Штрихи к портрету «русских» банкиров

Однако следует иметь в виду, что часть так называемых «иностранных инвесторов», покупавших акции российских банков были гражданами Российской империи, скрывавшимися за компаниями, которые они создавали за границей. У нас, действительно, до революции были «иностранные» компании, фактическими владельцами которых были российские банки и предприниматели. Многие подобные финансовые общества основывались за границей, чаще всего в Лондоне, который для наших банкиров был своеобразным «офшором». В начале XX в. в Англии появился новый вид акционерных компаний – так называемые «свободные» компании (free-standing companies). Они имели право без ограничений вести операции за границей, при этом акционерами и членами правления таких компаний могли быть граждане любого государства. Это позволяло русским банкирам и промышленникам без особых проволочек создавать за рубежом финансовые корпорации, а затем также быстро создавать в России необходимые им компании (для российских предпринимателей наша бюрократия создавала почти непреодолимые административные барьеры, о чем писал С. Шарапов). Так, в 1912 г. в Лондоне была образована Русская генеральная нефтяная корпорация. Ведущая роль в консорциуме принадлежала двум петербургским банкам – Русско-Азиатскому банку и Международному банку.

В сентябре 1913 г. в Лондоне консорциум русских банков в составе Русско-Азиатского банка, Частного Коммерческого банка, Торгово-Промышленного банка и ряда других основал Русскую Табачную Компанию. В 1914 г. в Лондоне было образовано общество Russian Corporation Ltd., основной целью которого являлось распространение на английском рынке ценных бумаг российских государственных и городских займов, а также акций и облигаций железнодорожных, трамвайных, электрических и других предприятий. В состав учредителей общества вошли представители Русско-Азиатского, Азовско-Донского, Международного, Сибирского и Учетного банков.

Но у проблемы национальной идентификации банков России есть и другая сторона медали. Если за некоторыми «иностранными» инвесторами в российских банках скрывались граждане Российской империи, то, с другой стороны, многие (или, по крайней мере, некоторые) формально российские инвесторы и учредители по своему духу были космополитами. А из этого вытекало, что они могли не только не думать о национальных интересах России, но при удобном случае (если это приносило им прибыль) действовать вопреки этим интересам. И не важно, где они открывали свои конторы – в Москве, Петербурге или Париже и Лондоне. На это обращал внимание и С. Шарапов, и многие его современники, стоявших на позициях русского патриотизма. Уже в те времена для многих банкиров с русскими фамилиями и именами Россия была «этой страной».

Уже не приходится говорить о банкирах, которые имели нерусские фамилии и с трудом говорили по-русски. В 1859 г. Александр II принял закон, разрешающий евреям селиться за пределами «черты оседлости», в том числе в двух столицах. Многие евреи ринулись из своих местечек осваивать Петербург, Москву, другие крупные центры. Среди учредителей банков было непропорционально много евреев. Некий Н.Н. в своих воспоминаниях так писал про эти времена:

«В выходцах из черты оседлости происходила полная метаморфоза: откупщик превращался в банкира, подрядчик – в предпринимателя высокого полета, а их служащие – в столичных денди… Образовалась фаланга биржевых маклеров («зайцев»), производивших колоссальные биржевые обороты… Один петербургский еврей-старожил говорил мне: «Что тогда был Петербург? Пустыня; теперь же ведь это Бердичев!».

Интересно, что и С. Шарапов сравнивал деловой Петербург конца XIX в. с Бердичевым. Кстати, этот небольшой провинциальный город, населенный преимущественно евреями, к началу 50-х гг. XIX в., как пишет Б. Ананьин, стал «крупным банкирским центром». В городе было 8 банкирских домов. На Золотой улице, где размещалось большинство кредитных учреждений, кипела деловая жизнь. Банкирские дома Бердичева обслуживали Киевскую контрактовую ярмарку, учитывали переводные векселя на Петербург, Москву, Одессу и другие города, были связаны с банкирскими домами обеих столиц, а также с заграничными банкирами.

