Глава 13

В каюте Остроумовы постарались не акцентировать внимание на недавнем курьёзе. Но всё равно Лиза весь вечер дулась на родителей. За что? А то непонятно… И на кого же ещё дуться? Не на себя же? Не на свою же растерянность и настолько несвоевременную собственную оплошность? Не смогла на ногах удержаться… А родители… На то они и родители, чтобы всегда за всё отдуваться…

– А этот, этот… Жаль, фамилию не запомнила, растерялась, – думала Лиза, укладываясь в постель. – По-олковник… За руки ещё хватает! Ну и что, что сама не удержалась? Кто ему такое право давал – хватать? И маменька ведь промолчала? Почему? Она же обычно такая строгая… Потому что гость непростой? С папенькой он явно на короткой ноге, а это не каждому позволено, уж она-то знает. В штабе, наверное, всё время сидит… Потому и непростой, потому-то так быстро в званиях и вырос. Конечно, в штабе, сразу понятно! И наград-то сколько нацепил… Когда только успел… Папа́ сколько служит, а за всё время только три ордена и получил! Ну, да, правильно папенька как-то говорил маменьке – чем ближе к столице и Государю, тем кормушка сытнее. Хлыщ столичный! Форма с иголочки, и даже обмяться не успела! В Константинополь наверняка отправился, чтобы отметку в личном деле заиметь, мол – был на войне… Когда уже там всё затихло. Это же не с турками лицом к лицу рубиться… Отметится, и вновь к себе в столицу, очередной орден получать… Вместе со званием… У-у, шаркун паркетный!

Я заснул сразу и впервые с отличным настроением, отключился без задних ног под мерное переваливание судна с боку на бок. Ночью проснулся, сходил в тот самый «кабинет» с двумя нолями на двери, на флоте именуемым гальюном, и снова отдался в объятия Морфея под мерное похрапывание сокаютника. У нас каюта тесная – только-только две койки и помещаются. Ну и маленький стол шириной в три ладони со шкафчиком… Как же без них пассажиру. Хорошо хоть такая каюта досталась. Мог бы вообще на судно не попасть.

Разбудила утром не качка, а равномерное надоедливое звяканье. Открыл глаза, потянулся с удовольствием, упёрся ногами в стенку, нашёл глазами источник непонятных звуков. Понятно. Сбоку от иллюминатора, над столом полка привинчена с высокими бортиками. Вчера днём там графин стоял с водой и два пустых стакана. Похоже, мой сосед графин снял по понятным причинам и потом на место не вернул, на стол поставил, как и один стакан. Оставшийся же елозит с края на край, по ограничительному бортику полки брякает.

А соседа-то и нет. Вышел. А я и не слышал.

Перекинул ноги через невысокий ограничительный бортик, присел на койке, потянулся к окну и отдёрнул в сторону зелёненькую однотонную занавесочку. Хотел, было, барашки раскрутить и свежим воздухом подышать, да табличку предупреждающую вовремя увидел. С красной надписью, запрещающей эти самые барашки откручивать и иллюминатор открывать! Вот и подышал свежим воздухом…

Поэтому пришлось довольствоваться видом безоблачного синего неба над серыми волнами через стекло. Удивительно к месту припомнилась фраза из комедии ещё из той жизни: «О чём фильм? Опять про море?»

Глянул на часы, определился со временем. Завтрак я благополучно проспал, обед… Идти или не идти? Желудок особо не жалуется на отсутствие пищи, поэтому можно и поваляться, поглазеть бездумно в потолок.

Насчёт бездумно я погорячился. Закрутили мысли, навалились воспоминания обо всём подряд. И спать уже расхотелось. Правда и вставать тоже. Так и предавался безделью до послеобеденного чая. И сосед меня так за весь день ни разу не побеспокоил, дал прекрасную возможность спокойно вспомнить всё то, что со мной произошло за эти дни.

К чаю всё-таки решил не ходить. Ну его, этот чай вместе со всей непредсказуемой публикой. Да Лиза ещё… Мало ли решит за вчерашнее поквитаться? Как она разозлилась-то… Как мило покраснела в гневе… Наверняка ведь захочет сегодня реабилитироваться. И становиться объектом мести в девичьих глазах как-то нет никакого желания. Да ещё и при посторонних, наверняка. Нет и ещё раз нет, зачем лишний раз на неприятности нарываться. Опять же, маленькая она ещё…

Сразу легче стало. И мысли в сторону ушли. Какое я себе оправдание придумал! Маленькая! Сразу отношение поменялось, как к ребёнку.

– Да уж, – мысль в очередной раз вильнула куда-то не туда. – Ребёнок… С такой-то грудью… Что себя-то обманывать?

Отогнал непрошеные виденья, разозлился на самого себя. Хватит валяться! Плюнул, застелил постель, умылся-побрился, вышел из каюты. Нашёл судовой буфет, взял у буфетчика несколько бутербродов и уединился с ними на корме. Как раз к месту на удобную, но весьма холодную железную скамейку наткнулся. Присел, облокотился спиной на стылое крашеное железо надстройки, приступил к трапезе, любуясь морским видом. Хотя, на что тут любоваться-то? Волны и волны. Да ещё уходящий в даль кильватерный след…

А над головой верхняя палуба, и оттуда звонкий знакомый голосок доносится. Волей-неволей прислушался, когда в разговоре моя фамилия прозвучала. Кто-то из Лизонькиных собеседников уточнил. Ну а как тут не прислушаться? Уши затыкать или уходить? Ни того, ни другого делать не хочу.

