раздавались чьи-то крики. Были слышны выстрелы.
Балкон постепенно пустел. Еда заканчивалась. Пайки сокращались. Каждый кусочек был на счету. Детей спасал запас сгущёнки и карамели. В день им выдавали по одной карамельке. Потом закончились и карамельки. Дети и жена истощали. У них начались голодные обмороки. И он истощал. Отказывал себе в еде, стараясь накормить детей и жену.
Голод… Страшное чувство безысходности. Постоянные мысли о еде. Вот же они, магазины, там есть еда. Но пойти в них не дают.
Отключили свет, а вместе с ним и телевидение. Стали жить при свечах.
Счастливчики, жившие на первых этажах, окна квартир которых выходили на противоположную от подъездов сторону. Они тайком от полиционеров ловили голубей, подманивали голодных бездомных кошек и собак. Ели сырыми. Готовить было не на чем.
Через несколько дней отключили отопление.
Однажды днем он увидел исхудавшего человека, который брел куда-то. Полиционеры у подъездов внимания на него не обращали – каждый отвечал за свой подъезд, из которого никто не должен был выйти.
Человек упал и остался лежать.
На следующий день, выглянув в окно, он увидел, что человек лежит на том же месте.
Прошло несколько дней. Человек так и лежал.
Через несколько дней еда кончилась.
Дети и жена плакали…
Она подошла к нему, стала бить его кулачками в грудь, кричала:
– Ты же обещал! Ты же обещал, что всё будет хорошо!
– Сделай же что-нибудь!!! Ты же мужчина!!!
Он прижал её к себе, беззвучно заплакал, стиснув зубы.
Он пошёл на кухню и взял нож. Затем вернулся к детям и жене. Морщась от боли, сделал себе надрез повыше запястья. Потекла кровь. Он приложил руку к ротику сына, и тот начал жадно глотать. Потом поднёс руку к ротику дочки. Она стала пить. Так же жадно. Третьей была жена. Сделала несколько жадных глотков. Он смотрел на их окровавленные рты и беззвучно плакал. Затем перевязал руку повыше раны бельевой верёвкой. Обессиленный лёг на диван.
У него были деньги. На следующее утро он, осунувшийся, исхудавший и голодный долго спускался по лестнице на первый этаж. Тяжело дыша открыл дверь, увидел уже знакомого ему полиционера, протянул ему пачку отложенных на черный день долларов, который наступил:
– Вот всё, что есть. Пусти меня! Залезу в магазин, мы умираем.
Сытый полиционер посмотрел на протянутую пачку, жадно схватил себе со словами:
– Валяй, но только ночью. Если тебя заловят – на меня не кивай!
Наступила ночь. Это была самая ответственная и самая опасная ночь в его жизни.
Он оделся во всё тёмное, взял молоток, медленно спустился с пятнадцатого этажа, обходя кучи мусора, от пиная крыс, появившихся в подъезде, останавливаясь на каждом лестничном пролёте и садясь передохнуть. Этот спуск показался ему вечностью.
Вышел из подъезда, прошел мимо полиционера, равнодушно посмотревшего ему вслед.
Вот же он, магазин, он полон еды! Какое это счастье, за тонким стеклом – много еды. Он накормит детей и жену, которые сейчас не спят и ждут его.
Он встал перед витриной, отдышался. Кругом – тишина, как в мертвецкой. Изо всех сил размахнувшись, ударил молотком по витрине. В полной тишине словно гром раздался звук разбитого стекла.
Он ворвался вовнутрь, лихорадочно в темноте стал сгребать в припасенную холщовую сумку из гипермаркета все, что ему подвернулось под руку. Быстро набив сумку, он выскочил наружу и из последних сил бросился к подъезду.
Когда он был маленьким, ему несколько раз снился один и тот же сон: за ним кто-то гонится, он пытается убежать, но не может – его то ли налитые свинцом, то ли набитые ватой ноги не слушаются. Он теперь вспомнил тот сон, поскольку испытал то самое чувство.
От момента, когда он выскочил из подъезда о до того, момента, когда он в него юркнул, прошло не более пяти минут. Они ему показались вечностью.