О засилье евреев в банковском деле России писали многие авторы конца XIX – начала XX вв. Они получали особое покровительство со стороны министерства финансов и Государственного банка. Особенно еврейский фаворитизм расцвел пышным цветом при министре финансов С. Витте. Вот что писал В.П. фон Эгерт о «заслугах» Сергея Юльевича перед еврейскими банкирами и предпринимателями: «Политика высшей администрации в России поощряет эту часть еврейства и выводит ее наверх. Удерживается директива, данная резко в этом смысле бывшим министром финансов С.Ю. Витте (впоследствии графом), Государственный банк при нем сделался просто питомником для еврейских банков, в субсидировании еврейских предприятий при нем не бывало отказа».

Было много «спецов», которые приезжали из-за границы и, опираясь на свои знания и связи в европейском банковском и биржевом мире, делали в России карьеру. Такие «гастролеры» вообще могли не говорить по-русски, а с петербургской знатью общались на французском, немецком или английском языке.

Взять, к примеру, фигуру такого известного в России в конце XIX–XX вв. банкира, как Ротштейн А.Ю. Обычно в словарях о нем пишут очень лаконично: член правления и директор Петербургского Международного коммерческого банка (1890–1904), учредитель и член правления Русско-Китайского банка (1896–1904), товарищ председателя Русского общества машиностроительных заводов Гартмана, учредитель Никополь-Мариупольского горно-металлургического общества, учредитель Общества Тульских меднопрокатных и патронных заводов.

Однако знакомство с воспоминаниями людей, которые соприкасались с Адольфом Юльевичем, расширяет наше представление об этом финансовом деятеле. Большинство современников считали А.Ю. Ротштейна самым близким из всех людей банковского мира к тогдашнему министру финансов С.Ю. Витте. Более того, некоторые авторы отмечают, что Ротштейн оказывал Сергею Юльевичу всяческое содействие в переводе России на золотой рубль. Также было известно, что Ротштейн общался с Ротшильдами и был в России их главным агентом (наряду с Витте).

Есть мнение, что именно Ротштейн был передаточным звеном между Ротшильдами и С. Витте. Период пребывания Ротштейна на посту руководителя Международного банка, его активное участие в предприятиях российского министерства финансов совпали с усилением русско-французских политических и экономических связей. Ротштейн принял непосредственное участие в осуществлении многих практических начинаний царского правительства в отношениях с Францией. Документы архива французского Министерства иностранных дел свидетельствуют о том, что руководители внешнеполитического ведомства Франции хорошо понимали, какую роль играет Ротштейн. «Мне не нужно напоминать вам о кредите, которым он пользуется у г-на Витте, – сообщал французский посол в Петербурге своему правительству. – Ротштейн представляется мне истинным хозяином финансовых предприятий на Дальнем Востоке». Порой трудно отличить, где Ротштейн действовал как предприниматель, а где как уполномоченный Министерства финансов. Интересы частного капитала и царского правительства в этих вопросах переплетались тесным образом. Поэтому нет ничего удивительного, что официальные представители Министерства финансов зачастую выполняли поручения Ротштейна и отчитывались перед ним.

Взаимоотношения Министерства финансов с Международным банком и персонально Витте с Ротштейном были узаконены многолетней практикой. Но далеко не все в этих отношениях подлежало огласке. Видимо, не случайно в переписке Ротштейна с Ротшильдами в тех случаях, когда речь шла о Витте, его имя было зашифровано прозвищем «Эмиль».

Влияние Ротштейна на Витте трудно переоценить. Французский посол в Петербурге уверял даже свое правительство, что Ротштейну принадлежала роль вдохновителя всей финансовой политики Витте, называл его человеком пылкого воображения, очень изобретательным и неслыханной дерзости. Ротштейн, по его словам, провел крупные финансовые операции, которым было присвоено имя Витте.

Вот как о нем писала одна из американских газет, когда в 1899 году он приехал в США. «Господину Ротштейну 43 года, он родился в Берлине, первый деловой опыт получил в Англии… Затем приобрел известность в качестве брокера на столичной германской бирже, специализируясь на русских ценностях. В 26-летнем возрасте переехал в Россию, где служит в Петербургском международном банке… Быстро выдвинулся в роли советника банка и стал ведущим его директором… Своими манерами и речью г. Ротштейн производит впечатление настоящего американского бизнесмена. Он великолепно информирован по всем современным финансовым и политическим вопросам, охватывает суть дела широко и отчетливо, быстро делает выводы…».

