У Эйтингона был план Б. Параллельно с группой Сикейроса, Эйтингон тренировал вторую группу под кодовым названием «Мать», которая тоже готовилась ликвидировать Троцкого. Со свойственным ему хладнокровием он решил задействовать женщину, которую завербовал в Испании. Эйтингон всегда пользовался успехом у женщин и никогда не упускал возможности вовлечь их в свои операции.

Группа «Мать» состояла всего из двух человек: матери и сына, испанских агентов Каридад и Рамона Меркадеров. Страстная натура с железным характером, Каридад родилась в состоятельной семье на Кубе и в юности вышла замуж за богатого текстильного промышленника из небольшого городка под Барселоной. Уже будучи матерью пятерых детей, она увлеклась политикой и коммунистическими идеями. Оставив мужа, Каридад воевала на стороне республиканцев во время Гражданской войны. Именно там смелая и отчаянная Каридад привлекла внимание Эйтингона, который сделал ее своим агентом, а заодно и любовницей.

Мать и сын были в ужасе от победы Франко над республиканцами — впрочем, Эйтингон заблаговременно помог Меркадерам перебраться в Париж. Там по заданию советской разведки Рамон превратился в легкомысленного, аполитичного бонвивана Жака и завел роман с Сильвией Агелофф, длившийся до февраля 1939 г., когда американке пришлось покинуть своего возлюбленного и вернуться в Нью-Йорк.

Через месяц, когда Эйтингон получил приказ Сталина физически устранить Троцкого, он сразу же вспомнил о Меркадерах. На взгляд опытного разведчика, это был наилучший вариант: влюбленная в Рамона Сильвия обеспечит ему доступ к Троцкому, а Каридад, ярая сталинистка, позаботится о том, чтобы ее сын не дрогнул в решающий момент и привел в исполнение приговор Сталина.

Тем не менее первую ставку Эйтингон сделал на операцию «Конь».

Все лето прошло в подготовке. Обе группы, «Мать» и «Конь», тренировались в Париже, но, следуя правилам конспирации, не знали о существовании друг друга.

Незадолго до первого покушения в Париж прибыл высокопоставленный офицер с Лубянки и встретился с обеими командами по отдельности, чтобы проверить их подготовку. И, по всей видимости, остался доволен.

Но подготовка так затянулась, что операция едва не оказалась на грани срыва. Наступил сентябрь, и, как и предвидел Сталин, началась война. Германия вторглась в Польшу. Франция вступила в войну на стороне Польши, и поддельный польский паспорт Эйтингона неожиданно превратился в проблему: как гражданина Польши его могли призвать во французскую армию, и если бы он отказался, то его бы сочли «подозрительной личностью» и интернировали.

Проблему следовало решать, и быстро. Чтобы выиграть время, шеф парижской резидентуры спрятал Эйтингона в психиатрической клинике, принадлежавшей русскому эмигранту. Находясь там под видом психически больного сирийского еврея, Эйтингон оказался вне поля зрения французских властей. Но ему надо было как можно скорее попасть в Соединенные Штаты, откуда он должен был руководить операцией по ликвидации Троцкого.

Тем временем группа «Мать» действовала по плану. Пока Эйтингон скрывался во Франции, Рамон и Каридад Меркадеры сели на корабль и отплыли в Нью-Йорк.

Едва сойдя на берег, Рамон позвонил Сильвии. Он объяснил ей, что, когда началась война, его призвали в бельгийскую армию, но он не хотел воевать и покинул страну с поддельным канадским паспортом. Эта версия хорошо объясняла его приезд в США.

Тем временем Эйтингон с помощью советского агента в Швейцарии получил иракский паспорт вместе с видом на жительство во Франции и американской визой. В октябре Эйтингон пересек Атлантику и прибыл в Нью-Йорк. Начался решающий этап операции.

В Бруклине Эйтингон арендовал помещение и зарегистрировал по его адресу торговую компанию, которую стал использовать как оперативную базу для своих поездок между Мехико и Нью-Йорком. Всегда уверенный в себе, теперь он стал выглядеть более респектабельно, как и требовалось для его нового прикрытия — американского бизнесмена средней руки. К 40 годам у него появились залысины, он прибавил в весе и прихрамывал из-за ранения, полученного еще в Гражданскую в России.

Рамон регулярно заходил в бруклинскую контору за инструкциями и деньгами. Время поджимало, и Эйтингону приходилось действовать быстро. В конце месяца он приказал Рамону перебраться в Мексику. Как Рамон/Жак объяснил Сильвии, мать подыскала ему там хорошее место в солидной торговой компании. В январе 1940-го он пригласил Сильвию к себе в Мехико, и девушка не раздумывая последовала за своим эксцентричным и обаятельным возлюбленным. Между тем Эйтингон и Каридад продолжали курсировать между мексиканской столицей и Нью-Йорком.