– Господа, господа, послушайте. Но газеты явно, как всегда, приукрашивают действительность. Наверняка там всё было несколько не так, как тут написано. Просто обществу нужен новый эмоциональный толчок, посыл – вот журналисты и стараются. Придумали про захват самолёта. А дальнейшие приключения на австрийской земле вообще в духе Буссенара или Майн Рида изложены!

– Но, Елизавета Сергеевна, а если всё это соответствует действительности? Неужели пилот не мог угнать чужой аэроплан?

– Ну, хорошо, хорошо! Пусть пилот и смог его угнать… Но что они пишут дальше? Нет, вы почитайте, почитайте! Он же сел на заправку в австрийском городе, и ему там залили полный бак бензина… Причём бесплатно залили! Это же вообще немыслимо! Вы только представьте, господа, нечто подобное у нас в России? Ну?! Не может же такого быть на самом деле!

– Елизавета Сергеевна, а каково мнение Сергея Васильевича по этому вопросу?

А это уже кто-то другой присоединился к разговору. Кто-то более зрелый, судя по голосу и тону.

– Ах, господа! Папенька, как всегда, отшутился…

И правильно сделал, успел ухмыльнуться про себя. А интересные здесь разговоры ведут. Любопытно про самого себя послушать. Именно что послушать, а не подслушать. Интересно же, да ещё если приправить этот интерес очередным бутербродиком.

– А почему бы вам, господа, не поинтересоваться мнением специалиста? – внёс грамотное предложение всё тот же собеседник со зрелым голосом. – Есть же среди пассажиров пилот! Вчера видел кого-то на трапе при посадке в лётной куртке.

– А ведь действительно, господа! Вчера же во время обеда за одним столом с Его превосходительством полковник-авиатор сидел… Елизавета Сергеевна, судя по тому как они общались, это явно кто-то из добрых знакомцев вашего папеньки?

– Да… Я и внимания не обратила…. Наверняка это кто-то из штабных. Ну что он может знать, кроме своих столичных бумаг и приказов?

А голос у Лизоньки сразу поскучнел. Похоже, как раз про меня и вспомнила.

– Судя по наградам, точно не из штабных…

Вот тут я уже не стал дальше слушать. Поднялся и ушёл. Да и бутерброды закончились. Да уж, на палубе отныне мне делать нечего. Мало того, что вопросами замучают, так ведь ещё и по газетному снимку опознать могут. Придётся потом всё оставшееся время клоуном работать, компанию рассказами развлекать. Погоны, конечно, от самых назойливых оградят, но от общения всё равно не уберегут. Так бы воспользовался служебным положением, но здесь штатских бо́льшая половина, да и девушке хамить не хочется. А что хочется? Общения с ней? С ребёнком-то? Смешно. Среди этой толпы поклонников? Молодёжи? Да и не знаю я, о чём с ними вообще говорить можно. У меня же вся жизнь в армии да на войне…

А там и время ужина подошло. Не усидел, сходил, почему бы не сходить? Есть-то хочется. Знакомых у меня, кроме генеральского семейства, на корабле нет, разговор поддерживать ни с кем не собираюсь и надоедать мне, надеюсь, не станут.

С соседями по столу перекинулся парой слов и достаточно. Интересы у нас разные, а разговоры вести́ ради приличия нет никакого желания. Поэтому просто спокойно поел, краем уха прислушиваясь к сказанному соседями. В отличие от них молодёжь по соседству в мою сторону поглядывала с заметным интересом. И награды внимательно рассматривали. Похоже, впечатлились. Зуб даю, после ужина снова будут мне кости перемывать…

Появление генеральского семейства за спиной своей не пропустил. А как его пропустить, если все вдруг из-за столов вскочили, загомонили радостно, с почтением навстречу кинулись? А ведь в столовой и кают-компании при появлении старшего начальника можно не вставать? Тогда я чего-то не понимаю…

И понятно уже, чего. Лизонька с маменькой соизволили на приёме пищи присутствовать. За ними и Сергей Васильевич вошёл. Ну а я воспользовался шумом и суматохой и тихонько за спинами, за спинами, бочком-бочком пробрался к выходу. А то сейчас начнётся… Пригласят за свой стол, вопросами замучают. А оно мне нужно? Нет. Я уже понял, кого так высматривала Лиза. Не успела войти, а глазами по лицам зашарила. Неужели домучала расспросами папеньку, и Сергей Васильевич всё про меня рассказал? Да нет, не может такого быть? Или может? Да пошло бы оно всё лесом…

До обеда следующего дня меня никто не беспокоил. И мой сосед в этот раз никуда не уходил. Хорошо хоть вопросов не задавал. Но поглядывал с интересом. По всему выходит, всё-таки разошлись слухи? На всякий случай пришлось и обед пропустить.

Лежу в гордом одиночестве на койке, желудок пищи требует, но пока ещё не так громко. Даже до буфета не хочу идти. Пока не хочу. Сосед расспросами не донимает. Ведёт себя тактично, в душу не лезет. Наверняка и все остальные точно так же себя будут вести. Если только некая восторженная молодёжь… Так им по молодости такое положено.