Другая газета писала: «Ротштейн – alter ego («второе я» – лат.) известного царского министра финансов Витте; он занимает примерно такое же положение по отношению к нему, какое занимал в свое время капуцин Жозеф – «серая знаменитость» – по отношению к великому Ришелье… Г. Ротштейн простого происхождения, пруссак по рождению и еврей по национальности. В настоящее время он натурализованный подданный царя. Он плохо говорит по-русски, хотя и быстро схватывает любое упущение в финансовых контрактах и соглашениях, написанных на этом языке… Он очень груб, заявляя, что вежливость и хорошие манеры бесполезны, ибо «никогда не выиграть шахматную игру сердцем, ее можно выиграть лишь головой». Вряд ли можно сказать, что внешность г-на Ротштейна приятна и располагающа. Он похож на больного Мефистофеля. У него рыжая борода и рыжая шевелюра, он сутул… очень близорук, носит двойные очки…»

Между прочим, в работе «Иностранные капиталы и наша финансовая политика (1899) С. Шарапов упоминает А. Ротштейна в связке с Ротшильдами, что не случайно. В работе «Еврейский вопрос» (1899) Шарапов опять вспоминает Ротштейна, на этот раз вместе с Поляковыми, Гиршманами, Гинцбургами, Бродскими, Блиохами и другими еврейскими банкирами, промышленниками и торговцами (предлагая всех их убрать из России). Наконец, в романе «Кабинет диктатора» Ротштейн упоминается в паре с С. Витте.

Современный исследователь дореволюционных банков С.Г. Беляев пишет о Ротштейне как яркой фигуре второго поколения банкиров в России. Первое поколение основателей («грюндеров») к началу 1890-х гг. сошло со сцены. Его сменило второе, виттевского призыва. «Придя в 1892 г. к управлению Министерством финансов, С.Ю. Витте выступил с широкой программой реформ хозяйственного механизма страны при содействии иностранного капитала. Петербургские банкиры второго поколения – главные помощники министра в привлечении этого капитала в страну как в виде государственных и гарантированных правительством займов, так и в виде прямых промышленных инвестиций. Среди этих банкиров особо выделялся А.Ю. Ротштейн, сменивший В.А. Ляского на посту главы Международного банка».

В Википедии в статье «Санкт-Петербургский международный банк» мы немного подробнее узнаем о деятельности Ротштейна на посту главы банка: «В 1889 г. первого директора банка Владислава Ляского сменил Адольф Ротштейн, прусский подданный, пользовавшийся поддержкой Сергея Витте. На этот период приходится расцвет финансовой деятельности банка. Благодаря зарубежным связям Ротштейна, банк начал проводить широкую инвестиционную политику в России и за границей, привлекая иностранный капитал. Были установлены связи с французскими банками – Парижско-Нидерландским и банкирским домом Ротшильдов. В 1898 г. совместно с последним Международный банк учредил торговое общество «Мазут» для добычи нефти в Баку; также банком были учреждены два российских электропромышленных предприятия – общество «Сименс-Гальске» (вместе с Deutsche Bank) и общество «Унион» (вместе с Dresdner Bank). Банк сотрудничал с министерством финансов в размещении российских займов за границей».

Об Адольфе Юльевиче достоверно известно, что он состоял в одной из лож «Великого Востока» и что против него был сильно предубежден Император Николай И. По сведениям уже упоминавшегося петербургского историка С.Г. Беляева, «поверенный в делах США в Петербурге Г.Д. Пирс писал в это время главе банкирского дома Морганов, что Ротштейн играет в финансовой жизни России ту же «контролирующую» роль, которую сам Морган играет в Америке. В 1895 г. Ротштейн стал одним из организаторов Русско-Китайского банка, на деле являвшегося филиалом Государственного банка на Дальнем Востоке и основным инструментом виттевского «мирного» проникновения в Маньчжурию. Впрочем, благодаря Ротштейну, не только Русско-Китайский, но до некоторой степени и Петербургский Международный банк в это время играл роль банка русского правительства»*.

