Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Единственная функция экономического прогноза состоит в том, чтобы астрология выглядела более респектабельно.
Джон Гэлбрейт, известный американский экономист
В предыдущей статье я говорил об эпидемии сплошной математизации наук, которая началась несколько веков назад. Под ней я имею в виду стремление все сложные связи, причины и следствия в нашем мире загнать в прокрустово ложе математических формул или теорем. А все, что не поддавалось такой математизации, объявлялось ненаучным, оставалось «за кадром» интересов ученых. Поначалу тотальная математизация захватила естественные науки, особенно физику, механику и астрономию. Позднее она распространилась также на химию, биологию, физиологию и медицину. Наконец, в XIX веке математизация дошла и до социальных, или гуманитарных наук – историю, социологию, экономику. Убедительнее всего абсурдность тотальной математизации я могу продемонстрировать на примере экономических дисциплин, преподаваемых в вузе (занимаюсь их преподаванием в течение 45 лет).
Никто не спорит, что экономику описать и объяснить исключительно с помощью слов сложно и даже невозможно. Экономика имеет как качественную, так и количественную сторону. Количественная описывается с помощью чисел, графиков, элементарных формул. Иначе говоря, и использованием языка математики. В новое время, как пишут историки экономической мысли, первой экономическая школой была школа французских физиократов (основана Франсуа Кэне в середине XVIII века). Те, кто изучал историю экономических учений, помнят таблицы Кэне, которые в простой числовой форме выражали ключевые идеи школы физиократов.
А вот любопытная фраза из довольно известного специалистам письма Карла Маркса Фридриху Энгельсу от 6 июля 1863 года: «Мне теперь по необходимости приходится по 10 часов в день заниматься политической экономией… В свободное время занимаюсь дифференциальным и интегральным исчислением». Да, занимался классик высшей математикой, судя по всему, не плохо в ней разбирался. Но что-то мы не видим в «Капитале» ни производных, ни интегралов. Марксу и в голову не могло прийти, чтобы продемонстрировать читателям «Капитала» свои знания высшей математики. Самое сложное, что в «Капитале» имеет отношение к математике, – числовые схемы воспроизводства. Но для того, чтобы их понять, знаний математики в объеме школы более чем достаточно.
Уже с начала прошлого века началась тотальная математизация экономических теорий и даже банальных журнальных статей по экономике. В некоторых из них на формулы приходится 90 % текста, а на слова (чаще всего из лексикона «птичьего языка») – лишь 10 %. Говорят, что идеологом непременной математизации экономических исследований выступил француз Леон Вальрас (1834–1910), свои взгляды на этот счет он изложил в труде под названием «Элементы чистой политической экономии» (1874). В этой работе он прямо заявил, что без высшей математики экономической науки быть не может и не должно. В историю экономической мысли Вальрас вошел как «чистый теоретик», далекий от практических, прикладных задач экономики. Однако современным сторонникам тотальной математизации это не мешает ссылаться на авторитет Вальраса.
Говорят, что большую популярность использование математики в экономике в конце XIX – начале XX вв. приобрело потому, что благодаря математике удалось достичь больших успехов в естественных науках и особенно в развитии техники. А почему бы не попробовать таким способом повысить эффективность исследований в сфере экономики? С другой стороны, экономические работы в их традиционной вербальной (словесной) форме становились все более объемными и сложными для изучения. Достаточно вспомнить «Капитал» Карла Маркса, первый том которого превышает тысячу страниц. А ведь есть еще второй, третий и даже четвертый тома. Нельзя ли как-то ужать тексты, используя математическую формализацию? Евгений Балацкий в статье «За пределами «экономического империализма»: преодоление сложности» в этой связи пишет: «…в начале XX века старый, гуманитарный стиль изложения экономических вопросов привел к чрезмерному усложнению науки и породил новый и более простой способ описания – математический».
Для того чтобы сегодня почувствовать тотальную математизацию, не обязательно углубляться в изучение каких-то учебников по экономике (хотя даже пролистав некоторые из них, вы увидите сплошные графики, таблицы и формулы). Математика проникла даже в названия многих курсов и дисциплин: «Математическая экономика», «Финансовая математика», «Математическое моделирование в экономике», «Эконометрика» и т. п. Конечно, математика, как говорили мудрые люди, есть тренировка мозга. Но зачем же тренироваться на бедной экономике? Почему бы, например, следуя этой логике, профессиональному боксеру не потренироваться на своей жене?