Что тогда так меня зацепило? Пренебрежительный тон девушки в невольно подслушанном разговоре? Или её неверие в мои, так называемые, подвиги? Или же причисление меня к свите столичных штабных? Это же всё глупости? На которые никак нельзя обращать внимание. Ну зазналась несколько молоденькая девица от такого к себе повышенного внимания, возомнила о себе невесть что… Судить позволила о том, о чём никакого понятия не имеет. Так ей простительно… А молодёжь, сию девицу окружающая… Да эта молодёжь любой бред этой самой девицы с восторженным видом сейчас выслушает! Потому что папенька у этой самой девицы кто? Сам Главный Инженер, да ещё и целый генерал-майор Адмиралтейства! То-то! Звучит? Звучит!

Выбросил всё из головы. Пустое. У меня и без этого забот хватает. Скорее бы берег показался! Обязательно нужно будет Игната разыскать, поговорить, Семёна с Владимиром в госпитале навестить. Если они в Константинополе, конечно.

Корабль покинул в числе первых. Оглядываться не стал, ещё чего не хватало. Хотя, всё равно не выдержал. Уже когда выловил извозчика и садился в коляску, оглянулся. И закономерно никого не разглядел в этой суматохе встречающих и выгружающихся.

Сначала в штаб – доложиться о прибытии. Кому? А там и определюсь. По идее, так прямого начальства у меня и нет. Если только временное подчинение Каульбарсу? Или тогда уж самому Келлеру? Что гадать, поехали. А потом обязательно к экипажу. Уж они-то должны знать, где наши раненые лежат…

Каульбарс, по уверению дежурного офицера, находился сейчас на местом аэродроме, Шидловский там же. В штабе никого, даже командующего нет. Доложился о прибытии в строевом отделе, сдал проездные документы, аттестаты, встал на довольствие. На выходе тщательно расспросил скучающего дежурного о положении в городе, на фронте. Намотал всё услышанное на ус, поехал на аэродром. Там всё остальное и узнаю. Вряд ли дежурный может дать сведения о размещении личного состава экипажей и где, в каком госпитале находится кто-то из раненых. Всё на месте узнавать нужно.

Не удержался, завернул извозчика на место своего недавнего пленения. Заодно и на поле посмотрел, куда так недавно и так давно садился на своём аппарате. Нет там никакого «Муромца», перегнали его куда-то. Буду надеяться, что на этот же аэродром.

Город… А что город? Ну как он может выглядеть после уличных боёв и пожаров? Правильно, печально. Да ещё и местные славяне во время боёв за город воспользовались ситуацией и свою долю в неразбериху внесли. А уж они не постеснялись на турецкое население свой гнев выплеснуть. Мало того, что туркам за все свои унижения и притеснения воздали полной мерой, так ещё и начали мечети громить, жечь и сносить. Не все, конечно, основная масса мечетей уцелела, но всё же…

Сколько раз за время пути нам пришлось объезжать развалины, огромные горы мусора, проезжать мимо зияющих пустыми глазницами окон, выбитых, выломанных, раззявленных дверных проёмов, калиток и ворот, считать не стал, всё равно бы со счёта сбился. И мимо тёмных пятен высохшей крови на мостовой, которые не смогла скрыть за прошедшее время вездесущая песчаная пыль.

А дальше было проще. С начальником караула на аэродроме вообще никаких проблем не возникло. Даже вызвонили для меня на КПП трофейный легковой автомобиль. Ишь, как шикарно начальство здесь развернулось. Наладили службу в должной мере. И транспорт свой заимели, и здание штаба прихватили. Самолётов, правда, от въездного шлагбаума не вижу, но надеюсь, что и там полный порядок. Судя по всему уже увиденному. Напрягает отсутствие гула авиационных моторов, но не сильно. Может быть, это только сейчас никто никуда не летает…

И в здание штаба пропустили без проблем. Узнали. Правда, всё равно пришлось воспользоваться услугами вестового. Проводил меня до кабинета командира эскадры. Ну а внутри я всех и застал. И генерала Каульбарса с начальником штаба объединённой авиационной группы, и Шидловского с командирами экипажей и штурманами. Даже Сикорский здесь же присутствовал, несмотря на то, что штатский. Поздоровался со всеми, сразу же включился в обсуждение. Все вопросы ко мне и расспросы по грозному рыку Каульбарса оставили на потом.

– Господа, кому-то что-то неясно? – командующий закончил ставить задачу и обвёл всех присутствующих взглядом. Почему-то отдельно задержался на мне. А я-то тут при чём? Я ещё в курс дела не вошёл. Мне осмотреться нужно, да и понять, о чём вообще речь идёт. Поэтому скромно глаза в сторону отвёл, сделал вид, что о чём-то Игоря Ивановича Сикорского тихонечко спросить хочу.

– Тогда предварительную часть можно закончить. Ваше превосходительство, прошу, – Александр Васильевич Каульбарс уступил указку Шидловскому.