В романе Шарапова «У очага хищений» подробно описываются многочисленные аферы банкиров в России на примере Русско-Китайского банка. Этот банк был создан при содействии Витте банкиром А. Ротштейном в 1895 году и превратился быстро в одно из крупнейших кредитных учреждений России”. Не будем говорить о геополитических планах, которые Витте (действуя, естественно, по указке Ротшильдов) преследовал при создании указанного банка"*.

Очень интересно описание руководства и сотрудников Русско-Китайского банка, сделанное Соколовым: «Просмотрел я его документы, выслушал объяснения – вижу очевидный грабеж на большой дороге. Соображаю, что Китайский банк находится под контролем

Министерства финансов и что там в правлении сидит представитель правительства и директорами состоят разные высокопоставленные россияне. Подать сюда правление Китайского банка с русскими кондитерскими генералами!

Ведут ко мне генералов. На первом плане председатель правления князь Эспер Эсперович Ухтомский. Посажен Ротштейном и Витте. Сам по себе ничтожество полное, но был одно время вблизи Государя и теперь режет с этого купоны. Роль в банке и в Китайской дороге: расписываться в получении жалованья. Далее сынок и племянничек. Сынок министра Вышнеградского и племянничек министра Сольского. Вышнеградский, кроме того, директор Международного Банка и председатель правления Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, а Сольский – директор Брянского правления и что-то такое был или есть в Государственном Банке. Затем генерал Путилов, правая рука Витте, бывший директор его канцелярии; был в Крестьянском и Дворянском банках, участвует в нескольких жирных правлениях, нефтепромышленник. Затем представитель правительства Давыдов, вице-директор Кредитной Канцелярии, говорят, замечательный музыкант. Жалованья 60 тысяч рублей. Остальные соответственно: Вышнеградскому, например, пришлось в разделе до 140 тысяч. Делает эта теплая компания то же, что и везде и всегда: получает жалованье, делит наградные и затем не только ничему не мешает, но покрывает все пакости и отстаивает, где следует, в «сферах».

Наконец идут «работники» и иностранцы. Работники – это два русских немца – Бок и Берг. Пропускаю. Иностранцы – финансисты и дельцы по своим делам: барон Готтингер, в России не живет, Нетцлин тоже, Верстрат – французский коммерческий агент, Бизо и Рандр – статисты. Ну вот вам и все Дагестанское ущелье (имеется в виду, что грабеж со стороны банка подобен бандитскому разбою в Дагестанском ущелье – В.К.). Местные агенты главным образом жиды: французские, бельгийские, бердичевские. Хорошенькое заведеньице?… Нет, кажется, той пакости, как по отношению к казне, так и к краю, и к публике, которая бы не проделывалась в Китайском Банке вовсю».

Из этого описания мы получаем представление о том, каков был «личный состав» в крупном петербургском банке.

Во-первых, первые лица в коммерческом банке назначались только по согласованию с главными агентами Ротшильдов в России – С. Витте и А. Ротштейном.

Во-вторых, состав руководства Российско-Китайского банка в целом отражал состав всего банковского клана России. Здесь были в основном люди мало профессиональные, беспринципные, что очень удобно для принятия и проведения решений, которые необходимы Ротшильдам в России. За свою беспринципность они получают очень хорошее материальное вознаграждение. Примечательно, что в руководстве банка присутствуют лица как с еврейскими фамилиями и именами, так и лица, на первый взгляд, совершенно русские. Например, АЯ. Вышнеградский – сын министра финансов (до Витте). Или Алексей Иванович Путилов, который, кстати, после преобразования Русско-Китайского банка в Русско-Азиатский (в 1908 г.) становится его директором-распорядителем (председателем правления). Наконец, это Леонид Федорович Давыдов, один из «учеников» Витте. Подробнее об этих «гениях» банковского дела можно прочитать в публикации С. Фомина «Банкиры начинают и выигрывают». Всех указанных лиц лишь условно можно отнести к разряду «русских». Они были замешаны в воровстве, государственной измене, принадлежали к масонству, но при этом имели мощное «прикрытие» со стороны высших государственных чиновников России.

В-третьих, в штате банка множество иностранцев, которые не только не говорили по-русски, но даже не проживали в России. И это в учреждении, которое в России в начале XX века многие воспринимали как банк государственный.

