Его ученая степень соответствовала советскому доктору технических наук. Однако по уровню знаний и опыта этого специалиста можно было смело уподобить член-корреспонденту АН.

Вернер фон Браун приехал в Берлин; формально говоря, это была командировка для переговоров о поставках оборудования для ракетного полигона в Пенемюнде, но втайне инженер-ракетчик рассчитывал на аудиенцию у фюрера. Попытка не удалась: Гитлер не принял того, кто так и не выдал ракетное оружие со сколько-нибудь приемлемой точностью попадания.

В тот день берлинская погода была преотвратной, дефилировать по набережной Шпрее брезговали самые рьяные любители пеших прогулок. Ничего удивительного не было в том, что инженер, которому до поезда оставалось еще восемь часов с лишком, зашел в небольшой гаштет, а по-русски сказать, трактирчик, и заказал там… нет, не пиво, как вы могли бы подумать, а чашку крепкого натурального кофе (в то время качественный напиток еще можно было купить) и одно пирожное по-венски.

И тут возле столика появился вроде как ниоткуда незнакомец, на вид чуть постарше самого Вернера, по физиономии напоминающий саксонца. Чуть смущенная улыбка выдавала безнадежного провинициала. Легкий саксонский акцент лишь подтвердил первое впечатление.

— Вы позволите?

— Не возражаю.

Незнакомец осведомился о качестве кофе, получил подтверждение, что "вполне приличный", и сделал свой заказ, отличавшийся лишь тем, что к напитку предпочел яблочный штрудель.

Завязался непринужденный разговор. Некоторое время собеседники перемывали кости омерзительной погоде, но потом от незнакомца последовало:

— Разрешите представиться: Макс Кройцер.

— Вернер фон Браун.

Круглое лицо нежданного собеседника от удивления слегка вытянулось.

— Позвольте, вы тот самый фон Браун?

— Не уверен, что я тот самый, — в ответе отчетливо прозвучала ирония.

— Ну как же! Вы ведь знакомы с Вальтером Риделем? Я его знавал еще по университету; он, правда, был старше меня. Так вот, мы виделись с ним недавно, он вас расхвалил. И между прочим особо отметил, что вы самый молодой доктор наук за всю историю Германии.

Лицо фон Брауна чуть порозовело. Наверное, потому, что в трактире было вполне тепло.

А саксонец продолжал:

— Тогда Вальтер, по его словам, занимался ракетными двигателями на жидком топливе. И тут мы с ним разошлись во мнениях. Кстати, вы меня можете называть просто Макс.

— Возвращаю любезность: зовите меня Вернер… В чем именно вы не согласны с моим другом Вальтером? — вполне заинтересованно спросил господин доктор.

— В том, что подобные ракеты могут стать боевым оружием. Сама их природа тому препятствует.

Фраза была произнесена с явным знанием дела, и Браун это почувствовал. Безусловно, подобная точка зрения была ему крайне неприятна. Впрочем, он вежливо осведомился:

— Какие у вас основания так полагать?

— Самые очевидные, любезный Вернер. Ракета на жидком топливе нуждается в горючем и окислителе. Ну, горючее может быть, например, керосином, спиртом… да полно углеводородов, которые подходят и по теплотворной способности, и по цене. А вот окислитель должен быть наимощнейшим из всех существующих, ну и недорогим, понятно. Жидкий кислород — первое, что в голову приходит. А у него три недостатка: повышенная пожароопасность, взрывоопасность и плохая сохраняемость. Я человек не военный, но и то не могу представить себе ракету, стоящую на боевом дежурстве, которую нужно регулярно заправлять окислителем. Уж не говорю о цене, но ведь сама эта операция отнюдь не безопасна. А если по стартовой позиции нанесет удар авиация противника? Нет, и не убеждайте меня: жидкостные ракеты не могут стать эффективным оружием. Но совсем иное дело — космическая ракета на жидком топливе. Для таких дата полета известна заранее. Вот за чем будущее! Именно такие понесут на земную орбиту сначала приборы, а потом и человека. Да, и человека!

Макс очень разволновался. Он раскраснелся, а ложкой размахивал с такой силой, что лишь чудом та не вырвалась и не улетела через весь зал.

И тут Вернер фон Браун припомнил показ ракетной техники фюреру, который был произведен на полигоне. Вождь не проявил ни малейшей заинтересованности в развитии ракетной техники. О повышении ассигнований никто не решился даже заикнуться. Эти воспоминания и подвигли ракетчика на ответ, который, вообще говоря, предназначался Гитлеру:

— Дорогой Макс, вы настоящий энтузиаст полетов в космос. Однако вынужден вас огорчить. Вы с очевидностью недооцениваете боевой потенциал жидкостных ракет.