Забежав в подъезд, он, обессиленный, упал. И тут же услышал приближающийся звук полициоерской сирены… На какое-то мгновение он потерял сознание. Открыв глаза, увидел нескольких крыс, сидящих и выжидательно глядящих на него. Кто как не они чувствует приближение смерти.
Схватил из сумки первое попавшееся в руки и набил себе рот. Попавшимся в руки оказалась пачка печенья. Рассыпавшиеся по полу крошки он сгрёб и отправил себе в рот.
Он долго поднимался на пятнадцатый этаж. Очень долго. Последние несколько этажей он преодолевал ползком, переставляя полную сумку со ступени на ступень. Несколько раз терял сознание. Стая крыс, не торопясь, следовала за ним. Словно бусинки горели их глаза. В окнах брезжил рассвет.
Он дополз до квартиры, постучал. Открыла измождённая жена. Она уже давно не плакала. Ссохшаяся, с ввалившимися глазами, обтянутые тонкой кожей скулы, лицо серого цвета… Вся её былая красота была убита голодом. Он протянул ей пачку печенья, которую она жадно съела, сидя рядом с ним на полу в прихожей.
– Много не ешь, это опасно. Ешь по чуть-чуть, – успокаивал он её.
Изголодавшиеся сын и дочка лежали на кровати, не спали. Постанывали.
Он с трудом поднялся, побрёл к ним в комнату:
– Доченька, сыночек, папа вам покушать принёс.
Дети, всхлипывая, протянули к нему худые ручки, схватили по печеньке, протянутые отцом, жадно съели.
Хныкая, попросили ещё.
– Погодите, дам вам водички запить.
Побрел на кухню. Какое счастье, что хотя бы воду не отключили. Налил им воды, принес, напоил.
– Папа, дай ещё!
– Держите ещё по одной и – хватит. Много нельзя. Попозже дам ещё.
Покормленные дети уснули.
Он в прихожей поднял жену, обняв её под плечи, с трудом довёл до кровати и уложил.
Рассмотрел содержимое сумки. Осталось пять пачек печенья, несколько упаковок сухарей, баранки, три пачки макарон…
… Припасов хватило на две недели…
… Первая умерла дочка. Умерла тихо. Когда утром проснулись, она тихо лежала в кроватке посиневшая.
Взял ее бережно, прижал головку к груди и отнёс на балкон. Открыл окно. За окном был ноябрь.
Сынок лежал и постанывал в кровати рядом с женой.
– Дочка умерла, – сказал он.
По щеке жены скатилась слеза. Она ничего не сказала. Рассудок покинул её несколько дней назад.
Судьба
Он не спал всю ночь. Курил, благо дешёвыми сигаретами запасся в том гипермаркете, смотрел на тело дочки, думал. Он пока мог думать.
Подняв взгляд, он вздрогнул. Перед ним стоял человек и смотрел на его дочь.
Высок, сухощав, черноволос. Проницательный взгляд. Тонкие пальцы, как у скрипача. Черная шёлковая рубашка не по сезону, чёрные же брюки, заправленные в сапоги.
– Ты кто! – закашлявшись выдавил он из себя.
Незнакомец, не торопясь поднял взгляд на него и произнёс:
– Ты знаешь, кто я.
– Не трогай её! Она Божья, не твоя!
– Да, увы, не моя. Жаль.
– Что ты тут делаешь!
– Просто зашёл полюбоваться. Красивая девочка. Жаль.
– Уходи! Тебя здесь не должно быть!
– Уйду. Не кричи. Посмотрю на неё и уйду. Скажи мне лучше, к чему вся эта суета?
Незнакомец говорил не торопясь, веско, без лишних слов.
– Какая ещё суета?
– Жизнь твоя. Этой ушедшей девочки, мальчика и жены твоей, которые умирают прямо на твоих глазах.
– Да понять ли тебе, что такое жизнь. Ты сам не живой.
– Да, мне это не нужно. Я – вечен.
– Ты можешь мне помочь?
– Какой помощи ждёшь?