Увлечение математикой в экономике приводит к тому, что и профессором, и студентом окончательно утрачивается правильное восприятие экономики.
Потому что математизация экономики превращается в небезобидную игру. Чтобы описать математически какие-то процессы и закономерности в сфере экономики, представителям профессиональной корпорации экономистов приходится прибегать к разного рода «допущениям» и «упрощениям», которые позволяют им абстрагироваться от всего «иррационального». В результате экономика превращается в некую гигантскую машину, функционирующую по законам механики, и это функционирование есть набор жестких причинно-следственных связей. Философы называют это «механицизмом», «детерминизмом», «механическим детерминизмом». Самым «иррациональным» элементом экономики является человек с его интересами, настроениями, этическими нормами. Он математической формализации не поддается. Поэтому в экономико-математических моделях он в расчет не принимается.
Я помню, еще в советское время, когда преподавалась политическая экономия, нам, студентам, говорили, что экономика – отношения между людьми по поводу производства, обмена, распределения и потребления общественного продукта. Хотя бы неполно и декларативно, но человек в политэкономических построениях во внимание принимался. А сейчас, оказывается, во многих учебниках пишут, что экономика – наука о рациональном использовании ограниченных ресурсов. В современных экономических построениях человек выступает лишь как один из «ресурсов» – наряду с капиталом и природными ресурсами. В любом учебнике по экономической теории присутствует теория факторов производства. В ней человек – не более чем обезличенный «фактор производства» (наряду с тем же капиталом, природными ресурсами, а также фактором научно-технического прогресса). В этих построениях его еще величают «человеком экономическим» (homo economicus). Это что-то наподобие биоробота, функционирующего на основе безусловных рефлексов академика Павлова (он изучал эти рефлексы на собаках). Если внимательно читать современные учебники по экономике, то можно определить, что идеальный биоробот по имени «человек экономический» должен действовать на основе трех рефлексов (соответственно трех управляющих сигналов): рефлекс удовольствия; рефлекс обогащения; рефлекс страха. В конечном счете, основной задачей так называемого «экономического образования» является превратить «человека разумного» (homo sapiens) в «человека экономического» (homo economicus). Последнего (если пользоваться аналогиями физики) можно уподобить «атому», траекторию которого можно вычислить и описать математически. Вот к такой «экономической физике» (уже не на бумаге, а в реальной жизни) и подталкивает нас так называемое «экономическое образование» с его механико-математическим мировоззрением. Радикальная перестройка экономического мышления привела к тому, что традиционные дисциплины («экономическая теория», «политическая экономия», «введение в экономический анализ» и т. п.) стали менять свои названия и получили новую вывеску – economics. Это явно претензия на то, что экономика больше не желает быть социологической или гуманитарной наукой и заявляет о себе как о точной науке. По аналогии с физикой (physics) и механикой (mechanics). В самом начале 1990-х гг. на российском книжном рынке появился перевод американского учебника под названием «Экономикс» (авторы Макконнелл К.Р., Брю С.Л.). Многие экономические вузы России как по команде взяли на вооружение этот учебник в качестве базового. А кое-где базовые курсы по экономике стали называться «Экономикс». В России был запущен конвейер по массовому производству биороботов, или homo economicus.