– Прошу внимания, господа. Сергей Викторович, это и к вам относится, – Михаил Владимирович выпрямился во весь свой немалый рост. – Итак, подводим краткие итоги. В связи со столь своевременным появлением полковника Грачёва в командном составе групп будут произведены кадровые перестановки. Попрошу всех понять правильно. Группа из двух эскадрилий под моим командованием завтра в семь утра местного времени начинает работать по указанным здесь целям на южном направлении. После сброса бомб и посадки командирам экипажей обязательный немедленный доклад мне о результатах собственных бомбовых ударов. Третья эскадрилья капитана Дацкевича переключается на северное направление. Оказывает всемерную поддержку нашим наступающим частям и коннице. Как и говорилось, цели вам будет назначать начальник штаба. И ещё раз повторяю слова Командующего: «Не вздумайте бомбить позиции союзников!» Все нанесли на карты сербские позиции? Хорошо. Четвёртая же уходит на запад через пролив и выполняет демонстрационный пролёт над кораблями сборной флотилии союзников. После чего берёт курс на Софию и проходит над городом. Посадку, как и ставилось в задаче, будете рассчитывать в Бухаресте. Топлива вам хватит с запасом. Летите, как уже говорилось, пустыми, без бомб. Полёт больше политический, демонстрационный. Командовать эскадрильей будете вы, Сергей Викторович. Игорь Иванович, введите полковника в курс дел по вашим подчинённым. Не удивляйтесь, Сергей Викторович, времени на раскачку и ввод в строй у вас не будет. Дальнейшую задачу на перелёт получите лично у меня после совещания. Вопросы есть? Нет? Господа, все свободны… Сергей Викторович, задержитесь.

– Прошу всех присаживаться, – перехватил эстафету командования генерал Каульбарс, – Сергей Викторович, рад, что всё закончилось благополучно. Чтобы вам было понятнее, то нас известили о вашем возвращении ещё позавчера. Специально для вас ещё раз повторяю – времени на раскачку нет совершенно. Сегодня же доукомплектуйте свой экипаж, ознакомьтесь с помощью Игоря Ивановича с текущим положением дел в приданном вам подразделении, – Александр Васильевич придавил взглядом, придавая таким образом весомую значимость всему только что сказанному. – Его вам чуть позже подробно изложит Михаил Владимирович. И Игорь Иванович, соответственно… Теперь самое главное, о чём до посадки в Бухаресте никто не должен знать! После Румынии ваша эскадрилья должна будет перелететь во Львов. Там вы переходите в прямое подчинение к генералу Иванову. У начальника штаба сейчас получите карты на дальнейший маршрут. Потом раздадите экипажам…

После постановки задачи провёл в штабе около часа. Потом потопал к самолёту. Дождался там своего штурмана. И даже не удивился, когда вместе с ним пришёл мой экипаж. Точнее, все те, кто от него остался. Даже Семён со своей подвязанной рукой притопал. Маяковский, как всегда, пришёл с фотоаппаратом – бросился снимать возвращение блудного сына. То есть меня. Оставил штурмана работать с картой, наносить и просчитывать маршрут полёта до Румынии, а сам вместе с ребятами направился в госпиталь. Всё остальное может и подождать. Тем более стрелок у нас есть, Миша Лебедев, а вторым пилотом… Вот с пилотом сложности. Ну где мы его возьмём, если их вообще нет? Если что, придётся самому за двоих работать. Справлюсь, не привыкать. Да и кто мне запретит одному вылетать? Никто. Нет здесь пока подобных законов.

Пока добирались до госпиталя, Семён подробно рассказывал о нападении. Я-то по понятным причинам всё самое интересное пропустил. Но вопрос о послышавшейся мне револьверной стрельбе задал.

– Та когда вам по голове приложились, Игнат на себя основной удар и принял. Только и успел что шашкой отмахнуться. Ну а пока он отмахивался, Владимир револьвер-то и выхватил. Попасть ни в кого не попал, но напугал всех изрядно. Даже мы с Игнашей присели. Я вот почти сразу сумел подняться, а товарищ мой уже нет. Ты уж прости нас, командир, что не уберегли. Но Игнат почти сразу свалился с пулевыми, немцы же стесняться и таиться перестали, в ответ палить принялись. Владимир следом лёг, ну а я… Я легче всех отделался. Да и то потому лишь, что немцы после стрельбы заторопились шибко, добивать нас не стали. Опять же ночь, темно. Тебя сразу уволокли. Куда, даже не заметил, сам понимаешь, не до того мне было… Расслабились мы здесь…

Семён полон раскаяния. Ногами по земле шаркает, пыль загребает. На лице вселенская печать скорби присутствует. И видно, что на самом деле переживает, а не рисуется. Да и то понятно, клиента охраняемого проворонили, поставленную задачу не выполнили. Его же, наверняка, здесь хорошенечко так протрясли господа жандармы, наизнанку вывернули, завернули и ещё не один раз вывернули.

– Хорошо. Хотя, хорошего мало. Ну если только то, что все остались в живых. А с Игнатом что-нибудь обязательно придумаем. Если он сам, конечно, решит на службе остаться. Да вот хоть в наземную охрану аэродрома определим. Или так в нашем экипаже и останется, только уже на земле. Будет механикам гайки подносить, да чай заваривать…

– Нет, он точно домой решил возвернуться. В станицу.

– Ну, раз решил, значит, так тому и быть! Ты-то сам как? Болит рука?