Главной обязанностью Каридад было поддерживать и успокаивать сына. Из-за двойной жизни и тревоги по поводу предстоящей миссии Рамон постоянно находился на грани нервного срыва. Ситуация только ухудшилась, когда он прочитал в мексиканских газетах о неудавшемся покушении на Троцкого группой Сикейроса.

Возникло и еще одно препятствие. Хотя Сильвия, переехав в Мексику, вновь стала помогать Троцкому с перепиской и статьями и регулярно бывала на вилле, она никогда не приглашала Жака с собой.

Его имени не было в списке тех, кому разрешен вход в «крепость». Тогда Меркадер сам вызвался отвезти Сильвию на Авенида-Виена. Высадив ее перед домом Троцкого, он припарковал свой «Бьюик» у ворот и стал ждать девушку, болтая с охранниками. С тех пор он делал это постоянно.

Через несколько месяцев Жак примелькался обитателям виллы. Красивый и вежливый друг Сильвии, он им нравился. Однажды он предложил отвезти гостей Троцкого в порт Веракрус, и те согласились. Когда утром Рамон приехал за ними на виллу, его пригласили во двор. После нападения Сикейроса прошло меньше недели, и Рамон явно делал успехи.

Первым, кого увидел Рамон, был Троцкий, кормивший своих любимых кроликов, которых он разводил в клетках во дворе.

Ему представили Рамона, и Троцкий пожал ему руку. Но вместо того чтобы завести разговор со Стариком, агент подошел к Севе и подарил ребенку игрушечный планер. Этот незамысловатый трюк сработал: Рамона пригласили на семейный завтрак.

После этого Меркадер на несколько недель уехал в Нью-Йорк, а когда вернулся, Троцкие пригласили его и Сильвию на чай. Рамон проговорил со Стариком больше часа. Теперь он был вхож в дом, и за несколько визитов узнал все необходимое, чтобы привести в исполнение свой план.

Эйтингон считал, что медлить больше нельзя, и Каридад дала свое благословение сыну. Теперь им нужно было решить, как именно убить Троцкого. Рамон, опираясь на свой боевой опыт, предлагал разные варианты: застрелить Троцкого, зарезать ножом или проломить ему голову. В конце концов Эйтингон и Каридад выбрали ледоруб и нож. Эти предметы нетрудно спрятать под одеждой, и, в отличие от пистолета, они не произведут лишнего шума.

20 августа Рамон — одетый, несмотря на жаркий солнечный день, в плащ и шляпу, — постучал в ворота виллы. Он был без Сильвии, но охранники его впустили. Рамон сказал Троцкому, что переработал свою статью о политике левых, которую тот прежде нашел «путаной и полной банальностей», и попросил ее прочитать. Троцкий согласился, и они прошли в его кабинет. Рамон повесил плащ на стул и, когда Троцкий погрузился в чтение, вытащил из-под плаща ледоруб.

У виллы Рамона ждали две машины. Напротив ворот стоял его «Бьюик», а неподалеку — второй автомобиль, в котором, затаив дыхание, сидели Эйтингон и Каридад. На этот раз Эйтингон решил находиться ближе к месту событий. К вилле начали подъезжать полицейские машины. Что-то там происходило, но что именно? Вскоре стало ясно, что Рамон схвачен. «Они меня заставили!.. У них моя мать!» — кричал Меркадер, когда охранники повалили его на землю.

Автомобиль Эйтингона и Каридад сорвался с места. Теперь их путь лежал на Кубу, оттуда — в Нью-Йорк, через все Соединенные Штаты, затем через океан до Китая и в конце концов — в Советский Союз.

На следующий день было официально объявлено о смерти Троцкого. Эйтингон отправил в Москву зашифрованное радиосообщение, но оно снова запоздало. Сталин узнал долгожданную новость из сообщений ТАСС: работа была сделана.

К тому времени в Европе почти год шла Вторая мировая война. Советский Союз приложил к этому руку, оккупировав часть Польши. Таким образом, хотя и без официального объявления, СССР был уже воюющей державой, но Сталин продолжал тратить драгоценные ресурсы своих спецслужб на охоту за бывшими соотечественниками, разбросанными по всему миру. Рамону, который сидел в мексиканской тюрьме, тайно присвоили звание Героя Советского Союза — высшую награду страны. Эйтингон и Каридад получили ордена Ленина. Не был обойден и советский вице-консул в Нью-Йорке, курировавший Якова Голоса и Джона Рича.

В следующие десятилетия русские эмигранты по-прежнему будут занимать первое место в списке приоритетов советской разведки. А пока, спасибо профессионализму Эйтингона, агентурные сети Якова Голоса в Нью-Йорке не пострадали. Они были полностью готовы к работе и только ждали своего часа.