— Со всем уважением, дорогой Вернер, не могу с вами согласиться. Здесь вопрос стоит не в правильности моей оценки, а в объективных законах физики и химии. Именно они не позволят сделать ракету на жидком топливе, которая могла бы годами ждать команды на запуск — то есть боевую. Таких окислителей просто нет. Да, сейчас вы и ваши коллеги вынуждены тратить время, усилия и талант на попытки создания боевых ракет. Но космические ракеты — совсем другое дело. Они могут запускать искусственные спутники земли — и не только с чисто исследовательскими целями. На высоте сорок тысяч километров такой висит на одном месте относительно земной поверхности. Теперь представьте, что он передает телевизионное изображение того, что видит на земле. Это означает контроль состояния облачности на огромной территории. То есть прогноз погоды. Между прочим, как раз сейчас Германия создает то, что у нее было украдено в Версале: океанский флот. Чем больше метеоданных, тем лучше прогноз. И для Кригсмарине это важно.

Слова насчет Версальского мира попали в цель. Вернер фон Браун был патриотом.

— Второе, что приходит в голову: ретрансляция телевизионных передач. Строить сеть радиотрансляторов на всю территорию Рейха — представляете, в какие деньги это выльется? А висящий на высокой орбите искусственный спутник будет передавать телесигналы куда надо. В развитии телевидения Рейх занимает не самое последнее место, верно? И просто связь на сверхкоротких волнах. Между прочим, она не подвержена дурному влиянию ионосферы. Наконец, перспектива освоение новых территорий. Ведь с такими ракетами человек выйдет в космос уже сам. Луна. Марс. Венера. И существует страна, для которой продвижение в космос жизненно необходимо.

Фон Браун тут же подумал о Соединенных Штатах. Огромная территория и промышленный потенциал… Похоже, этот заход сделан из-за Атлантического океана.

Тон голоса ракетчика изменился: теперь в нем звенел альпийский лед:

— Другими словами, вы меня вербуете, господин Кройцер?

— Отнюдь, — радостно улыбнулся в ответ саксонец. — Я не прошу вас выдавать военные тайны или секреты политики, которыми вы, к слову молвить, не владеете. Ваш покорный слуга — всего лишь охотник за мозгами. И учтите, Вернер, вот что. Германии предстоит серьезная война, а не то, что творится на Западном фронте сейчас. Вам, надеюсь, это ясно. В таких условиях на проект, от которого нельзя ожидать немедленной отдачи — военной, имею в виду — фюрер серьезных средств не выделит. Контракт — вот что вы можете заполучить, оставаясь при этом честным гражданином Германии.

Инженер задумался. Потом в его глазах появился хитрый блеск.

— Мне нужно подумать. Вы дадите две недели на это?

— Ну, разумеется! — в голосе господина Кройцера энтузиазм звучал громче, чем "форте" Берлинского симфонического оркестра. — Как насчет встречи здесь же, в то же время?

— Да, это возможно.

Но события пошли чуть вкось. Фон Браун даже не успел выехать на полигон, когда наркоминдел СССР дал запрос через торгпредство о возможности привлечения ведущих специалистов-ракетчиков Германии на работы по контракту. Список кандидатур прилагался. Разработке подлежали ракеты научного назначения, способные доставлять на низкую орбиту груз массой до десяти тонн.

Дело было настолько необычным, что попало на стол к Гитлеру. Тот счел нужным привлечь экспертов, но лишь тех, которые не были связаны с конструкторским бюро Вальтера Дорнбергера — а именно он был непосредственным начальником фон Брауна.

Эксперты, отдать им должное, проявили наивысшую добросовестность. Они ответили на все вопросы фюрера.

Главным из них был: а возможно ли такое вообще? Ответ гласил: да, возможно, но работа громадная, а потому крайне дорогая. Такое устройство должно проектироваться, конечно, жидкостным (этот подход давал наилучшую экономию по весу), имея вес на старте не менее сорока тонн (скорее больше). Габариты изделия были источником жестоких споров. Но все эксперты сошлись во мнении, что высота должна составить не менее двадцати пяти метров.

В ответе на вопрос о возможности военного применения такого устройства эксперты разошлись во мнениях. Часть из них утверждала, что военного назначения у подобной ракеты нет и быть не может: слишком тяжела. Гигантский вес требовал запускать ее лишь с одного места: подготовленного ракетодрома. А отсюда следовала уязвимость на старте. Второй явный недостаток состоял в том, что подобное изделие должно быть более чем дорогим. Все чисто военные задачи, которые могли решаться с его помощью, допускали использование более дешевых средств. Более осторожные эксперты предположили, что очевидного боевого значения ракета пока что не имеет, хотя в будущем таковое, возможно, найдется. При этом один из команды заметил, что можно представить себе картографирование с орбиты, если только удастся решить проблему передачи на Землю снимков высокого качества.

Третий заданный фюрером вопрос был сравнительно прост: каковы могут быть сроки разработки? Ни один из экспертов не выдал цифру менее семи лет. Эта оценка подтверждалась содержанием запроса русских: они предлагали заключение контрактов на три года с возможностью продления до семи лет.

Напрашивался четвертый вопрос: а какова возможность, что русские используют часть наработок немецких ракетчиков и создадут боевые ракеты? Но ответ на него уже имелся. Несмотря на высочайшую квалификацию германской команды, занимавшейся этим направлением, им пока что не удалось создать ничего, что стоило бы гигантских денег, которые уже ушли, и еще большей суммы, которую лишь предстояло истратить.

Вождь немецкой нации полагал самого себя превосходным специалистом по подбору кадров. Вот почему он подумал: если русские рассчитывают на семилетнюю программу, то тем самым предполагают, что ничто им помешать не может. В этом они могут оказаться неправы. Еще какие могут появиться помехи. Но если предполагается именно такая ориентация проекта… да, тогда следует предложить им энтузиастов именно космической техники. Есть у Дорнбергера такие? Конечно. Тот же выскочка фон Браун. Или молодой инженер Грёттруп — только что закончил университет и попал в команду, а уже вслух сожалеет о том, что фюрер не дает денег на космические ракеты. Пусть едут, но без семей. Оговорить в контракте ежегодные отпуска. Лучше, конечно, каждые шесть месяцев.

В результате Вернеру фон Брауну и еще нескольким его соратникам было сделано предложение, от которого никто из них не отказался.

— Кто там? — спросил женский голос из-за запертой двери.

— Посылка для Михаила Афанасьевича и Елены Сергеевны от инженера, — ответил хорошо запомнивший приказ сержант госбезопасности.

Булгакова (а это была именно она) почувствовала ледяной холодок, прошедший по спине, но справилась с голосом.

— Входите.

Это прозвучало спокойно. Во всяком случае, Михаил Иванов не услышал никаких признаков волнения.

Тут же к входной двери подошел и сам Булгаков. Пожалуй, он был заметно бледнее жены.

Первое, что бросилось в глаза супругам: бумажный пакет изрядного размера в левой руке сотрудника органов. Впрочем, посылка не выглядела тяжелой. Правой рукой тот козырнул.

— Получите.

Из большого пакета появился другой, поменьше.

— Это лекарства.

Михаил Афанасьевич явно хотел что-то спросить, но получил незаметный удар локтем в бок от любящей жены.

— А вот это инструкции к ним.

Елена Сергеевна чуть удивилась немалому количеству бумаг в желтой картонной папке, но решила, что объяснение этому содержится в них самих. Вряд ли имело смысл расспрашивать об этом посыльного.

Ее муж удивился куда больше. Во-первых, само словосочетание "инструкция к лекарству" прямо резало слух. Как профессиональный врач Булгаков привык к тому, что правила приема назначает тот, кто выписал рецепт. На этот счет никаких особых бумаг пациенту в те времена не давали.

— И еще приказано передать на словах. Он не сможет вас навестить в ближайшее время. Занят будет, — последняя фраза, по мнению Михаила Афанасьевича, прозвучала деланно-небрежно. — Потому желает здоровья, чтоб подольше сохранять, значит, а также просит содержать бумаги в полном порядке. Сказал, что вы знаете, какие. На этом все. Мне пора.

Посетитель еще раз козырнул и вышел.

Надо отметить, что сержант Иванов спускался по лестнице в превосходном настроении. Он доставил пакет. Он сказал те слова, что было приказано сказать. Ну, почти те.

Несколько иначе чувствовали себя обитатели квартиры.

Почему-то жена первым делом кинулась разбирать пакет с лекарствами. Движения ее были нервными, хотя причин для волнения не существовало. Все содержимое было необыкновенно аккуратно уложено в пачки, каждую из которых отправитель окольцевал тонкими резиночками. Скорее существовала причина для удивления: часть надписей была сделана на иностранных языках, среди которых Елена Сергеевна узнала немецкий и французский.