– Не убивай хотя бы моего сына и жену!
– А я и не убиваю. Их убивает судьба.
Незнакомец посмотрел на него задумчиво продолжил:
– Иди убей их.
– Как ты можешь! Они – смысл моей жизни.
– Дурачок. Они умрут если не сегодня, то завтра. И тебе их не спасти. И даже я не могу их спасти. Это может только Он. А если их убьёшь ты, то заберу тебя к себе. А они отправятся в Рай, как эта милая девочка. Иди.
Светало. Он подошел к забывшемуся во сне сыну, погладил по головке. С трудом встал на колени, поцеловал высохшую щёчку. Потом взял подушку, положил её сыну на лицо и прижался к подушке телом. Сынок даже не вздрогнул…
Потом он подошел к жене. Она не спала и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Он положил ей на лицо подушку и навалился. Жена совершила несколько конвульсивных движений и затихла…
У него и в мыслях не было съесть своих любимых, чтобы продлить свою жизнь, которая без них потеряла смысл. Суета, как сказал незнакомец.
Он вышел на балкон, переступил через заснувшую навсегда дочку. Незнакомца на балконе не было. Он за балконом парил в воздухе и поманил его жестом руки.
Он распахнул окно и посмотрел вниз, вдыхая морозный воздух. Далеко внизу у подъезда скучал тот самый полиционер.
Он крикну полиционеру сиплым слабым голосом:
– Эй, ты!
Полиционер его не услышал.
Он набрал в лёгкие воздуха, сколько смог, и крикнул громче:
– Эй, ты!!!!
Полиционер задрал голову, и они встретились взглядом.
Он из последних сил взобрался на подоконник и прошептал:
– Смотри, подонок, как я умею летать. Передавай привет своему вождю.
Шагнул в оконный проём, широко раскинув руки…
Эпилог
Прошло несколько дней. В городе включили электричество.
Включился телевизор и в их квартире.
Тот же самый диктор зачитал заявление властей:
«Уважаемые граждане, угроза миновала. Вакцина найдена. Карантин снимается».
Полиционеры покинули свои посты и вернулись в свои околотки. Они выжили почти все – на нескольких в разных районах большого города жители подъездов, сговорившись, напали, забили палками, на месте освежевали и съели.
Из подъездов стали выходить изможденные выжившие люди. Они брели в не разграбленные магазины, чтобы добыть себе еды. Много драк и убийств произошло в тот день из-за еды.
Диктор, однако, не сказал, что вся эта затея с вирусом была организована очень большой зарубежной фармацевтической компанией с целью нажиться на новой вакцине.
Да он и сам об этом не знал.
Жизнь постепенно налаживалась…
– Чёрт побери, как такой кошмар может присниться! – пронзило голову.
Он лежал в кровати, оцепеневший от ужаса, весь мокрый от пота и тяжело дышал. Рядом мирно спала жена. За окном светило солнце…
© март 2020
* * *
Люди здесь, в России, были угнетаемы властью испокон веков. Иногда бунтовали. Бунты эти властью нещадно подавлялись. (Нещадно подавляются и поныне любые выступления против власти роботами – опричниками в чёрных скафандрах, называемых росгвардейцами).
В 1917, один раз, получилось, но к чему это привело… к чёрным воронкам, массовым репрессиям, убийствам тройками НКВД и к новому рабству. «Народ» – так высокопарно и одновременно лицемерно любит власть называть живущую здесь безликую покорно блеющую массу.
– Скажи, что такое народ?
– Народ – это сброд.
Толпа обезьян, что на подлость идет.
Послушна тирану… Так что есть народ?
– Да, сброд, если он за тираном идет!
Но если за правду стоит он горой,
стремленьем к свободе горит – он герой!
Фирдоуси. «Шахнаме». Персия, 10 век.
С тех времён ничего не изменилось, с тем уточнением, что со времён Фирдуоси и его «Шахнаме» у людей здесь властью напрочь отбито стремленье к свободе, к правде. Покорно блеющее стадо смиренно плетётся за своими лидерами, ведущими его пробивать очередное дно.
