В мае 2018 г. Колумбийский университет пригласил нас в Нью-Йорк выступить на конференции «Политические изгнанники». Мы согласились: тема конференции была созвучна теме нашей книги, для которой мы как раз собирали материал, и нам надо было съездить в несколько мест в Нью-Йорке — почти все из них на Манхэттене.
И только одно место выбивалось из общего ряда — это ресторан Tatiana, расположенный на берегу океана в районе Брайтон-Бич, где живет русскоязычная диаспора. Советская девушка Татьяна, эмигрировавшая из Одессы в 1979 г., открыла свой ресторан на Брайтон-Бич 30 лет назад. Это место вряд ли понравилось бы global Russians, но среди местной публики оно сразу стало популярным. Меню состояло из блюд русской, украинской и кавказской кухни, а вечернее шоу обещало танцовщиц в псевдорусских народных костюмах и кокошниках в стиле ансамбля «Березка». Посмотреть такое шоу приезжали даже из других штатов и, конечно, среди посетителей было много русских туристов.
Это место полюбили и русские шпионы. Многие годы сотрудники нью-йоркской резидентуры по традиции приглашали на ужин в Tatiana начальство, прилетавшее из Москвы.
Брайтон-Бич встретил нас солнцем и соленым ветром. Яркую вывеску ресторана было сложно не заметить. Официанты в плохо сидящих черных костюмах поздоровались с нами по-русски и показали нам маленький столик на двоих. Спустя мгновение нам принесли два бокала, до краев наполненные красным вином. Оценив такую щедрость, мы осмотрелись.
Внутри заведение напоминало роскошный советский ресторан — возможно, именно в таких выпивал отец Ирины во времена своей молодости в советской Одессе: всюду сверкающая позолота, лакированное дерево на стенах и зеркала на колоннах.
Рядом с нами за длинным столом большая семья — женщины в обтягивающих черных и золотых платьях и мужчины в рубашках с расстегнутым воротом, из-под которых выглядывали массивные золотые цепи, — праздновала день рождения бабушки. Все говорили по-русски.
В холле на стенах висели десятки фотографий с автографами — хозяева явно гордились, что к ним заходили знаменитые певцы, актеры и телезвезды из России. Но среди них не было фотографий сотрудников российского диппредставительства. И, разумеется, не было ничего, что могло бы напомнить о визите 20-летней давности, летом 2000 г., который чуть не закончился трагедией.
В тот солнечный день в августе 2000 г. в Tatiana зашли трое крепких мужчин средних лет. Один из них, с очень короткой стрижкой, казалось, стремился выделиться на общем фоне, надев черные слаксы и гавайскую рубашку. Все трое заказали пиво и принялись что-то горячо обсуждать. Говорили они по-русски, и в разговоре часто звучало «Путин». Было очевидно, что один из этой троицы, человек в бежевом костюме, принимал гостей.
Этим человеком был Сергей Третьяков, заместитель руководителя резидентуры СВР в Нью-Йорке, и он угощал обедом двух гостей из Москвы. Виктор Золотов, человек в гавайской рубашке, был главным телохранителем Путина. Третий, очень крепкий и мускулистый, Евгений Муров, — главой Федеральной службы охраны. В Tatiana они собирались обсудить подготовку к предстоящему визиту Путина в США.
Третьяков был опытным советским, а теперь российским разведчиком. Он работал за границей сначала в Канаде, затем в США и сделал карьеру, умело играя по писаным и неписаным правилам КГБ. Его бабушка была начальницей машинописного бюро в НКВД, сам он вырос в Иране в семье советского торгового представителя и удачно женился на дочери дипломата. На излете СССР он возглавлял комсомольскую организацию внешней разведки КГБ, что давало отличные возможности наладить полезные связи в Ясеневе. Короче говоря, у Третьякова было все, чтобы построить успешную карьеру, — соответствующее происхождение и множество высокопоставленных покровителей в Ясеневе.
