Когда отсчет на планшете остановился, я отбросил его в сторону и повернулся на бок – это было единственное место в моем скафандре, которое не пробили осколки стекла. Кровь текла из множества нанесенных мне ран, и я не сомневался, что мои внутренности в любой момент вывалятся на белый мраморный пол, точно содержимое пиньяты, которую наконец разбили.

Возможно, мои преследователи ждали именно этого момента, чтобы быстро со мною покончить.

Я смотрел на ружья, направленные на меня, и видел ненависть на лицах Титанов. Они встали вокруг меня и начали переглядываться. Вне всякого сомнения, эти люди беззвучно советовались: выстрелить им всем сразу, чтобы не знать, кто меня убил, или устроить настоящую казнь? А может, у них была мысль просто подождать – в конце концов, я все равно должен был скоро умереть. Результат в любом случае должен был стать таким, и никакие произнесенные мною слова не могли его изменить.

У меня было лицо гражданской войны Титанов. Они смотрели на меня и видели Николаса Стоуна, уничтожившего их мир и натравившего одних Титанов на других. Они видели злодея, который снова и снова предавал людей и убивал их друзей в Хитроу, а потом спланировал и провел последний штурм.

И все то время, пока я ждал конца, меня продолжал мучить последний вопрос: во что превратился Николас, как изменили его величайшие достижения, каким надменным они его сделали, и как вина за собственные ошибки повредила его моральный компас, превратила в эгоистичного и безжалостного человека. А ведь он хотел всего лишь вернуть свое счастье!.. Наверное, я частично ощущал его безысходность и страх, что никогда не стану цельным и счастливым, тогда, перед взлетом рейса 305. Николас был мною. Он и есть я. Я был способен на все, что он сделал. Наверное, при определенных обстоятельствах мы все в состоянии творить зло.

Среди столпившихся вокруг меня Титанов началось какое-то движение. Они перестроились, готовясь поставить точку.

Из-за их спин доносились звуки смерти и уничтожения. В разбитом бассейне фонтана бурлила покрасневшая от крови вода. Возвышавшиеся в нем статуи Оливера и Николаса остановили многих Титанов, рухнувших сверху, раздробили их тела, посылая им вслед собственные обломки… У меня за спиной посыпались на пол осколки, которые издавали легкий звон, похожий на трели колокольчика. Я постарался сосредоточиться на каждом звуке в отдельности, и мне стало интересно, что это – фрагменты моего лица или какого-то другого Титана. А потом я представил, как эти обломки ложатся на пол, неразличимые в море разбитого стекла.

И тут я услышал громкие шаги по спиральной лестнице. Титаны расступились.

Это была Сабрина.

– Привет, Ник, – посмотрела она на меня.

Никогда прежде я не испытывал такой радости, услышав ее голос и свое уменьшительное имя. Только Ник. Я больше никогда не буду Николасом.

Шредер наклонилась надо мной со шприцем в руке.

– Подожди, – попытался я остановить ее.

– Ты получил очень серьезные ранения, – произнесла Сабрина своим обычным механическим голосом, хотя для меня он сейчас был подобен райскому пению. – Мы должны…

– Откуда ты узнала? – спросил я ее.

– Харпер.

– А как узнала она?

Врач приподняла брови:

– Возможно, это так и останется тайной.

– Она?..

Сабрина кивнула, и ее лицо стало по-настоящему печальным, крайне удивив меня. Она снова потянулась ко мне со шприцем, но я поднял руку и застонал:

– У тебя есть план? Ты хочешь послать предупреждение в пятнадцатый год, когда мы вернемся?

– Да. Воспоминания.

– Воспоминания?

– Детальное сканирование мозга позволит определить положение каждого электрона и нейрона. Юл занимался научной частью, используя К-сеть для передачи данных в прошлое, но мы не завершили его работу.

Значит, и Тан погиб.

– Однако я верю, – продолжала доктор Шредер, держа шприц наготове, что колонисты смогут завершить его работу. Мы сумели сканировать Юла перед тем, как он погиб, так что нам удалось передать его воспоминания.

– А Харпер? – спросил я со слабой надеждой.

– Я сожалею, Ник.

– Просканируйте ее!

– Мы не можем…

– Я видел ее падение. Тело не пострадало?

– Мы не знаем. Оно в воде.

– Достаньте ее! У вас остался один воздушный корабль. Найдите Харпер и немедленно ее сканируйте.

– Ник, мы не можем быть уверены…

– Сделай это, Сабрина. Ты должна нам. Пожалуйста.