Михаил Афанасьевич бросился читать то, что посланец назвал "инструкциями". Тут пришлось по-настоящему удивиться.

Текст на всех до единой бумажках был необыкновенно крупным. Жаловаться на это не стоило: зрение у Булгакова уже начало садиться. Но он мгновенно понял, что на пишущей машинке такое сделать невозможно. Ну не существовало машинок с таким шрифтом! К тому же в тексте были причудливо перемешаны слова на русском и других языках. А типографский набор Булгаков мысленно отверг: его писательское чутье твердо говорило, что напечатанное просто переписано с каких-то иных документов. Причем даже внимательный просмотр не позволил выявить какие-либо даты. Единственными зацепками были фразы в конце каждой инструкции, гласившие нечто вроде: "Данное лекарство годно до января 1941 года."

Но еще больше удивило содержание бумаг. Подробнейшим образом были расписаны не только состав, но и симптоматика и другие, чисто медицинские показания к применению, побочные явления, несовместимость. На памяти доктора Булгакова такое никем не практиковалось. И уж совсем ни в какие ворота не лезли названия лекарств. Таких просто не существовало. Не было их. Нигде.

Михаил Афанасьевич отошел от стола, уселся на диван, закрыл глаза и потер ладонями виски. От размышлений его отвлек голос жены:

— Пожалуй, стоит их переложить в отдельную коробку, и бумаги эти туда же.

По абсолютно непонятной причине эта вполне обыденная фраза дала сильнейший толчок мыслям. Взгляд светлых глаз стал точно таким, с каким Елена Сергеевна уже давно была знакома: пронзительным и понимающим.

— Я догадался. Пересмотрел все эти лекарства и догадался. Ни одного знакомого! Не единого! Даже ничего похожего на то, что я знал. А ведь совсем недавно проверял для собственного случая "Nachschlagewerk für Medikamente", самое свежее издание, тридцать шестого года. Понимаешь? Эти лекарства — таких нет и быть не может. То есть… — тут Михаил Афанасьевич нервно глотнул и, наконец, высказал то, что никак не лезло на язык, — все они не от мира сего. Значит, и он тоже. И отсюда же то, что он знает о романе. Ведь читал!

В комнате нависло густое молчание. Но не тяжкое, случающееся на похоронах и поминках, а молчания напряженного размышления.

Первой заговорила жена:

— Да, он не от мира сего. Но об этом нельзя написать. И об этом нельзя говорить.

— Тогда… тогда надо последовать просьбе. Привести наши БУМАГИ в порядок.

— Да, конечно. Завтра и займемся. — Тут последовал неожиданный поворот женской логики. — От сердца надеюсь, что лекарства тебе помогут.

— А я от сердца надеюсь, что ему не попадет за эту помощь. Теперь я понимаю, как ты была тогда права. Он наверняка пошел против воли того, кто его послал.

Оказалось, что ехать в Ленинград все же чуть преждевременно. Рославлев напросился на прием к своему непосредственному начальнику Серову. Речь шла о возможных проблемах с транспортом.

— Иван Александрович, дело ведь не только в самих грузовиках. Нам на них понадобятся документы, также номера, а самое главное — шоферы. Вижу еще проблему в том, что…

Серов пообещал разрулить, испросив лишь четыре дня сроку. Сговорились, что бумаги вышлют прямо в Ленинград; водителей наберут там же из автобатов.

В тот же день по ВЧ позвонил Жуков и озабоченным голосом попросил о встрече в Ленинграде. О месте (в штабе округа) и времени сговорились тут же.

При встрече Рославлев отметил, что Жуков скорее деловит, чем встревожен.

— Сергей Васильевич, как ты у нас снабженец, так ставлю тебе задачу. Мой штаб тут просчитал снабжение операции. Вот и спрашиваю, можешь ли ты обеспечить. Нам понадобятся боеприпасы согласно списку, также продукты…

— Стоп, Георгий Константинович. Не так все быстро. Сами по себе грузы будут, так ведь их еще надобно доставить к месту назначения. Василевский и его люди делали оценки в расчете на обычные грузовики. Мы можем выдать кое-что лучше. С Серовым я договорился, он обеспечит документы на тяжелые бронированные грузовики и водителей. Я беру на себя сами грузовики. Между прочим, они везут груз по шести тонн.

— Сергей Васильевич, на кой бронированные?

К сказанному Жуков добавил матерную конструкцию, означавшую сомнение в необходимости применения бронированной техники для грузоперевозок.

