88
Утреннее солнце било ему в глаза.
Хотелось пить и в туалет. Он повернул голову, чтобы уклониться от солнечных лучей, и сразу почувствовал головную боль: вчера он напился до беспамятства.
Он не мог припомнить, когда такое было в последний раз. Вчерашний вечер тоже помнился не полностью. Провалы в памяти. Когда Урсула вскочила в такси возле ресторана, он позвонил нескольким старым приятелям. Ему смутно помнилось, что сперва они встретились в каком-то кафе Сёдермальма, чтобы выпить пива, пошли в парк, чтобы добавить, а оттуда поехали на автобусе в район Гердет, чтобы еще и играть в футбол.
Последний поезд метро обратно в город, крик какой-то женщины. Красный.
Он открыл глаза. На стене ледоруб и веревка. Да, именно. Домой он не пошел. Поехал к Йеннифер, позвонил ей, разбудил. Где-то около двух.
Было ощущение последней ночи с компанией. Ванья уходит. Временно, но все-таки. Они завершили расследование. Работа окончена. Завтра он поедет в Марстранд, жить в маленькой комнатке с единственной узкой кроватью, вместе с Мю, в доме, который они сняли совместно с двумя подругами Мю и их парнями.
Неделю. Неделю без встреч с Йеннифер.
Он понял, что ситуация последних месяцев особенно долго продолжаться не сможет. Ему придется с ней разбираться, порвать с кем-то из них. С Мю или с Йеннифер. Но вчера думать об этом тоже не хотелось. Еще одна причина выпить пива.
Услышав, насколько он пьян, Йеннифер засмеялась. Конечно, он может приехать. Надо же, это он помнит. Он взял такси, уснул в машине. Его разбудил шофер.
Он с трудом сел – жажда стала мучить меньше, в туалет захотелось больше, голова заболела значительно сильнее.
Как он попал на диван, он толком не помнил. Наверное, слишком противно пах или слишком громко храпел. Он провел языком по нёбу. Кажется, его, по крайней мере, не рвало. Зубной щеткой он, похоже, тоже не воспользовался.
Красный.
Он поднялся на ноги. Дотащился до туалета. Сколько же времени? Казалось, он проспал часа два. Но времени уже, должно быть, больше. Солнце стоит довольно высоко. Мочась, он осознал, что по-прежнему пьян.
Надо уходить: он еще не собрал вещи для поездки. Поезд отходит в 11:22. Наверное, все-таки рано. Нет, иначе бы Йеннифер его разбудила.
Он спустил воду и открыл холодный кран. Когда он наклонился, чтобы попить, голова запротестовала против смены высоты и наклонного положения. В заключение он набрал в ладони воды и несколько раз сполоснул лицо. Распрямился и впервые увидел свое отражение в зеркале. Какой кошмар. Он несколько раз моргнул и попытался привести лицо в порядок. Выглядеть бодрым. Собранным. Получилось неважно. Он наклонился вперед и провел пальцем по щеке. Как будто взялся за пластилин. Кожа вроде бы осталась в опущенном положении.
Красный.
Он оцепенел.
Внезапно полностью протрезвел. Мгновенно включился адреналин и все прочее.
Красный – их сигнальное слово. Он толком не помнил, что они… Но, да, конечно, занимались. Он был пьян и возбужден, и… черт!!
Он бросился из ванной в спальню. Остановился прямо в дверях. Йеннифер лежала на кровати обнаженной. Руки над головой, по-прежнему прикованные к спинке кровати наручниками. Ноги раздвинуты, привязаны узкими кожаными ремнями, которыми они обычно пользовались. Голова отвернута от него. Он дышал так тяжело, что трясся и не мог увидеть, двигается ли ее грудная клетка. Но ведь, наверное, должна двигаться? Возможно, обморок. Что-нибудь с кровоснабжением? Наверняка ужасно болят руки, возможно, повреждены мышцы, но…
Он подбежал к кровати.
– Йенн…
Он собирался легонько потрясти ее за плечо, но остановился. Внезапно все исчезло. Комната, кровать, пол, все. Все звуки. Все краски. Все просто исчезло.
Он этого больше не видел. Не видел ничего. Кроме одного.
Темно-лиловых пятен у нее вокруг шеи.