И вот теперь он принимал в Нью-Йорке двух незнакомцев, которые пользовались большим доверием Путина. Оба получили свои должности всего четыре месяца назад, когда Путин стал президентом.
Третьяков знал, что лучший способ узнать, что представляет собой новый кремлевский босс, — посмотреть на людей, которые ему служат. И ему казалось, что понять стиль Путина будет не сложно — в конце концов, новый президент тоже был выходцем из внешней разведки. Но с двумя гостями из Москвы Третьяков чувствовал себя неспокойно. Он думал, что понимает, как работает система, но теперь его охватили сомнения. Эти люди совершенно не походили на тех, с кем ему приходилось иметь дело в штаб-квартире СВР в Ясеневе. Пока они ждали заказа, Третьяков пытался развлечь двух начальников путинских спецслужб.
Пока у него получалось не очень. Золотов начал хвастаться тем, как хорошо его люди защищают президента. По его словам, каждый из его сотрудников был мастером боевых искусств, способным убить нападавшего одним ударом. Неожиданно он резко взмахнул рукой и ударил Третьякова в висок. Удар сбил заместителя резидента со стула, и тот без сознания рухнул на пол. Придя в себя, он услышал, как Муров кричит на Золотова: «Ты мог его убить!»
Если таков был стиль путинских генералов, подумал Третьяков, то это многое говорит о новом президенте.
Два месяца спустя, 11 октября, Третьяков вышел из своей квартиры в российском дипломатическом жилом комплексе в Ривердейле на севере Бронкса вместе с женой и дочерью. В руках у него была клетка, в которой сидела любимица семьи кошка Матильда. Заперев за собой дверь, они спустились в подземный гараж, где была припаркована их машина — Ford Taurus. В час дня большинство проживавших и работавших там сотрудников обедало, поэтому шансов избежать нежелательных встреч было больше.
Третьяков подъехал к воротам, нажал кнопку переговорного устройства и спокойно произнес: «Третьяков». Эту стандартную процедуру безопасности он выполнил в последний раз в жизни. Когда ворота открылись, Третьяков вырулил из гаража и прямиком поехал в специальное убежище ФБР. Он стал перебежчиком.
Повлиял ли на его решение тот неприятный обед с двумя друзьями Путина? Возможно, он осознал, что с приходом таких людей, как Золотов, у него мало шансов продолжить успешную карьеру. Или же он заметил какие-то признаки того, что ему грозит опасность: в конце концов, Третьяков уже несколько лет был двойным агентом, тайно работавшим на американские спецслужбы. Так или иначе, он понял, что пришло время уйти. К тому времени Путин уже провел в СВР ряд радикальных преобразований, переключив фокус разведки с Востока на Запад. Он сделал это тем испытанным способом, который всегда использовался российской бюрократией, — поменяв кадры.
В 1990-е гг. СВР возглавляли генералы, сделавшие карьеру в Индии, Пакистане и на Ближнем Востоке. В Ясеневе их называли ближневосточной мафией.
Путин выбрал на должность директора СВР человека из другой группировки. Новый начальник внешней разведки сделал карьеру на Западе. До своего назначения он был официальным представителем СВР в Соединенных Штатах. Возглавив разведслужбу, он начал продвигать на ключевые посты оперативников с опытом работы в США. Это коснулось даже пресс-бюро: выбранный им руководитель пресс-службы в 1990-х гг. работал в Нью-Йорке под прикрытием корреспондента «Комсомольской правды». По иронии судьбы бо́льшую часть этого времени он подчинялся Третьякову.
Третьяков проработал при Путине всего семь месяцев, но не мог не заметить кардинальных изменений. Через несколько лет он сказал нам по телефону из своего дома во Флориде: «Российская разведка, то есть СВР, стала еще более агрессивной [по сравнению с КГБ и началом 1990-х гг.]. По крайней мере, судя по тому, какие запросы стали приходить, какие аппетиты проявились. Объясняется это тем, что в нашем правительстве очень много бывших наших сотрудников, а у нас у всех мозги сделаны на одном заводе».