Дополнить характеристику «личного состава» указанного банка можно выдержкой из воспоминаний князя В.А. Оболенского, служившего в Русско-Азиатском банке. Он отмечает, что в банке «были преимущественно люди, большая часть интересов которых была направлена на стяжание и обогащение. Они следили за биржевым курсом бумаг, играли на бирже и делали банковскую карьеру. Услужливые по отношению к начальству, они подсиживали своих конкурентов, не брезгуя никакими интригами, были грубы с подчиненными».

Итак, люди, обитавшие в банковском мире России, были в подавляющей своей массе космополитами – независимо от их национальности, вероисповедания, социального происхождения, культурного развития.

Еще в годы первой так называемой «русской» революции наблюдался отток капитала из России. Причем уходил из страны не только иностранный капитал, но также капитал российский. Это очень интересный момент, важный для понимания того, что предприниматели и особенно банкиры смотрели на Россию как на «эту страну». Позволю процитировать самого себя: «К началу двадцатого века появились признаки достаточно активного движения валюты из России за рубеж, в годы накануне революции 1917 г. этот процесс приобрел форму масштабного бегства капитала. Указанные финансовые потоки формировались за счет прибылей иностранных инвесторов (репатриация прибылей), дезинвестиций (распродажи иностранными и российскими предпринимателями своих активов в России), резервов государства (прежде всего перевод в годы Первой мировой войны золотого запаса в другие страны – в целях закупок военного снаряжения и т. п.), а также за счет средств российских граждан.* Между событиями 1897–1917 гг. и событиями нашего времени («перестройка» 1985–1991 гг. и «реформы» 1991–2001 гг.) напрашиваются определенные аналогии. В том числе и при рассмотрении проблемы бегства капитала. Тема оттока, а затем и явного бегства капитала из России в предреволюционные годы пока крайне слабо исследовалась нашими историками и экономистами». Эта фраза из моей книги, которая была опубликована в 2002 году. За истекшее десятилетие, к сожалению, мне не попалось на глаза ни одной специальной работы на указанную тему. Однако разбросанные по разным источникам цифры и факты свидетельствуют: многие «русские» банкиры и прочие предприниматели готовили в Западной Европе и даже в Америке «запасные аэродромы» в виде банковских счетов и недвижимости.

Знакомство с миром денег и банков дореволюционной России с помощью работ С. Шарапова дает представление об этом мире, очень отличающееся от того, которое мы получаем из учебников. Деньги и финансы – это, прежде всего, отношения между людьми с их интересами, нравами, психологией. К сожалению, в современных учебниках все это пропадает за абстрактными формулами, цифрами, пересказами внешних формальных событий и официальных документов. Число публикаций, отражающих объективную ситуацию в банковской системе дореволюционной России, базирующихся на архивных материалах, первичных документах и живых впечатлениях, крайне невелико, а тираж этих публикаций мизерный. До сих пор у нас почти нет работ, которые показали бы закулисную жизнь банковского мира России через выяснение роли самых ключевых фигур. Таких, как Александр Штиглиц, Евгений Ламанский, Адольф Ротштейн, Александр Вышнеградский, Леонид Давыдов, Алексей Путилов, Абрам Животовский, Гораций Гинцбург, Лазарь Поляков, Василий Тимирязев, Болеслав Малешевский, братья Рябуииинские, Рафаловичи и некоторые другие. Большинство из них перемещались из кресел высокопоставленных государственных чиновников в кресла директоров, председателей и членов правлений крупнейших частных банков и наоборот. Некоторые одновременно умудрялись «сидеть на двух стульях»: занимали кресла чиновников и частных банкиров. Большинство из них имели связи с западными банкирами, иногда не только деловые, но и родственные. Почти все были масонами, следовательно, подчинялись указаниям со стороны высших лож, находящихся в Париже, Лондоне и других европейских столицах. Некоторые из них даже говорили плохо по-русски.

С. Фомин в своей работе «Банкиры начинают и выигрывают» совершенно справедливо отмечает: «Как одну из важнейших до сих пор нерешенных проблем, исследователи отмечают неизученность персонального состава банковской элиты, на протяжении почти полувека определявшей финансовую политику России». Характеристики ряда банкиров, содержащиеся в работах С. Шарапова, могут быть вполне использованы в качестве основы для такого углубленного изучения.