– Да на мне как на собаке всё заживает, – вытащил руку из косынки, покрутил демонстративно. – А перевязь это так, для порядка.

После госпиталя отправился сразу на аэродром. И вот там мы с Сикорским засели надолго. Эскадрилья-то у него сборная, половина вольнопёров. За время моего отсутствия всем звания прапорщиков присвоили, но военной косточки в людях пока ещё не особо чувствуется. Хотя стараются бывшие штатские изо всех сил. Тем более, задача на завтра поставлена важная. Ещё там, на постановке задачи этому удивился. Почему это в такой важный полёт сборную солянку отправляют? А потом сообразил. Они же здесь с первого дня воюют, боевого опыта достаточно набрались, слетаться успели, ничуть не хуже кадровых. Так что ничего страшного, справятся. Да и всё равно других нет…

Вечером посидели в столовой, отпраздновали с друзьями моё возвращение. Чайком отпраздновали, без излишеств. Заодно и послушал, чем тут народ занимался в моё отсутствие, куда летал, что бомбил, как техника себя вела. Про наши новые моторы поговорили… Ну и про союзников, куда же без этого…

Очень уж не по нраву пришлись англичанам победы русского оружия. И быстрый захват Босфора в особенности. Они-то даже войти в пролив не сумели из-за плотного огня турецких батарей, пришлось дожидаться нашей помощи. Или не захотели входить, чтобы попусту силы и ресурсы не тратить. Потому что сразу понятно было, что на «раздачу слонов» они уже не успевают…

А теперь всё громче и громче начинают своим оружием бряцать, подтягивают все корабли объединённой эскадры к проливу. Быстро опомнились. Лучше бы у себя на фронте так бряцали. Вот и пролетим завтра над этой эскадрой, себя покажем, напомним, кто есть кто. Да к месту припомнились те военные инженеры, вместе с которыми я на корабле сюда плыл. Наверняка ведь и по этой причине их так спешно сюда перебросили. Чтобы начать восстанавливать те самые батареи… Пока их англичане не восстановили… Нам ещё один контролёр за проливами не нужен. Так думаю…

И всё это время, весь этот суматошный день не покидало меня внутреннее напряжение. Везде старался незаметно прислушиваться к разговорам в постоянных попытках опознать тот самый голос. Прислушивался и боялся услышать. Потому что народ вокруг свой, авиационный. Не хотелось бы среди них предателя обнаружить. Мне вот ещё что интересно… Почему сейчас рядом со мной никого из ведомства Джунковского нет? Ну, хотя бы где-нибудь поблизости? Знают же об этом факте, я же всё подробно рассказывал…

Ночевали тут же, рядом со штабом, в теперь уже наших казармах. Офицеры отдельно от нижних чинов, за на скорую руку сооружённой перегородочкой, как по Уставу и положено.

Заснул не сразу. Отвык я от подобного скопления народа в одном помещении. И тишины как таковой нет, то сопит кто-то, то храпит, то вообще, г-м… Ну и запахи, само собой. Сапог и ваксы, портянок и пота… Говорю же, отвык я от подобных прелестей. Хотя и страшного ничего нет, нос почти сразу привык к запахам. А потом растревожился как-то, звуки посторонние мешали, вспомнил прожито́е… Пока окончательно не извертелся, не измучился, так и не смог заснуть. И заснул ли в конце концов на самом деле, так и не понял. Потому что практически сразу же пришлось вскакивать с кровати под треск суматошной стрельбы с улицы.

Народ кругом бывалый, в брюки да сапоги моментом впрыгнули, а оружие само в руках образовалось. Светить в темноте белыми нательными рубахами и изображать собой мишени никто не пожелал, кителя накинули. Наружу выскакивать не стали, заняли оборону возле окон и двери. Вот как только оборону заняли, так стрельба и затихла. Минуты не прошло с момента тревоги. Снизу, от входа в здание громкий голос приказал всем сидеть тихо и никуда не высовываться.

И ещё минут десять на улице слышался топот ног, а на плацу в рассеянном лунном свете мельтешили чьи-то длинные изломанные тени под еле слышные отрывистые команды. И почти сразу же скомандовали отбой тревоги…

А я метнулся к выходу. На бегу поймал вопросительный взгляд Маяковского, успел махнуть рукой Семёну и загрохотал каблуками сапог по каменным ступеням широкой лестницы. Затормозил перед дверями, крайние шаги до выхода на улицу делал очень осторожно.

– Командир? – это Семён постарался оттеснить меня от дверного проёма. А когда не получилось, решил обойти меня сбоку.

– Не шуми и не мешай. Потерпи секундочку. Сейчас, только выгляну…

Аккуратно выглянул, осмотрелся. Эх, не успел! Жаль, очень жаль. Голос-то знакомым показался. Тем самым, окликнувшим меня той злополучной ночью. Но не всё ещё потеряно. Отступил назад, к лестнице, убрал в кобуру маузер.

– Семён, постарайся тихонечко выяснить, кто это сейчас такой громкий перед казармой солдатами командовал? Только сделай так, чтобы на твой интерес никто внимания не обратил. Понял?

– Понял. Прямо сейчас выяснить?