Эти перемены не остались незамеченными. Уже весной 2001 г. три западные страны — Соединенные Штаты, Великобритания и Германия — сообщили о росте активности российской разведки. В последующие годы им пришлось констатировать это снова и снова.
Изменились не только приоритеты, но и масштабы разведывательных программ. По словам Третьякова, примерно в то же время СВР резко увеличила расходы на «программу нелегалов», в рамках которой происходило внедрение на Запад секретных агентов с вымышленными именами и легендами. Шпионы нередко засылались под видом эмигрантов — СВР полагала, что тем будет легче затеряться в потоке постсоветской эмиграции.
Но десять лет спустя стало ясно, что не всем из них удалось справиться с поставленной задачей.
В июне 2010 г. ФБР арестовало десятерых российских нелегалов, уже долгое время находившихся под наблюдением, что вызвало крупнейший шпионский скандал между двумя странами за последнее десятилетие. Восьмеро из них жили под вымышленными западными именами и имели американское, канадское и перуанское гражданство. Двое — 28-летний Михаил Семенко, арестованный в Арлингтоне, Вирджиния, и рыжеволосая Анна Чапман, его ровесница, арестованная в Нью-Йорке, — жили под своими настоящими именами. Семенко приехал в США учиться и остался; на момент ареста он работал в вашингтонском туристическом агентстве Travel All Russia. Чапман выдавала себя за эмигрантку новой волны.
Анна родилась в Волгограде в семье высокопоставленного сотрудника КГБ, окончила МГУ. На одной из вечеринок она познакомилась с британцем Алексом Чапманом, быстро вышла за него замуж, получила британское гражданство и переехала в Лондон. В 2009 г. она перебралась в Нью-Йорк и запустила сайт по продаже недвижимости. Вскоре она попала под наблюдение ФБР — это было частью масштабной контрразведывательной операции под кодовым названием «Истории призраков» (Ghost Stories), вскрывшей сеть СВР на территории США. Внимание федеральных агентов привлекли ее контакты с сотрудниками российской разведки, действовавшими в Нью-Йорке. Анну заметили, когда, сидя в кофейне Starbucks на Манхэттене, она со своего ноутбука связывалась по закрытой сети Wi-Fi с припаркованным неподалеку минивэном, за рулем которого сидел российский чиновник.
Хотя карьера в разведке Анны Чапман закончилась, это вовсе не означало, что Кремль свернул свои разведывательные программы. В том же году, когда была выявлена сеть нелегалов в США, российская разведка фактически открыто заявила о своем интересе к эмигрантскому сообществу, когда ее высокопоставленный сотрудник стал членом межведомственной координационной правительственной комиссии по работе с соотечественниками за рубежом.
Все говорило о том, что при Путине старую схему КГБ, созданную еще Андроповым и Крючковым в 1970-х гг. для борьбы с «подрывной деятельностью» эмигрантов и их вербовки, не только восстановили, но и расширили. Так же обстояло дело с испытанными временем методами борьбы с врагами режима.
Спустя десятилетия после краха советского режима российская разведка продолжала чтить свои традиции. Когда в конце 2016 г. Путин назначил главой СВР ветерана КГБ Сергея Нарышкина, тот не стал скрывать, что в Ясеневе висит портрет Василия Зарубина.
Возможно ли в принципе порвать с традициями КГБ и реформировать российскую разведку? Ельцин упустил свой шанс сделать это, но был ли у него такой шанс?
Солнечным июньским днем в Лондоне мы задали этот вопрос Ричарду Олдричу, высокому и улыбчивому историку британской разведки. Он объяснил нам, что в демократической и авторитарной системах «смысл разведки понимается абсолютно по-разному».
В демократических странах, сказал он, разведка используется для сбора информации. В авторитарных режимах «разведка призвана защищать режим и держать под контролем эмигрантов».
Внешняя разведка КГБ и все вышедшие из нее структуры явно относятся ко второй категории.