Я не знаю, как долго оставался в лаборатории рядом с телом Харпер. Мне никак не удавалось уйти. Многое между нами осталось недосказанным. Как можно пережить смерть человека, который ушел так рано? Человека, в котором было столько жизни… Я думал, что мне станет немного легче, когда я ее увижу. Но этого не произошло. Я решил, что, может быть, вернусь сюда завтра. Или мне станет только хуже? Я не знал.

Я провел рукой по светлым волосам погибшей женщины, поцеловал ее холодный лоб и вышел из лаборатории.

В течение последнего часа Сабрина объясняла мне, что воспоминания Харпер Лейн – как и наши – могут не попасть в 2015 год. Харпер была мертва почти полчаса к тому моменту, когда началось сканирование ее мозга, что усложняло ситуацию. Ключевым фактором являлось присутствие тех же нейронов в обеих временны́х линиях. Шредер думала, что будет лучше не пытаться посылать ее воспоминания обратно.

Саму Сабрину просканировали во время атаки на Титан-сити, а Юла – еще раньше. До сканирования моего мозга оставался час. Шредер сказала, что я не буду помнить ничего, что произойдет после этого: назад отправятся только те воспоминания, которые были у меня до того, как я забрался в машину, – если, конечно, у нас вообще что-то получится.

Докторша также перечислила проблемы, которые могли возникнуть в результате переноса воспоминаний, – от повреждения мозга до инсульта и шизофрении. Это напоминало предупреждения во время рекламы лекарств, только Сабрина говорила медленнее, и ее рассказ занял целый час (вопросы мне следовало держать при себе до самого конца).

Пока она говорила, я постарался отсортировать все, что мне следовало сделать. Я думал о том, о чем хотел: о Харпер, которую успел узнать за это время. Но это был чистой воды эгоизм, вполне в характере Николаса. Потом я попробовал представить, какое решение приняла бы сама Харпер, если б сидела здесь. Получалось, что мне следовало забыть о своих желаниях и сосредоточиться на выборе, который сделала бы она. Но тут я спросил себя, кого я пытаюсь обмануть? Потому что это было совершенно невозможно.

Факты? Что я знал о ней? В 2147 году Харпер множество раз рисковала жизнью, чтобы спасти других пассажиров. А в конце, когда эта женщина поняла, что лишь ей по силам остановить Николаса, она пожертвовала собой. Причина крылась в дневнике, который она нашла в своей квартире, – он ее изменил. Ей не понравились решения, принятые будущей Харпер в этой временно́й линии. Я знал, что она хотела бы все изменить. Но, возможно, она не получит такого шанса, если оправдается хотя бы часть мрачных опасений Сабрины. Так что я оказался перед выбором: оставить Харпер такой, какой она была в 2015 году, и гарантировать ей жизнь – или послать ее воспоминания вместе с нашими и поставить на кон сам факт ее существования.

– Вопросы? – наконец обратилась ко мне Шредер.

– Насколько ты уверена, что колонисты смогут довести до конца работу Юла? – спросил я, на время отогнав свои мрачные мысли.

– Совсем не уверена. Юл значительно опередил свое время. Но у нас здесь его вполне достаточно.

– В каком смысле?

– Решат колонисты проблемы отправки квантовых аспектов памяти завтра или через тысячу лет, для нас не будет иметь значения. Если наши воспоминания вернутся в 2015 год, мы будем помнить лишь то, что случилось до сканирования. И все пережитое нами в этом времени после него исчезнет.

Я потер глаза. Мне по-прежнему было трудно осознать эти сложные выкладки.

Голос Сабрины смягчился:

– У меня есть предложение, Ник.

– Да? – без особого интереса посмотрел я на нее.

– Прими решение о судьбе Харпер – то есть попытаешься ли ты передать ее воспоминания или нет – после собственного сканирования.

Я кивнул:

– Чтобы я не помнил, какой выбор сделал. И меня бы не мучило чувство вины.

– Верно.

Доктор Шредер была права. Вина – опасная вещь. Николас мне это показал.

А кроме того, я получал время для принятия решения. Возможно, пройдут годы или даже десятилетия – кто знает, сколько потребуется колонистам, чтобы довести дело Юла до конца…

– Хорошо, – сказал я Сабрине.

– Ты готов? – уточнила она.

– Да.

Мы с доктором Шредер молча подошли к лаборатории, где стояла громадная машина.

Сабрина рассказала мне, как она работает, предупредив, что после процедуры я буду чувствовать невероятную слабость, но я едва слушал ее, пытаясь принять правильное Решение.

Наконец, я забрался на холодный белый стол и стал ждать, когда разогреется машина, которая гудела все громче.

Сабрина еще раз невероятно удивила меня, когда взяла за руку и посмотрела мне в глаза.

– До встречи в две тысячи пятнадцатом году, Ник.