– А когда же ещё? Нам вылетать скоро. Давай, успевай до завтрака. Одна нога здесь, другая уже там. Выяснишь, и сразу же ко мне. Погоди, дай-ка я тебя осмотрю. И когда ты только одеться умудрился?

Ответа не дождался, да и не нужен был мне ответ. Это я между делом спросил… Ещё раз выглянул на улицу, проводил взглядом удаляющуюся фигуру казака и развернулся к лестнице. С площадки первого пролёта Маяковский с Лебедевым внимательно наблюдают. Что интересно – оба в сапогах, но без штанов. И зачем-то кителя успели накинуть.

– Всё закончилось. Отбой тревоги. А вы чего без штанов-то?

– Так торопились…

– Торопились они. Лучше бы вместо кителя штаны надели. Торопыги… С Семёна пример берите! А, вообще, молодцы!

Бурчу тихонько, а сам доволен. Не стали на месте ровно сидеть, командиру на помощь кинулись. Поднялся по лестнице, прошёл к своему месту. Теперь вся надежда на Семёна. Ну и на то, что я не обознался. Слишком уж знакомым мне тот командный голос показался…

Ну и само собой, после такой встряски так никто и не смог заснуть. Как водится, то в одном конце казармы, то в другом начались пока ещё тихие разговоры в полголоса. Предположений пока никто никаких не делал, но и оружие не убирали. Потом народ потихоньку потянулся умываться и приводить себя в порядок. Дело-то уже к утру…

К счастью, ночное происшествие не воспрепятствовало работе кухни, и завтраком нас накормили вовремя. Нет, всё-таки в размеренной военной службе много своих прелестей. Своевременная сытная кормёжка – одно из них. Это если в окопах не сидеть…

После завтрака, но до утреннего построения, ночное происшествие получило своё продолжение. Ну и кто бы удивлялся, только не я. Потому что ещё ночью аналогию провёл между сегодняшней суматохой и моим недавним похищением. Стоило только закончить с приёмом пищи, как за мной посыльный и прибежал. Я не оговорился, именно прибежал. И мой вопрос о причинах такой спешки проигнорировал, сделал вид умный и таинственный. Строить и наставлять служивого не стал, потому как сразу стало понятно, кто так солдатика запугать может. И не ошибся в своих выводах!

– Вот сюда, ваше высокоблагородие, – посыльный ткнул пальцем в дверь, – Разрешите идти?

– Идите, идите…

Солдатик козырнул и исчез. Опять же бегом. Молодой, потому что. Но службу понимает правильно.

А я потянул на себя дверь, шагнул в помещение планового отдела и… И не удивился присутствию в нём Самого Джунковского! Говорю же, было у меня этакое предчувствие, было! Не могла эта история с моим пленением так просто закончиться! Да и удивляться я уже, кажется, разучился…

– А вы, Сергей Викторович, смотрю, совсем не удивлены нашей встрече. Признайтесь, ожидали нечто подобное?

– Как на духу, Владимир Фёдорович, как на духу. Ожидал, не спорю. Потому и вашему личному присутствию ничуть не удивлён. Только когда это вы успели меня опередить? Или это секрет?

– Помилуйте, какой тут секрет. Пока вы в столице финансовые вопросы решали и банки посещали, я уже в поезде на юг ехал…

– А почему бы и меня с собой… А-а, понятно. Это чтобы я себя здесь естественно вёл…

– Правильно понимаете.

– Ну и?

– Х-м. Опережаю ваш вопрос, – генерал ехидно улыбнулся. – Взяли этой ночью ещё одну группу, что по вашу душу пришла. Ну да вы это уже наверняка поняли. К сожалению, не всех удалось взять в целости, пришлось кое-кого и пострелять. Но и такой результат великолепен. И местных прихватили, что помощь им оказывали. Опять же, благодаря вам.

– Мне? – спросил, чтобы свой интерес показать.

– А кому же ещё? Это же вы Семёна после отбоя тревоги на разведку отправили? Погорячились вы, Сергей Викторович, заторопились.

– Он жив? – перебил генерала.

– Да что ему сделается? Живой. Вовремя мы его перехватили и расспросили. Узнали о вашем интересе. Ну и сделали соответствующие выводы. Больше, как вы понимаете, пока ничего не могу сказать. Раскрутим дело, разговорим людей, за ниточку потянем, всю сеть и раскроем.

– Вряд ли, Владимир Фёдорович, вряд ли. После ночной стрельбы наверняка все замешанные в этом деле разбегутся, как тараканы. Погодите. Вы сказали, людей? Значит, уже кого-то задержали?

– Задержали. Вы мне вот что скажите. Вы, так получается, всё-таки опознали тот голос?

– Да вроде бы как опознал…

– Нет, Сергей Викторович. Без всяких вроде. Опознали или нет? Всё-таки за этим живой человек стоит, и именно от вашего опознания его судьба сейчас зависит!

– Опознал, Владимир Фёдорович. Уверен. Потому-то и отправил Семёна. Сам-то выскочил на голос, да уже поздно было. Не успел.

– Ну и хорошо. Просто прекрасно. Дальше мы сами. А вы занимайтесь своими делами. Вам же скоро вылетать? – Владимир Фёдорович кивнул на окно. Снаружи как раз звук запускаемых моторов донёсся. Это первая эскадрилья к взлёту готовится, моторы прогревает. А у меня есть ещё время.

– Да, уже скоро. А если не успеете всех похватать?

– Слова-то вы где такие находите, Сергей Викторович. Похватать…

– Ну а всё-таки? Если разбегутся?

– Да и ладно, – ничуть не расстроился моему предположению Джунковский. Наверняка и сам так же думает. – Пусть бегут. Хоть воздух в Константинополе чище станет. Рано или поздно всё равно поймаем. Зато появится возможность всех причастных определить. Это, надеюсь, ясно?

Кивнул. А что тут непонятного?

– Тут ведь ещё один немаловажный фактор появляется. У нас теперь есть прекрасная возможность эту группу охотников за вами на кое-кого обменять…

– На кого? – не утерпел я. – Впрочем, зря, наверное, спросил? Ответа я вряд ли дождусь.

– Да никакого особенного секрета нет. Для вас, само собой. Но и болтать об этом лишний раз тоже не стоит. Обменяем на группу Батюшина.

И, предваряя мой очередной, закономерный после только что услышанного, вопрос, продолжил:

– Они сейчас в Германии. Работали по делу некоего Ульянова. Вспоминаете? Можете не отвечать. Вижу, припомнили. Тогда и припомните заодно, в связи с чем мы с вами упоминали эту фамилию.

– Неужели Николай всё-таки решился? – я даже несколько растерялся от такой сногсшибательной новости. А ведь совсем недавно уверял себя, что уже ничего не сможет меня удивить. Ещё как сможет!

– Сергей Викторович, попрошу Вас! Ну сколько можно одёргивать…

– Прошу прощения, Владимир Фёдорович. Просто слишком уж неожиданным для меня оказалось услышанное. Неужели Государь всё-таки решился опередить англичан и американцев?

– По крайней мере, скажем так, работать в этом направлении мы начали.

А выражение лица у генерала такое довольное, как у кота, сметаны из запретной крынки налопавшегося.

– А как же…

– Группа попалась? Так они после встречи с сим господином особо и не скрывались. Такая установка была дана Его Величеством, – и Джунковский еле заметно улыбнулся.

– Но, зачем?

– А чтобы Кайзер занервничал. Впрочем, остальное касается большой политики, в которой вам, Сергей Викторович, при всём моём уважении, простите, пока места нет.

– Да не очень-то и хотелось, – решил не обижаться на последнюю фразу. Пробурчал только из принципа, чтобы последнее слово как бы за собой оставить. Ведь чистую правду сказал Владимир Фёдорович.

Только это ещё не всё, один единственный вопрос у меня имеется, покоя не даёт с самого начала, как я генерала здесь увидел. Так, вполне простой себе вопросец. Для расширения кругозора, так сказать.

– Владимир Фёдорович, ещё один вопрос разрешите? – дождался разрешающего кивка и продолжил. – Почему лично?

– Вы про что? Ах, это, – Джунковский обвёл рукой вокруг. – Да попутно, Сергей Викторович, попутно. Вы уж себя-то, свою значимость, не возносите так…

– Да я и не возношу, – пробормотал, чуть смущаясь. Для виду, конечно. Ещё чего не хватало, смущаться, на самом-то деле. Но мысль такая промелькнула, врать не буду.

– Кто кроме меня здесь, в Константинополе, будет нашу службу налаживать? Исторический, понимаете ли, момент! Лучше на месте самому осмотреться, опять же людей, Государем на новые должности назначенных, подчинённым представить… – Джунковский в очередной раз улыбнулся краем рта и неожиданно признался. – Какие события вокруг происходят… Понимаете, Сергей Викторович? Так почему бы и не оставить свой след в этих событиях…

Прекрасно понимаю.

Ну и ещё немного поговорили на общие темы. К сожалению, дел у Джунковского хватает и то, что он соизволил ввести меня в курс одного из них уже можно считать хорошим предзнаменованием. К чему? А к тому, что в столице ко мне, похоже, неплохо относятся. И Николай не то чтобы про меня забыл, но и не морщится больше при одном лишь упоминании моего имени…

Взлетал я один, без второго пилота. В общем-то, взлетел и взлетел, ничего особенного, но по сторонам так просто уже не посмотришь, не поглазеешь. А ведь хотелось на город с высоты глянуть. И никак. Нет, краем глаза, конечно, успел посмотреть, но это же всё не то. И на плечи помощника пилотирование по маршруту уже не переложишь. Автопилота же пока нет и не скоро будет. Так хоть Владимир мог на себя управление взять, а тут придётся всё время самому работать.

Взлетели друг за другом, собрались группой, пошли над Эгейским морем в наборе до заданной каждому экипажу высоты полёта. Высоко забираться не стали, дальше так на трёхстах метрах через пролив и пойдём. Но и микроэшелонирование в строю ещё никто не отменял.

Над кораблями англо-французской эскадры прошли на высоте пятидесяти метров. Это вместо ста, как нам на постановке задачи определили. По радио передал экипажам: «Делай, как я». И снизился. Если что, так мне за всех и отвечать. Прошли над мачтами, придавливая рёвом моторов к палубам выбежавшие по тревоге экипажи, окутали корабли гарью выхлопов, даже на душе теплее стало, когда внизу матросики забегали-засуетились. И ушли с набором высоты в правом развороте в сторону Болгарии. Пролетим над их столицей, над Софией, покажем себя. Глядишь, и задумаются болгары лишний раз после такой демонстрации, да в войну на стороне Германии и не вступят… А то, что пролетим над нейтральным пока ещё государством, так пусть потом претензии предъявляют. Хотя, вряд ли осмелятся, это же не моя действительность… Повозмущаются, конечно, не без этого, но дальше дело не пойдёт. А если и пойдёт, то… Мы ведь и ещё разок пролететь сможем. Над дворцом. И далеко не пустыми… В Ставке знают, что делают.

А почему так низко над кораблями прошли? А потому что увидели высадку десанта на берег. Похоже, недаром нам такую задачу поставили, снова англичане что-то поганое задумали, в очередной раз воду мутят. Наверное, собираются свою власть на данном отрезке пролива установить. Вот и дал команду снизиться ниже установленной высоты, попугал десант и экипажи кораблей, напомнил «союзному» командованию о нежелательности подобной высадки. Да ещё и в штаб эти сведения передал, пусть срочные меры принимают. Келлер подобную вольность союзников вряд ли спустит на тормозах… И окончательно понятно стало теперь, почему так торопилось наше командование с восстановлением батарей в проливах. Ждали нечто подобное…

Садились в Бухаресте во второй половине дня, ближе к вечеру. Зарулили, выстроились в ряд, заглушили натрудившиеся за день моторы. Все согласования о нашем прилёте прошли ещё вчера, поэтому нас встречали. Да и связь на подлёте удалось установить. Так что был нам и ужин, и дозаправка по дипломатической линии, и мягкая постель. И обилие журналистской братии возле аэродрома наряду с любопытствующими горожанами. И насколько грамотно я поступил, что приказал оставить при каждом самолёте пару членов экипажа. Пусть по очереди караулят. Ну нет у меня веры местному охранению. Да и журналисты та ещё братия, они же куда угодно пролезут, несмотря на любую охрану.

Сам перелёт прошёл спокойно. Погода по маршруту неприятными сюрпризами не озадачивала, ветер был… Да просто был. Но топлива нам хватило и ещё осталось.

Утром подъехал представитель нашей дипломатической миссии, озвучил просьбу посла. После взлёта сделать круг над столицей, продемонстрировать мощь и величие нашего оружия. Сделали кружок, почему бы не сделать? И ушли на Львов.

Снова внизу горы, бело-зелёные Карпаты. Заснеженные склоны и долины, пустые сейчас альпийские луга и внизу под ними вечнозелёные ели с соснами. Только для нас они совсем не зелёные, скорее чёрные на таком расстоянии. Летим-то высоко, забрались на три тысячи метров, поэтому все экипажи в тёплых комбинезонах, куртках и сапогах. Двухтысячники своими острыми вершинами видны издалека. Над одним из них, над Говерлой как раз и будем пролетать. Красиво… Да лишь бы матчасть не подвела, а то ну её в баню, такую красоту. Как вспомню недавнее своё ковыряние в снегу, так мороз по коже…

А на этом участке пути погода радует. Безоблачное синее небо, снежные хребты и вершины сверкают на солнце чистой белизной, слепят, заставляют щурить глаза. Примету местную вспомнил, когда-то именно в этих местах и услышанную: «Если Говерла надевает шапку из облаков, то погода скоро испортится». Но нам подобная непогода не грозит – вершина сияет белой лысиной.

На автомате отмечаю удобные площадки для приземления. Так, на всякий пожарный случай. Дай Бог они нам не понадобятся, но готовым лучше быть всегда. Ну и по сторонам поглядываем, за небом особенно. Австрийские пилоты на заключительном этапе маршрута могут преподнести неожиданные сюрпризы, расстояние-то до линии фронта здесь вполне позволяет подобное. Поэтому циркулярно всем экипажам даю по радио команду усилить осмотрительность. Отсутствие квитанций о приёме сообщения вызывает раздражение. Вот и ещё одна зарубка в уме – после посадки обязательно устрою разбор перелёта и подниму этот вопрос. Пора бы уже экипажам освоить правильный, грамотный радиообмен.

Львов виден издалека. Устанавливаем связь, извещаем о времени прилёта и начинаем снижение. Ответ совершенно неразборчив, поэтому продолжаем полёт. Посадку рассчитываем на юго-западе от городских окраин. В своём времени мне так и не удалось побывать здесь, так хоть сейчас восполню этот пробел. Находим визуально укатанную полосу со стоящими на стоянке самолётиками. Ангаров нет, но какая-то одинокая будка у стоянки присутствует. Будем считать, что это командный пункт с метеостанцией – слабо трепыхающийся «колдун» на мачте почти не виден.

Проходим над полосой, высота сто метров. Определяюсь окончательно с направлением ветра. Придётся крутить малую коробочку и садиться с обратным посадочным курсом. Ничего сложного для экипажей. Заход на посадку с севера, снижение по глиссаде и касание. Гасим скорость и освобождаем полосу. Рулим к стоящим самолётам, а там нас уже встречают, показывают место стоянки. Разворачиваемся носом к полосе, выключаем моторы. Что-то я подустал. Посижу, посмотрю из кабины, как экипажи садиться будут. Мне же ещё разбор полётов устраивать…