— Отвечаю: сильно опасаюсь финских диверсантов и снайперов. В колонне с обычными грузовиками те в два счета повыбьют шоферов, а их и так не хватает.

— Твои грузовики, что ль, из мосинки не прошибешь? А если в стекла кабины?

— Стекла тоже бронированные. Сразу отвечу на следующий вопрос: шины, понятно, пулю не держат, но они с подкачкой на ходу. И сверх того, надо будет назначить бронетехнику в каждую колонну в качестве огневой поддержки. Бронетранспортеры, ты их видел. Те, которые с пулеметом Владимирова. И вот что сверх того. Могу тебе подсказать возможности взаимодействия авиации осназа с пехотой, танками и артиллерией. Так что, покажешь карту?

Жуков чуть поколебался, но все же выдал запрошенное.

— Ох ты, едрит твою индейку! — отреагировал коринженер. — Из меня тактик аховый, но даже я понимаю…

План предусматривал прорыв не на оперативную глубину — куда там, намного дальше.

Последовало деловое обсуждение:

— …понадобится мосты захватить, тут и тут…

— …грузовые вертолеты с десантом, полуроту за раз увезут, а еще могут средства усиления…

— И танки???

— Ну нет, но вот бронетранспортер за раз утащат, а уж боеприпасов…

— …как всегда, удержать будет потруднее, придется приказать вертолетчицам, они организуют снабжение этих плацдармов…

— …не забудь про авиацию. Самолетики у финнов так себе, но их будет немало…

— …это для штаба, пусть умники Василевского прикинут возможность одновременного удара по…

Оба собеседника немного подустали, и коринженер решил сменить род деятельности:

— Уф! Георгий Константинович, чаю хочешь?

— И чего покрепче не повредило бы.

— Такое без меня. По медицине не позволительно. А чай сейчас достану.

— У тебя тут в буфете знакомства?

— Мне мой портфель знаком. Вот, — и из портфеля появились термос, картонные стаканчики, пакетик с кусковым сахаром и порядочный пакет с сушками.

— Сергей Василич, ты любишь с маком? А ванильных, часом, нет?

— Для тебя найду. Правда, мне они не особо полезны, больно сладкие…

— А по мне, так очень даже. Давай.

По завершении перекуса Александров со всей решительностью заявил:

— Что до подробного заказа на транспортные средства, ты можешь прислать порученца с охраной. Все выдам. Но есть еще вопросик, касающийся лично тебя.

Жуков слегка напрягся:

— Что там еще?

— Точнее сказать, дело касается тебя и командиров уровня дивизии и выше. И Черняховского тоже. Ты ведь сюда на "эмке" приехал, так? А я вам всем предлагаю бронированные автомобили для поездок вблизи передовой.

— Броневики?

— Не совсем. Скорее транспортные, чем боевые машины. Куда удобнее обычных броневиков. Вот, — и на стол легла шикарная цветная фотография, — называется "Тигр". Держит пулю из любого стрелкового оружия, даже бронебойные ему нипочем. Большая проходимость, поскольку все четыре ведущие. Пулемет, который сверху, управляется из кабины, тут даже высовываться не надо. Вместимость десять человек, так что охрана поместится без труда. Скорость до ста сорока километров в час — по хорошей дороге, как понимаешь.

— Гоночный броневик! — от души расхохотался комкор.

— Шутки шутками, а иной раз нужно. Опять же, склоны эта машинка берет такие, что никакой грузовик не сравнится. Партия из тридцати пяти штук будет доставлена вот сюда, — карандаш ткнул в точку на карте, — ну, а там свои шоферы разберут. И потом… тут решать тебе, но я бы в полосе до пятнадцати километров от передовой ездил бы с дополнительной охраной. Бронетранспортер с отделением бойцов. Ей же, лишняя огневая мощь не повредит. И на всякий случай самоходная зенитка. Да ты их видел.

— Благодарствую за совет. Учту, — солидно отвечал Жуков.

— Ну, и… — казалось, что коринженер в нерешительности, — Черняховский уже знает; думаю, что и тебе товарищ Сталин сказал, но если нет… короче, эта война особенная. Похожа на Халхин-Гол вот в чем: победить надо малой кровью. Чтобы потом никакая заграничная рассукина скотина не посмела проблеять, что вот, мол, маленькую, но гордую Финляндию тупая и огромная Россия — СССР то есть — завалила трупами своих солдат. Порка должна быть политически выдержанной!

На эти слова Жуков не улыбнулся.