Ради того, чтобы «синтезировать» экономику и математику, в 1930 году было создано Эконометрическое общество – международный союз экономистов. Инициаторами общества были Р. Фриш, Ирвинг Фишер (первый президент) и Ч. Рус. Полное название организации: «Эконометрическое общество, международное общество для развития экономической теории в своём взаимодействии со статистикой и математикой». Если человек хочет поднять свой рейтинг в мире экономической науки, он может добиваться медали Рагнара Фриша, которая была учреждена Эконометрическим обществом в 1978 году. Считается очень престижной наградой. Когда погружаешься в изучение того, чем занимаются члены указанного международного общества, понимаешь, что они крайне далеки от реальной жизни. И что удивительно, очень многим из них близка и интересна теория игр. Для них, оказывается, это самая насущная проблема современной экономики. Причем, почтенные люди отнюдь не занимаются прикладными вещами, связанными с играми на финансовых или товарных рынках. Нет, они не какие-то алчные и азартные спекулянты, эти эконометрики создали свой собственный мирок и играют в виртуальные игры. Вот один из них, Ариэль Рубинштейн (род. в 1951 г.) – израильский экономист, президент Эконометрического общества в 2004 году, лауреат Ротшильдовской премии 2010 года (есть, оказывается, и такая). Приведу лишь два красноречивых откровения этого ученого от экономики: «По сути дела, мы играем в игрушки, которые называются моделями. Мы можем позволить себе такую роскошь – оставаться детьми на протяжении всей нашей профессиональной жизни и даже неплохо зарабатывать при этом. Мы назвали себя экономистами, и публика наивно полагает, что мы повышаем эффективность экономики, способствуем более высоким темпам экономического роста или предотвращаем экономические катастрофы». Или такое признание: «Я считаю, что как экономисту-теоретику мне почти нечего сказать о реальном мире и что лишь очень немногие модели в экономической теории могут использоваться для серьёзных консультаций» (см.: Рубинштейн А. Дилеммы экономиста-теоретика// «Вопросы экономики», № 11, 2008).
В 1968 году Банк Швеции учредил премию в области экономических исследований, названную в честь Альфреда Нобеля – того самого, кто учредил Нобелевскую премию в области физики, химии, медицины, литературы, а также за достижения в борьбе за мир. Указанную премию Банка Швеции часто просто называют «экономическим Нобелем». Запуск проекта «экономического Нобеля» сыграл немалую роль в процессе тотальной математизации экономических исследований. За период 1969–2015 гг. премии удостоились 47 работ и 76 человек. Более 90 % работ были классическими экономико-математическими исследованиями, нашпигованными формулами и графиками (Цапенко И.П., Юревич М.А. Математизация экономической науки в зеркале библиометрии // Теrrа Economicus. – 2016. – № 3). Все прекрасно знают, что работа без математики сегодня не может рассчитывать на «Нобеля».
Если мы начнем изучать биографии лауреатов «экономического Нобеля», то с удивлением узнаем, что большинство из них имеют образование и опыт научной работы не в экономике, а в математике. Например, Я. Тинберген учился на физическом факультете Лейденского университета и получил докторскую степень по физике. Более того, заниматься математизацией экономики он начал, не оставляя занятий теоретической физикой. Г. Марковиц в старших классах «глотал» книги по физике и астрономии. Д. Мак-Фадден в Миннесотском университете получил диплом бакалавра с отличием по специальности «Физика». А. Сен первоначально в колледже Рабиндраната Тагора увлекался санскритом, математикой и физикой и лишь после почувствовал интерес к экономике. Л.В. Канторович сложился как математик в процессе обучения на физико-математическом факультете Ленинградского университета в качестве студента и аспиранта, а впоследствии работал в Высшем инженерно-техническом училище Военно-морского флота, впитав в себя «технические» традиции научных исследований. Дж. Хекман, став бакалавром математики, некоторое время работал инженером в авиационной компании «Martin-Marietta Aerospace». Еще больше лауреатов «экономического Нобеля» – из физиков. Так, Г. Саймон, изучая в Чикагском университете среди прочих наук физику и биофизику, проявил глубокий интерес к философским проблемам физики, который сохранился у него на всю жизнь и воплотился в нескольких статьях по этим проблемам. Об этом вы можете прочитать в статье Евгения Балацкого «Регресс экономической науки под воздействием антропогенного фактора».
Дело с «экономическими Нобелями» иногда доходит до анекдотичных ситуаций. Например, в 2005 году премию присудили американо-израильскому ученому Р. Ауману. Комментируя присуждение премии, он заявил, что в экономике как таковой он разбирается не слишком глубоко. Это действительно так, ибо на протяжении всей своей жизни он занимался почти исключительно математическим анализом теории игр.
Вообще, создается впечатление, что математическая экономика создана для тех, кто не сумел себя проявить в сфере профессиональной математики или физики. Образно выражаясь, эти искатели славы занимались и продолжают заниматься захватом чужой территории, которая называется «экономическая наука». Но захватив чужую территорию, они насаждают свои законы, а те, которые на ней действовали до них, их совершенно не интересуют. Дело доходит до анекдота, но некоторые лауреаты «экономического Нобеля» не могут даже членораздельно сказать что-нибудь о теориях Адама Смита, Карла Маркса или Джона Кейнса.
Войти с помощью соц. сетей: